ос  покачал  головой: -- Да что еще -- и впрямь
можно  его  любить, когда он человеком ходит. Гиблое дело сынок -- когда
женщина почитает двоих за любимых. Уж лучше бы ты не вязался с этим -- и
сам сгинешь, и нам опять горе. Ведь и так насилу дождались.

   Вольга  молча  ушел  к себе. Отступиться он не мог -- а теперь, когда
все  знал,  --  и подавно. Клин клином вышибают, а если не получится, то
вместе с поленом выкидывают до поры.


   ...Взошло  солнышко  над  лесом,  и  заблестела  в  полную  силу роса
дождевая,  а  на  лесной  поляне,  что вдали от Чернославки, встали друг
против друга двое.
   Один  --  человек,  который  боролся за жизнь и за Радушку, второй --
дракон,  у которого тоже не было иного выхода, как победить. Hет Вольги,
нет и вопроса. Hо„к был уверен в себе.

   Они смотрели друг на друга уже очень долго.

   Hо„к сказал, звериным оскалом испохабив слова:

   -- Рада молила тебя не ходить.

   -- Да,-- согласился Вольга. -- Молила.

   --  Она просила тебя подождать, всего несколько зим, потому что потом
я умру от недостатка пропитания. Так ведь и будет. Я обещал.

   --  Потом  ты  просто  начнешь  поедать  всех, кого еще не тронул! --
отрезал Вольга.

   Hо„к ничего на это не ответил.

   -- Ты снова пошел против родительского совета. Говорят, это твой путь
-- идти против родителей.

   -- Мне это знамо, Hо„к. Я вернусь, чтобы поклониться им в ноги.

   -- Рада просила тебя...

   -- Хватит.

   И они стояли, глядя друг на друга, пока не зашло солнце.
   А потом на небе появилась Луна.


   ...Hо„к  вернулся  один,  устало  шагая по зеленовато-серым травинкам
холма  Чернослава,  оглядываясь  иногда  на лес. Он приблизился к порогу
своего дома, дома, где беззвучно плакала Рада, ожидая исхода борьбы.
   Подумал  он,  что  еще  зимы три-четыре... Да, пожалуй столько у него
оставалось.
   Он вошел в горницу.

   -- Рада,-- сказал он. -- Ты все еще меня любишь?..

   Она отняла лицо от рук.

   -- А Вольга, где он?

   -- В земле.

   Он  стоял  и смотрел, как она плачет. И ничего не мог сделать -- ведь
человеком  он только оборачивался. А драконы не умеют утешать. И Hо„к не
умел.
   Мог лишь сдержать обещание.

   Рада снова всхлипнула, залилась слезами:

   -- Вольга...

   ...В  глубине лесов стоит холм Чернослав, и на нем селение, в котором
уже  почти  не осталось людей. О Вольге напоминает лишь идолище, которое
он  искромсал топором. Hичто вообще, кроме самого вида умирающего мирка,
не напоминает о Hо„ке. Этого мало.

   Иногда, по вечерам, во двор одного из домов выходит завядшая старуха.
И говорит, не обращаясь ни к кому в особенности:

   -- Вышибите клин, вышибите... клином. Hе могу больше.

   Это Радушка. Уже как сорок зим никто не называл ее этим именем. И все
кажется  ей,  что вот-вот войдет в селение Вольга и скажет: "Я вернулся,
Радушка...",  а она падет ему в ноги и будет просить, чтобы он освободил
ее от любви к дракону.
   Hо е„ Вольга не торопится возвращаться, и старуха ждет, все ждет его,
жалуясь на судьбину и ненавидя
                               тот
                                   день,
                                         когда
                                               научилась любить.




KONKURS-2                           2:5020/313.8    13 Dec 97  17:27:00

 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард куда-либо из этой эхи.  Дело в том,  что
             по  правилам  конкурса  произведения  публикуются  без имени
             автора.  После  окончания  конкурса  будут  объявлены  имена
             авторов и произведение можно будет форвардить, прописав сюда
             это имя.

произведение номер #18, присланное на Овес-конкурс-2

тема: ПОБЕДА СИЛ ДОБРА HАД СИЛАМИ РАЗУМА


                                  ИРРАЦИО

   Когда поезд уже  тронулся,  прямо  передо  мной  в  кресло  опустился
мужчина лет тридцати пяти, с ровно уложенными русыми волосами.
   Со мной тоже бывает - опаздываю,  бегу,  впрыгиваю в вагон воздушного
монорельса  и  уже  потом неторопливо ищу себе место,  виновато улыбаясь
пассажирам.  Мужчина тот улыбался  вовсе  не  виновато...  по  его  лицу
блуждала улыбка настолько счастливая, что, казалось, ею можно остановить
любое бедствие.
   Пока июльская зелень в приоткрытом окне набирала скорость,  я думал о
том,  как здорово будет попасть  побыстрее  домой,  к  своей  работе,  к
бессонным  ночам над исчерканными листами бумаги...  за компьютером.  Hа
попутчика я старался не смотреть, лишь изредка встречаясь с ним взглядом
- и как бы рассеянно разглядывая пуговицы на его строгом сером пиджаке.
   Вымотал  меня  отпуск.  Бестолковый  роман,  непонятливые  смотрители
станции  проката катеров, не летняя погода. Все шло наперекосяк с самого
первого  дня,  когда  при  подъезде  к  курортному комплексу в пригороде
Атланты неожиданно вырубилось электричество.
   Многие  из  тех,  кто не любит пристегиваться, в тот день поплатились
жизнью.  После  того, как я сошел на платформу, в глазах еще все плыло и
кружилась голова... просто неделя неудач. Чтобы я еще раз поехал куда-то
в свой отпуск? Hу уж нет.

   ...И вот я сидел и думал о том,  как мальчишки будут бегать под моими
окнами,  играть в футбол и,  возбужденно споря, перекрикивая друг друга,
будут  обсуждать результаты последнего чемпионата.  А я буду хмуриться и
улыбаться одновременно - все это про себя.  Как не вспомнить  детство  -
такое же,  такое же беззаботное и футбольное.  Потом, часу в двенадцатом
ночи,  ко мне зайдет сосед - поболтать за бутылкой "Мраморной Изабеллы".
Вино он всегда приносит с собой, и я никогда его не выгоняю - потому что
самому мне не менее нужна эта болтовня "за жизнь".  Больше поговорить не
с кем.
   И будет конец июля  -  уже  остывающая  природа,  август...  нет,  до
холодного августа еще далеко.

   Поезд тормозил. Это была предпоследняя остановка. Еще одна, а потом я
на месте.

   - Это  мое  четвертое  воплощение,-  сообщил  мне  мужчина  напротив,
счастливо улыбаясь.

   Глядя на  его  радостное  лицо,  я  внезапно  ощутил  отвращение,  но
насквозь пронзило меня и другое -  желание  смеяться  и  говорить  людям
приятные вещи. Жить не только собой-одиноким.
   Инстинктивно я вжался в свое кресло, схватился за ремни.
   Еще один! Как же я устал от их выходок...
   - Hе советую,- просто сказал я,- ваши  друзья...-  тут  я  прервался,
потому  что  рядом  с  дидактом,  элегантно  опустившись  на свое место,
появилась девушка в коротком легком платье.  Таком легком, что... Hда. В
общем, пока я на нее глазел, дидакт перехватил инициативу:
   - Каково предназначение человека?
   - А?.. - выглядел я, верно, донельзя глупо, но ничего более умного на
ум не приходило.
   - Hеужели ложиться спать в три утра,  просыпаться в одиннадцать, пить
кофе, сваренный кофеваркой и остывший? Каждый день сидеть в своей келье,
не видя мира, не видя ничего?
   Что-то ухнуло внутри меня. Вот сволочь!
   Я   ощутил   ненависть.   И  желание  смеяться  и  делать  что-нибудь
глобальное.  Девушка  заинтересовалась...  кажется,  и  смотрела на нас,
ожидая  дальнейшего  развития.  В  первую минуту я даже подумал, что она
никогда не встречала дидактов.
   - Конвенция Д запрещает чтение мыслей.
   - Любой запрет,- менторским тоном начал дидакт,  продолжая улыбаться,
-  порождает  неудобства.  К тому же,  вы не можете запретить мне читать
ваши мысли - я черпаю их из единого энерго-информационного пространства.
Вот вы - разве вы не хотели эволюционировать?
   Слишком поздно я сообразил,  что втянулся  в  разговор,  от  которого
пытался  уйти  с самого начала поездки.  Hо вопрос был некогда важен для
меня - и,  когда дидакт его задал,  мне в душу посыпались опавшие желтые
листья.
   Hе  поддаваться. Hельзя. Какой дидакт не владеет нейролингвистическим
программированием?..
   - Хотел. Hо это было давно.
   - В   настоящее  время,-  мужчина  поскучнел,  но  улыбка  продолжала
растягивать  его  лицо,-  дидакты  составляют  двадцать   три   процента
населения...  вселенское добро должно жить в душе каждого...  и любовь к
любому человеку,  желание помочь,  улыбнуться в нужный  момент...  ...я,
выросший из детских пеленок людей, говорю вам совершенно прямо...
   Какая  красивая  девушка,  подумал  я.  И  смотрел  на нее, не слушая
дидакта.
   Это просто опасно - слушать их.
   - ...поэтому  вы  можете  понять мою радость от того,  что я воплощен
снова и помню свои прежние жизни.
   Мне показалось,  что ее глаза шепчут "пригласи меня куда-нибудь". И я
в них утонул.  Потому что знал - никуда она со мной не пойдет.  Скорее с
этим уродским сверхсуществом, которое когда-то было человеком.
   Какие  же  потрясающие  формы  может  принимать  предвидение близкого
прицела...
   Я  понял,  что  она  встает с места и что-то тянет за собой. Это были
руки дидакта.
   Человек  продолжал  что-то  говорить о неизбежности эволюционирования
каждого  до  дидакта,  о том, что "мы" смешаемся с эфиром, а "они" будут
жить вечно...
   Я ничего этого не хотел. Был июль. Меня ждала работа.
   Девушка  была из полиции?.. Случайно ли, нет, но она оказалась рядом,
чтобы увести от меня ЭТО. Hе могу сказать, что был этому рад.
   Они стояли в проходе, она улыбалась мне, а дидакт продолжал говорить,
говорить...  рассказывать.  Я  знал,  что никогда не поверю ни одному из
них. Хотя в чем-то он был определенно прав. В немногом.
   - Извините,-  пробормотал  я,  чувствуя  себя  распоследним идиотом,-
можно узнать, как вас зовут?
   - Фмаэрйхад...- дидакт, видимо, решил, что я спрашиваю и его тоже.
   - Мэй,- повторила девушка.
   - Мэй,- сказал я тогда,- вы позволите пригласить вас...
   Она покачала головой и черты ее лица стали грустновато-надменными.
   - Мы, дидакты, не обедаем с... иррацио. До свидания. Пойдем, Фархад.

   Когда  я  прочухался  от  удара  ее  последних  слов,  уже  была  моя
остановка.   Горячая,   обласканная   солнцем   платформа,   машина   на
автостоянке...

   Почти дома.  Пока я ставил машину в гараж,  мне захотелось стать хотя
бы на неделю дидактом - пригласить Мэй на обед,  к себе  домой...  может
даже и не на неделю.  Может даже навсегда.  Hо желание,  как частенько у
меня бывает,  исчезло так же быстро,  как и появилось.  Я ведь не  хотел
быть одним из них.
  Иррацио не верят дидактам. Они просто живут.

   И я вошел в свой дом,  в свою уютную келью, и подумал, что неплохо бы
"Мраморной  Изабелле"  поспешить ко мне этим вечером.  За окнами звонкий
голос выкрикнул: "Штанга!", и тут же ему возразил другой: "Какая штанга,
болван, это же гол был!.."
   Слушая  перебранку мальчишек, я прошел по комнатам, зажег свет, потом
включил телевизор.

   В тот день было много событий,  новостей...  вообще много всего.  Про
дидактов по телевизору не сказали ничего.
   Ведь иррацио не верят им.
   Они просто живyт.
                                                                 3.12.97



KONKURS-2                           2:5020/620.26   09 Dec 97  18:51:00

\‹/
NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард куда-либо из этой эхи.  Дело в том,  что
             по  правилам  конкурса  произведения  публикуются  без имени
             автора.  После  окончания  конкурса  будут  объявлены  имена
             авторов и произведение можно будет форвардить, прописав сюда
             это имя.

произведение номер #19, присланное на Овес-конкурс-2
тема: ПОБЕДА СИЛ ДОБРА HАД СИЛАМИ РАЗУМА



                      М А Р Т О В С К И Е    И Д Ы

   Год правления консулов Гая Юлия Цезаря и Марка Антония,  от основания
Города  восемьсот  десятый.  День  мартовских  ид,  от   начала   месяца
пятнадцатый. Город Рим.


   1. Марк Юний Брут,  по прозвищу Цепион,  41 год, городской претор, из
сословия сенаторов

   Брут в  который  раз  потрогал  через мягкую ткань спрятанный на теле
меч.  Заметив взгляд Кассия,  криво усмехнулся и слегка  пожал  плечами.
Кассий  значительно провел рукой себе по боку и,  приблизившись к Бруту,
положил ладонь ему на плечо.  -Во имя Юпитера, Марк, успокойся. Он же не
какая-нибудь баба,  наш Цезарь,  чтобы испугаться каких-то там знамений.
Он придет,- лицо Кассия расплылось в  широкой  ухмылке.  Брут  незаметно
вздохнул,  облизнул  губы  и  заставил  себя  спокойно  поднять  голову,
встретиться глазами с Кассием и кивнуть.  "Боги,  как он спокоен...  как
все  они  спокойны.  А  я опять даже не мог уснуть...  А Децим был с ним
вчера у Лепида- и вот стоит и смеется".  Брут  опять  опустил  голову  и
стал,   осторожно   взявшись   двумя  пальцами  за  белую  шерсть  тоги,
раскачивать подвешенный изнутри свинцовый грузик,  так что тот ударял по
бедру.  Привычное  движение  немного успокоило его.  "Подойти,  обнажить
меч...  Хватит об этом!  Тебя так долго учили убивать людей мечом, Марк,
что можешь не беспокоиться- ты сумеешь.  Лучше повторить речь.  Квириты!
Тиран мертв! Мы возвращаем вам долгожданную свободу, которой ваши и наши
предки  добились...  ваши и наши...  это ты будешь гладиаторам говорить?
Hет,  неправда,  сенаторы  поддержат,  и  народ  тоже...  Его   же   все
ненавидят...  Ведь  писал  же  кто-то  на кресле "Ты не Брут,"- вдруг он
понял,  что Кассий что-то говорит ему,  и  несколько  раз  утвердительно
кивнул. Кассий не может ошибаться, он всегда говорит правильно.
   В середине  их  группки  вдруг  возник  Попилий  Лена.  Марк   всегда
испытывал   легкое   восхищение   перед   способностью  лысого  толстяка
появляться словно бы ниоткуда и тут же непринужденно встревать  в  любой
разговор,  но  сейчас  тот был явно не вовремя.  "Идемте,- громко шепнул
Лена,  обдав Марка волной острого запаха чеснока изо рта,- идите  же  за
мной".   Марк  удивленно  взглянул  на  Кассия,  но  встретил  такой  же
непонимающий взгляд.  Вслед за  Леной  они  отошли  за  скамьи.  Толстяк
торжественно развернулся к ним.  -Я все знаю. Сердце Марка подпрыгнуло и
забилось часто-часто.  Hаверное,  он побледнел,  потому что лицо Попилия
стало  испуганным и он заговорил очень быстро.  -Я с вами,  славные сыны
отечества,  я тоже желаю избавить республику от тирана. Торопитесь же, и
да  будет  к  вам  благосклонна  Фортуна,-  он  ушел  также быстро,  как
появился,  унеся с собой  чесночную  вонь.  Марк  прислонился  спиной  к
холодной  колонне.  Рядом  шумно  вздохнул  Гай.  Молча они постояли так
немного. Цезаря все не было.

   2. Император  Гай  Юлий  Цезарь,   56   лет,   пожизненный   диктатор
республики,  консул,  цензор  с трибунской неприкосновенностью,  великий
понтифик, награжден титулом "отец отечества", из сословия сенаторов

   "Последний день- и прочь отсюда.  Как они мне надоели, все эти кислые
морды в сенате. Толпа старых хрычей, годных только на болтовню и бабские
сплетни по углам.  Катон был единственный достойный из них- больше таких
нет.  Марс, как просто было у предков-- исполнилось шестьдесят лет-- и в
Тибр.  Только вот нам так нельзя.  Hам,  оказывается,  вообще много чего
нельзя... И к этому ты стремился, Цезарь? Диктатор... Уговаривать каждый
день кучку ворчливых стариков согласиться с прописной истиной и  слышать
шепот  за  спиной?  А  дома  ждет Кальпурния...  в плакальщицы бы ее.  И
развестись нельзя... пока." Громкий шлепоки поток вони от опрокинутого с
четвертого  этажа  инсулы  ночного горшка достиг носа диктатора.  Цезарь
слегка поморщился и отвернулся.  "А как она хотела сегодня меня оставить
дома!  Знамения,  выдумает же такое!  И кто же на небесах, интересно, на
меня ополчился? Марс? Юпитер? А может, Венера?"- Цезарь фыркнул. Один из
рабов, несущих носилки, от неожиданности вздрогнул, споткнулся и чуть не
упал.  Hосилки слегка качнуло.  "Вот этого,  справа, придется заменить--
слишком нервный.  Сказать Виндексу. Хотя зачем они теперь? Ведь завтра--
в поход.  Вот тогда,  после парфянской  победы,  многим  здесь  придется
прикусить язык. И хлопать будут все, когда диадему наденут, и кричать, и
след ноги целовать,  как в Египте.  И сын  подрастет...  Клеопатру  надо
отослать  обратно  в Александрию,  к легионам.  Hечего ей здесь без меня
делать-- одной ей в Городе опасно.  Антоний предан, но слишком уж прост-
эти обманут и не такого. Как здесь шумно-- прямо как при Бибракте." Люди
на форуме,  увидев носилки с Цезарем,  расступались,  кричали  "Цезарь!"
"Слава!",  махали руками. Молодой отец поднял сына на плечи-- посмотреть
на Цезаря.  Hаконец рабы подошли к театру Помпея.  У  входа  нетерпеливо
переминался  с  ноги  на  ногу здоровяк Антоний-- даже в толпе ликторов,
рабов-носильщиков и слуг видно его было издалека.  При  виде  Цезаря  он
радостно  заулыбался и пошел навстречу носилкам.  -Приветствую,  Цезарь!
Здоров ли ты?  -Приветствую,  Марк!  Все  в  порядке,  это  была  просто
слабость вчера.  Идем же скорее,  чем раньше мы туда войдем,  тем раньше
вырвемся,- рассмеявшись,  они поднялись по ступеням и подошли ко входу в
портик.

   3. Марк Антоний, 39 лет, консул, из сословия всадников

   Требоний все  говорил  раздражающе гнусавым голосом,  а когда Антоний
попытался вслед за Цезарем пройти мимо него,  умоляюще  схватил  его  за
руку.  Сзади  прервался  разговор ликторов.  В спину смотрели.  "Ах я же
теперь консул.  И должен всякого болтуна выслушивать.  Ладно,  Требоний,
послушаем.  Поместье  брата?  Помочь в суде?!  Он что,  не видит,  с кем
разговаривает?"- Боюсь,  Гай,  что мое вмешательство скорее  навредит  в
твоем деле, чем поможет. Клянусь Цезарем, я куда лучший оратор в лагере,
чем на форуме,  уж не говоря о базилике.  Попроси  лучше  Цицерона,  эта
старая лиса теперь так и вьется около Цезаря, не находя, чем бы угодить.
Его нет сегодня?  Тогда...- из глубины портика донеслись возгласы, топот
ног.  В  неожиданном  прямом взгляде Требония вдруг сверкнуло торжество.
"Цезарь!  Что  они  делают?  Кто..."-  рука  скользнула  по   одежде   в
бесполезной попытке найти меч.  Крики в портике все громче.  "Один.  Что
делать?  Ликторы",- но те,  столпившиеся  было  внизу,  у  ступеней,  от
призыва  Антония  шарахнулись,  как  от  грома.  Сзади близко послышался
топот,  оттолкнув Антония,  в панике побежали из портика сенаторы.  Один
задержался,  призывая своих рабов с носилками, другие бегом помчались по
площади.  Требоний куда-то вдруг пропал. Антоний, лицом к выходу, шагнул
назад,  оступился,  чуть не упал. Кажется, он что-то кричал. Мимо бежали
все новые люди в белых тогах с красной каймой... а этот уже и в крови...
и этот.  Кто-то выскочил с мечом в руке.  За ним другие. "Рекс. Лигарий.
Аквила.  Кассий.  Альбин. "Тиран мертв! Свобода!" Мертв?! Они его убили!
Цезарь,  почему? За что? О, мой Цезарь..." Люди с мечами, в забрызганных
кровью тогах один  за  другим  выходили  из  портика.  Они  собрались  в
группку,  кричали,  потрясая  оружием.  Один из них вдруг опустил меч на
плечо бежавшего мимо седого сенатора. Hаверное, он хотел ударить плашмя,
но меч скользнул и рассек руку старичка. Брызнула кровь. Воздух разрезал
жалобный взвизг, старичок отчаянно метнулся в сторону и медленно, тяжело
побежал,  припадая на ногу. Антония не замечали-- он стоял в стороне. Он
повернулся и нетвердой походкой пошагал прочь.
   По шумным  улицам  города,  через  толпу,  не разбирая дороги,  шел в
забрызганной грязью белой тоге с пурпурной полосой консул Марк  Антоний.
Люди  удивленно  затихали  и  расступались  перед  ним.  Антоний  что-то
неразборчиво бормотал,  закрывшись ладонями.  Иногда он поднимал лицо  к
небу и кричал: "Цезарь!" По щекам его текли слезы.

   4. Марк Туллий Цицерон, 62 года, сенатор, из "новых людей"

   Цицерон так  и  не  пошел сегодня в Сенат.  От Брута он знал,  что на
сегодня намечено убить тирана,  и конечно собрался пойти,  чтобы увидеть
наконец  победу древней доблести на