А! -- Кэсерил вскинул брови и повернул на половину наследника.  Нан
поспешила за ним.
     Войдя в кабинет -- точную копию своего собственного этажом выше, --  он
услышал в соседней комнате приглушенный голос Исель и крики Тейдеса:
     -- Я не хочу ничего есть! Не хочу никого видеть! Убирайтесь все!
     Гостиная  была  завалена беспорядочно разбросанными оружием, одеждой  и
подарками. Кэсерил прошел в спальню.
     Тейдес  лежал  на спине, все еще  в  ночной рубашке.  В спертом,  сыром
воздухе  стоял   запах  пота  и  чего-то  еще.  Секретарь-наставник  Тейдеса
беспокойно топтался по одну  сторону  кровати,  Исель стояла, уперев руки  в
бока, по другую. Тейдес капризно нахмурился.
     --  Я хочу  спать. Убирайтесь,  -- он  зыркнул на Кэсерила, скривился и
показал на него пальцем, -- А в особенности я не хочу видеть его!
     Нан ди Врит очень по-домашнему сказала:
     -- Ничего подобного, юный лорд. Вы  прекрасно знаете, что бывает, когда
со старой Нан говорят таким тоном.
     Тейдес, словно  повинуясь  какой-то  старой  привычке,  тут  же  сменил
капризный тон на жалобное хныканье:
     -- У меня болит голова.
     Исель твердым голосом отчеканила:
     -- Нан, пожалуйста, принесите свет. Кэсерил, я хочу, чтобы вы осмотрели
ногу Тейдеса. По-моему, она выглядит странно.
     Нан высоко подняла канделябр с ярко горевшими свечами, поскольку серого
дневного света,  проникавшего через окно, было недостаточно.  Тейдес стиснул
было одеяло руками, прижимая  его к груди,  но  под суровым взглядом старшей
сестры  не  осмелился  сопротивляться; та выдернула  одеяло  из  его  рук  и
откинула в сторону.
     По правой ноге мальчика тянулись три длинные параллельные царапины. Они
казались  неглубокими  и не  опасными, но  плоть вокруг сильно отекла,  кожа
натянулась и  блестела.  По  краям  ран  виднелся желтоватый  гной.  Кэсерил
умудрился  сохранить спокойное выражение  лица,  даже когда заметил  красные
прожилки, поднимавшиеся выше колена  Тейдеса и продолжавшиеся на  внутренней
поверхности бедра. Глаза мальчика блестели. Он дернул головой, когда Кэсерил
наклонился к нему.
     -- Не трогайте меня!
     --  Лежи тихо!  -- негромко скомандовал Кэсерил. Лоб  Тейдеса  под  его
ладонью пылал.
     Он поднял глаза на секретаря и нахмурился.
     -- Как давно у него температура?
     -- Только сегодня с утра, полагаю.
     -- Когда врач осматривал его в последний раз?
     -- Я не вызывал врача, лорд Кэсерил. Принц швырнул в меня кресло, когда
я пытался помочь ему, и перевязал себя сам.
     -- Вы ему позволили?
     От  резкого  голоса  Кэсерила  секретарь  подскочил. И  смущенно  пожал
плечами:
     -- Но он так хотел.
     Тейдес проворчал:
     -- Некоторые мне подчиняются. И позже я припомню, кто.
     Он  взглянул на Кэсерила  из-под  полуприкрытых  век  и, выпятив нижнюю
губу, перевел взгляд на сестру.
     -- У  него началось  заражение.  Я  прослежу, чтобы  к нему  немедленно
прислали храмового врача.
     Тейдес завернулся обратно в свои одеяла.
     --  Ну,  теперь  я могу поспать?  Если  вы  не  возражаете, конечно.  И
задерните занавеску -- свет режет мне глаза.
     -- Да, оставайтесь в постели, -- кивнул ему Кэсерил и вышел.
     Исель вышла за ним в кабинет и, понизив голос, спросила:
     -- С ним не все в порядке, правда?
     -- Верное замечание, принцесса. Вы все рассудили правильно.
     Она удовлетворенно кивнула; Кэсерил поклонился и направился к лестнице.
По  потемневшему лицу  Нан  ди  Врит Исель могла  и  сама  понять,  наконец,
насколько Тейдес  не в порядке. Все, о чем мог думать Кэсерил, спеша вниз по
лестнице и через двор к башне Иаса, так это  о том, как редко ему доводилось
видеть, чтобы кто-нибудь -- не важно,  насколько молодой и сильный  -- выжил
после ампутации ноги так высоко. Он ускорил шаг.
     По  счастью,  Кэсерил  обнаружил  ди  Джиронала  сразу,  едва  войдя  в
канцелярию. Тот как раз запечатал седельную сумку с  документами и вручил ее
курьеру.
     -- Как сейчас  дороги? --  спросил  ди  Джиронал  у  этого  сухощавого,
жилистого   парня,   набросившего   плащ   с   нашивкой  канцелярии   поверх
многочисленных шерстяных одежд.
     -- Грязно, милорд. Будет довольно опасно скакать по темноте.
     --  Что  же, сделайте все, от  вас зависящее, -- ди Джиронал вздохнул и
похлопал его по плечу. Курьер отсалютовал и прошел к выходу мимо Кэсерила.
     Ди Джиронал посмотрел на своего визитера.
     -- Кэсерил.
     -- Милорд, -- Кэсерил отвесил официальный поклон и прошел внутрь.
     Ди Джиронал уселся на край письменного стола и скрестил на груди руки.
     -- Вы попытались спрятаться за орденом  Дочери и его стараниями свалить
меня. Очень глупо, -- доверительно сказал он.
     Кэсерил нетерпеливо  отмахнулся.  Он бы  больше удивился,  если  бы  ди
Джиронал до сих оставался в неведении  относительно того, что происходило на
совете ордена.
     -- У вас сейчас  куда более серьезные проблемы, чем те, которые мог  бы
создать для вас я, милорд.
     Глаза ди Джиронала изумленно раскрылись. Он склонил голову набок.
     -- Что?
     -- Как выглядела рана Тейдеса, когда вы ее видели?
     -- Рана? Какая рана? Он ничего мне не показывал.
     -- На правой ноге -- его поцарапал леопард  Орико, когда  Тейдес убивал
несчастного  зверя.  По  правде  говоря,  царапины неглубокие, но  случилось
заражение. Кожа у него горит. Вы же  знаете,  что за горящие полосы  тянутся
порой от зараженных ран?
     -- Да, -- тревожно пробормотал канцлер.
     -- У Тейдеса  они ползут от щиколотки до паха. И выглядят, как кровавый
пожар. Ди Джиронал вздрогнул.
     --  Я настоятельно  рекомендую вам  отослать  всю толпу бесполезных для
Орико  врачей к Тейдесу. Иначе  вы можете потерять за одну неделю сразу  две
царственные марионетки.
     Взгляды их столкнулись  подобно камню и стали; затем ди Джиронал, резко
выдохнув воздух, кивнул и вскочил  на  ноги.  Кэсерил последовал за ним.  Ди
Джиронал, безусловно, был  изъеден  завистью и объят гордыней, но он не  был
некомпетентным глупцом. Кэсерил понимал, почему Орико им дорожил.
     Убедившись,  что  канцлер  поднимается  по  лестнице   в   покои  Орико
достаточно  быстро,  Кэсерил  развернулся и  направился  вниз.  Он  не  имел
известий  из храмового  госпиталя  со  вчерашнего  вечера,  и  ему  хотелось
проверить, как там Умегат. Выйдя из Зангра, он прошел мимо зловещих конюшен.
И слегка удивился, увидев немого грума, который шагал по склону холма  в его
сторону. Заметив Кэсерила, грум замахал руками без больших пальцев и ускорил
шаг.
     Грум приблизился,  запыхавшись и улыбаясь. На его лице виднелись синяки
-- следы бесполезной борьбы в зверинце,  сломанный нос с ободранным кончиком
распух. Но глаза грума сияли, и он чуть ли не пританцовывал вокруг Кэсерила.
     Кэсерил поднял бровь.
     -- Ты выглядишь счастливым... что, Умегат очнулся?
     Бедняга  неистово  закивал. Кэсерил, облегченно вздохнув,  улыбнулся  в
ответ. Безъязыкий грум что-то забормотал. Кэсерил смог разобрать одно  слово
из четырех, чего хватило,  впрочем, чтобы понять --  грум послан по срочному
делу.
     Он  показал  Кэсерилу,  чтобы тот  подождал его  у тихого,  опустевшего
зверинца, и через несколько минут вернулся с подвязанным к поясу узелком и с
книгой в руках, которой он радостно потрясал.  Кэсерил понял,  что Умегат не
только  очнулся, но и довольно  хорошо себя чувствует, раз  послал за  своей
любимой книгой -- то был Ордолл, как не без удивления заметил он.
     Радуясь  компании немого  грума, Кэсерил зашагал вместе  с ним в город.
Пока они шли, Кэсерил  задумался о  следах пыток на теле своего спутника, на
которые  тот, по-видимому, не обращал особого внимания. Это были  молчаливые
свидетельства мучительных истязаний,  выдержанных  во  имя его бога. Длились
эти  пытки час, день  или месяцы? Была  ли рыхлая  полнота грума результатом
кастрации, или так сказалась на нем  старость?  Кэсерил  не мог  расспросить
этого человека. Мычание его было  неприятно слушать.  Кэсерил  не знал даже,
был грум шалионцем или ибранцем, браджарцем или рокнарцем. Не знал он, и как
его  спутник попал  в Кардегосс,  как долго служил он Умегату, выполняя свои
ежедневные обязанности. Грум  бодро шагал вперед с книгой в руке, глаза  его
блестели. Вот так выглядел верный слуга богов -- героический и любимый ими.
     Придя  в  палату  Умегата,  они  застали его  полусидящим  в кровати  с
подушками за спиной. Он  был  бледен и  изможден, наполовину выбритую голову
покрывали аккуратные стежки швов, волосы были спутаны и походили на крысиное
гнездо,  губы потрескались,  лицо заросло  щетиной. Грум порылся  в  узелке,
достал бритвенные принадлежности  и победно  помахал  ими в  воздухе. Умегат
слабо улыбнулся. Затем, не отрывая головы от подушек, посмотрел на Кэсерила.
Он неуверенно вскрикнул и протер глаза.
     Кэсерил проглотил комок.
     -- Как вы себя чувствуете?
     -- Голова раскалывается, -- с трудом произнес Умегат. И тихо всхлипнул.
Наконец он смог спросить: -- Мои прекрасные создания, они все умерли?
     Язык Умегата  распух,  голос  звучал надтреснуто, но речь  была  вполне
разборчивой.
     -- Почти все. Осталась только маленькая сине-желтая птичка.  Сейчас она
в безопасности, в своей клетке.  Я не разрешил никому воспользоваться тушами
и  проследил,  чтобы  их  сожгли, как погибших  солдат. Еще  вчера.  Старший
настоятель Менденаль позаботился найти достойное место для захоронения.
     Умегат  кивнул и сжал пересохшие губы. Кэсерил  посмотрел на маленького
грума -- да, он наверняка знал правду, -- потом перевел взгляд на Умегата и,
поколебавшись, спросил:
     -- Вы знаете, что перестали светиться?
     Умегат быстро моргнул.
     -- Я... подозревал. Во всяком случае, вы теперь выглядите для моих глаз
куда менее мучительно.
     -- Вы потеряли внутреннее зрение?
     -- M-м... внутреннего  зрения  тут и не  надо. Вы  живы -- значит, рука
леди все еще держит вас.  Я всегда  знал, что  у меня это был лишь временный
дар. Что ж, это было хорошо, --  его  голос упал до шепота. -- Очень хорошо,
--  Умегат  отвернулся. --  Я должен был пережить и то мгновение,  когда дар
будет отнят. Вылетит из моих рук...
     "Боги должны были предупредить тебя..."
     Маленький пожилой грум, который помрачнел лицом, услышав боль в  голосе
Умегата, взял книгу и, пытаясь утешить, протянул ее своему господину.
     Умегат слабо улыбнулся и нежно принял Ордолла.
     -- В конце концов,  у меня осталась еще моя прежняя профессия, и я могу
вернуться  к  ней,  не  так ли? --  он открыл книгу  на какой-то  отмеченной
странице и заглянул в  нее.  Улыбка его вдруг погасла. Голос стал резким. --
Это что, шутка?
     -- Какая шутка,  Умегат? Это ваша книга,  я  видел, как он принес ее из
зверинца.
     Умегат неуклюже попытался сесть прямо.
     -- Что это за язык?
     Кэсерил подошел и тоже заглянул в книгу.
     -- Ибранский, конечно!
     Умегат  начал листать страницы. Пальцы его  дрожали, взгляд скользил по
строчкам, дыхание участилось, рот приоткрылся в ужасе.
     --  Это...  это какая-то  тарабарщина.  Просто...  просто...  маленькие
чернильные закорючки. Кэсерил!
     -- Это ибранский, Умегат. Просто ибранский.
     -- Мои глаза! Что-то  во мне... --  он сжал лицо руками, протер глаза и
вдруг закричал: -- О боги! -- и заплакал. -- Я наказан!
     -- Беги  за  врачом! Приведи  врача!  --  закричал  Кэсерил испуганному
груму. Тот кивнул и поспешил в коридор.
     Пальцы  Умегата,  сжимавшие книгу,  свело судорогой.  Кэсерил  неуклюже
попытался помочь, похлопал  его  по плечу и забрал  книгу.  На  ней остались
следы пальцев  Умегата. Рокнарец  плакал...  не  как ребенок.  Детский  плач
никогда не бывает таким пугающим.
     Через  несколько бесконечно долгих  минут  пришла беловолосая лекарка и
успокоила обезумевшего от горя настоятеля; он  вцепился  в  нее с надеждой в
глазах, так что ей с трудом удалось осмотреть его. Ее объяснение, что многие
люди оправляются после таких ранений не один день,  помогло  Умегату обрести
некоторое утешение.
     Однако  ему  потребовалось  все  его мужество и присутствие духа, чтобы
принять результаты дальнейших проверок:  когда  один из дедикатов по просьбе
врача принес  из  библиотеки  книги  на дартакане и рокнари, выяснилось, что
Умегат  не может прочесть их тоже, а его  рука утратила способность  писать.
Перо выпало  из неуклюжих пальцев  и  запачкало  чернилами льняные простыни.
Умегат спрятал лицо в ладони и простонал:
     -- Я наказан. У меня отняли мою радость, мое убежище, мое утешение...
     -- Порой людям удается научиться  заново делать то,  что они забыли, --
ободряюще сказала лекарка.  -- Вы  понимаете  речь...  ваши уши  не потеряли
навык различать слова, вы не забыли знакомых вам людей. А случается и такое,
я видела. Кто-нибудь может читать вам вслух...
     Глаза  Умегата встретились с глазами немого. По морщинистым щекам грума
потекли слезы. Маленький несчастный человечек прижал  кулак  ко рту  и издал
горький, полный отчаяния горловой стон.
     Умегат  вздохнул и  покачал  головой,  забыв о своих бедах  при виде их
отражения на лице старика. Он потянулся к груму и сжал его руку.
     --  Ш-ш, тише. Ну,  чем мы теперь не пара? --  затем вздохнул и упал на
подушки. -- Никогда  не говорите, что у Бастарда нет чувства юмора, -- глаза
его закрылись, то ли от усталости, то ли из желания отгородиться от мира.
     Кэсерил подавил собственный страшный вопрос: "Умегат, что же нам теперь
делать?"  Умегат был  не  в состоянии  что-либо предпринимать  или указывать
путь.  Может  быть, даже молиться не мог? Кэсерил  не осмелился  просить его
помолиться за Тейдеса при таких обстоятельствах.
     Дыхание больного стало глубже, и  он  забылся  беспокойным сном. Тихо и
осторожно,  стараясь  не  издать  ни  звука,  грум  выложил  на  край  стола
бритвенные  принадлежности и  уселся  на  стул,  ждать, когда проснется  его
хозяин.  Лекарка сделала пометки в своих бумагах и  вышла в коридор. Кэсерил
последовал  за  ней  в  галерею,  выходившую на внутренний двор. Центральный
фонтан в холодное зимнее время не работал, вода в  бассейне при  сером свете
дня казалась темной и мутной.
     -- Он действительно наказан? --  спросил Кэсерил.  Женщина размяла свой
усталый затылок.
     -- Откуда я могу знать? Ранения  в голову -- самые странные из всех.  Я
наблюдала одну больную, глаза которой были в абсолютном  порядке, но которая
все  же ослепла после удара по затылку. Я видела людей, потерявших дар речи,
и людей, потерявших способность  управлять одной половиной тела, в то  время
как другая половина оставалась им  подвластной.  Они наказаны? Если так,  то
боги злы, а я в это не верю. Я думаю, это случайности.
     "А   я  думаю,  боги  жульничают".   Он   хотел  попросить  ее  получше
присматривать  за Умегатом,  но  она  и так заботилась  о нем, а Кэсерилу не
хотелось, чтобы лекарка подумала, будто он сомневается  в ее  заботливости и
умении. Он  вежливо пожелал ей доброго дня и отправился на  поиски  старшего
настоятеля Менденаля,  чтобы  рассказать ему  об опасном ухудшении состояния
Тейдеса.
     Настоятель Менденаль находился в храме у алтаря  Матери, совершая обряд
благословения  жены  богатого  торговца  кожей  и  их  новорожденной дочери.
Кэсерилу пришлось подождать, пока семья возложит на  алтарь благодарственные
подношения;  затем  он  подошел  к  Менденалю  и тихо поведал  ему  новости.
Настоятель побледнел и заторопился в Зангр.
     У  Кэсерила с недавних пор  появился  свой  взгляд  на  действенность и
безопасность молитв, но он тем не менее распростерся на выложенном каменными
плитками  полу  перед  алтарем  Матери,  думая  об  Исте.  Если  надежда  на
милосердие   по  отношению  к  Тейдесу,   вовлеченному   в  святотатственное
преступление, а затем  брошенному лордом Дондо, была крайне слаба, возможно,
Мать  могла  бы  уделить немного  внимания  и  сострадания его матери  Исте.
Послание  богини  Кэсерилу  через  сон  Клары  носило  довольно  милосердный
характер. С одной стороны. Хотя оно могло быть и исключительно практическим.
Лежа на отполированном полу, Кэсерил ощущал в животе зловещий комок размером
примерно в два его кулака.
     Через некоторое время он поднялся и отправился на поиски Палли в старое
каменное здание дворца провинкара ди Джеррина. Слуга проводил его в гостевую
комнату в  задней части  дома.  Палли сидел за маленьким  столиком и  что-то
писал. Увидев входящего  Кэсерила, он отложил перо и  указал гостю на кресло
напротив. Как только слуга вышел и закрыл за собой дверь, Кэсерил наклонился
вперед и сказал:
     --  Палли, ты  можешь  в случае  необходимости отправиться в  Ибру, как
посланец принцессы Исель?
     Палли вскинул брови.
     -- Когда?
     -- Скоро.
     Он покачал головой.
     -- Если "скоро" означает "сейчас", то  навряд ли.  У меня сейчас  очень
много дел,  как  у  лорда-дедиката,  кроме того,  я обещал ди  Джеррину  мою
поддержку и голос в совете.
     -- Ты можешь  передать  свой  голос ди Джеррину или другому доверенному
лицу.
     Палли потер свою гладко выбритую щеку и издал подозрительное "хм".
     Кэсерил  мог  бы сказать ему,  что  является  святым  Дочери  и,  таким
образом, стоит по рангу выше Палли,  ди Джеррина и всего священного военного
ордена, но тогда потребовались  бы сложные и  долгие объяснения. Пришлось бы
раскрыть тайну проклятия Фонсы. Да и признаться было бы маловато... пришлось
бы доказывать как-то свое... странное состояние. Осененный богом. Отмеченный
богом. Изнасилованный богом. Он  будет выглядеть еще  большим  безумцем, чем
рейна Иста. Кэсерил решился на компромисс:
     -- Я думаю, что это может быть делом Дочери.
     -- Почему ты так думаешь?
     -- Просто мне так кажется.
     -- А мне -- нет.
     --  Погоди,  я знаю, что делать. Перед тем как  лечь  спать, помолись и
попроси ее послать тебе во сне наставление.
     -- Я? А почему не ты?
     -- Мои ночи... слишком заполнены.
     --  И с  каких это пор  ты веришь в вещие  сны? Мне казалось, ты всегда
считал их чепухой  и утверждал, что люди обманывают сами себя, доверяя таким
снам.
     --  Недавно... мне  пришлось изменить  свое мнение. Послушай, Палли, ну
сделай это в качестве  эксперимента. Чтобы доставить мне  удовольствие, если
угодно.
     Палли уступил.
     -- Хорошо, помолюсь  ради  тебя. Что  же касается  остального... --  он
приподнял черную бровь. -- Ибра?  От  кого именно  я  должен хранить  это  в
тайне?
     -- В основном от ди Джиронала.
     -- О? Ди Джеррин может заинтересоваться. Там есть что-нибудь для него?
     --  Думаю, нет, -- и Кэсерил, помолчав немного, неохотно добавил: --  В
некотором роде это секрет и от Орико.
     Палли выпрямился, склонил голову набок. Голос его стал тише:
     -- Поосторожнее, Кэс.  Ну-ка скажи, что за хомут ты  примеряешь на  мою
шею? Это государственная измена?
     -- Хуже, -- вздохнул Кэсерил, -- теология.
     -- Что?
     --  Ох, чуть не забыл,  -- Кэсерил потер переносицу,  не понимая, болит
голова сильнее или  нет, -- скажи ди Джеррину, что обо всем происходящем  на
совете ди Джироналу докладывает какой-то шпион.  Хотя он,  может,  уже понял
это, я не знаю.
     -- Все хуже и хуже. Тебе удается высыпаться, Кэс?
     Горький смешок сорвался с губ Кэсерила.
     -- Нет.
     --  Знаешь,  ты  всегда   начинаешь  выглядеть  как  умирающий,   когда
переутомляешься и  недосыпаешь. В общем, я  никуда не поеду,  пока ты будешь
кормить меня исключительно темными намеками.
     -- Вскоре тебе предоставят полную информацию.
     -- Вот когда я получу полную информацию, тогда и решу.
     -- Что ж, все ясно, --  Кэсерил вздохнул. -- Я  поговорю  с принцессой.
Просто я не хотел предлагать ей человека, который может ее подвести.
     -- Эй! -- обиженно вскинулся Палли. -- Когда это я кого