эта мысль не пришла ему в голову
раньше,  до  того,  как  родилась  дочь  Луиза, и думал, что, если он теперь
сложит  жертвенный  костер  из  сучьев  в  укромном  уголке  леса и принесет
ягненка во всесожжение, Бог непременно явится ему и что-то возвестит.
     Думая  об этом, он все больше и больше думал о Давиде, частично забывая
свое  страстное  себялюбие.  "Пора  мальчику  задуматься  о  дороге в мир, и
откровение  будет  касаться  его,  -  решил он. - Бог проложит ему стезю. Он
скажет  мне, какое место занять Давиду в жизни и когда ему тронуться в путь.
Это  правильно,  что мальчик будет при мне. Если мне посчастливится и явится
ангел  Божий,  Давид  увидит  красу  и  славу  Божию, явленную человеку. Это
сделает его истинным человеком Божиим".
     Джесси  и  Давид молча ехали по дороге, пока не очутились на том месте,
где  Джесси  однажды  воззвал  к  Богу  и  напугал  внука. Утро было ясное и
веселое,  а  теперь  подул  холодный  ветер, и туча заслонила солнце. Увидя,
куда  они  приехали,  Давид  задрожал  от страха, а когда они остановились у
мостика,  где  речка  выбегала  из-за  деревьев, ему захотелось выскочить из
фаэтона и удрать.
     Десяток  планов бегства промелькнул в голове у Давида, но, когда Джесси
остановил  лошадь,  перелез через изгородь и направился в лес, он последовал
за  дедом.  "Бояться  -  глупо.  Ничего  не  будет", - говорил он себе, неся
ягненка.  Беспомощность  маленького  животного, которое он крепко прижимал к
себе,  почему-то придавала ему духу. Он чувствовал, как быстро бьется сердце
ягненка,  и  от  этого  его  сердце билось не так быстро. Торопливо шагая за
дедом,  он  распустил  бечевку, которой были спутаны ноги ягненка. "В случае
чего убежим вместе", - подумал он.
     В  лесу  они  ушли  далеко  от дороги, и Джесси остановился на поросшей
кустиками  лесной  прогалине,  которая спускалась к самой речке. По-прежнему
не  говоря  ни  слова, он сразу начал складывать в кучу сухие ветви, а потом
поджег  их.  Мальчик  сидел на земле и держал ягненка. Фантазия его наделяла
смыслом  каждое  движение старика, и с каждой минутой он все больше пугался.
"Я  должен помазать кровью агнца голову отрока", - пробормотал Джесси, когда
пламя  жадно  обняло сучья; с этими словами он вынул из кармана длинный нож,
повернулся и быстро пошел через прогалину к Давиду.
     Мальчика  обуял  ужас.  Ему стало дурно. Секунду он сидел неподвижно, а
потом  его  тело  напряглось, и он вскочил. Лицо его стало белым, как шерсть
ягненка,  а  тот,  вдруг почувствовав свободу, кинулся вниз по склону. Давид
тоже  побежал. От страха он мчался, как на крыльях. Он отчаянно прыгал через
кусты  и  бревна.  На  бегу  он сунул руку в карман и вытащил свою охотничью
рогатку.  Когда  он  добежал  до  речки, которая была мелкой и плескалась по
камням,  он  прыгнул  в  воду  и  обернулся назад и, увидев, что дед все еще
бежит  за  ним,  с  длинным  ножом в руке, больше не раздумывал, а нагнулся,
выбрал  камень  и  заложил  в рогатку. Он натянул толстую резиновую ленту со
всей  силы,  и камень просвистел в воздухе. Он угодил прямо в голову Джесси,
который  о  внуке совсем забыл, а гнался за ягненком. Дед рухнул со стоном и
повалился   почти  у  ног  мальчика.  Когда  Давид  увидел,  что  дед  лежит
неподвижно  и,  судя  по  всему,  -  мертвый,  страх  его  был  безмерен. Он
превратился в безумную панику.
     Давид  с  криком  повернулся  и  побежал прочь сквозь лес, рыдая. "Ну и
пускай...  я  убил  его  -  ну  и пускай", - всхлипывал он. На бегу он вдруг
решил  больше  не  возвращаться ни на фермы Бентли, ни в город Уайнсбург. "Я
убил  Божьего  человека,  и  теперь  сам  буду  человеком  и пойду в мир", -
решительно  сказал  он  и,  перестав  бежать, быстрым шагом пошел по дороге,
повторявшей изгибы речки, которая текла по полям и лесам на запад.
     На  земле  у  речки  Джесси  Бентли с трудом пошевелился. Он застонал и
открыл  глаза.  Долгое  время  он лежал неподвижно и глядел в небо. Когда он
наконец  встал  на  ноги, мысли у него пугались, и исчезновение мальчика его
не  удивило.  У  дороги  он  сел на бревно и начал говорить о Боге. И больше
ничего  от  него  не  могли  добиться.  Когда  при  нем упоминали Давида, он
рассеянно  глядел в небо и говорил, что мальчика забрал Божий посланец. "Это
случилось  потому, что я был слишком жаден до славы", - объявлял он и больше
ничего не желал добавить.





ЧЕЛОВЕК С ИДЕЯМИ



     Жил  он  с  матерью,  седой,  молчаливой женщиной с особенным землистым
цветом  лица.  Их  дом  стоял  в  маленькой  роще,  за которой главная улица
Уайнсбурга  пересекала  Винную  речку.  Его звали Джо Уэлинг, и отец его был
человеком   довольно   видным   в   местном  обществе,  адвокатом  и  членом
законодательного  собрания в столице штата Колумбусе. Сам Джо был маленького
роста  и  по  характеру не похож ни на кого в городе. Он напоминал крохотный
вулканчик,  который  много  дней молчит и вдруг выбрасывает пламя. Нет, даже
не  так  -  он  был  вроде  человека, подверженного падучей, который внушает
своим  ближним  страх, потому что припадок может налететь внезапно и бросить
его  в то странное и жуткое физическое состояние, когда выкатываются глаза и
дергаются  руки  и  ноги.  Вот кого напоминал Джо, только у него эта напасть
была  не  физического  свойства,  а душевного. На него накатывали идеи, и во
время  этих  идейных  припадков  совладать  с  ним  было  невозможно.  Слова
катились  и  сыпались  у  него изо рта. На губах появлялась странная улыбка.
Кромки   зубов,   оправленные   в  золото,  блестели.  Напав  на  нечаянного
слушателя,  он  начинал  говорить.  Слушателю не было спасения. Возбужденный
человек  дышал  ему  в  лицо,  заглядывал в глаза, долбил дрожащим пальцем в
грудь, требовал внимания, завладевал им.
     В  то время компания "Стандарт ойл" не доставляла керосин потребителю в
больших  цистернах и грузовых автомобилях, как теперь, а продавала его через
бакалейные,  скобяные  лавки  и  так  далее.  Джо  был  агентом  компании  в
Уайнсбурге  и  еще  нескольких  городках  в  ту и другую сторону по железной
дороге,  проходившей  через Уайнсбург. Он принимал заказы, получал по счетам
и прочее. На эту должность его пристроил отец, законодатель.
     Магазин  за магазином обходил в Уайнсбурге Джо Уэлинг - немногословный,
чрезмерно  вежливый,  сосредоточенно-деловитый.  В глазах людей, наблюдавших
за  ним,  пряталось  веселье,  разбавленное  тревогой. Люди ждали, когда его
понесет,  и  приготовлялись  к  бегству.  Хотя  припадки  его были, в общем,
безобидными,  они были нешуточными. Они обладали силой стихии. Оседлав идею,
Джо  подчинял  себе  всех. Его личность приобретала исполинские масштабы. Он
подминал  человека,  с  которым  говорил, сокрушал человека, сокрушал всех -
всех, до кого досягал его голос.
     В  аптеке  Сильвестра  Уэста  стояли четверо и беседовали о бегах. Тони
Типу,  рысаку  Уэсли  Мойра, предстояло в июне выступить в Тиффине, Огайо, и
ходил  слух,  что  его  ожидает  там  самое трудное соперничество за всю его
биографию.  Говорили, что там будет сам Поп Гирс, великий наездник. Сомнения
в победе Тони Типа хмуро витали над Уайнсбургом.
     В  аптеку  ворвался  Джо  Уэлинг,  с  силой распахнул дверь. Со странно
светящимися  от увлеченности глазами он напал на Эда Томаса - а Эд между тем
был  знаком  с  Попом  Гирсом,  и  суждение  его о шансах Тони Типа кое-чего
стоило.
     -  В  Винной  речке  вода  поднялась!  -  воскликнул Джо Уэлинг с видом
Фидиппида,  принесшего  грекам  весть о победе при Марафоне. Палец его выбил
дробь   на  широкой  груди  Эда  Томаса.  -  Под  Вертлюжным  мостом  она  в
одиннадцати  с  половиной  дюймах  от  настила, - сыпал он, производя зубами
присвистывающий звук.
     Лица четверых потемнели от беспомощной досады.
     -  Мои  сведения  точные.  Можете  не  сомневаться. Я сходил в скобяную
лавку  Синингса  и  взял  линейку.  Потом  вернулся и промерил. И не поверил
своим  глазам.  Понимаете,  дождя  десять  дней  не было. Сперва я просто не
знал,  что подумать. В голове у меня замелькали мысли. Я подумал о подземных
коридорах  и  ключах.  Мыслью  я углубился под землю и искал там. Я сидел на
настиле  моста  и тер лоб. В небе не было ни облачка, ни единого. Выйдите на
улицу,  убедитесь  сами.  Ни  облачка  не  было. И сейчас - ни облачка. Нет,
облачко  было.  Не  буду  скрывать  от вас факты. Было на западе облачко над
горизонтом - облачко не больше ладони.
     Нет,  я,  конечно, не думал, что разлив как-то связан с ним. В том-то и
дело - понимаете? Можете себе представить, в каком я был недоумении.
     И  тут  меня  осенила  идея. Я рассмеялся. Ну конечно, дождь прошел над
округом  Медина. Интересно, а? Если бы у нас не было поездов, не было почты,
не  было  телеграфа,  мы  бы все равно узнали, что над округом Медина прошел
дождь.  Ведь  Винная  речка  течет  оттуда. Это всем известно. Наша старушка
принесла  нам  известие. Интересно ведь? Я рассмеялся. Подумал: надо сказать
вам - интересно ведь, а?
     Джо  Уэлинг  повернулся  и пошел к двери. Вытащив из кармана книжку, он
остановился  и  провел  пальцем  по  странице.  Он снова был поглощен своими
обязанностями агента "Стандарт ойл".
     -  В  бакалее  Херна  керосин  должен быть на исходе. Наведаюсь туда, -
пробормотал  он,  уже  спеша  по  улице  и  вежливо  раскланиваясь  налево и
направо.
     Когда  Джордж  Уилард  поступил работать в "Уайнсбургский орел", ему не
стало   проходу  от  Джо  Уэлинга.  Джо  завидовал  молодому  человеку.  Ему
казалось, что он сам рожден быть газетным репортером.
     -  Вот  чем  я  должен  бы заниматься, - объявлял он, остановив Джорджа
Уиларда  на  тротуаре  перед  фуражным магазином Догерти. Глаза его начинали
блестеть,  указательный палец дрожал. - Конечно, в компании "Стандарт ойл" я
зарабатываю  больше - и говорю вам это просто так, - добавлял он. - Я против
вас  ничего  не  имею, но ваше место должен был бы занимать я. Я выполнял бы
работу  между  делом.  Одна  нога  здесь, другая там - и я бы находил такое,
чего вам отродясь не увидеть.
     Все  больше  возбуждаясь,  Джо  Уэлинг притискивал молодого репортера к
стене  фуражного магазина. Он словно погружался в раздумье, вращал глазами и
проводил  узкой  нервной  рукой  по волосам. Лицо его расплывалось в улыбке,
золотые зубы блестели.
     -  Доставайте  свою  записную  книжку, - приказывал он. - Носите ведь в
кармане  блокнотик,  верно?  Знаю, что носите. Так вот, запишите. Мне это на
днях  пришло  в  голову. Гниение, к примеру. Что есть гниение? Тот же огонь.
Оно  сжигает  дерево  и  другие  вещества.  Никогда об этом не задумывались?
Конечно,  нет.  Вот  этот  вот  тротуар,  вот  этот магазин фуражный, вон те
деревья  на  улице  -  всё  в огне. Горят. Понимаете, гниение происходит все
время.  Безостановочно. Вода и краска его не остановят. А если вещь железная
-  что  тогда? Она ржавеет, понятно? А это - тоже огонь. Мир в огне. Вот так
и  начинайте  ваши  статьи в газете. Крупным шрифтом: МИР В ОГНЕ. Тут каждый
раскроет  глаза.  Дошлый  малый,  -  скажут про вас. Мне жалко. Я не завидую
вам.  Эту идею я придумал мимоходом. У меня бы газета заиграла. Вы не можете
отрицать.
     Внезапно  повернувшись,  Джо Уэлинг быстро пошел прочь. Через несколько
шагов он остановился и оглянулся.
     -  Я  вас не брошу, - сказал он. - Я из вас сделаю классного газетчика.
Мне  самому  надо было бы издавать газету - вот что. Я бы творил чудеса. Это
все понимают.
     Через  год  после  того,  как  Джордж  Уилард поступил в "Уайнсбургский
орел",  в  жизни  Джо  Уэлинга произошло четыре события. Умерла его мать; он
поселился  в  "Новом  доме  Уиларда"; у него начался роман, и он организовал
Уайнсбургский бейсбольный клуб.
     Джо   организовал  бейсбольный  клуб,  потому  что  ему  хотелось  быть
тренером,  и  на  этом  посту  он вскоре завоевал уважение сограждан. "Джо -
чудо,  -  объявили  они,  когда  Уайнсбург  победил команду округа Медина. -
Команда у него работает дружно. Вы только понаблюдайте за ним".
     На  бейсбольном  поле Джо Уэлинг стоял у первого дома, всем телом дрожа
от  возбуждения.  Помимо  воли  все  игроки  не могли оторвать от него глаз.
Подавальщик противников терялся.
     -  Ну!  Ну!  Ну!  Ну!  - кричал возбужденный тренер. - Следить за мной!
Следить  за  мной!  Следить  за  моими  пальцами!  Следить  за моими руками!
Следить  за моими ногами! Следить за моими глазами! Работаем вместе! Следить
за  мной!  Во  мне  вы  видите  все ходы игры! Работать со мной! Работать со
мной! Следить за мной! Следить за мной! Следить за мной!
     Когда  бегуны  уайнсбургской  команды  занимали  дома,  на  Джо Уэлинга
словно  нисходило  вдохновение.  Не понимая даже, что ими движет, не сводя с
него  глаз,  бегуны покидали дома, продвигались вперед, возвращались вспять,
словно  их  вели на невидимом шнуре. Противники тоже не сводили с него глаз.
Джо  их завораживал. Они мешкали, а потом, точно силясь прогнать наваждение,
начинали  бестолково перебрасываться мячом, и под яростные, зверские выкрики
тренера бегуны Уайнсбурга летели к своему полю.
     Когда  у Джо Уэлинга начался роман, город встревожился. Все шептались и
качали  головами.  Если  кто-то  хотел  посмеяться  над  этим,  смех выходил
натянутый  и  ненатуральный.  Джо  влюбился  в  Сару  Кинг, худую, печальную
женщину,   которая   жила  с  отцом  и  братом  в  кирпичном  доме  напротив
кладбищенских ворот.
     Обоих  Кингов, Эдварда, отца, и Тома, сына, в Уайнсбурге недолюбливали.
Их  считали заносчивыми и опасными. Они приехали в Уайнсбург откуда-то с юга
и  делали  у себя, на Вертлюжной заставе, сидр. Про Тома Кинга говорили, что
до  приезда  в  Уайнсбург он убил человека. Ему было двадцать семь лет, и он
ездил  по  городу  на  сером  пони. Кроме того, он носил длинные желтые усы,
которые  свисали  ему  на  рот, и повсюду ходил с тяжелой, устрашающего вида
тростью.  Однажды он убил этой тростью собаку. Собака была обувного торговца
Уина  Поуси, она стояла на тротуаре и виляла хвостом. Том Кинг убил ее одним
ударом. Его арестовали, и он уплатил десять долларов штрафа.
     Старик  Эдвард  Кинг  был маленького роста и, когда проходил мимо людей
на  улице,  смеялся странным невеселым смехом. Смеясь, он чесал левый локоть
правой  рукой.  Из-за  этой  привычки  рукав у него был вытерт чуть ли не до
дыр.  Когда  он шел по улице, нервно озираясь и похохатывая, он выглядел еще
опаснее, чем его молчаливый свирепый сын.
     Сара  Кинг  стала  прогуливаться  по  вечерам  с  Джо  Уэлингом, и люди
встревоженно  покачивали  головой.  Она  была  высокая,  бледная,  с темными
полукружьями  под глазами. Пара имела нелепый вид. Они гуляли под деревьями,
и  Джо  говорил.  Его  горячие и энергические изъявления любви доносились из
темноты  под  кладбищенской  стеной  или  с  укрытого  деревьями  взвоза  от
Водозаборного  пруда  к  Ярмарочной  площади,  а  потом  люди повторяли их в
лавках.  Собравшись у стойки в "Новом доме Уиларда", они смеялись и судачили
об   этом  ухаживании.  Смех  сменился  тишиной.  Уайнсбургские  бейсболисты
выигрывали   матч   за   матчем,   и   в  городе  стали  уважать  Джо.  Люди
предчувствовали трагедию, ждали, нервно посмеивались.
     Встреча  Джо  Уэлинга  с обоими Кингами, которую с тревогой ждал город,
произошла  в  субботу  под  вечер в комнате самого Джо, в гостинице Уиларда.
Джордж Уилард был очевидцем встречи. Дело было так.
     Возвращаясь  после  ужина  к  себе,  молодой  репортер  увидел,  что  в
неосвещенной  комнате  Джо  Уэлинга  сидят  Том Кинг и его отец. Том - возле
двери,  с  тяжелой  тростью  в руке. Старик Эдвард нервно расхаживал и чесал
левый локоть правой рукой. В коридоре было пусто и тихо.
     Джордж  Уилард вошел к себе в комнату и сел за стол. Попробовал писать,
но  рука тряслась так, что не могла удержать перо. Он тоже нервно заходил по
комнате.  Как  и  все  уайнсбуржцы,  он  был  в растерянности и не знал, что
делать.
     Была   половина   восьмого   и   быстро  сгущались  сумерки,  когда  по
станционной  платформе,  в  сторону  гостиницы  Уиларда прошел Джо Уэлинг. В
руках  он  нес  охапку травы и бурьяна. Хотя Джордж Уилард дрожал от страха,
его  позабавила эта маленькая бодрая фигурка, рысцой бежавшая по платформе с
охапкой травы.
     Дрожа  от  волнения и страха, молодой репортер притаился в коридоре под
дверью  комнаты,  где  Джо  Уэлинг  разговаривал  с  Кингами.  Ругательство,
нервный  смешок  старика  Эдварда,  потом  тишина.  И вот раздался голос Джо
Уэлинга,  отчетливый и звонкий. Джорджа Уиларда разобрал смех. Он понял. Как

всех  сокрушали  речи Джо Уэлинга, так и этих обоих гостей опрокинул и понес
шквал  его  слов.  Слушатель  в  коридоре  расхаживал  взад-вперед  в полном
изумлении.
     А  Джо  Уэлинг у себя в комнате пропустил мимо ушей угрожающее ворчание
Тома  Кинга.  Весь  во  власти  новой  идеи,  он закрыл дверь, зажег лампу и
разложил на полу свои травы.
     -   Я  тут  кое-что  придумал,  -  торжественно  объявил  он.  -  Хотел
рассказать  Джорджу Уиларду - пусть сочинит статью для своей газеты. Хорошо,

что  вы тут. Жалко, нет Сары. Я хотел к вам сам пойти, поделиться кое-какими
идеями.  Интересными.  Сара  меня  не пустила. Говорит, мы поссоримся. Какая
чепуха.
     Джо  Уэлинг  забегал  перед  двумя  озадаченными  мужчинами  и принялся
объяснять.
     -  И  даже  не  сомневайтесь! - закричал он. - Это важное дело. - Голос
его  звенел  от  возбуждения.  -  Слушайте  меня внимательно - не пожалеете.
Ей-богу,  не  пожалеете.  Теперь предположим: предположим, вся наша пшеница,
кукуруза,  овес, горох, картофель - все истреблено сверхъестественной силой.
А  мы  - мы, стало быть, здесь, в нашем округе. И вокруг нас высокий, глухой
забор.  Такая,  предположим,  история. Перелезть через забор никто не может,
все  земные  плоды  погибли,  остались только эти дикие, эти травы. Что же -
конец нам? Я вас спрашиваю. Конец нам?
     Том  Кинг  опять  заворчал,  и  на  минуту в комнате все стихло. Но Джо
бросился развивать идею дальше:
     -  Первое  время  будет  трудно.  Согласен.  Не могу не согласиться. От
этого  никуда не денешься. Несладко нам будет. Подберутся толстые животы. Но
нас не сломишь. Так я вам скажу.
     Добродушно  рассмеялся  Том  Кинг,  и  жутковатый  нервный смех Эдварда
Кинга разнесся по дому. Джо Уэлинг помчался дальше:
     -  Понимаете,  мы  начнем  выводить  новые  фрукты  и  овощи.  И  скоро
восстановим  все, чего лишились. Учтите, я не говорю, что новые породы будут
такие  же,  как  прежние.  Нет,  не  будут.  Могут  быть лучше, могут быть и
похуже.  Интересно,  а?  Тут  есть  над  чем подумать. Тут стоит пораскинуть
мозгами, а?
     В  комнате  стало  тихо,  потом  снова  послышался нервный смех старого
Кинга.
     -  А слушайте, жалко все-таки, что нет Сары! - воскликнул Джо Уэлинг. -
Пойдемте к вам. Я хочу ей это рассказать.
     В  комнате  задвигались  стулья.  Тут  Джордж  Уилард  удалился к себе.
Высунувшись  из  окна,  он  увидел,  как Джо Уэлинг идет по улице с Кингами.
Тому  Кингу  приходилось  делать  огромные  шаги, чтобы поспеть за маленьким

Джо.  Он шел наклонившись набок - слушал внимательно и увлеченно. Джо Уэлинг
продолжал свою взволнованную речь.
     -  А  возьмите  молочай! - восклицал он. - Ведь чего только не сделаешь
из  молочая,  а?  Просто  даже  не  верится.  Нет,  я  прошу вас, подумайте.
Подумайте  оба, прошу вас. Понимаете, будет новое растительное царство. Ведь
интересно,  а?  Идея  какая!  Вот  увидите,  Сара  -  сразу поймет. Ей будет
интересно.  Ей  всегда  интересны  новые  мысли.  Чтобы  Сара чего-нибудь не
поняла - такого не бывает, правда? Да что там говорить. Да вы сами знаете!





ПРИКЛЮЧЕНИЕ



     Алисе  Хайндман  исполнилось двадцать семь лет, когда Джордж Уилард был
еще   мальчишкой,   и  в