оде. Вряд ли вы его знаете.
     Она вдруг посмотрела на Джона каким-то голодным, недовольным взглядом.
     -  Боже,  как  я  хотела  бы жить в приличном городе, а не в этой дыре!
Здесь меня ни один мужчина не привлекает.
     Проговорив  это,  она  опять  захихикала.  Только раз за весь вечер они
перешли  через  пыльную  дорогу  и  немного  постояли  над  рекой,  а  потом
вернулась  к скамейке, прежде чем остальные кончили очередной ганец. Мод все
время упорно отказывалась пойти на танцы.
     К  половине  одиннадцатого  все  остальные уже были слегка под мухой, и
компания  поехала  назад  в  город.  Мод опять сидела рядом с Джоном. Элф по
дороге  уснул.  Мод  прижалась  своим гибким телом к Джону и, после двух или
трех  бесплодных  попыток  заигрывания,  на  которые он никак не реагировал,
смело  вложила  свою  ладонь  в  его руку. Другая женщина и ее муж болтали с
Томом о тех, кого они встретили на ферме.
     - Вы думаете, что между Фанни и Джо что-нибудь есть?
     - Нет, мне кажется, она не поддается.
     В  половине двенадцатого они подъехали к гостинице Джона, и, пожелав им
всем   спокойной  ночи,  он  стал  подниматься  к  себе.  Элф  тем  временем
проснулся.  Когда  они уже трогались, он высунулся из. машины и уставился на
Джона.
     - Как, вы сказали, вас зовут? - спросил он.
     Джон  поднялся  по темной лестнице и присел на постель в своей комнате.
Да,  Лилиан  порядком  подурнела.  Она вышла замуж, и супруг с ней развелся.
Джо  - специалист по ремонту. Он работает в Международной компании уборочных
машин и механик дай боже. Герман занимается извозом. У него пятеро малышей.
     В  соседней  комнате  трое  играли  в покер. Они смеялись и болтали, их
голоса отчетливо доносились до слуха Джона.
     - Ах, вы так думаете? Ладно, я сейчас докажу вам, что вы ошибаетесь.
     Вспыхнула  небольшая  ссора.  Было  лето,  и  окна в комнате Джона были
растворены.  Он  подошел  к  одному из них и выглянул. Взошла луна, и он мог
видеть  внизу весь переулок. Двое мужчин завернули с улицы и остановились, о
чем-то  шепчась  друг  с  другом.  Когда они ушли, на крышу прокрались кот и
кошка,  и  началась  любовная  сцена.  Игра в соседней комнате прекратилась.
Послышались голоса в коридоре:
     - Ну ладно, оставим это. Говорю вам, вы оба не правы.
     Джон  вдруг вспомнил о своем сыне, который был в Вермонтском лагере. "Я
так  и  не  написал  ему сегодня!" Он почувствовал угрызения совести. Открыв
чемодан,  он  достал  почтовую  бумагу  и сел писать, но после двух или трех
попыток бросил и опять убрал бумагу.
     Какая  чудесная  это  была  ночь на ферме, когда он сидел на скамейке с
той  женщиной! Теперь она лежит в постели с мужем. Они не разговаривают друг
с другом.
     -  А что, если я сейчас?.. - вдруг спросил себя Джон, и в первый раз за
этот вечер на его губах промелькнула улыбка.
     - А почему бы и нет? - задал он себе новый вопрос.
     С  чемоданом в руке он прошел по темному коридору в контору гостиницы и
начал  барабанить  по  стойке.  Откуда-то  появился толстый старик с жидкими
рыжими  волосами  и  слипающимися  от  сна  глазами,  Джон объяснил, чего он
хочет.
     -  Мне  что-то  не  спится.  Думаю,  что я, пожалуй, поеду. Мне нужно в
Питтсбург, и раз уж я не могу спать, то все равно поеду.
     Он   заплатил,  что  следовало  по  счету.  Затем  он  попросил  портье
разбудить кого-нибудь из гаража и сунул ему лишний доллар.
     -  Если  мне  нужно  будет  заправиться,  будут  ли  открыты колонки? -
спросил  он,  но  портье,  очевидно,  не  расслышал.  А  может  быть, вопрос
показался ему нелепым.
     Стоя  в потоке лунного света на тротуаре перед входом в гостиницу, Джон
слушал,  как  портье  колотит  в  какую-то дверь. Вскоре раздались голоса, и
вспыхнули  фары автомобиля. Машина подошла, ее вел какой-то мальчишка. Видно
было, что это паренек веселый и бойкий.
     -  Я  видел,  как вы уезжали в Лайлс-пойнт, - сказал он и, не дожидаясь
приглашения,  вышел  и  открыл  бак. - Все в порядке, у вас там почти восемь
галлонов, - заверил он Джона, который тем временем уже уселся за руль.
     И  автомобиль  и ночь так дружественно приняли его в свои объятия! Джон
отнюдь  не  принадлежал  к  числу  любителей  бешеной  езды, но он выехал из
города  на очень большой скорости. "Как проедете два квартала, поворачивайте
направо,  потом  проедете  еще  три.  Там  попадете на шоссе. А дальше - все
прямо на восток. Сбиться с дороги тут нельзя".
     Джон  брал  повороты,  как гонщик. На окраине города кто-то крикнул ему
из  тьмы,  но  он  не  остановился. Он стремился как можно скорей выехать на
дорогу, ведущую на восток.
     -  Я дам полный ход,- мечтал он - Боже ты мой! Такое наслаждение! Я дам полный ход!



   Шервуд Андерсон
   Погибший роман


                          Перевод П.Охрименко

--------------------------------------------------------------------------
Текст: Шервуд Андерсон. Рассказы. М: ГИХЛ, 1959. Стр. 455-461.
Электронная версия: В.Есаулов, yes22vg@yandex.ru, октябрь 2003 г.
--------------------------------------------------------------------------

     0н  сказал,  что  все  это были как сон. Такой уж это человек писатель.
Работает  месяцами,  быть  может  годами над книгой и ни слова не заносит на
бумагу.  Я  хочу  сказать,  работает  его  ум.  То, что должно стать книгой,
создается в его уме, затем разрушается.
     Какие-то фигуры снуют взад и вперед в его воображении.
     Но  я  забыл  кое  о  чем  упомянуть: я рассказываю об одном английском
романисте,  пользующемся  некоторой  известностью,  о том, что с ним однажды
случилось.
     Он  сам  рассказал мне об этом в Лондоне, когда мы с ним вместе гуляли.
Мы  провели  вместе  несколько  часов.  Помню,  что мы бродили по набережной
Темзы, когда он стал рассказывать мне о своем погибшем романе,
     Как-то  ранним  вечером  он  зашел  ко  мне в гостиницу. В разговоре он
коснулся некоторых моих произведений.
     - Вы иногда почта попадаете в точку,- сказал он.
     Мы  сошлись  на  том,  что  никто  не  попадает совсем в точку. Если бы
кто-нибудь  хоть  раз этого добился, если бы кто-нибудь действительно достиг
вершины,  пробил  яблоко  мишени...  Какой после этого был бы смысл опять за
что-нибудь браться?
     Но,  знаете,  некоторым  из  стариков  это  почти  удавалось.  Китс, вы
скажете? А Шекспир? А Джордж Барроу? А Дефо?*
     С полчаса перечисляли мы имена.

     *  Джон  Китс (1796-1821) - английский поэт. Вильям Шекспир (1564-1616)
-   великий   английский  драматург.  Джордж  Барроу  (1803-1881)-английский
писатель  и  путешественник.  Дэниел  Дефо  (1661-1731)-английский писатель,
автор знаменитого романа "Робинзон Крузо".


     Мы   отправились   вместе   обедать,  потом  гуляли.  Мой  спутник  был
маленький,  смуглый,  нервный человек, растрепанные пучки волос выбивались у
него из-под шляпы.
     Я заговорил о его первой книге.

     Но   вот  краткая  его  биография.  Сын  бедного  фермера  из  какой-то
английской  деревушки,  он  был  как  все  писатели:  в нем рано пробудилась
потребность писать.
     Образования он не получил никакого. В двадцать лет женился.
     Жена  его, по-видимому, была очень благопристойная, милая женщина. Если
не ошибаюсь, дочь священника англиканской церкви.
     На  женщине  такого  типа  ему  как раз и не следовало жениться. Но кто
знает,  кого  человеку следует любить, на ком жениться? Она была выше его по
положению. Окончила женский колледж, получила хорошее воспитание.
     Я не сомневаюсь, что она считала его невеждой.
     -  Она  также  считала  меня  очень милым, нежным человеком. К черту! -
сказал он, вспоминая об этом. - Я не нежный. Ненавижу всякую нежность.
     Бродя  по  Лондону в тот вечер, иногда заходя в какую-нибудь пивную, мы
быстро сблизились.
     Помню,  мы  оба  захватили  с  собой  по  бутылке,  боясь,  что  пивные
закроются, прежде чем мы кончим наш разговор.
     Что  я рассказывал ему о себе и своих приключениях, я сейчас припомнить
не могу.
     А  он все твердил, что хотел сделать из жены в некотором роде язычницу,
но такие задатки в ней не были заложены.
     У них было двое детей.
     И вдруг он начал писать - его словно прорвало, и писать неплохо.
     Вы  знаете,  как  это  бывает.  Когда такой человек пишет - он пишет. У
него  было  какое-то  занятие в том английском городке, где он жил. Кажется,
он занимал должность клерка.
     Начав  писать,  он, конечно, стал менее внимательным к служебным делам,
к жене, к детям.
     Он  любил бродить по ночам в полях. Жена бранила его. Конечно, она была
в  немалой  мере  расстроена,  да и как могло быть иначе? Ни одна женщина не
может сносить полную отчужденность со стороны мужа, увлекшегося работой.
     Я,  конечно,  имею  в  виду  художников.  Они могут быть первоклассными
любовниками.  Пожалуй  даже, только она настоящие любовники. И они же иногда
совершению безжалостно отбрасывают в сторону свою личную любовь.
     Можете  представить  себе его семейную обстановку. В доме, который он в
то  время занимал, была наверху небольшая спальня. Это было в ту пору, когда
он еще жил в английском городке.
     Придя  после  службы  домой,  он  поднимался  наверх и запирал дверь на
ключ. Иногда даже забывал о еде, ни словом не обменивался с женой.
     Он писал, писал и писал, и написанное бросал в корзину.
     Скоро он лишился службы.
     - Ну и черт с ней! - сказал он, сообщая об этом жене.
     Ему,  конечно,  было  все  равно.  Что такое служба? Что такое жена или
ребенок? Должны же быть и безжалостные люди на этом свете!
     В дом скоро заглянула нужда.
     Вот  он  сидит  в  комнатке наверху, за запертой дверью, и пишет. Домик
маленький,  слышно,  как  кричат  дети,  "Дрянное  отродье!"  - бормочет он.
Конечно,  он  подразумевал  другое. Я знаю, что он хотел этим выразить. Жена
поднималась  наверх  и  садилась  на  ступеньки  под  дверью,  за которой он
работал. Было слышно, как она плачет и как плачет ребенок у нее на руках.
     -  Терпеливая  душа,  а? - сказал  английский  романист, рассказывая об
этом. - И к тому же добрая, - добавил он. - К черту ее! - сказал он затем.
     0н,  видите  ли,  начал писать о ней. Она была героиней романа, первого
его   романа.   Со   временем   роман   этот   может  оказаться  его  лучшим
произведением.
     Такое  тонкое понимание всех ее затруднений и такое небрежное, жестокое
обращение с нею в личной жизни!
     Ну  что  ж,  если мы обладаем душой, ее понимание чего-нибудь да стоит,
а?
     Дело  дошло  до  того,  что они и минуты не могли оставаться вместе без
того, чтобы не поссориться.
     Затем  как-то  ночью он ударил ее. Он забыл запереть дверь комнаты, где
он работал, и жена ворвалась к нему.
     И  как  раз  в  ту минуту, когда он уловил что-то касавшееся ее, достиг
какого-то  постижения  ее  сущности!  Всякий  писатель  поймет трудность его
положения. Доведенный до бешенства, он ударил ее и сшиб с ног.
     А  потом?  Ну,  конечно,  она  ушла от него, Да и как могло быть иначе?
Книгу он все же закончил. Это была, действительно, книга!
     Теперь  -  о его погибшем романе. Когда жена бросила его, он переехал в
Лондон и стал жить один. Был задуман новый роман.
     Надо вам сказать, что он добился признания, похвал.
     Второй  роман  ему  было  так же трудно писать, как и первый. Возможно,
что он просто временно выдохся.
     И,  конечно,  ему  было  стыдно.  Стыдно,  что он так обошелся с женой.
Принимаясь  за новый роман, он надеялся уйти от тяжелых мыслей. Но он сказал
мне,  что  год или два после этого все, что он ни писал, никуда не годилось.
Слова ложились на бумагу, словно деревянные. В них не было жизни.
     Месяцы  и  месяцы подобного состояния. Он отдалился от людей. Ну, а как
же его дети? Он посылал жена деньги и однажды даже навестил ее.
     Она  жила  в  семье отца. Он явился в дом и вызвал: ее. Они отправились
вдвоем на прогулку в поле.
     -  Мы  совсем не могли разговаривать" - сказал он. - Она расплакалась и
назвала  меня  сумасшедшим.  Но  я  вытаращил на нее глаза, как тогда, когда
ударил ее, - и она повернулась и бросилась бежать домой, а я ушел.
     Написав  один  прекрасный  роман, он, конечно, захотел написать второй.
Он  мысленно  видел действующих лиц и разные положения нового романа. Часами
просиживал  он  за  письменным  столом,  все  писал и писал, потом вставал и
отправлялся гулять по улицам, как гуляли мы с ним в тот вечер,
     Но ничего у него не выходило так, как ему хотелось.
     У  него  сложилась даже какая-то теория на этот счет. Он утверждал, что
второй  роман находится внутри него, как нерожденный ребенок. Когда он думал
о  жене  и  детях, его мучила совесть. Он говорил, что любит их, но не хочет
их видеть.
     А  иногда  ему  казалось,  что он их ненавидит. Как-то вечером, когда в
нем  происходила  такая  душевная  борьба  - это было после того, как он уже
долгое время избегал людей, - он написал второй роман. Случилось это так.
     Все  утро  он  просидел в своей комнате, маленькой комнатке, которую он
снимал  в  бедных  кварталах  Лондона. Он встал рано и, даже не позавтракав,
взялся за перо. Но все, что он ни писал в то утро, было слабо.
     В  три часа он по обыкновению отправился на прогулку, прихватив с собой
большой запас бумаги.
     -  У  меня было такое чувство, что в любую минуту я могу начать писать,
- сказал он.
     Он  отправился  в  Гайд-парк.  Был  ясный, солнечный день. В парке было
много гуляющих. Он уселся на скамейке.
     Со  вчерашнего  вечера  он  ничего  не  ел.  Сидя на скамейке, он решил
испробовать  один  трюк. Впоследствии мне приходилось слышать, что некоторые
молодые  парижские  поэты прибегают к подобному способу творчества и смотрят
на это совершенно серьезно.
     Он решил испробовать то, что называется "автоматическим писанием".
     Приложив  карандаш  к  бумаге, он предоставил ему выводить какие угодно
слова.
     Конечно,  на  бумаге  появился  бессмысленный набор слов. Он бросил это
занятие.
     Так сидел он на скамейке, глядя на проходивших мимо людей.
     Он   чувствовал  себя  усталым,  чувствовал  себя  как  человек,  давно
влюбленный в женщину, ему недоступную.
     Допустим,  на  пути  у них стоят препятствия. Она замужем или он женат.
Они обмениваются многообещающими взглядами, но все остается как было.
     Они ждут и ждут. Жизнь многих людей проходит в ожидании.
     И  вдруг  он  начал писать свой новый роман. Его сюжетом, конечно, были
мужчина  и  женщина,  влюбленные.  Какая  иная  тема  может  быть  у  такого
человека?  Он объяснил мне, что много размышлял о жене, о своей жестокости к
ней.  Он  писал  и писал. День сменился вечером и наступила ночь. К счастью,
светила  луна.  Он продолжал писать. Он утверждал, что подобного творческого
подъема  не  испытал  за  всю  свою  жизнь  и  вряд  ли  когда еще испытает.
Проходили часы, а он все сидел на скамейке в парке и писал, как безумный.
     В один присест написал он роман и затем отправился домой.
     Никогда в жизни он не был так счастлив и так доволен собой.
     -  Я чувствовал, что отдал свой долг жене и детям, всем и всему,-сказал
он. - Если даже они никогда об этом не узнают, что за беда?
     Всю любовь, жившую в его душе, он излил в этом романе.
     Придя домой, он положил рукопись на письменный стол.
     Какое  сладостное  удовлетворение  -  сознавать,  что  ты  создал нечто
действительно хорошее!
     Потом  он  вышел  из  комнаты и отправился в один из ночных ресторанов,
чтобы поесть.
     Насытившись,  он пошел бродить по улицам. Сколько времени он бродил, он
и сам не знал.
     Было  уже  совсем светло, когда он пришел домой и лег спать. Он проспал
весь день.
     Когда он проснулся, первой его мыслью было взглянуть на свой роман.
     -  Я, собственно, все время знал, что никакого романа нет, - сказал он.
-  На  столе, конечно, кроме чистых листов бумаги, ничего не оказалось... Во
всяком  случае,  -  закончил  он,-  я  знаю одно: никогда не напишу я такого
прекрасного романа.
     Сказав это, он рассмеялся.
     Думаю,  что  на  свете  найдется  не  много  людей, которые могут точно
сказать, над чем он смеялся.
     Но зачем быть таким уверенным? Может быть, их найдется целый десяток!



   Шервуд Андерсон
   Братья и смерть


                          Перевод Н. Надеждиной

--------------------------------------------------------------------------
Текст: Шервуд Андерсон. Рассказы. М: ГИХЛ, 1959. Стр. 462-479.
Электронная версия: В.Есаулов, yes22vg@yandex.ru, октябрь 2003 г.
--------------------------------------------------------------------------

     Вот  они  -  эти  два  дубовых  пня, по колено человеку среднего роста,
срезанные  точно  под  прямым углом. Эти пни стали для обоих детей предметом
недоумения.  Дети видели, как пилили оба дерева, но в тот миг, когда деревья
падали,  дети убежали. Они и не подумали о пнях, о том, что их так и оставят
там, даже не взглянули на них. Потом Тед сказал своей сестре Мэри:
     -  Интересно,  пошла ли из них кровь, как бывает, когда доктор отрезает
мужчине ногу.
     Тед  наслушался  всяких  истории  о  войне.  Однажды  на  ферму  пришел
проведать  одного  из работников человек, который участвовал в мировой войне
и  потерял руку. Он стоял в сарае и рассказывал. Когда Тед заговорил о пнях,
Мэри  сейчас же затеяла с ним спор. Ей не повезло - она не была в сарае в то
время как однорукий стоял там и рассказывал, и она завидовала брату.
     -  Почему  не  женщине  или девушке? - спросила она, но Тед сказал, что
она говорит глупости.
     - Женщинам и девушкам не отрезают ног и рук, - утверждал он.
     - Почему? Я хочу знать, почему? - настаивала Мэри.
     Как жаль, что они ушли, когда валили те деревья!
     - Ведь мы могли бы потрогать эти места! сказал Тед.
     Он  имел в виду пни. Были они теплыми? Шла из них кровь? Дети потрогали
эти  места  потом, но день стоял холодный, и пни тоже были холодны на ощупь.
Тед   настаивал,   что  только  мужчинам  отрезают  руки  и  ноги,  но  Мэри
вспомнились автомобильные катастрофы.
     -  Нельзя  же думать только о войне. Случаются, например, автомобильные
катастрофы, - заявила она, однако Теда трудно было убедить.
     Оба   они  по  некоторым  причинам  казались  старше  своих  лет.  Мэри
исполнилось   четырнадцать,  а  Теду  -  одиннадцать,  но  Тед  был  слабого
здоровья,  и  это в некоторой степени уравнивало их. Их отец, Джон Грей, был
зажиточным  виргинским  фермером,  жившим в местности Блуридж, на юго-западе
штата.  По широкой долине, называвшейся Богатой, проходила железная дорога и
текла  речка,  а  вдали,  на севере и на юге, виднелись высокие горы. У Теда
было  какое-то заболевание сердца, поражение клапана или что-то в этом роде,
-   последствие  тяжелого  дифтерита,  который  он  перенес  в  восьмилетнем
возрасте.  Тед  был худеньким и слабым, но, как ни странно, очень подвижным.
Доктор  говорил,  что  он  может  умереть  в  любую  минуту,  просто  упасть
замертво,  и  все. Это особенно привязало, к нему его сестру Мэри, пробудило
в ней сильное и смелое чувство материнства.
     Вся  семья,  соседи  с  ближних  ферм  в долине и даже другие ребята из
школы признавали эту особую связь между обоими детьми.
     -  Вон  они  идут,  поглядите-ка  на них, - говорили люди. - Им, видно,
хорошо  вдвоем,  но уж больно они серьезные для своих лет. А впрочем, в этом
нет ничего странного.
     Все,  конечно,  знали,  что  с  Тедом.  Это  подействовало и на Мэри. В
четырнадцать  лет  она  была  одновременно  и  ребенком и взрослой женщиной.
Женщина то и дело проглядывала в ней в самые неожиданные мгновения.
     Она   чутьем  поняла  нечто  важное,  касавшееся  ее  брата  Теда.  Это
произошло  потому,  что он стал таким, что у него было такое сердце, сердце,
которое   могло   каждую  мину