себя,  что  причиной тому всего лишь  банкет у  Лиса,  а не рост его ужасной
опухоли. Не  Дондо, выжидающий, когда рука леди вдруг ослабеет. Может,  боги
научились  чему-то  на  ошибке Исты, когда у ди Льютеса  не выдержали нервы?
Может, они решили увериться, что их мул не сбежит с полдороги, как ди Льютес
в свое время?..
     Ну разве что умрет. Эта дверь всегда распахнута настежь. А что ждет  по
ту сторону? Ад Бастарда? Призрачное исчезновение? Мир и покой?
     Ха.
     По другую сторону храмовой площади, в доме  Дочери,  его ждала чудесная
мягкая постель.  То, что он все-таки  вспомнил  о ней, невзирая  на безумную
пляску мыслей в голове, было верным знаком, что ему пора пойти и лечь в нее.
Молитва в любом случае не удалась, получился лишь спор с богами.
     А  молитва,  как он начал подозревать, встав на  ноги и  повернувшись к
выходу, -- это переставлять ноги одну за другой, раз и еще раз.

        "23"

     В последний момент -- когда  все основные пункты были согласованы, было
сделано секретарем  множество копий с договора, и подписано обеими сторонами
и  свидетелями,  и  скреплено  печатями  --  при  переходе  к  практическому
осуществлению все чуть не  застопорилось. Лис уперся,  и  не без причины, по
мнению Кэсерила, не  желая  посылать своего сына  в Шалион со  столь  малыми
гарантиями  его  личной безопасности.  Но  у  рея  в  его истощенном  войной
государстве  не   было   ни  людей,  ни  денег,  чтобы   собрать  достаточно
многочисленную и надежную гвардию для охраны Бергона; Кэсерил же боялся того
эффекта, который может  произвести  в Шалионе  переход через  границу  целой
армии,  даже  с  такими мирными намерениями. Споры становились все  горячее;
Лис, пристыженный напоминанием, что он обязан Кэсерилу самой жизнью Бергона,
принялся избегать посла, чем напомнил ему Орико.
     Кэсерил  получил  первое  шифрованное  письмо от  Исель,  оно пришло  с
курьером ордена Дочери. Письмо было написано всего  через четыре  дня  после
отъезда Кэсерила из Кардегосса  и  было  коротким  -- сообщение о  том,  что
церемония  прощания  с  Тейдесом прошла без  эксцессов и  что  Исель покинет
столицу  тем же  вечером с  траурным  кортежем.  Она  с видимым  облегчением
отмечала, что "наши молитвы были услышаны -- священные животные подтвердили,
что душу Тейдеса  принял Сын Осени. Надеюсь и уповаю, что ему будет хорошо в
руках бога". Еще добавила: "Мой старший брат жив, зрение на один глаз к нему
вернулось,  но отечность пока  не прошла. Он так и лежит в постели". А также
сообщила: "Наш враг устроил  двух своих  племянниц ко мне  фрейлинами.  Я не
смогу часто писать. Пусть леди поможет вам поскорее завершить дело".
     Он  просмотрел послание в поисках  приписки от Бетрис  и  чуть  было не
пропустил  ее.  Она  оказалась на  другой  стороне  листа.  Несколько  цифр,
выведенных ее характерным почерком, попали под воск  печати. Он соскреб воск
ногтем. Цифры отослали его к странице почти  в самом конце книги, к одной из
самых известных молитв Ордолла --  страстной мольбе о  спасении любимого  от
опасностей в дальней дороге. Сколько лет -- десятилетий -- прошло с тех пор,
как кто-то вдали  молился за него? Кэсерил не был уверен,  предназначено это
для его  глаз или только для глаз богов, но приложил маленькую зашифрованную
строчку к пяти священным точкам на теле, немного задержав ее на губах; потом
вышел из комнаты и отправился на поиски Бергона.
     Он  поделился  с  принцем  содержимым  одной стороны листа. Тот  пришел
восторг и от системы шифра, и  от  самого письмам. Кэсерил составил короткий
ответ, сообщая об успехе  своей миссии, а Бергон, от усердия высовывая между
зубами   кончик  языка,  старательно  зашифровал  собственное  письмо  своей
невесте.
     Кэсерил мысленно подсчитал дни. У  ди  Джиронала наверняка  были шпионы
при  дворе  Ибры,  значит, рано или поздно канцлер узнает  о  появлении  там
Кэсерила. Как  скоро  это станет  известно? Догадается ли ди  Джиронал,  что
переговоры   прошли  с  таким  головокружительным  успехом?  Схватит  ли  он
принцессу?  Сможет ли рассчитать  следующие  шаги  Кэсерила?  Попытается  ли
перехватить Бергона в Шалионе?

        "x x x"

     После  нескольких дней топтания на месте Кэсерила внезапно осенило, что
надо послать Бергона к отцу, чтобы он сам  вступил в дебаты по делу, которое
затрагивало его столь непосредственно. Это был посланец, от которого  Лис не
мог укрыться даже в личных  покоях.  Бергон был молод и  энергичен, а Лис --
стар и утомлен. Кроме того -- это было, благоприятным  моментом для политики
Кэсерила, но не являлось таковым для рея -- в одном  из  городов Южной Ибры,
ранее  поддерживавшем  покойного  наследника,  вспыхнул  мятеж,  и  Лис  был
вынужден отправить  туда войска. Зашедший  в тупик с  этими свалившимися  на
него проблемами и  разрывающийся  между великой  надеждой и  леденящим  душу
страхом за  своего  единственного оставшегося  в живых  сына, Лис  переложил
принятие решения на Бергона и его приближенных.
     Решительности, как  понял Кэсерил,  у Бергона было предостаточно. Принц
сразу предложил  путешествовать  налегке,  и по возможности  тайно  пересечь
вражеские  территории,  пролегающие между  ибранской границей и Валендой.  В
качестве  сопровождения, кроме  Кэсерила и  ди  Гьюра, он выбрал только трех
близких друзей: двух молодых ибранских лордов -- ди Тажиля и ди Сембюра -- и
марча ди Соулда, чуть постарше возрастом.
     Воодушевленный ди Тажиль предложил ехать под видом ибранских торговцев,
направляющихся в Кардегосс.  Кэсерил настаивал на том, что все, кто войдет в
их отряд,  --  и  благородные, и  простолюдины,  --  должны  хорошо  владеть
оружием. Отряд должен был собраться в день, назначенный Бергоном, -- Кэсерил
молился, чтобы день этот удалось сохранить тайне, -- в  одном из поместий ди
Тажиля.  Как выяснилось, компания оказалась  не  столь  уж  маленькой --  со
слугами  получилось  около дюжины  верховых да еще  с  полдюжины навьюченных
поклажей мулов.  В дополнение всего слуги вели  в поводу четверых  ибранских
белоснежных горных пони -- дар невесте Бергона.
     Они  выехали   в  приподнятом   расположении   духа,   спутники  принца
воспринимали предстоящий поход как благородное приключение. Бергон был более
серьезен и  задумчив;  Кэсерила это  радовало  -- глядя  на  остальных,  ему
казалось,  что он ведет группу детей на  пикник. Хотя бы Бергон представлял,
что их ожидает. Это  значительно лучше того, что боги предложили ему самому,
мрачно подумал Кэсерил. А может, проклятие пыталось обмануть его, вовлекая в
войну, вместо того чтобы дать возможность ее избежать?  Могло ли оно обвести
его вокруг  пальца? Ведь  и ди Джиронал в начале  своей карьеры не был столь
продажным, каким стал сейчас.
     Поскольку  скорость   передвижения  отряда  диктовалась  шагом   самого
медленного  мула,  обратное  путешествие  было   не  таким  мучительным  для
Кэсерила, как бешеная скачка в Загосур. Путь от побережья  до Зубов Бастарда
занял целых четыре дня. Там  их  настигло второе письмо от Исель, написанное
спустя  четырнадцать  дней  с момента  отъезда Кэсерила  из  Кардегосса. Она
сообщала,  что  Тейдес с должными  почестями  похоронен в  Валенде и  что ей
удалось  остаться там, продлив свой визит к матери и бабушке.  Ди  Джироналу
пришлось спешно отбыть  в столицу,  так как он получил известие об ухудшении
состояния   Орико.   К   сожалению,  вместо   себя   он  оставил  не  только
фрейлин-шпионок,  но  и  несколько  отрядов  солдат --  охранять  наследницу
Шалиона. "Я теперь думаю, что с ними делать", -- писала Исель. От этой фразы
волосы на затылке Кэсерила  встали дыбом. Исель приложила письмо к  Бергону,
которое  Кэсерил  передал  ему  нераспечатанным.  Бергон  не  поделился  его
содержанием,  но пока расшифровывал  послание и листал Ордолла,  то  и  дело
улыбался.
     Провинкара тоже написала несколько строк,  сообщая, что Исель  получила
обещание поддержки  ее  брака  с ибранским наследником не только  от  своего
дяди, провинкара Баосии, но и еще от трех провинкаров. У Бергона по прибытии
в Шалион будут защитники.
     Когда Кэсерил показал принцу эту записку, тот решительно кивнул.
     -- Отлично. Дело движется.
     Они отдыхали на постоялом дворе,  когда туда вернулись другие путники с
печальной вестью о том, что дорога завалена снегом. Сверившись с картой и со
своей  памятью,  Кэсерил  повел  отряд  по  другой,  более  крутой  и  редко
используемой дороге, где  снега было  меньше.  До перевала они добрались, но
две лошади повредили во время подъема сухожилия, а марча ди  Соулда, который
признался, что чувствует  себя увереннее  на палубе корабля,  чем  на  спине
лошади, тошнило всю дорогу и наконец вырвало.
     Отряд  сбился  в  кучу,  все тяжело дышали.  Кэсерил,  Бергон  и  Ферда
совещались, в то  время как обычно рассудительный ди Соулд смущенно бормотал
извинения и протестовал против остановки.
     --  Может,  нам  следует  сделать привал,  развести  огонь и попытаться
согреть его? -- обеспокоенно спросил принц, оглядывая пустынные склоны.
     Кэсерил, сам еле державшийся на ногах, ответил:
     --  Он  только выглядит, как будто  у него лихорадка, но жара  на самом
деле  нет.  Он  родом  с  побережья.  Думаю,  это  не  болезнь,   а  простое
недомогание, которое часто случается с людьми, непривычными к высокогорью. И
ему полегчает, когда мы спустимся из этого забытого богами скалистого ада.
     Ферда, искоса взглянув на него, поинтересовался:
     -- А как вы себя чувствуете, милорд? Что с вами?
     Бергон тоже нахмурился и вопросительно посмотрел на Кэсерила.
     -- Ничего такого, в чем мне помог бы привал и сидение в этих горах, так
что давайте двигаться дальше.
     Они  снова сели на  лошадей  и тронулись в путь. Когда позволяла ширина
тропы, Бергон держался рядом с ди  Соулдом. Измученный моряк вцепился в луку
седла с мрачной решимостью. Через полчаса Фойкс тихо охнул и указал на груду
камней,  отмечавших  границу  между  Иброй  и  Шалионом.  Все  повеселели  и
остановились ненадолго, чтобы добавить туда и своих камней.
     Они  начали  спуск, еще  более  медленный и  осторожный, чем подъем. Ди
Соулду  не  становилось  хуже,  что  убедило  Кэсерила  в  правильности  его
диагноза. Самому Кэсерилу не становилось лучше, но он этого и не ждал.
     После  полудня пересекли  долину и очутились в  густом  сосновом  лесу.
Воздух  здесь  казался  душистым,  пусть  даже и пахло  всего  лишь соснами.
Хвойная  подстилка  под ногами  смягчала  поступь лошадей. Деревья  защищали
путников от  вездесущего ветра. Через некоторое  время уши  Кэсерила уловили
приглушенный  топот копыт  впереди  --  первый человек, встретившийся  им на
тропе  за день. Судя по звуку, он был один  и, следовательно, не представлял
собой опасности для их отряда.
     Всадник  оказался  седым  мужчиной   с  густыми  мохнатыми   бровями  и
растрепанной бородой,  в заляпанном грязью кожаном костюме. Он  подскакал  к
ним и, к удивлению Кэсерила, остановил лошадь, перегородив тропу.
     -- Я -- управляющий замком кастиллара ди Завара. Мы увидели  вас, когда
вы спускались в долину, -- ветер как аз разогнал облака. Мой господин послал
меня  предупредить вас, что  надвигается буря. Он приглашает вас  укрыться в
его замке, пока погода не улучшится.
     Ди Тажиль с удовольствием поблагодарил  его  за гостеприимство.  Бергон
подъехал к Кэсерилу и шепотом спросил:
     -- Как думаешь, Кэс, нам стоит принять приглашение?
     --  Я не уверен... -- тот пытался вспомнить, слышал ли он  что-нибудь о
кастилларе ди Заваре.
     Бергон покосился на ди Соулда, согнувшегося над лукой седла.
     --  Я бы многое  отдал, чтобы он отдохнул под крышей. Нас  много,  и мы
вооружены.
     Кэсерил согласился:
     -- В буран мы далеко не уедем, да еще и можем сбиться с пути.
     Седой управляющий подал голос:
     --  Смотрите  сами, господа. Поскольку мне по весне  приходится,  кроме
всего прочего,  подбирать  из  канав тела замерзших путников, я бы лично был
признателен вам, если б вы приняли приглашение. Думаю, буран кончится только
к утру.
     -- Ну что  ж, я рад,  что мы, по крайней мере, успели спуститься до его
начала. Да, -- решил Бергон. И повысил голос. -- Мы крайне признательны вам,
сэр, и принимаем щедрое предложение вашего господина.
     Управляющий поклонился  и, развернув  лошадь, поехал  впереди, указывая
дорогу. Примерно через  милю он свернул налево  и  провел отряд  Кэсерила по
узкой  тропе между  высокими  густыми соснами.  Сначала тропка вела вниз,  а
потом пошла  в  гору.  Кэсерил  слышал  вдалеке  звуки  хлопающих крыльев  и
карканье ворон, и это будило в нем приятные воспоминания.
     В сером  свете  дня  перед  ними  предстала вскоре  довольно  маленькая
обветшавшая  крепость,  сложенная  из  местного  камня.  Над  трубами  вился
приветливый дымок.
     Отряд въехал под каменную арку во внутренний двор, выложенный каменными
плитами. Прямо напротив въезда располагались конюшни, рядом виднелась дверь,
ведущая в  дом.  Двор был заставлен хозяйственной утварью, бочками и прочими
полезными вещами.  Стены  конюшни  были  обиты оленьими  шкурами.  Несколько
человек  -- слуги, грумы или стражники,  а может, и все  сразу  -- двинулись
помочь гостям и принять  их лошадей  и мулов. Вдруг  у  Кэсерила расширились
глаза и  перехватило дыхание -- он увидел  с полдюжины свеженьких призраков,
беспокойно круживших над двором.
     То, что призраки эти образовались совсем недавно, явствовало из наличия
у них  четких  серых очертаний, повторявших форму  утраченных  тел:  Кэсерил
разглядел трех мужчин, женщину и  плачущего мальчика. Призрак женщины указал
на седого управляющего, белое пламя вырвалось из его рта молчаливым криком.
     Кэсерил  придержал коня  и,  оказавшись рядом с Бергоном,  наклонился и
прошептал:
     -- Это ловушка. Приготовь оружие. Передай дальше.
     Бергон  обернулся  к подъехавшему ди  Тажилю, который,  в свою очередь,
наклонился и  передал предостережение двум своим  грумам.  Кэсерил притворно
улыбался и, словно случайно, очутился  рядом  с Фойксом; он поднес ладонь ко
рту,  будто  стараясь скрыть зевок,  и  тихо предупредил  юношу.  Силы  были
примерно равны. Глаза  Кэсерила обежали  присутствующих. Здоровенный детина,
прислонившийся к стене у ворот, словно невзначай покачивал в  руке  арбалет.
Все бы ничего, но арбалет  был взведен. Кэсерил  снова повернулся к Бергону,
встав так, чтобы оказаться между ним и воротами.
     -- Берегись лучника, -- выдохнул он. -- Наклонись.
     Призраки  метались  по  двору,  указывая  на скрывавшихся  за бочками и
телегами,  прятавшихся в конюшне  и ожидавших сразу  за дверью  в дом людей.
Седой сделал знак одному из слуг, и  ворота захлопнулись. Кэсерил повернулся
в седле  и  сунул  руку в седельную сумку. Сначала пальцы его нащупали шелк,
затем -- холодные, гладкие жемчужины. Он не заложил подарок Дон до, будучи в
Загосуре,  -- жемчуг вблизи от своей колыбели  стоил очень дешево. И теперь,
вытащив длинное блестящее ожерелье, он набросил его  на шею и что  есть силы
рванул нить.  Жемчужины посыпались на плиты двора и, подскакивая, покатились
в  разные стороны. Окружавшие их  слуги  вздрогнули, рассмеялись и бросились
ловить сверкающие горошинки. Кэсерил взмахнул рукой и крикнул:
     -- Давай!
     Седой  командир,  который,  похоже,  собирался издать  такой  же  клич,
несколько  опоздал. Люди  Кэсерила  первыми обнажили клинки и  бросились  на
растерявшихся  врагов.  Кэсерил чуть не  вывалился  из  седла,  спрыгивая на
землю, но  в последний момент  уклонился от  вонзившейся  в луку стрелы. Его
лошадь встала на дыбы и помчалась  прочь, а он выхватил меч из ножен, ожидая
нападения.
     Фойкс, да  благословят боги мальчишку, ухитрился достать свой арбалет и
спокойно,  не обращая внимания на  кричавших вокруг людей и мечущихся коней,
разрядить его  в  парня, собиравшегося  стрелять. Один  из  призраков-мужчин
промчался перед внутренним  взором Кэсерила и указал  на темную тень другого
лучника, кравшегося вдоль крыши галереи. Кэсерил хлопнул  Фойкса по плечу  и
крикнул:
     -- Наверху!
     Фойкс повернулся и выстрелил как раз  в тот момент, когда второй лучник
высунул голову. Кэсерил  готов был побиться  об заклад, что призрак пытается
руководить схваткой. Фойкс нагнулся и перезарядил арбалет.
     Кэсерил  обернулся в поисках врага и увидел, что враг сам  ищет  его. В
дверях, ведущих  в дом, показалась до боли знакомая фигура -- сьер ди Джоал,
прихвостень  ди  Джиронала; в  последний раз Кэсерил видел его в Кардегоссе.
Кэсерил  поднял меч  как раз вовремя, чтобы отразить  первый яростный  удар.
Живот  скрутило мучительным спазмом;  казалось,  внутренности завязываются в
узел. Противники двинулись по кругу, не отрывая глаз друг от друга.
     Невыносимая  боль  вытягивала все силы  из руки Кэсерила,  ему хотелось
сложиться  вдвое; следующий удар он отбил с трудом и  ответный нанес едва ли
не механически. Рядом  женщина-призрак  свилась в клубочек.  Она -- или  это
была жемчужина? Или и то, и другое? -- каким-то образом нырнула под сапог ди
Джоала.  Ди Джоал поскользнулся  и, стремясь удержать  равновесие, откинулся
назад,  затем резко  наклонился вперед. Кончик меча  Кэсерила  вошел  ему  в
горло, коротко хрустнули шейные позвонки.
     От меча по руке словно прокатилась волна ужаса. Теперь не только живот,
но и  все тело  его  сводило нечеловеческой  болью,  зрение  затуманилось  и
померкло.  Дондо  внутри  завопил  от радости.  Демон смерти встрепенулся --
Кэсерилу  показалось,  что  под  веками  заполыхал  белый  огонь,  жадный  и
безжалостный. Кэсерил зашатался, его  вырвало. Меч выскользнул из рук и упал
на землю; ди Джоал рухнул к его ногам, в темную лужу густой горячей крови.
     Кэсерил  не  помнил,  как  сам упал на  колени; он  скорчился, упираясь
руками в обжигающе холодные каменные плиты.
     Тело била  неудержимая дрожь, не давая  подняться. В наполненном слюной
рту  он чувствовал  горечь.  На кончике  лежавшего  на камнях меча дымилась,
постепенно чернея,  кровь  ди Джоала. Приступы  тошноты сводили  вздувшийся,
пульсирующий   живот.  Дондо,   завыв   и   застонав  в  бессильной   ярости
разочарования,  начал  затихать. Демон тоже успокоился,  снова  устроился на
своем месте, словно подстерегающий добычу кот. Кэсерил сжал и  снова  разжал
руку, чтобы убедиться, что еще владеет своим телом.
     Вот так, значит. Демону  смерти все равно, чьи именно души заполнят его
ведра,  главное, чтобы  их было  две. Душа Кэсерила и душа  Дондо  или  душа
Кэсерила и какого-то другого убийцы (или жертвы -- Кэсерил не был уверен, да
и  вряд ли  это  имело какое-то значение  в  данной ситуации). Дондо же явно
надеется занять тело своего врага,  предоставив демону душу одного Кэсерила.
Желает  остаться, так сказать, во плоти. Таким образом, цели Дондо несколько
расходятся с целями демона.  Демон  будет рад,  если  Кэсерил просто  умрет.
Дондо жаждет убийства.
     Лежа на камнях  совершенно без  сил, Кэсерил чувствовал, как под веками
собираются  слезы.  Он   услышал,  что  шум  вокруг  затихает.  Чья-то  рука
дотронулась до его локтя. Встревоженный голос Фойкса спросил:
     -- Милорд? Милорд, вы ранены?
     --  Нет... не оружием, -- выдавил Кэсерил.  Подняв голову, он моргнул и
потянулся  за  мечом, но тут  же отдернул  руку  и  изумленно  уставился  на
обожженные пальцы.  Сталь  была горячей.  С другой стороны подошел  Ферда, и
братья  вдвоем  помогли  ему  подняться  на  ноги.  Кэсерил  стоял, все  еще
сотрясаясь от дрожи.
     --  Вы уверены, что все в порядке?  -- недоверчиво спросил Ферда. -- Та
темноволосая леди в Кардегоссе обещала, что принцесса отрежет нам  уши, если
мы не привезем вас обратно живым.
     --  Да, -- поддакнул Фойкс, -- а она заберет себе наши оставшиеся шкуры
и натянет на барабан.
     -