ыл  нынче
странно тих. Устал? Собирается с силами? Ждет...  Несмотря на  сознание  его
зловещего присутствия, Кэсерил, ожидая, незаметно уснул.
     Слуга разбудил его за час до  рассвета и  провел в  один из  внутренних
двориков,  где маленькая  свита принца и  принцессы  ожидала  начала службы.
Воздух  был холодный и  влажный, но  прямо  над головой виднелось  несколько
звездочек,  обещая  скорый и ясный рассвет. Вокруг центрального  фонтана, по
ибранскому  обычаю,  были разложены  коврики,  на  которые  молящиеся  могли
вставать на колени или при желании  ложиться распростершись. Исель  и Бергон
стояли на  коленях  бок  о  бок.  Леди  Бетрис  встала  между  принцессой  и
Кэсерилом. Ди Тажиль и ди Сембюр, позевывая, поспешили  присоединиться к ним
вместе с еще дюжиной дворян рангом пониже и  заняли внешнее кольцо ковриков.
Настоятель из храма прочел  молитву вслух, затем предложил  всем собравшимся
помолиться про себя, дабы сезон Дочери  осенил  их благословением.  По всему
Тариону  гасли  огни  Зимы.  Наконец задули  и  последнюю свечу.  Воцарились
глубокая темнота и молчание.
     Кэсерил лег на свой коврик, раскинул руки.  Он прочел две известные ему
молитвы  Весны  по  три  раза каждую,  потом сдался,  поняв тщетность  своих
попыток вытеснить  священными  текстами  беспокойные  мысли. Если  позволить
мыслям течь своим чередом, может, поток их иссякнет, и в  наступившей тишине
он услышит... что?
     Он сменил тему,  как недавно заметила Бетрис, чтобы  избежать ответа на
неудобный,  слишком трудный  для  него вопрос.  Он пытался проделать  это  с
богами, но, похоже, они не попались на его удочку.
     Исте была дана возможность разрушить проклятие, но она упустила ее, а с
нею удачу упустило  и  все ее поколение.  Если  теперь  проиграет он, ему не
будет позволено вернуться обратно и попробовать еще раз.  И тогда Исель, или
Бергон, или оба сразу  займут  место Орико и будут держать плотину,  пока не
захлебнутся,  в  надежде, что  следующее  поколение  успеет обнаружить новую
возможность спасения.
     "Им  страшно не  повезет  с детьми".  Он внезапно понял это с холодной,
очетливой  ясностью.  Все их  грандиозные  планы и мечты  о мире  и  порядке
строятся   на  появлении  сильного,   могущественного  наследника,   который
объединит их государства. Они потратят все свои силы и самих  себя на детей,
которые будут рождаться мертвыми, безумными, слабыми...
     "Ради тебя я взяла бы штурмом замок богов, если б знала, где он".
     Он знал,  где  этот  замок.  По  другую  сторону  души  каждого  живого
человека. Такой же близкий, как другая сторона монеты, другая сторона двери.
Каждая  душа  -- это  потенциальная  дверь  для  богов.  "Интересно,  а  что
произойдет, если все  двери вдруг откроются?" Хлынут  ли  в наш  мир чудеса,
опустошив небесные чертоги?  Ему внезапно пришла в голову следующая картина:
святые  -- это  ирригационные системы богов, каналы,  как  вокруг  Загосура;
продуманная,  бережная   система  открывания  и  закрывания  шлюзов,   чтобы
доставить каждой  маленькой  душе-ферме  ее порцию  благословения.  Если  не
считать того, что и здесь тоже может прорвать плотину.
     Призраки  были изгнанниками; они находились не в том мире, словно люди,
вывернутые наизнанку. Не может ли  случиться обратное? Каково это было бы --
стать антипризраком,  существовать во плоти в мире духов?  Большинство духов
тоже не замечало бы его, невидимого, бессильного и бесправного, как призраки
в мире людей, которых почти никто не видит?
     "И если я могу видеть души, утратившие свои тела, почему  я не  могу их
видеть, пока они еще на месте?" А разве он пробовал? Сколько людей находится
рядом  с  ним прямо  сейчас? Внезапно  разволновавшись,  он  закрыл  глаза и
попробовал  взглянуть  на  них  внутренним зрением.  Где-то за спиной кто-то
захрапел на своем коврике; сосед разбудил его безжалостным тычком, испуганно
ворча. Если бы получилось, наверное,  это было бы  все равно что смотреть на
небо сквозь оконное стекло.
     Если боги  видят только людские души, а  не тела -- как раз обратное по
сравнению с людьми, которые  видят  тела,  но не  души, -- это  объясняет их
беспечность и невнимание к таким вещам, как внешность или телесные функции и
ощущения. Боль, к примеру. Является ли боль, с точки зрения богов, иллюзией?
Может  быть, замок  богов, рай -- это  не  место,  а всего  лишь другой угол
зрения, другая перспектива?
     "А в момент  смерти  мы  ускользаем.  Теряем  наш  материальный  якорь,
находя... что?" Смерть проделывает дыру между мирами.
     Если  одна  смерть проделывает маленькую,  быстро затягивающуюся щелку,
что же  тогда может вспороть  миры, пробив...  нет,  не  потайной ход, через
который  можно  пробраться ползком, а огромную прореху, брешь  в стене, куда
могли бы хлынуть священные армии?
     "А  если  умирает бог, какой проход возникает между небом и  землей?" И
что  же представляло из  себя благословение-проклятие Золотого Генерала, эта
изгнанная оттуда сущность? Какую дверь открыл в себе рокнарский гений, каким
каналом он был?..
     Раздутый живот Кэсерила сжали тиски боли, он повернулся немного на бок,
чтобы не давить на него. "Сейчас самое непонятное место пересечения миров --
это  я".  Плоть,  заключающая в себе два существа, изгнанных  из мира духов.
Демона,  вовсе не принадлежащего  этому миру, и  Дондо,  который  должен был
уйти, но оказался скованным неискупленными грехами. Дондо  не хочет к богам.
Превратился  в  сгусток упрямства, впился в тело Кэсерила свинцовой тяжестью
абордажного крюка. Если б не Дондо, он мог бы убежать.
     "Мог бы?"
     Он представил  себе,  как этот якорь смерти вдруг внезапно и --  ха! --
чудесным образом исчезает. Он может убежать... но тогда он так и не  узнает,
как  все могло бы получиться. "Ах этот Кэсерил... Продержись он хотя бы  еще
один  день,  еще одну милю, он мог бы спасти  мир.  Но он ушел всего на  час
раньше,  чем надо  было..." И  проклятие,  по сравнению с которым потерянные
души кажутся всего  лишь  необычным,  забавным  пустячком,  осталось позади.
Новая жизнь -- вечность? -- для того, чтобы снова и снова познавать себя.
     Но единственный способ узнать,  что же в действительности его ждет,  --
это пройти до конца весь путь к смерти.
     "Пятеро богов, я и впрямь спятил. Я доковылял бы до самого ада Бастарда
только из-за собственного неуемного любопытства".
     Вокруг слышалось дыхание соседей, иногда  --  шорох одежды. Слабо шумел
фонтан. Звуки убаюкивали. Он чувствовал себя одиноким, но, по  крайней мере,
в хорошей компании.
     "Добро пожаловать в святость, Кэсерил! Благословением богов ты добрался
до целого сонма чудес! Беда в том, что тебе не дано из них выбирать..."
     У  Бетрис все получилось наоборот.  Нужно не  штурмовать замок богов, а
позволить  им штурмовать себя. Может ли  старый вояка,  комендант осажденной
крепости, научиться открывать свои ворота?
     "В ваши руки, о Лорды Света, я вручаю свою душу.  Делайте  то, что  вам
нужно, чтобы улучшить этот мир. Я в вашем распоряжении".
     Небо  просветлело,  сменив серые краски Отца Зимы  на  синеву Дочери. В
сумерках двора Кэсерил  увидел, что тела его соседей начали отбрасывать тени
и обретать дар  света --  цвет. Аромат апельсиновых деревьев тяжело висел во
влажном  утреннем  воздухе, но  и  он не мог помешать  Кэсерилу  чувствовать
нежный запах волос Бетрис. Совсем закоченев, Кэсерил поднялся на колени.
     Откуда-то  из  дворца  донесся  мужской  крик   и  внезапно  оборвался.
Пронзительно завизжала женщина.

        "27"

     Кэсерил оттолкнулся  руками от каменных плит двора,  вскочил на ноги и,
откинув  полу плаща,  освободил рукоять  меча.  Окружающие тоже  поднялись и
тревожно озирались по сторонам.
     -- Ди Тажиль, -- Бергон взмахнул рукой, -- проверьте.
     Ди Тажиль кивнул  и  убежал. Ди Сембюр -- его  правая рука была  еще на
перевязи --  сжал  и разжал  пальцы левой  руки и, отправившись вслед  за ди
Тажилем, неловко попытался дотянуться до меча.
     -- Нужно запереть ворота, -- бросил он на ходу.
     Кэсерил быстро  окинул  взглядом  маленький  дворик  и арку  ворот.  Их
изящные, обитые железом створки  ди Тажиль оставил широко распахнутыми. Есть
ли здесь еще одни вход?
     -- Принцесса, принц, Бетрис -- вы не должны оказаться здесь  в ловушке,
-- он побежал за ди Сембюром. Сердце так и выпрыгивало у него из груди. Если
ему удастся выпустить их, прежде чем...
     Едва ди Сембюр оказался у арки ворот, внутрь влетел перепуганный паж.
     -- Милорды,  на  помощь! Во  дворец  ворвались  вооруженные  люди! -- и
обернулся с испуганным лицом.
     "А вот и они".  Двое мужчин с мечами наголо бежали за пажом. Ди Сембюр,
пытавшийся запереть  ворота  левой рукой, одновременно держа в  ней меч, еле
уклонился от первого удара. Кэсерил поспешил ему на помощь. Его первый выпад
был яростным, но противник парировал удар, и лязг  металла эхом отразился от
стен.
     -- Уходите! -- крикнул он через плечо. -- По крышам, если придется!
     Сможет  ли Исель взобраться на крышу  в дворцовых  нарядах?  Он  уже не
видел, послушались ли они его приказа, так как  противник  бросился в атаку.
Разбойники или солдаты -- кто бы они ни были -- носили обычную одежду, как у
горожан, без всяких опознавательных знаков; они наводнили город, пробравшись
в него небольшими отрядами и смешавшись с праздновавшим народом.
     Ди  Сембюр  с  плеча  рубанул своего противника. Тот начал валиться  на
землю, но  его тяжелый  ответный удар  пришелся  по правой руке ибранца.  Ди
Сембюр побледнел и со сдавленным  стоном упал на  спину. Из-за угла появился
другой солдат и побежал к  воротам;  на нем были баосийские черный и зеленый
цвета.  Поначалу сердце  Кэсерила  дрогнуло  в надежде, но  он тут  же узнал
бывшего  капитана  охраны Тейдеса  --  похоже,  тот  вполне  овладел  наукой
предательства.
     Губы капитана при виде  старого  врага злобно  скривились,  он,  мрачно
скалясь, крепче сжал меч и поспешил присоединиться к  противнику Кэсерила. У
Кэсерила  не  оставалось  ни мгновения между ударами, чтобы свободной  рукой
попытаться прикрыть ворота, да и умирающий противник ди Сембюра упал как раз
между  створками. Единственное  --  и, вероятно, самое лучшее на сегодняшний
день -- преимущество заключалось в том, что в  узком  пространстве ворот его
противники  могли  атаковать  только  по  очереди. Рука  Кэсерила все больше
немела  от  ударов,  отдававшихся  через  клинок  в  рукоять,  живот сводили
болезненные спазмы. Но  каждый его судорожный вдох и выдох давал возможность
Исель,  Бергону и  Бетрис сделать  еще один шаг  к спасению. Один шаг,  два,
три... Где ди Тажиль?  Девять  шагов, одиннадцать, пятнадцать... Сколько еще
людей  подоспеет  сюда следом  за  этими?  Его клинок рубанул по  подбородку
первого  противника,   тот  с  воем   отшатнулся  и   схватился   руками  за
окровавленное лицо, но  капитан только выиграл, получив больший простор  для
атаки. На руке его до сих пор было кольцо с зеленым камнем, доставшееся  ему
от Дондо. Оно сверкало, когда его меч отбивал удары Кэсерила и наносил свои.
Сорок шагов. Пятьдесят...
     Мир сузился; Кэсерил уже хотел выиграть не день, и не эту схватку, и не
свою  жизнь,  а  всего лишь еще  один  шаг. Каждый шаг -- маленькая  победа.
Шестьдесят... он сбился со счета. Начать сначала. "Раз. Два. Три..."
     "Наверное,  я  сейчас  умру.  Всего лишь  во второй раз".  Он  плакал в
глубине  души оттого, что все было зря, что этой  смерти будет недостаточно.
Рука  дрожала  от  усталости.  Здесь  нужен был  воин,  мастер  меча,  а  не
секретарь,  но на  утренней службе принца  и принцессы  присутствовали всего
несколько дворян. И никто не придет к нему на помощь? Наверняка  даже старый
слуга мог бы взять что-нибудь в руки и швырнуть во врага... двадцать два...
     Может,  ему  удастся отступить через  двор  к  лестнице?  Успели ли уже
Бергон и дамы  уйти  наверх? Он бросил короткий взгляд назад  и сразу понял,
что  это было ошибкой -- он сбился с ритма;  меч капитана с противным лязгом
выбил  клинок из  его онемевшей  руки. Сталь зазвенела,  ударившись о камни,
упавший  меч завертелся.  Баосиец  бросился  в проем ворот и сбил Кэсерила с
ног. Еще полдюжины атакующих ворвалось следом за ним и бросились через двор;
самые осторожные и опытных пинали Кэсерила, пробегая мимо, чтобы не дать ему
встать. Он так и не понял, кто они, но не сомневался в том, кому они служат.
     Кашляя,  он  повернулся  на  бок,  как  раз  вовремя, чтобы  увидеть ди
Джиронала,  который,  изрыгая проклятия,  быстрым  шагом  входил в ворота  в
сопровождении еще полудюжины  людей. Ди Сембюр  скорчившись  лежал на земле,
страдальчески  скрипя  зубами. Спаслись  ли  Исель  и  Бергон?  Через черную
лестницу? Или по  крыше?  Кэсерил  молил  богов,  чтобы  они  не заперлись с
перепугу в своих покоях. Ди Джиронал направился к  лестнице  на галерею, где
его поджидал небольшой отряд его людей.
     -- Мартоу! --  взревел Кэсерил, поднимаясь на колени. Ди Джиронал резко
обернулся.
     -- Ты!
     Повинуясь  его  жесту,  баосийский  капитан  вместе  с  другим солдатом
схватили Кэсерила под руки и подтащили к ногам ди Джиронала.
     -- Ты опоздал! Она замужем и уже побывала на брачном ложе! Ты ничего не
можешь  сделать!  Шалион приобрел  Ибру за самую  лучшую цену, и вся  страна
празднует  эту удачу.  Она  --  Дитя  Весны  и  радость богов. Ты не  можешь
победить ее. Сдавайся! Спасай свою жизнь и жизнь своих людей.
     -- Замужем?  --  прорычал  ди Джиронал.  --  Овдовеет,  если  надо. Она
сумасшедшая предательница, она  продалась Ибре, и на ней проклятие, а на мне
-- нет!
     Он снова двинулся к лестнице.
     --  Это  ты продаешь всех,  Мартоу! Ты  продал  Готоргет  за рокнарские
деньги, от которых я отказался. А потом ты продал меня в рабство на  галеры,
чтобы  заставить  меня  замолчать!  --  Кэсерил   окинул  свирепым  взглядом
заколебавшихся солдат. "Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят  семь..."
-- Этот лжец продает своих собственных людей. Следуйте за ним, и вы рискуете
тоже оказаться преданными, как только он почует прибыль!
     Ди Джиронал снова обернулся и вытащил меч.
     -- Я заткну твою пасть, ты, жалкий дурак! Поднимите его.
     "Подожди, нет..."
     Двое солдат, державших  Кэсерила, дернулись, подались в  сторону, глаза
их  расширились, когда ди Джиронал, шагнув вперед, ухватил обеими руками меч
и взмахнул им.
     -- Милорд, это убийство! -- нерешительно пробормотал тот, что был слева
от Кэсерила. Нанести удар, который снес бы Кэсерилу  голову,  ди Джиронал не
мог --  мешали  собственные  люди,  державшие жертву;  канцлер  отказался от
первоначального  намерения  и  решил  нанести удар  в  живот. Он послал  меч
вперед, вложив в удар всю  мощь  своей ярости. Сталь, пронзив шелк туники  и
мышцы, вошла в живот, силой удара чуть не отбросив Кзсерила назад.
     Звуки стихли. Меч скользил внутрь так  медленно, как жемчужина, тонущая
в меду...  и  совершенно безболезненно. Красное  лицо ди Джиронала застыло в
гримасе бешенства.  Солдаты выпустили  руки Кэсерила и отпрянули в  стороны,
разинув рты, но так и не издав испуганного крика.
     Только  Кэсерил услышал радостный,  триумфальный вопль  демона  смерти,
который, оставляя  за собой на металле раскаленный  докрасна  след, метнулся
вверх по лезвию меча к руке  ди Джиронала. С криком боли вслед за демоном из
живота  вытекла  черная  жижа  -- Дондо. Вокруг державшей меч руки  канцлера
засверкали бело-синие искры, обвивая ее, словно плющом, а затем охватили все
его  тело.  Очень  медленно  голова  ди  Джиронала откинулась  назад,  и  из
открытого рта вылетело  белое пламя -- его душа  была вынута из тела. Волосы
Мартоу встали дыбом, глаза расширились и выпучились. Меч под тяжестью своего
падающего хозяина все  еще  входил внутрь живота Кэсерила, и  плоть  страшно
шипела, обожженная. Белое, черное и красное свились в клубок,  переплелись и
устремились в никуда. Душа Кэсерила, тоже оказавшись затянутой в этот смерч,
поднималась из его тела, словно  столб дыма.  Три смерти и демон, сплетенные
вместе. Они уплывали в сине-голубое Присутствие...
     Сознание Кэсерила взорвалось.
     Оно  раскрывалось все  шире,  все глубже, все дальше, пока весь  мир не
раскинулся под ним, видимый  словно с  вершины высокой горы. Но  это было не
царство материи. Это был мир духов; краски его, которые не  имели названия и
сверкали, как  бриллианты, вызвали  у Кэсерила восхитительное  волнение.  Он
слышал  шепот всех сознаний  в мире, похожий на вздохи ветра в лесу -- когда
шелест каждого  отдельного листочка звучит и сам  по  себе, и в  общем хоре,
сохраняя  свою  индивидуальность.  Он слышал крики боли  и  плач  всех живых
существ мира.  Чувствовал  их стыд и радость. Надежду, отчаяние  и страстное
желание...  Тысяча  тысяч мгновений тысячи тысяч жизней протекали сквозь его
развернувшуюся во всю ширь душу.
     С   переливавшейся  бликами   поверхности  где-то  внизу  отрывались  и
всплывали вверх пузырьки тех же неописуемых, мерцающих цветов мира душ.  Они
один  за  другим  поднимались,  кружась,  словно  в танце,  -- сотни, тысячи
огромных  капель  дождя,  падающих  в  небо...  "Вот  она,  смерть...  души,
прибывающие  через  разрывы  тени между этим  миром и миром материи".  Души,
выношенные  и вызревшие в телах того  мира, проходили  сквозь смерть в новое
странное рождение. "Их так  много, так много, так много..." Его разум не мог
вместить  всех,  и  видение  растаяло,  словно вода пролилась  из  сложенных
ладоней через неплотно сжатые пальцы.
     Когда-то, в смутных юношеских представлениях, леди Весны  виделась  ему
милой, нежной  девушкой.  Богословы и  Ордолл  едва ли  продвинулись дальше,
описывая ее как  прелестную,  бессмертную  и  вечно молодую леди. Она -- это
всеобъемлющее Сознание --  воспринимала одновременно  каждый  крик  и каждую
песню мира. Она  с наслаждением и  радостью смотрела на стремящиеся вверх во
всей  их  непостижимой  красоте  души,  словно  садовник, любующийся  своими
цветами  и  вдыхающий  их аромат.  Теперь  это  Сознание  обратило  все свое
внимание на Кэсерила.
     Кэсерил растворился,  расплавился  и  каплей  упал  в  ее  ладони.  Ему
показалось, что она выпила  его, высвободив из  неистовых  объятий демона  и
братьев ди Джиронал, которые  отправились куда-то  в  иное место. Затем  она
сдула его со своих губ -- обратно, вниз,  по все более суживающейся спирали,
через отверстие между  мирами -- через  его смерть -- снова  в тело.  Лезвие
меча ди Джиронала прошло насквозь и вышло из спины. Кровь вокруг раны алела,
словно распускающаяся роза.
     "А теперь за дело, -- прошептала леди. -- Откройся мне, милый Кэсерил".
     "Можно мне посмотреть?" -- взволнованно спросил он.
     "Ты можешь видеть все, что способен вынести".
     И он вернулся на свое  привычное место, а богиня  проплыла через него в
мир. Губы Кэсерила изогнулись в улыбке -- или только начали изгибаться; тело
было таким же  неповоротливым  и  двигалось так  же медленно,  как и у  всех
окружавших его людей. Кажется, он опускался на колени. Труп ди Джиронала еще
падал на плиты двора, хотя меч его сведенные судорогой пальцы уже выпустили.
Ди Сембюр поднимался, опираясь  на здоровую  руку, его  рот был открыт -- он
собирался крикнуть: "Кэсерил!"  Кто-то  падал  ниц, а  кто-то, повернувшись,
начал бежать прочь.
     Богиня собирала проклятие Шалиона в руки, словно густую черную  шерсть.
Где-то  на улицах Тариона она сняла его с Исель и Бергона; затем -- с Исты в
Валенде, с Сары в Кардегоссе. Со всей земли Шалиона -- с гор, равнин  и рек.
Кэсерил не почувствовал  только  Орико в этом  темном  тумане. Леди отослала
собранную  тьму  обратно,  в  другой мир; тьма,  закружившись  и свившись  в
спираль,  прошла  сквозь  Кэсерила  на  ту сторону, где  сразу потеряла сво