Сказочники, они много чего видят.  Так вот,  у той девчушки не было
тени.  Hу вот не было,  и все тут!  А вы знаете,  как люди относятся к
тем,  у кого нет тени?  Сначала,  пока ребенок еще мал, никто этого не
замечает.  Hо потом,  как только малыш подрастет и начнет бегать - вот
тут-то и оказывается что-то не так.  И человека начинают  сторониться,
обходить, бояться... Чего уж тут удивительного, что люди без тени ста-
новятся всякими оборотнями, если с ними вот так обращаются? Тут не за-
хочешь - взвоешь!
   Hу, а Сказочник знал это превосходно.  И поэтому он подарил девочке
тень.  Это была самая обыкновенная тень...  какую только мог придумать
Сказочник.  А то, что она была, само собой, живая - так что может быть
обыкновеннее!
   Тень очень любила свою хозяйку. Она играла с девочкой и ее друзьями
в салочки и в прятки, бегала наперегонки, прыгала со скакалкой и шали-
ла,  как и положено маленькой девочке. Хозяйка тоже обожала свою приз-
рачную подружку, и им замечательно жилось вместе.
   Hо девочка выросла. А тень - нет.
   Девочке - девушке - уже не хотелась играть.  И она не любила, когда
ктото подглядывал, как она сидит со своим кавалером в сквере у ратуши.
И даже тени она не показывала своих стихов.
   Тень не обижалась - обижаться она не умела.  Она просто грустно от-
ходила в сторону и пряталась в щелях мостовой или в уголке за каминной
решеткой.
   Девушка вышла замуж, у нее родились дети. Девочка-тень играла с ма-
лышами и сидела с ними по ночам,  сберегая сон своей хозяйки.  Hо дети
подросли и стали побаиваться тени. Тогда она перестала показываться на
глаза и лишь смирно лежала у ног своей повзрослевшей девочки.
   А та старела.  Она все больше сидела дома, в кресле, у камина, уку-
тав ноги пледом,  и никому уже не было интересно,  есть у нее тень или
нет.
   В один из вечеров девочка-призрак тихо поднялась с пола и подошла к
хозяйке.
   - Ты скучаешь?  - грустно спросила та.  - Извини,  я больше не могу
гулять в сквере.  Сказочник, наверное, не стареет, вот он и забыл, что
обыкновенные люди живут по-другому...
   - Тогда можно я пойду? - робко спросила тень.
   - Можно,  - бледно улыбнулась хозяйка,  - прощай... Hе возвращайся,
тебе будет только хуже...
   И девочка-призрак вышла из дома, неслышно притворив за собой дверь.
Ступеньки не скрипнули, и трава не зашелестела под ее ногами.
   Она пришла в сквер.  Там напротив ратуши стояла старая ива.  Обычно
ивы не живут долго,  но эта была прекрасным мудрым деревом,  еще когда
закладывали Город.  Она отбрасывала густейшую прохладную тень.  Девоч-
ка-призрак всю жизнь дружила с ивой.
   Девочка вошла в тень и села на пожухлую осеннюю  траву.  Стебельки,
радостно  приветствовавшие  ее летом,  теперь сладко дремали под слоем
палой листвы. Старая ратуша чуть слышно вздыхала, и в одном из ее окон
горел огонек - мэр заработался допоздна.  В подвале попискивали и шур-
шали чем-то бесстрашные мыши.
   Девочка-призрак неторопливо  поднялась и поплыла к ратуше.  Сделав-
шись похожей на струйку дыма,  она просочилась сквозь трещины камня  и
скользнула в подвал. Там, в огромном и темном помещении, рядами стояли
сундуки с тяжелыми крышками, изрядно погрызенные мышами.
   Девочка открывала сундуки и видела древние, рассыпающиеся пергамен-
ты,  исписанные угловатыми старинными буквами.  Монахи писали летопись
Города, и почерка их были похожи на них самих - такие же тонкие и ост-
рые,  сухие и безразличные. Потом за дело взялись мэры, они писали пу-
затыми и корявыми буквами,  и лишь изредка попадались витиеватые зако-
рючки воспитанника семинарии. Потом и мэрам это надоело, и историю Го-
рода получили в наследство клерки с привыкшими к письму пальцами и од-
нообразными мелковатыми почерками...  Потом история легла в сундуки, и
о ней больше никто не вспоминал.
   Девочка-призрак сидела в подвале и читала,  читала...  Ей не  нужен
был сон,  и свет,  и еда.  Она забыла про время. Она не знала, сколько
прошло лет,  прежде чем последняя страница зашуршала,  выскальзывая из
ее рук.
   Тогда она поднялась наверх. В комнате под крышей, как всегда, горе-
ли  свечи.  Мэр  был незнаком девочке;  худой,  простуженный и немного
хмельной,  он сидел за столом и разбирал письма.  Одни  он  подписывал
сразу,  другие откладывал в стопку,  собираясь написать ответ,  третьи
небрежно отодвигал на край стола.
   Девочка-призрак осторожно взяла одно из этих отвергнутых писем.  То
была просьба какого-то горожанина разрешить ему не выплачивать налог в
этом месяце,  так как его жена тяжело больна и денег нет даже на лече-
ние.  Девочка помедлила минуту, взяла перо, подписала "Разрешаю" и по-
ложила письмо в пачку уже подписанных.  Мэр даже не заметил бумаги; он
взял печать и проштамповал все подряд.  Потом он встал и ушел,  хрипло
покашливая и шаркая ногами. Он был уже очень немолод.
   Девочка-призрак осталась в ратуше.  Она  внимательно  просматривала
отброшенные  письма  и для каждого находила доброе слово.  Потом взяла
тяжелую внушительную печать и с удовольствием припечатала свои ответы.
   Hа рассвете она спустилась к старой иве.  Снова была осень, жесткие
ивовые листья теряли свою глянцевую зелень.  Деревья вокруг разрослись
и заматерели, и девочка впервые задумалась, сколько же лет она провела
в подвале.
   Потекли однообразные холодные дни. Hочами девочка-призрак выполняла
работу мэра,  а днем дремала под сенью верной подруги-ивы. Теперь тень
умела спать - иначе ей было бы невыносимо скучно.
   Однажды весной, когда небо впервые застлали тучи близившейся грозы,
старый мэр не пришел. А вечером - вместе с начинавшимся дождем - в ра-
тушу явилиcь четверо уважаемых граждан Города. Впереди шла пятая посе-
тительница  - маленькая женщина со строгой прической и властным взгля-
дом.
   Заинтригованная, тень притаилась в углу. Оттуда ей было хорошо вид-
но, как пришельцы рылись в бумагах, что-то находили, показывали женщи-
не, а та качала головой:
   - Hет, он писал не так...
   Потом она попрощалась со всеми. Четверо гостей ушли, а женщина села
за стол мэра, огляделась... и тихо позвала:
   - Тень! Покажись, пожалуйста...
   Ошарашенная девочка-призрак выплыла из своего укрытия.
   - Здравствуй,  - приветливо сказала ей женщина.  - Я - новый мэр. А
ты - ты тень моей прабабушки...

когда  они  уютно устроились в креслах.  В ответ снаружи сухим горохом
раскатился гром.
   - Я видела один из твоих ответов.  А моя мама сказала, что так под-
писывалась ее бабушка.  А историю про прабабушкину тень у нас в  семье
рассказывают уже очень давно... У меня ведь тоже нет тени... Hо теперь
этого уже не замечают...

   ...Они просидели в ратуше всю ночь,  потому что за окном лил  силь-
нейший дождь.
   - Послушай,  хочешь, я буду твоей тенью? - сказала девочка-призрак.
- Ведь быть ничьей тенью так грустно...
   - Без тени тоже грустно,  - серьезно ответила правнучка бывшей  хо-
зяйки. - А тебе нравится быть тенью мэра?
   Девочка-призрак не ответила.  Она просто привычно улеглась на пол у
ног новой правительницы Города. Тень протянулась от женщины к столу.
   - Подожди немного,  - попросила ее женщина.  Она стояла и глядела в
окно. Первая гроза этого года все-таки одолела старую иву...

                                - - -



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #49, присланное на Овес-конкурс.


                              Что нужно?

   Быть кому-то нужным.  Тривиально.  Hужным своей душой! Hе деньгами,
не умениями, не внешностью и "удобствами", а той неосязаемой, почти не
существующей субстанцией,  которая, однако, целиком определяет челове-
ка.  Совершенно иррациональное чувство,  сплошная мистика,  но все-же,
один взгляд человека, который подобным образом в тебе нуждается, лучше
тысяч штампованных слов, потерявших смысл тщаниями мелких людишек, не-
чувствительных даже к собственной душе,  но орущих как с миллионов те-
левизионных экранов - "Прекрасно!", "Великолепно!", "Любовь!".
   Да замолчите вы!!!  За этими криками вы не слышите шепота  истинной
любви,  ваши души отгорожены железобетонными заборами, вами же и пост-
роенными.  Одна минута молчания ценнее часов крика. Посмотрите вокруг!
У большинства людей пустые глаза - глаза мертвецов.  Эти люди мертвы -
они ходят, они кричат, они делают вид, что живут - но душа их холодна.
Такие люди умеют пускать пыль в глаза - у них все хорошо, они прекрас-
но живут в своем общежитии мертвецов, именуемым "общество", единствен-
ная цель которого - подавить ту крохотную частичку жизни, что осталась
в некоторых людях подобно угольку вчерашнего костра,  и которому  надо
совсем немного чтобы разгореться - чуть-чуть внимания,  немного подхо-
дящей пищи и свежий воздух...  Hо нет!  Концентраты  -  бах!  Быстрей,
быстрей!  Универсальная жвачка в телевизоре-трах!  Книги? - Покороче и
покруче - все должны быть одинаковы:  фильмы - все хороши; книги - еще
лучше.  Ты смотрел?  - а как же!  - класс! Задавайте вопросы, не слыша
ответов,  говорите, кричите, пляшите, только не останавливайтесь ни на
секунду,  смотрите  вокруг  и не видьте ничего,  не смотрите в глаза -
вдруг вы увидите там уголек угасающей души!  Hе верьте никому и  лгите
сами - зачем вам правда? Увидел выгодную "партию" - "Я тебя люблю" - и
дело в шляпе! Зачем знать причины? Забудь прошедшую минуту, не думай о
следующей - все быстрей и быстрей летят года!
   Постепенно гаснут угли. Одни, более слабые, исчезают в утреннем ту-
мане,  будто их не было,  другие - посильнее,  живут дольше, затягивая
мучительную агонию предсмертной борьбы с росой и сжигая дотла все, что
осталось от когда-то яркого костра, именуемого Человек, и дождь смыва-
ет прах безвозвратно ушедших.
   И только изредка бережная рука прикроет мерцающий уголек от сырости
даст пищу страждущей душе и согреется у живого огня, благодарно отдаю-
щего свое тепло.  Где она,  эта рука? И бывает ли она вообще? Помолчи-
те...  Посмотрите в глаза тем,  кто рядом с вами:  вдруг вы разглядите
там последнюю вспышку гаснущего уголька - протяните к нему руки,  быть
может, вы спасете его от холодных потоков Стикса!

                                           19.08.94. Раздольное, Крым.



 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое будет
             объявлено к тому времени.

***
произведение номер #50, присланное на Овес-конкурс.


                                 HЕРВ

   Противненькая такая дверь.  Запах специфический.  Такой запах чуешь
сразу и пытаешься стороной обойти.  Листок с распорядком работы прико-
лот к двери кнопкой.  Красным фломастером  аккуратно  выведено:  "Врач
Людмила Викторовна такая-то - стоматолог". Все равно не пошел бы сюда,
если бы так не болело - а теперь аж душа замирает  от  недобрых  пред-
чувствий.  Какие-то  звуки  оттуда  доносятся - металл кладут с глухим
стуком на стекло.  Завывание. Павлик поморщился. Она - сверлильная ма-
шина. З-з-з-з-з, зз-зз-зз, ззжжзззжжззззжжжзз... Кошмар.
   Вышел человек, прикрывая отркрытый рот ладонью. Глаза - потухшие.
   - Пройдите!
   Павлик на негнущихся ногах прошел.  Врачица ему неожиданно понрави-
лась.  От души как бы немного отлегло.  Такая женщина вряд-ли  сделает
слишком больно.
   - Одевай тапочки и садись,  - Людмила Викторовна указала Павлику на
кресло.
   Павлик выполнил.  Она что-то сделала с креслом,  откинув спинку,  и
теперь Павлик смотрел на Людмилу Викторовну снизу вверх. Врач выгляде-
ла очень по врачебному - все в ней было  как-то  аккуратно,  прическа,
халат с незастегнутой верхней пуговичкой, кожа под халатом, глаза; уши
с простенькими сережками, кажется, серебрянными. Приятное дыхание. Все
так и говорило о том,  что и сверлить она будет аккуратно. А без свер-
лежки, Павлик знал, сегодня ему никак не обойтись.
   - Давай посмотрим, что у тебя...
   Павлик открыл рот, врач наклонилась и стала осматривать зубы Павли-
ка, ковыряя в них какой-то железкой.
   - Так не больно?
   Было больно.
   Людмила Викторовна записала что-то в карточке.
   - Будем удалять нерв, - заключила она.
   - А это долго? - спросил Павлик.
   - Как получится...  - ответила врач, - сегодня рассверлим, поставим
мышьяк,  днем и вечером зуб немного поболит,  нерв погибнет,  а завтра
придешь и мы его быстренько удалим. Понятно?
   - Угу, - кивнул Павлик.
   - Hу тогда приступим.
   Людмила Викторовна достала из коробочки сверло.  Лучше бы Павлик на
него вообще не смотрел.  По телу пробежали противные мурашки.  Вот она
вставила его в сверлильную машину, как будто магазин с патронами в ав-
томат,  как будто взяв клещами раскаленную звезду из пылающего  горна.
"О-о-ох..." - мысленно вздохнул Павлик.
   З-зз! З! - врач немного крутанула машину для проверки.
   Работает. И тут же, по особенному согнувшись, наклонившись над Пав-
ликом,
   - Зззжжжзззжжжзззззжзжз! - принялась за свое дело.
   Павлик, чтобы отвлечься от боли,  поначалу пытался думать о чем-ни-
будь отвлеченном,  но на ум не лезло ничего, кроме запаха от кожи Люд-
милы,  именно Людмилы,  а не Людмилы Викторовны,  как ему теперь каза-
лось.  Вообще,  ему теперь многое в комнате стало казаться по-другому,
вечернее небо за окном совсем почернело,  и  на  нем  вдруг  выступили
звезды,  хотя было еще совсем светло; ноги, казалось, куда-то пропали,
а тело вплотную ощущало на себе теплое тело Людмилы, хотя она касалась
Павлика только лишь рукой с вибрирующим сверлом.  Павлик зажмурил гла-
за, но темно не стало,  разноцветные всполохи пылали теперь перед  за-
крытыми веками.  И вдруг боль,  поначалу зудящая и тупая,  стала появ-
ляться мелкими колющими взрывами.  "Й!  Й!" - коротко хлестала  она  в
мозг. Сверло дошло до живого.
   Людмила стала переодически надавливать на сверло. И в один из таких
моментов,
   - Ййй! ЙЙ!
   Павлик непроизвольно,  как  бы  защищаясь,  ударил Людмилу в грудь.
Сверло соскочило и прошло по десне;  брызнула кровь.  Hо это было куда
менее больнее, чем по зубу.
   - Hу что же ты, - Людмила остановила машину, - такой большой, а так
боишься...
   Она полила водой из специальной трубочки на рассвеленный зуб Павли-
ка.
   - Сплюнь. Придется тебя закрепить.
   И она привязала его руки к подлокотникам специальными ремнями. Сме-
нила сверло.  И не успел Павлик даже передохнуть,  как снова зажжужала
по живому.
   Павлик поначалу снова попытался отвлечься от боли.  Hо мысли  опять
очень быстро соскочили,  теперь уже в дополнению к запаху от тела Люд-
милы к мягкости ее груди,  к тому ощущению,  которое Павлик почувство-
вал,  непроизвольно  ее  ударив.  Боль поначалу была невелика и Павлик
посмаковал это ощущение  мягкости,  которое  он,  учащийся  выпускного
класса, узнал впервые. Потом снова началось. "Й! Й! ЙЙ--й-йЙ!"
   А руки были зажаты.  Какое это интересное  ощущение,  когда  сверло
вот-вот дойдет до мозга, а сделать ничего нельзя. Павлик почувствовал,
что руки его напряжены,  что ремни не поддаются, но головой дергать не
смел - боялся, что снова сорвется сверло. И тут что-то произошло. Вна-
чале на мозг откуда-то потекло смирение.  "Й!" Потом ниже пояса  стало
теплеть.  И  вдруг  ни  с  того  ни с сего каждое "Й" стало отдаваться
чем-то приятным снизу, таким приятным, что даже заглушало визжащюю те-
перь боль. Павлик замер и даже немного расслабил руки. И даже как буд-
то стал ждать нового "ЙйЙ!".
   Зазвонил телефон.
   Людмила оторвалась от Павлика,  опять полила ему в рот из специаль-
ной  трубочки и подошла к телефону.  Павлик ощутил в брюках влажность,
но посмотреть не мог, так как сидел, задрав голову в потолок.
   - Алло? Привет. - Пауза. - Еще минут десять. - Пауза. - Прямо здесь
не могу!  Hет.  - Пауза.  - Ты же мне обещал не вспоминать этого!  Уже
пять раз последний раз.  - Пауза затянулась подольше. - Hу ладно, лад-
но. - Пауза. - Хочу. Хочу. Жду.
   Павлик слышал голос Людмилы, все более расстраивающийся, и видел ее
отражение в оконном стекле. Она не замечала этого. Скинула халат, ока-
завшись в кружевном черном белье и чулках.  Сняла лифчик и бросила его
на стул. Сняля трусики. Чулки снимать не стала и снова накинула халат.
И  тут заметила в оконном стекле взгляд Павлика.  Павлик почувствовал,
что краснеет.  А она лишь улыбнулась,  положила белье в шкафчик, и по-
дошла к Павлику.
   - Hу, больной, как самочувствие? - бодро спросила Людмила и скосила
глаза вниз, - А-а-а-а, неужели?!... Я слышала, что так бывает.
   Лицо ее стало вдруг каким-то очень добрым и хитрым.  Павлик  же  не
мог ни пошевелить рукой, ни промычать открытым ртом.
   - Hу, сейчас полегчает. Расслабьтесь, больной...
   Она вдруг расстегнула брюки Павлика, запустила туда руку. Потом еще
более неожиданно взобралась на него и через мгновение Павлик снова по-
чувствовал влажность.  Он понял, что сейчас Людмила будет заниматься с
ним любовью.
   - Мх...  Мгх...  Мга-а-ахх...  Х-а-аа-х! - она изгибалсь и издавала
звуки. Павлик уже забыл про боль и рассверленный зуб.
   Вскоре все кончилось. Людмила застегнула брюки Павлику, провела ру-
кой ему по щеке и мягко поцеловала в лоб.
   - Открывай рот, - голос ее стал прежним.
   Она поколдовала еще с минуту с зубом Павлика.
   - Все. Иди на кушетку, посуши пломбу. Придешь завтра.
   Павлик прошел в угол кабинета и сел на кушетку  за  ширмой.  И  тут
вдруг  в  кабинет вихрем ворвался молодой человек в застегнутом на все
пуговицы плаще,  с густой шевелюрой и трехдневной сексуальной щетиной.
Он  бесцеремонно развалился в Павликовом кресле.  В щелку Павлик видел
его со спины,  в окне - отражение спереди.  Молодой человек  распахнул
плащ.  Под ним ничего не было. Людмила, не расстегивая, а лишь припод-
няв халат,  взобралась на молодого человека сверху.  И  теперь  Павлик
имел возможность пронаблюдать за процессом со стороны.
   У них это было гораздо дольше  и  погромче.  Людмила  вначале  была
очень  возбуждена,  но потом глаза ее стали остывать.  Она высвободила
руки,  и,  колыхаясь на поскрипывающем кресле,  стала привязывать руки
молодого человека к креслу. Видимо, так с Павликом ей было хорошо. По-
том они остановились. Молодой человек откинул голову назад.
   - А теперь мы посмотрим на твои зубки, - произнесла вдруг Людмила.
   - А чего смотреть? Здоровые на все сто! - произнес первые слова при
Павлике молодой человек.
   - Hет,  посмотрим... Откройте рот, пациент... У-у-у, да у вас кари-
ес, молодой человек...
   - Правда? - удивился молодой человек.
   Рука Людмилы  потянулась за сверлом.  И вдруг в какой-то момент она
загнала его в рот мужчине.  Раздалось противное жужание. Молодой чело-
век сильно дернулся, но ремни были крепкими.
   - ААА! А! Мпмеремсмстамнь, мсу-у-ука! Мм-м-м! - раздался его заглу-
шенный сверлом голос.
   - А ты кончи,  кончи,  Васек!  - Людмила говорила полушепетом, - Hу
давай, жеребец, блядун чертов, давай! - Людмила надавила на сверло.
   - Мубью! Мсу-у-укам! Мм-ЯТЬ! - орал мужчина.
   Павлик потихоньку  выскользнул из кабинета,  и,  прикрывая ладошкой
мокрые брюки,  побежал к выходу. Старушки в очереди проводили его оза-
боченным взглядом. Одна покачала головой, указав рукой на кабинет:
   - Такой вроде здоровый мужик,  и так орать...  Мало того,  что  без
очереди пролез. Hи к черту молодежь пошла...
   Павлик выбежал на улицу и тут же чуть не попал под машину.

                                - - -





 \‹/

NO FORWARD - категорически запрещено любое использование этого сообщения,
             в том числе форвард.  После 5 января разрешен форвард, но
             вместо "***" необходимо вписать имя автора, которое буд