я,  шатаясь как пьяный и  опираясь рукой
на  стены.  Гвардейцы  рея,  от  которых  ему  удалось  улизнуть  на  улицах
Кардегосса,  отыскали  его  как  раз вовремя, чтобы  полюбоваться  на  сцену
избиения и проследить за тем,  как  он  ковыляет обратно. Они ни во  что  на
вмешивались, видимо, подчиняясь приказу.
     В  приступе  внезапного   вдохновения   Кэсерил  направился  к  тайному
подземному   ходу,   соединявшему   Зангр   и   дворец   Джироналов,   ранее
принадлежавший  лорду  ди  Льютесу.  Одни  говорили,  что  Иас и  ди  Льютес
пользовались им ежедневно для проведения совещаний, другие  -- что еженощно,
для любовных  свиданий. Как выяснилось, туннель теперь был столь же  тайным,
как и главная улица  Кардегосса. С обоих концов  стояла  стража,  двери были
заперты. Попытки подкупить стражников навлекли  на голову Кэсерила проклятия
и ругань, а также угрозу еще одного избиения.
     "Ну  и убийца же из меня",  --  горько подумал  он, добравшись до своей
комнаты и  со стоном рухнув на кровать. В  голове словно  стучал  молот, все
тело болело.  Какое-то время Кэсерил лежал, не в силах пошевелиться,  затем,
собравшись с духом, встал и зажег свечи. Ему следовало бы подняться наверх и
повидать своих  подопечных,  но он боялся, что  не выдержит их слез. А также
того,  что последует  за  его  признанием  в своей неудаче, --  новых просьб
Бетрис. Ведь если  он  не  смог  сам  убить  Дондо,  какое  право  он  имеет
отказывать ей в ее шансе?
     "Я  бы  с   радостью  отправился  к  праотцам,  лишь  бы  не  допустить
завтрашнего кошмара..."
     "Ты действительно так думаешь?"
     Он выпрямился.  Ему  вдруг  показалось, что последнюю фразу произнес не
он.  Язык  слегка  шевелился за губами --  как бывало обычно, когда  Кэсерил
бормотал что-то себе под нос. "Да".
     Он кинулся к изножью  кровати  и,  упав  на  колени,  резким  движением
откинул крышку сундука. Почти  зарывшись  в  аккуратно  сложенные, пахнувшие
отпугивающими моль травами одежды, он вытащил доставшиеся ему  от  покойного
торговца шерстью плащ и мантию. Развернув теплую коричневую ткань, он достал
книжку с  зашифрованными  записями,  которые  так  до  конца  и не разобрал,
поскольку срочная необходимость  в этом  отпала после  бегства судьи  Вриза.
Отдавать  записи  в  храм  было  уже  как-то  неловко  --  потребовались  бы
объяснения задержки. Кэсерил судорожно открыл  книжку  и  зажег  еще свечей.
"Осталось мало времени". Он не разобрал около трети дневника. "Забудь ты обо
всех  этих неудачных  опытах!  Переходи-ка сразу к последним страницам, чего
ждать?"
     Отчаяние, владевшее торговцем,  сквозило даже через плохо зашифрованный
дартакан  и обретало формы ясного  и простого  решения.  Вот  он  --  ответ!
Отвергнув все свои предыдущие измышления и странные эксперименты, он в конце
концов  обратился не к магии, а к обычной молитве.  Крыса и ворон  -- только
чтобы донести мольбы богу,  свечи  -- чтобы осветить их путь, травы -- чтобы
укрепить   собственнное  сердце.  Он  отказался  от  своей  воли,  полностью
положившись на волю высших сил. "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне!"
     Это были последние занесенные в книгу слова.
     "У меня получится", -- изумленно подумал Кэсерил.
     А если нет... тогда придет черед Бетрис и ее ножа.
     "Я не проиграю эту игру. Я потерпел  поражение практически  во всем, за
что только брался в жизни. Я не могу проиграть смерть".
     Спрятав книгу под подушку и заперев за  собой дверь, Кэсерил отправился
на поиски пажа.
     Он выбрал  сонного  мальчика,  ожидавшего в коридоре  окончания ужина в
банкетном зале  Орико, где отсутствие Исель породило множество разговоров --
и  не  только шепотом, поскольку первые люди государства тоже отсутствовали:
Орико продолжал скрываться  в лесу, а Джироналы устроили пирушку  у  себя во
дворце.
     Кэсерил выудил  из кошелька золотой и поднес его к лицу, улыбаясь через
образовавшийся между большим и указательным пальцами кружок.
     -- Эй, мальчик, хочешь заработать реал?
     В Зангре  пажи  быстро делались смышлеными; реал  -- достаточно крупная
сумма,  чтобы можно было купить на нее некоторые интимные услуги у тех,  кто
ими торгует. Но и достаточно настораживающая  для тех, кто не рискует играть
в подобные игры.
     -- Что я должен сделать, милорд?
     -- Поймай мне крысу.
     -- Крысу, милорд? Зачем?
     Ах  да. Зачем. "Да  затем, что она потребуется мне в обряде смертельной
магии против второго по могуществу лорда Шалиона, конечно!" Нет, не годится.
     Кэсерил оперся плечами о стену и доверительно улыбнулся.
     --  Когда я был в крепости Готоргет во время ее осады три года назад --
ты знаешь, что я был ее комендантом?.,  так вот,  пока наш бравый генерал не
продал  ее,  мы  научились  есть  крыс. Маленькие  вкусные  зверюшки,  если,
конечно, сумеешь наловить достаточно много. И я очень скучаю по вкусу хорошо
поджаренного на свече бедрышка. Поймай мне  большую жирную крысу  и получишь
еще  один  реал,  --  Кэсерил  уронил  монету  в  руку  пажа  и  облизнулся,
представляя, каким безумцем должен сейчас выглядеть. Паж  слегка  попятился.
-- Ты знаешь, где моя комната?
     -- Да, милорд.
     -- Принеси ее  туда. В мешке. И  чем скорее, тем лучше -- я голоден, --
Кэсерил  развернулся и удалился,  смеясь. Не  притворяясь,  а  действительно
смеясь. Странное, дикое веселье переполняло его сердце, пока он  не поднялся
к себе и  не сел обдумывать свои дальнейшие действия -- свою темную молитву,
свое самоубийство.
     Была  ночь,  ночью  вороны   не   прилетят  к   его  окну,  сколько  бы
прихваченного с собой  хлеба он  им ни накрошил. Он повертел  хлеб в  руках.
Вороны гнездились под крышей  башни Фонсы. Если они не полетят к  нему -- он
сам  полезет к  ним.  Вскарабкается по крышам.  Поскальзываясь в темноте?  А
потом обратно в комнату с трепыхающимся свертком под мышкой?
     Нет.  Под  мышкой он  понесет  крысу в  мешке. Если  ему  суждено будет
умереть там, под полуразрушенной крышей, то проделывать обратный путь уже не
придется. Да и смертельная магия ведь уже однажды сработала  там, не так ли?
Она  удалась деду  Исель. Вдруг  дух Фонсы  протянет руку  помощи и грешному
солдату  его  внучки?  Башня  посвящена Бастарду и его  животным, а  ночь --
особое время для этого бога, особенно дождливая полночь. Тело Кэсерила никто
не найдет  и не похоронит.  На его останках  будут  пировать вороны, поминая
своего сородича, -- достойная цена за жизнь  бедняги. Животные невинны, даже
жадные вороны; эта невинность делает их всех немного святыми.
     Расторопный паж  с  шевелящимся мешком  в  руках обернулся  значительно
быстрее,  чем  смел надеяться  Кэсерил.  Он проверил  содержимое -- толстая,
сердито  шипевшая  крыса весила почти полтора фунта -- и заплатил  еще  один
реал.  Паж спрятал монету в карман и зашагал прочь, оглядываясь через плечо.
Кэсерил затянул мешок и прижал его к себе.
     Переодевшись в одежды торговца (на удачу), он задумался, что  надеть на
ноги: туфли, сапоги --  или  идти  босиком?  Что  будет  надежнее на  мокрой
скользкой крыше? Босиком, решил он. Однако обулся еще для одного, последнего
похода.
     -- Бетрис!  -- громким шепотом  позвал он из своего  кабинета. --  Леди
Бетрис! Я знаю, что уже поздно, но не могли бы вы выйти ко мне на минутку?
     Она была полностью  одета, все  такая  же бледная и  измученная. Бетрис
позволила  ему стиснуть  свои руки и на мгновение прижалась  пылающим лбом к
его  груди. Теплый аромат ее волос на секунду вернул  Кэсерила в Валенду,  в
храм, где они стояли рядом в толпе на праздновании Дня Дочери. Единственным,
что не изменилось в ней с того счастливого дня, была ее верность.
     -- Как принцесса? -- спросил Кэсерил.
     Она подняла взгляд. Вокруг тускло горели свечи.
     -- Она без устали молится Дочери. Не ела и не пила со вчерашнего дня. Я
не знаю, куда смотрят боги и почему они оставили нас.
     -- Мне не удалось убить Дондо. Я не смог даже приблизиться к нему.
     -- Я так и поняла, в противном случае мы бы что-нибудь услышали.
     -- У меня  есть  еще одна  идея. Если ничего не получится... я  вернусь
утром,  и мы  посмотрим, что  можно  придумать с вашим ножом. Я просто хотел
сказать... если утром я не  вернусь, не беспокойтесь обо мне, не ищите -- со
мной все в порядке.
     -- Но вы же не бросаете нас? -- ее руки сжались вокруг его запястий.
     -- Нет, ни за что. Она моргнула.
     -- Я не понимаю.
     -- Все  в порядке. Берегите  Исель. И никогда не доверяйте  канцлеру ди
Джироналу. Никогда.
     -- Могли бы и не говорить мне этого.
     -- Да, еще. Мой  друг Палли -- марч ди  Паллиар -- знает  правду о том,
как я был  предан после Готоргета и попал  на  галеры.  Как  я  стал  врагом
Дондо... это сейчас не важно,  но Исель  должна знать,  что его старший брат
собственноручно вычеркнул меня из списка освобождаемых, приговорив к рабству
и  смерти.  Здесь нет сомнений. Я видел список,  написанный им лично --  его
почерк мне хорошо знаком.
     Бетрис прошипела сквозь стиснутые зубы:
     -- И ничего нельзя сделать?
     --  Похоже,  нет.  Если  бы  удалось это доказать,  большинство  лордов
Шалиона  отказались бы  воевать под его  знаменами. Возможно, этого  было бы
достаточно  для его падения.  А  возможно, и нет. Это порох, который  должен
быть в арсенале Исель. Когда-нибудь она сможет  взорвать  его, --  он сверху
вниз смотрел на обращенное к нему  лицо Бетрис -- белизна кожи, коралл губ и
глубокие,  черные,  как ночь, глаза, огромные в полумраке  комнаты.  Кэсерил
неловко наклонился и поцеловал ее.
     Дыхание девушки прервалось, затем она, вздрогнув, рассмеялась и прижала
ладонь к губам.
     -- Ой, простите, ваша борода щекочется.
     -- Я... это вы простите меня. Палли будет для вас  самым лучшим  мужем,
если, конечно, он нравится вам. Он очень честный и порядочный человек. Как и
вы. Передайте ему мои слова.
     -- Кэсерил, что вы...
     В этот момент раздался голос Нан ди Врит:
     -- Бетрис, где вы? Идите сюда, пожалуйста.
     Он  должен был  уйти,  уйти раз и  навсегда,  забрав  с собой  все свои
сожаления. Кэсерил поцеловал ладони Бетрис и выскользнул за дверь.
     Ночное путешествие по  крышам Зангра --  с жилого корпуса к башне Фонсы
-- было столь головокружительным и опасным, как и предполагал Кэсерил. Дождь
лил не переставая. Луна просвечивала сквозь тучи, но ее тусклый свет помогал
мало.  Крыша была холодной и скользила  под босыми замерзшими  ногами. Самым
трудным  оказался  шестифутовый прыжок  на крышу круглой  башни.  К счастью,
прыгать  пришлось под удобным  углом  -- иначе все закончилось бы  банальным
самоубийством при падении на булыжники двора, где-то там, далеко внизу.
     Мешок дергался в руках, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Кэсерила
била  дрожь  после  прыжка,  он наклонился,  упершись  ладонями  в  крышу  и
представил  себе,  как кусочек  черепицы случайно срывается вниз,  привлекая
внимание стражи к башне...
     Затем  он  стал  медленно  продвигаться  дальше,  пока  не добрался  до
разверзшейся в крыше дыры.  Усевшись  на  краю, Кэсерил свесил ноги,  но  не
почувствовал никакой  опоры.  Он решил дождаться момента,  когда луна выйдет
из-за туч. Есть ли там пол? Или осталось всего несколько балок? Вороны сонно
переговаривались в темноте.
     Ждать пришлось около десяти  минут, в течение которых  он стучал зубами
от  холода, пытаясь трясущимися руками  разжечь вытащенную из кармана свечу.
Несколько раз обжегшись, он наконец запалил маленький огонек.
     Внизу оказались  балки и сохранившийся  местами пол. После пожара стены
отчасти  укрепили  --  наверное,  чтобы камни  не  обрушились кому-нибудь на
голову.  Кэсерил задержал дыхание и спрыгнул на  твердый  островок прямо под
ним. Закрепив  свечку, он разжег  от нее еще одну,  затем вынул хлеб и остро
отточенный нож Бетрис. Добыть ворона. Да... Там, в его спальне, это казалось
так просто. Воронов даже не было видно в пляшущих тенях.
     От  шума крыльев над головой, когда ворон уселся на балку, у  него едва
не остановилось сердце. Вздрогнув, он протянул кусок хлеба.  Птица выхватила
хлеб  и  улетела.  Кэсерил  выругался,  сделал несколько  глубоких вдохов  и
сосредоточился.  Хлеб.  Нож. Свечи. Шевелящийся холщовый  мешок. Человек  на
коленях. Со спокойствием в сердце? Вряд ли.
     "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне".
     Ворон -- или его близнец -- вернулся.
     -- Кэс! Кэс! --  негромко  прокаркал  он, однако от стен отразилось  на
удивление сильное эхо.
     -- Да,  --  выдохнул Кэсерил. -- Все верно. Он вытащил крысу из  мешка,
прижал лезвие к ее горлу и прошептал:
     -- Беги к своему господину с моей молитвой.
     Резко  и  быстро  он  выпустил из нее  кровь;  темная  горячая жидкость
побежала в ладонь. Кэсерил положил  трупик  у колена и протянул руку  своему
ворону, тот уселся на нее и  принялся  пить крысиную кровь. Маленький черный
птичий язык испугал Кэсерила, он  вздрогнул и чуть не упустил ворона. Прижав
птицу к себе, Кэсерил наклонился и поцеловал ее в голову.
     -- Прости  меня. Моя  нужда очень велика. Может, Бастард накормит  тебя
хлебом богов, и ты будешь сидеть у  него на плече. Лети к своему господину с
моей молитвой, -- коротким движением он свернул  ворону шею. Птица дернулась
и затихла; он положил ее у другого колена.
     -- Лорд Бастард, бог правосудия, когда правосудие терпит поражение, бог
равновесия, бог всего, что приходит  не в свое время, бог моей нужды.  За ди
Санда.  За Исель. За  всех, кто  ее любит,  -- за леди  Бетрис,  рейну Исту,
старую  провинкару. За шрамы на моей спине.  За правду против лжи. Прими мою
молитву,  --  он не имел представления,  были ли это правильные слова, да  и
существовали ли какие-нибудь правильные слова.  Дыхание  стало  прерывистым,
наверное, он кричал. Да, точно, он кричал. Потом он словно со стороны увидел
себя склонившимся над принесенными  в  жертву животными.  В животе  родилась
ужасная,  непереносимая боль, сжигавшая  внутренности. Ох... Он не знал, что
это так больно...
     "Все лучше, чем сдохнуть на галере с браджарскими стрелами в заднице".
     Напоследок  он  вежливо  добавил  (как молился  в детстве,  отправляясь
спать):
     -- Мы благодарим тебя, Бог несвоевременного, за твое благословение.
     "Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне". Ох...
     Пламя  свечей  вспыхнуло  и  погасло. Темнота  стала еще чернее, и  все
исчезло.

        "12"

     Кэсерил  с трудом  открыл глаза;  веки были  словно намазаны клеем.  Он
посмотрел  вверх,  не понимая,  где находится.  Увидел заключенное  в черную
рваную рамку серое небо. Облизав пересохшие губы, он попытался сглотнуть. Он
лежал на спине под крышей башни Фонсы. Воспоминания ночи обрушились на него.
     "Я жив".
     "Значит, я проиграл".
     Правая рука  нащупала неподвижную  кучку  остывших  перьев.  Он  лежал,
погруженный  в воспоминания  о  пережитом ужасе.  Страшная  режущая  боль  в
животе. Кэсерил  дрожал, промерзший  насквозь, весь  мокрый  и холодный, как
труп. Он  дышал. Значит, и Дондо ди Джиронал тоже дышит. В  утро...  в  утро
своей свадьбы?!
     Когда глаза немного привыкли к окружающему полумраку, он увидел, что не
один  -- над ним,  на  балке  неподвижно  сидело  около дюжины  воронов. Они
пристально смотрели на Кэсерила  сверху вниз.  Он дотронулся до лица, но  не
обнаружил кровавых ран -- ни одна из птиц еще не приступала к трапезе.
     -- Нет, -- дрожащим шепотом произнес он, -- я не ваш завтрак. Мне очень
жаль.
     При звуке его голоса один ворон встряхнул крыльями, но никто из птиц не
сдвинулся с места. Даже когда Кэсерил сел, птицы не поднялись в воздух.
     Было еще темно, в голове мелькали обрывки странного сна.  Он видел себя
Дондо ди Джироналом, пирующим с приятелями  и шлюхами в  каком-то освещенном
свечами и факелами зале. На  толстых пальцах  сверкали кольца. Он был сильно
пьян и  предвкушал,  как  лишит  Исель  невинности, сопровождая  свои  мысли
непристойными  жестами,  когда...  он  вдруг закашлялся, в горле  запершило,
затем возникла  нестерпимая боль. Горло распухло,  стало  невозможно дышать.
Красные лица  сотрапезников закружились перед  его глазами, их смех и  шутки
сменились  паникой  при виде его делающегося пурпурным, раздувающегося тела.
Крики, опрокинутые винные чаши, пугающий шепот: "Яд! Яд!".
     Ни слова,  ни стона  не  вылетало из отекшего горла, распухший язык  не
шевелился.  Безмолвные  конвульсии, бешеный стук сердца, разрывающая боль  в
груди  и  голове, темнота,  сменяющаяся кровавыми вспышками перед  меркнущим
взором...
     "Это был только сон. Если я жив, то и он тоже".
     Кэсерил снова упал на пол, согнувшись от боли в животе, обессиленный  и
отчаявшийся. Стая воронов  смотрела  на  него  в напряженной тишине. До него
внезапно дошло,  что  нужно возвращаться,  а  он совершенно не продумал, как
будет делать это. Он мог спуститься вниз до кирпичной кладки и, стоя на куче
скопившегося за долгие годы птичьего помета и прочих отходов, кричать, чтобы
его выпустили  наружу. Услышит ли его кто сквозь мощные  каменные стены?  Не
примут ли его глухой голос за бормотание воронов или завывание привидений?
     Тогда наверх? Тем же путем, что и пришел?
     Наконец он  встал, ухватился за  балку и подтянулся  на руках,  пытаясь
забросить непослушное  тело  наверх. Даже  теперь вороны не желали  улетать.
Кэсерил напряг ноющие мышцы и -- вынужденный силой спихнуть пару птиц, чтобы
было  куда  встать,  --  поднялся  на  ноги.  Вороны,  недовольно  встряхнув
крыльями,  молча подвинулись.  Он подоткнул полы  коричневой мантии за пояс.
Крыша была совсем рядом. Вздохнув, Кэсерил  подпрыгнул  и, болтая  в воздухе
босыми ногами, перекинул тело через край  дыры. Туман был такой  густой, что
двора  не разглядеть.  Наверное, светает или  только-только рассвело,  решил
Кэсерил.  В это серое  утро поздней  осени некоторые слуги  уже  должны были
подняться.  Вороны,  вылетая  через   дыру  один   за  другим,  торжественно
последовали за Кэсерилом. Они уселись на крыше и, повернув головы, наблюдали
за его маневрами.
     Он чувствовал на себе их взгляды, когда прыгал на крышу  жилого корпуса
замка.  Они словно  ждали  его падения, чтобы  отомстить за гибель сородича.
Должно  быть,  представляли  себе,  как  ноги  Кэсерила  соскользнут  и  он,
размахивая руками, полетит вниз  к поджидающей на булыжниках смерти. От боли
в  животе у него снова перехватило дыхание. Смерти он не боялся, может быть,
даже и  не сопротивлялся бы, а просто спрыгнул вниз -- но пугала возможность
остаться в живых после падения, калекой с переломанными костями.  Только это
заставляло  его  осторожно продвигаться в  поисках  незапертого  мансардного
окна.  В тумане Кэсерил не мог разобрать, из какого  именно окна он выбрался
вчера, и пробовал  на  прочность  задвижки  каждого.  Окно к  тому  же могли
запереть  уже после  его  ухода. Вороны следовали за ним  вдоль  водосточной
трубы, перелетая с места  на место.  Туман серебристыми капельками оседал на
лице, волосах, бороде. Четвертое окно приветливо распахнулось под его рукой.
Кэсерил скользнул внутрь, еле успев  прикрыть его за собой -- вовремя, чтобы
избавиться  от  своего одетого  в черное  эскорта, два первых  представителя
которого уже сунулись было внутрь. Одна птица ударилась в стекло грудью.
     Спустившись по лестнице к своей спальне  и не встретив никого по  пути,
Кэсерил ввалился в комнату и запер за собой дверь. Покрытый холодным  потом,
мучимый  жуткими спазмами в животе,  он достал ночной  горшок, куда  из него
изверглись вселяющие ужас огромные сгустки крови. Его руки дрожали, когда он
мылся в умывальнике. Открыв окно, чтобы выплеснуть из тазика наружу кровавую
воду, он вспугнул  с каменного  карниза пару мрачных воронов. Кэсерил крепко
запер окно на задвижку.
     Покачиваясь и еле держась на ногах, словно п