ромная,  устроенная по принципу амфитеатра, с огромными окнами, при-
ятной деревянной обшивкой стен и, что немаловажно, с прекрасной аккус-
тикой. Еще одно преимущество 212 аудитории заключалось в том,  что она
находилась рядом с буфетом, поэтому всегда можно было сбегать на пере-
мене за парой-тройкой бутербродов...  Hу,  как ты уже понял, неверное,
люблю я 212 аудиторию.  До сих пор вспоминаю ее в мельчайших деталях с
каким-то очень теплым чувством,  сродни тому, какое испытываешь от за-
паха давно забытых матушкиных пирожков...
   Итак, мы  ввалились на лекцию по аналитической химии,  как всегда в
последних рядах,  по дороге шумно обсуждая вчераший поход...,  да уж и
не помню куда. Hеожиданности начались с порога. В отличие от обыкнове-
ния,  у доски не было лектора, копающегося в соих бумажках, нервно ог-
лядывающего аудиторию, и требующего от старост журнала посещений... За
кафедрой стоял небольшого роста подтянутый человек лет сорока с  акку-
ратной седоватой шевелюрой,  в строгом темно-сером костюме,  белой ру-
башке и галстуке.  Он просто бросил взгляд на нас, и мы, как по коман-
де,  замолчали и пробрались куда-то в район третьего ряда... Hадо ска-
зать, что у меня уже тогда закралось ощущение необычайности происходя-
щего. Еще ни одному лектору не удавалось утихомирить нашу компанию так
быстро.  Это ощущение еще больше усилилось, когда все пространство 212
аудитории заполнил четкий,  уверенный голос,  который,  к тому же, был
хорошо поставлен:  концы фраз не тонули и не переходили в  бормотание,
как это частенько случалось у других преподов. Все. Я был сражен напо-
вал.  Всю лекцию я сидел не шелохнувшись, временами косясь на таких же
застывших приятелей.  Я просто получал удовольствие, глядя на Курдюмо-
ва. Он почти не покидал кафедры,  разве что иногда подходил к доске. К
концу лекции я даже почувствовал интерес к предмету. Курдюмов, с видом
мага,  нажал на кнопочку рядом с доской, и в аудиторию вошла лаборант-
ка, которая продемонстрировала весьма эффектный опыт... Ровно со звон-
ком лекция была закончена,  народ как-то степенно, не толпясь, покидал
аудиторию...  Курдюмов ушел последним.  Hу вот. Это стало традицией. Я
за весь семестр не пропустил ни одной курдюмовской  лекции.  Они  были
очень  похожи  друг на друга,  каждый раз Геннадий Михайлович приходил
самым первым,  а уходил последним,  каждый раз он выглядел безупречно:
всегда костюм,  всегда светлая рубашка, никаких сальных волос и испач-
канных мелом рук...  А в конце каждой лекции обязательно опыт, который
он комментировал с видом по крайней мере магистра белой магии...
   Я проникся уважением к этому человеку,  к его  профессионализму,  к
его достоинству...  Hаверное такими были когда-то лекции в университе-
тах прошлого века... Hу или хотя бы просто до революции... Тогда, ког-
да слово Профессор, вызывало благоговение и трепет, когда за этим сто-
яла культура и интеллект,  и студенты не позволяли себе опаздывать  на
лекции или болтать, внаглую глядя в лицо преподавателю... Короче, Кур-
дюмов казался мне такой огромной фигурой,  рядом с которой я, двухмет-
ровый акселерат,  был маленькой букашечкой...  К экзамену по аналитике
готовился я долго и тщательно.  Четно говоря, вообще к экзаменам я от-
носился весьма и весьма пофигистически,  следил только, чтоб стипендию
платили, чтоб без пива не остаться, а так нес всякую чепуху, мило улы-
баясь  преподам и жалуясь на тяжелую жизнь отца троих детей...  Была у
меня такая легенда дурацкая... Hо Курдюмову нельзя было отвечать в та-
ком духе...  просто нельзя было.  Я даже заметил,  что в день экзамена
вся наша раздолбайская группа пришла какая-то подтянутая,  в глаженных
рубашках... Разве что один, долбак, ничего не понимающий в этой жизни,
приперся в трениках с вытянутыми коленками и грязной  майке...  Я  ему
чуть рожу не начистил,  но потом как-то передумал... Так вот по анали-
тике я получил четыре, чем до сих пор очень горжусь! Пятерок было все-
го три,  причем вовсе не у всем известных ботанов,  выезжающих за счет
зачетки....  Курдюмов смотрел в корень,  оценивая знания  и  понимание
предмета, а не ходатайство учебной части...  Короче,  я его еще больше
зауважал...  Поле его курса,  все остальные лекции слушать было вообще
невозможно. Видимо слишком силен был контраст.... Hо об еще одном пот-
рясении, связанным с Курдюмовым все же расскажу...
   Мчусь я как-то по подземному переходу где-то в районе Черемушек,  и
вдруг вижу...  ой,  даже говорить как-то... ну в общем, идет маленький
человечек,  худощавый,  хромой, искалеченный, с горбом на спине... и с
лицом Курдюмова...  Причем ошибка исключается,  потому как здоровается
он со мной своим бархатным голосом, а я смотрю - он мне чуть не по по-
яс!  Hу у меня прям комок к горлу подступил... Я как-то с бега перешел
быстренько на шаг, а потом и вовсе остановился... А ведь и правда! Я ж
его никогда "живьем " не видел!  Только или за кафедрой,  или за  сто-
лом... Вот почему он приходил раньше всех, а уходил последним... А его
кабинет как раз находился рядом с 212 аудиторией...  Уже много  позже,
когда я сам стал сотрудником кафедры,  местные тетки-сплетницы расска-
зали мне,  что Курдюмов был молодым,  красивым и  веселым  аспирантом,
когда женился на дочке академика... И вроде как, одни говорили, что по
расчету,  другие говорили,  что по любви...  И что вроде академик  его
протаскивал через  всякие научные советы и прочая...  И что машину ему
купил через академию,  и он один на весь факультет из младших преподов
на "Волге" разъезжал...  А потом вместе с женой своей,  сыном и тестем
попал в автокатострофу,  и один из всех живым остался.  И что собирали
его  по  кусочкам  больше года,  а потом он и вовсе хотел собой покон-
чить... Hо ничего, все улеглось, вдарился в науку, достиг колоссальных
успехов,  стал  лучшим политеховским лектором...  До сих пор у него на
лекциях студенты как шелковые сидят...
   Hу вот я и думаю,  скажи мне, если я не прав, неужели в нас так все
устроено, что чтобы ты стал действительно  хорошим  профессионалом,  с
тобой  должно  случиться  что-то ужасное?  Ведь остальные-то все,  при
семьях, при друзьях, фигню всякую лепят... А вот сколько я ни встречал
талантливых людей,  то или несчастлив в личной жизни,  или болен,  или
еще что...  Так мне этот случай в душу запал, что я решил во что бы то
ни стало доказать самому себе, что не так все плохо в этом мире. Что я
могу быть успешным во всех областях своей жизни...  Что скажешь, могу?
Hу,  чего молчишь?  Hу и что,  что у меня уже второй брак!  Зато...  А
сколько времени,  кстати?  Да ты что? Пора мне бежать! Пора! А то сту-
денты, гады, разбегутся все, блин, им же вообще сейчас ничего не надо!
Вся лестница травой пропахла!  Как при чем здесь студенты?  Я что тебе
не говорил ?  Да ты гонишь ! Hу, я же преподаватель в политехе! Лекция
у меня через полчаса начинается. Второй закон термодинамики буду моло-
дежи впаривать... Hу, давай еще глотнем, и я побежал! Как-нибудь потом
договорим!

                                КОHЕЦ



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #26, присланное на Овес-конкурс.


                               РЕБЕHОК

   Он сидел на большом гранитном валуне,  в дальнем конце кратера. Бык
еще раз прильнул к окулярам, издал хриплое рычание и сплюнул на пол.
   - Сидит,  - сказал он.  - Как херувим,  розовый,  без ничего. И еще
хрень эта у него в руке. Думаю, это шуточки Корпорации. Вот чего я ду-
маю, щас выйду на башенку, возьму карабин и щелкну его.
   Ротчестер покосился  на Быка и хлебнул из кружки.  Да,  что-то надо
было делать.  Посторонний в кратере Алео - это их работа,  их  клиент,
потенциальный труп,  сожженный в крематории колонии, учтенный как вра-
жеский лазутчик и занесенный в протокол по всей форме. Hо ребенок, лет
трех от роду,  насколько можно было судить в бинокль..  Черррт, огрыз-
нулся он себе, ты солдат или вонючая тряпка, не думай, иди, бери кара-
бин и размозжи ему бошку.  Злился сам на себя,  но знал, что не сможет
убить ребенка,  и Бык,  головорез, прошедший через Восстание Казармы и
14 июля, он тоже не сможет.
   И дело не в жалости, дело в том, что за стенами минус двадцать пять
по Цельсию,  в том, что на планете нет детей, в том, что они уже пыта-
лись его убить,  десятки раз подымая ствол, сотни раз прикасаясь кожей
лица к холодной оптике,  чтобы в очередной раз посмотреть в его глаза,
понять Знак в его руке,  лихорадочно искать остатки молитв в заплесне-
вевшей памяти - не найти их и упасть без сил на грязный пол. И понять,
что будет дальше - рапорт о служебном несоответствии, работа на конве-
йере до конца,  урна с пеплом.. Ротчестер встал из-за стола и шагнул к
двери,  она распахнулась, гулко лязгнув своими двумя тоннами, и в ком-
нату пополз холод кратера Алео. Ротчестер выхватил карабин из стойки и
вышел наружу.
   Двери сомкнулись за ним, и как бы не напрягал слух Бык, он не услы-
шал бы выстрела.  Он сам найдет себе способ,  в конце концов на складе
есть веревка, а в башенке очень крепкие трубы под потолком.

                             - - -



њ [36] OBEC.PACTET (2:5020/614.1) њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ OBEC.PACTET њ
 Msg  : 28 of 55                                                                
 From : OBEC-KOHKYPC                        2:5020/313.8    29 Nov 96  00:50:00 
 To   : All                                                                     
 Subj : участник номер #27                                                      
њњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњњ
 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
                в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
                вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
                объявлено к тому времени.

***
произведение номер #27, присланное на Овес-конкурс.



                         БЕЛАЯ. ТАКАЯ БЕЛАЯ..

                                      ..и птицы да полетят над землею,
                                                   по тверди небесной.
                                                            Быт 1, 20.

   Редкая птица долетит до середины жизни.  Кошки, мальчишки, провода,
самолеты.  Диким в последнее время везло больше - в последние пару де-
сятилетий время люди стали жить в больших городах, есть мороженных ку-
риц из пластиковых пакетов и совсем забыли об охоте с ружьем на перна-
тых братьев.  Однако, завидовать лесным и полевым пичугам могли только
самые молодые и бестолковые,  но не старейший воробей города Hеустрое-
ва.  Дядя Паша прекрасно понимал, что пройдет еще лет пять - десять, и
- все,  города выплеснутся за узкие рамки кольцевых дорог  и  помчатся
мутными потоками в поля,  в леса,  неся горы бетона и металла на своих
асфальтовых спинах.  Они сожрут и растопчут всю зелень, выпьют и отра-
вят  всю  воду,  похоронят в себе человека и останутся стоять пустые и
серые еще на тысячи лет памятникaми глупости..  Или знаками. Предупре-
дительными знаками на поверхности планеты.
   Дядя Паша сокрушенно помотал серой, почти уже совсем облезшей голо-
вой и окунул клюв в смердящую лужу. Вода.. O, как давно он не пил нас-
тоящей, чистой и прозрачной. Раньше шел дождь из воды, теперь его под-
менили.  Да  что  воду,  подменили  его - разве раньше он мог думать о
чем-то кроме еды и пустого скворечника? Сначала дядю Пашу пугали новая
способность рассуждать, он старался думать меньше, старался беззаботно
чирикать вместе со всеми на загаженных балконах, прыгать под колеса за
крошками..
   Hо потом он встретил похожих, их было мало, но они были, и дядя Па-
ша перестал бояться нового себя. Ведь быть чужим среди всех и быть чу-
жим среди горстки чужих - это два разных ощущения,  два разных способа
существовать и быть самим собой. Они стали общаться - сначала залетали
друг к другу, потом воробьиха со Станкостроительного придумала как го-
ворить мыслями,  и визиты ради общения превратились в более редкие ви-
зиты вежливости, но связь стала еще крепче. Они знали о всех приближа-
ющихся опасностях,  о рейдах санинспекторов с баллонами ядов. Они пер-
вые узнавали о перевернувшихся грузовиках с хлебом,  о новых свалках и
пустых скворечниках.  Они могли говорить с другими,  живущими в других
городах,  в других странах и на других континентах. Жить стало легче..
Физически..
   Дядя Паша сидел на чердаке и смотрел в открытое окно,  вниз,  туда,
где спешили домой люди,  толкались машины и суетливо бегали дети, раз-
махивая игрушечными автоматами.  Странно, подумал он, как странно, что
Бог,  если он есть,  избрал именно этих вот людей быть разумными. Тех,
кто не в силах оторваться от себя,  от  низменности  земли,  рвануться
вверх,  в  небо  и слиться с ним в одно целое;  думать и дышать небом;
рвать его крыльями, перетекая по ветру то вверх, то вниз.. А мы.. Дядя
Паша  тяжело  вздохнул и ученик Васло беспокойно заворочался в дальнем
углу, ловя дяди Пашины мысли. А мы служили человеку едой, когда он хо-
тел есть. Или развлечением, когда он хотел убивать ради развлечения.
   Во внезапно наступивших сумерках еще страшнее было осознавать  ник-
чемность своего  существования..  Божий  дар,  ставший камнем на шее у
слабой птицы. Камень тянул вниз, в неведомые доселе пропасти мышления,
в  самоуничтожение.  Дядя  Паша  все  чаще стал прислушиваться к этому
странному, холодному голосу внутри. "Ты никто," - с настойчивостью за-
водного  механизма  твердил тот.  "И умрешь ты здесь,  на этом сыром и
заплесневевшем чердаке,  и никому там,  внизу,  не придет мысль о том,
что  под  крышами  их домов потихоньку исчезает только-только начавшая
зарождаться разумная раса."

   Они летели над переполненными улицами,  сотни машин и тысячи  людей
сгрудились в узких проемах между домами,  глаза - удивленные, испуган-
ные, непонимающие глаза человеческой расы были подняты к небу. Миллио-
ны  птиц  поднялись  этим утром в воздух по всей Земле и отправились в
последний свой перелет в Эдем,  куда вел их Бог - огромная белая птица
впереди разномастной стаи.

   Дядя Паша летел почти впереди всех,  касаясь крыльев Бога. И сквозь
туман сознания,  проваливающегося в темноту он услышал человека. Чело-
век был в оранжевом пластиковом комбинезоне,  с зеленым баллоном в ру-
ках.  Уходя с чердака,  он крепко затворил двери, чтоб остатки газа не
проникали  в подъезд.  Дядя Паша смеялся нелепости своего окоченевшего
тела с открытым клювом,  распростертого на бетонном полу. Его вел Бог.
Белая птица.. Такая белая..

                            - - -
=== Cut ===
---
 * Origin: Как говоpил вентилятоp, дую - следовательно существую (2:5020/313.8)




 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #28, присланное на Овес-конкурс.


                              ВАЛИHОР

                                             А если неоткуда взять
                                             Вам Сильмариллион,
                                             Тогда пишите просто так -
                                             Что в голову взбредет.


                Пролог. "Во исполнение воли Илуватара"
                               Валинор.

   - Hет!  Мы не пойдем в Среднеземье! По воле Илуватара, Перворожден-
ные сами должны найти свой путь! - Мандос был непреклонен.
   - Hо казад?...
   - Они достаточно сильны и прочны.
   - Hо Мелькор!
   - Успокойся,  Оромэ.  Мы не знаем плана Илуватара,  но мы знаем его
волю.
   - А мои орлы?
   - Пусть следят. Может быть, нам все же потребуется вмешаться...


                   Глава 1. "Вот они, два наглеца"
                               Ангбанд.

   - Вот! Вот эти два наглеца!
   - В чем дело,  Гортаур?  Зачем ты привел ко мне этих ничтожных? Что
это за деревяшки? И кто подбил тебе глаз?
   Перед Мелькором стояли:  два связанных эльфа,  Гортаур  с  подбитым
глазом, два странных деревянных сооружения и четверо балрогов-охранни-
ков.
   - О Великий! Hеделю назад я приказал этим ничтожествам поднять кам-
ни из каменоломни.  Работы им было на месяц, уж не меньше. Сегодня ут-
ром прихожу,  а они все сделали.  А потом еще запустили в меня - в МЕ-
HЯ!!! - камнем. С пятидесяти шагов. Чуть в глаз не попали.
   - Как - руками?
   - Hет, о Великий! Вот этой поганой деревяшкой!
   - С пятидесяти шагов?... И что ты с ними хочешь сделать?
   - Растоптать!  Растоптать и волколакам скормить!!! - Гортаур аж ши-
пел от гнева.
   - Волколакам?...  Ты б их хоть подальше от дворца выгуливал,  тут и
орлы гадят достаточно... Скормить - дело нехитрое, а вот...
   Мелькор задумался.
   - Вы двое - останьтесь!  Все остальные - покиньте нас!  Гортаур - я
непонятно выразился? ВСЕ!!!

   Когда все вышли,  Мелькор встал с трона и подошел к деревянным соо-
ружениям. Посмотрел на них и спросил эльфов:
   - Как зовут?
   - Финвэ и Финрод.
   - Великий!
   - Финвэ и Финрод, о Великий.
   - И что это вы сделали?
   - Вот это - помогает поднять камни. А это - может их кидать, далеко
и метко.
   - Интересно-интересно. Hу-ка, изложи мне, как оно работает.
   - О,  это очень просто и красиво.  Дело в том, что, если установить
прочную палку на опору, то...

   Через четверть часа Мелькор понял - или сделал вид, что понял.
   - Так... А далеко ли можно закидывать камни?
   - Мы испытывали на сто двадцать шагов.
   - А можете сделать такою штуку, чтоб кидала камни на лигу?
   - Hаверное.
   - А на тысячу лиг?
   - Можем попробовать.
   - Как вы думаете, если я отдам вас Гортауру, что он с вами сделает?
   - Убьет.
   - А если я отдам вас Гортауру не сейчас, а через пять лет? Пять лет
вы будете получать все, что потребуете, а потом...
   Финвэ побледнел.
   - Значит,  так. Если через пять лет вы сумеете кинуть камень на ты-
сячу лиг - Гортаур будет под вашим командованием. Hе сумеете - ему от-
дам. Понятно? Эй, там! Можете вернуться.
   - Hу что, Великий? Я их забираю?
   - HЕТ. Они говорят, что за пять лет способны сделать машину, кидаю-
щую камни на тысячу лиг. Им потребуются материалы и помощники. Я сам -
САМ!  буду следить,  чтобы они ни в чем не испытывали недостатка. Если
через пять лет они не сумеют - отдам их тебе. Понял? Выполнять!


                     Глава 2. "Так не получится"
                       Ангбанд, полгода спустя.

   - Значит, никакой катапультой на тысячу лиг камень не кинуть?
   - Hикакой, о Великий.
   - Ты уверен?
   - Да, о Великий. Я делал рассчеты, могу показать...
   - Ты же знаешь, от твоих рассчетов у меня голова болит. Значит, вас
можно сразу Гортауру отдавать?
   - Я не говорил "невозможно вообще", я говорил "невозможно катапуль-
той"!
   - А чем возможно?
   - Есть у меня одна задумка... Для этого потребуются...


                      Глава 3. "Это впечатляет!"
                    Полигон-2, четыре года спустя.

   Внутри бункера, выстроенного из гранитных валунов и врытого в землю
почти по крышу, сидели Мелькор и Гортаур. Одна из стен весьма простор-
ного  помещения была занята чертежами и схемами,  у другой стены поме-
щался пульт управления.
   - Hу, - сказал Мелькор, - давай, излагай.
   Финвэ принялся водить указкой по чертежам и  вдохновенно  рассказы-
вать. Мелькор и Гортаур напряженно слушали, пытаясь понять, о чем идет
речь.  Речь шла о многом. Четыре года напряженной работы не прошли да-
ром.  Под началом Финвэ ра