то обвиняли его.
     Но  в  чем?  Смутно  и  неизъяснимо, но он всегда чувствовал, что и его
дядя,  архитектор,  и  тетка  относились к нему неодобрительно. Они завещали
ему  своя  деньги,  но...  Как  будто дядя сказал ему, как будто Лилиан в ту
давно минувшую ночь сказала ему...
     Неужели  они  все сказали ему одно и то же, неужели Гертруда, его жена,
сказала  ему  то  же самое, лежа на смертном одре? Только улыбка. "Ты всегда
так  хорошо  следишь  за  собой,  не правда ли, Джон, дорогой мой? Ты строго
соблюдаешь все правила. Ты не рискуешь ни собой, ни другими".
     Однажды,  в  минуту раздражения, она: действительно сказала ему нечто в
этом роде.



II


     В  городке,  расположенном  в  десяти  милях  от Кекстона, не было даже
парка, чтобы посидеть и подышать воздухом.
     А  если  остаться  в  гостинице,  того  и  гляди нагрянет кто-нибудь из
Кекстона: "Здорово, вы как сюда попали?"
     Как  тогда  ему  объяснишь? Ведь он жаждал приветливости тихих вечерних
огней  и для себя и для старых знакомых, с которыми ему предстояло увидеться
вновь.
     Он  стал  размышлять  о  сыне,  которому было двенадцать лет. "Что ж, -
сказал  он  себе,  -  его характер еще и не начал формироваться". До сих пор
его  сын  не  замечал  чувств других людей, в нем иногда проявлялись эгоизм,
равнодушие  к другим, несколько неприятное стремление занимать всегда первое
место.  Все  это необходимо было исправить, и притом немедленно. Джон Холден
был  охвачен  тревожными  мыслями.  "Я  должен сейчас же написать ему. Такие
привычки  легко  укореняются  в  мальчике,  а затем и во взрослом человеке,-
тогда  их  уже никак не вытравить. На свете такое множество людей! У каждого
мужчины,  у  каждой  женщины  свой  взгляд  на  жизнь.  Быть  цивилизованным
человеком  - это, в сущности, значит помнить о других людях, об их надеждах,
радостях и иллюзиях"
     Джон  Холден  шел  мимо  жилых  домов  по улице городка в штате Огайо и
обдумывал,  письмо  к  сыну,  который  находился  в  лагере  для мальчиков в
Вермонте.  Джон  был  из  тех людей, что пишут сыновьям ежедневно. "Полагаю,
что  так  и  следует,  -  сказал  он себе. - Нельзя забывать, что у мальчика
теперь нет матери".
     Он  дошел  до  железнодорожной  станции,  находившейся  в  самом  конце
города.  Там  было  очень  мило  -  травка и цветы на круглой клумбе в самом
центре  лужайки.  Мимо  прошел  какой-то  железнодорожник, вероятно агент по
грузам,  он  же  телеграфист, и скрылся в здании вокзала. Джон последовал за
ним.  На  стене  в  зале  ожидания в рамке висело расписание поездов, и Джон
принялся  изучать  его.  Поезд  на  Кекстон  будет  в  пять.  Другой  поезд,
выходящий  из  Кекстона в семь девятнадцать, пройдет здесь в семь сорок три.
Человек  в  тесной  комнатке  служебного отделения открыл выдвижное окошко и
взглянул  на  Джона.  Некоторое время оба пристально смотрели друг на друга,
потом окошко снова задвинулось.
     Джон  взглянул  на часы. Два двадцать восемь. К шести он мог бы поехать
на  машине  в  Кекстон  и там пообедать в гостинице. Когда он пообедает, уже
наступит  вечер,  и  на  главной  улице появятся гуляющие. Придет поезд семь
девятнадцать.  Когда  Джон  был  еще  мальчишкой,  иногда он, Джо, Герман, а
часто  и  некоторые  другие ребята вскакивали на переднюю площадку багажного
или  почтового  вагона  и проезжали "зайцами" до того самого городка, где он
теперь  находился. Какое это было захватывающее ощущение - сидеть съежившись
на  площадке в наступающей темноте, в то время как поезд пролетал эти десять
миль  и  вагон  бросало из стороны в сторону! Осенью или весной, в сумерках,
на  поля  у  железнодорожного  полотна  падала  полоса  света, когда кочегар
открывал  топку,  чтобы  подбросить  угля.  А  однажды Джон видел, как вдоль
рельсов  мчался  озаренный пламенем кролик. Стоило только немного нагнуться,
и  Джон достал бы зверька рукой. В соседнем городке ребята обычно захаживали
в  салуны, играли на бильярде и пили пиво. Домой они возвращались на местном
товарном  поезде,  который  прибывал в Кекстон около половины одиннадцатого.
Во  время  одной  из  таких  вылазок  Джон  и Герман так перепились, что Джо
пришлось  втаскивать  их на пустую платформу из-под угля, а потом в Кекстоне
выгружать  оттуда. Герману стало плохо, и когда, они вылезали из товарного в
Кекстоне,  он  спотыкался  и  чуть не угодил под колеса тронувшегося поезда.
Джон  напился не так сильно, как Герман: незаметно от товарищей он выплеснул
несколько  стаканов  пива  в  плевательницу.  В  Кекстоне ему и Джо пришлось
провозиться  с  Германом  несколько  часов,  и  когда  Джон наконец добрался
домой,  его  мать,  оказывается,  еще  не  ложилась  спать и была в страшной
тревоге.  Пришлось  ему тогда ей солгать: "Мы с Германом поехали за город на
велосипедах,  и там у нас сломалось колесо. Пришлось топать на своих двоих".
Если  Джо,  налакавшись пива, держался молодцом, это объяснялось просто - он
был  немец.  Его  отцу  принадлежал  мясной  рынок,  и  к столу у них всегда
подавалось  пиво.  Ничего  удивительного,  что оно не свалило его с ног, как
Германа и Джона.
     У  вокзала  в  тени  стояла скамейка, и Джон просидел там очень долго -
два  часа,  три  часа... Как это он не догадался захватить с собой книгу? Он
начал   сочинять   в  уме  послание  сыну  и  рассказывал  в  нем  о  полях,
расстилавшихся   вдоль  дороги  в  окрестностях  Кекстона,  о  том,  как  он
приветствовал  старых  друзей, о событиях своего детства. Он даже упоминал о
своей  бывшей  возлюбленной,  о  Лилиан. Если он сейчас обдумает как следует
все,  что  собирается  изложить  в  письме,  то  потом  в номере гостиницы в
Кекстоне  он сумеет написать его в несколько минут без задержек и длительных
размышлений.  Да  и  нечего, особенно беспокоиться из-за письма к мальчишке.
Право  же,  иногда  следует  оказывать  ему  доверие, приоткрывать перед ним
завесу над своей жизнью, приобщать его, так сказать, к своей жизни.
     В  двадцать  минут  седьмого  Джон  въехал  на  своей машине в Кекстон,
отправился  прямо  в  гостиницу,  записался  у  портье  и был препровожден в
отведенный  ему номер. Въезжая в город, он заметил на улице Билли Бейкера, у
которого  еще  в  юности  была  парализована  нога;  идя,  он  волочил ее по
тротуару.  Теперь  он  сильно  постарел,  его  лицо  выглядело морщинистым и
поблекшим,  как  высохший  лимон,  на  одежде спереди были пятна. В городках
штата  Огайо  люди,  даже  больные, живут долго. Просто удивительно, как они
цепляются за жизнь.
     Джон  поставил  свою  довольно  дорогую машину в гараж при гостинице. В
свое  время  в  этом  здании помещалась платная конюшня. На стенах маленькой
конторы,  выходившей  на  улицу,  висели  изображения  знаменитых  беговых и
скаковых  лошадей.  Старый Дэйв Грей держал тогда эту конюшню, и Джон иногда
нанимал  у  него шарабан. Он нанимал шарабан, и они с Лилиан отправлялись на
прогулку   за  город  по  освещенным  лунным  светом  дорогам.  Откуда-то  с
уединенной  фермы нет-нет да и донесется собачки лай. Иногда они выезжали на
узкую  дорогу,  обсаженную  с  обеих  сторон кустами бузины, и останавливали
лошадь.  Какая  тишина  царила кругом! И какие странные чувства одолевали их
тогда!  Они  не  в  силах  были  говорить.  Порою  они  сидели  долго-долго,
безмолвно  прильнув  друг  к  другу. Однажды они сошли с шарабана, привязали
лошадь  к  изгороди  и  пошли  на свежескошенное поле. Сено уже было сметано
повсюду  в  небольшие стога. Джону так хотелось прилечь на сено с Лилиан, но
он не дерзнул даже и заикнуться об этом.
     В  гостинице Джон молча съел свой обед. В столовой не было никого, даже
неизбежных  коммивояжеров. Вскоре явилась жена владельца гостиницы и подошла
к  столику  Джона  немного  поболтать.  В  гостинице  обычно останавливается
немало  туристов,  но  сегодня  как  раз  выдался тихий денек. Когда держишь
гостиницу,  приходится мириться с тем, что бывают такие дни. Муж ее торговый
агент  и  много  разъезжает.  Вот он и купил гостиницу, чтобы доставить жене
развлечение,  когда  будет  отсутствовать.  Его  так  часто  нет  дома!  Они
приехали сюда, в Кекстон, из Питтсбурга.
     Пообедав,  Джон  поднялся  к  себе,  и  сейчас же туда явилась хозяйка.
Дверь,  ведущая  в  холл,  осталась открытой, и хозяйка стала в проходе. Она
была очень недурна собой.
     -  Простите, я только хочу удостовериться, что все в порядке, полотенце
и мыло на месте, и все прочее, что нужно.
     Она некоторое время постояла у двери, рассказывая Джону о городе.
     -  Очень  славный городок! Здесь похоронен генерал Херст. Вам следовало
бы съездить на кладбище а посмотреть его памятник.
     Джон  попытался  вспомнить,  кто  такой генерал Херст. В какой войне он
сражался?  Странно,  что Джон его не помнит. В городе есть фабрика роялей, и
говорят,  что  некая  торговая  компания  из Цинциннати собирается построить
здесь  часовой  завод.  Они  рассчитывают,  что  в таком городке у них будет
меньше неприятностей с рабочими.
     Женщина  удалилась  с явной неохотой. Идя по коридору, она остановилась
и   оглянулась.   Это   уж,  знаете  ли,  действительно  странно!  Оба  были
застенчивы.
     - Надеюсь, вам будет у нас удобно, - сказала она.
     В  сорок  лет  человек не возвращается в родной город, чтобы учинить...
Жена часто отсутствующего мужа, вот оно что! Ну-ну!
     Без  четверти восемь Джон вышел прогуляться на Мейн-стрит и почти сразу
же  наткнулся  на  Тома  Болларда,  который  мгновенно  узнал  его,  - этому
обстоятельству Том был особенно рад. Он без конца похвалялся этим.
     -  Стоит  мне  хоть  раз  увидеть  лицо, и я помню его потом всю жизнь.
Так-то, милый мой!
     Когда  Джону  было двадцать два, Тому, вероятно, было около пятнадцати.
Его  отец был лучшим врачом в городе. Том немедленно взял Джона на буксир, и
они вместе вернулись в гостиницу.
     -  Я  же  сразу  узнал  вас!  -  без  умолку восклицал Том. - По правде
сказать, вы не так уж и изменились!
     Том,  в  свою  очередь,  стал доктором, и было в нем что-то... Джон без
труда  определил,  что именно. Они пошли к Джону в номер. Там Джон извлек из
чемодана  бутылку виски и налил Тому стакан, за который тот схватился что-то
уж  слишком  поспешно,  так,  по  крайней мере, показалось Джону. Завязалась
беседа.  Опрокинув  стаканчик,  Том  уселся  на край кровати, никак не желая
расстаться  с бутылкой, придвинутой к нему Джоном. Герман занялся перевозкой
грузов.  Женился  на  Китти  Смолл,  и у него пятеро малышей. Джо работает в
Международной компании по производству уборочных машин.
     -  Не  знаю.,  в  городе  ли он сейчас. Он специалист по ремонту машин,
механик дай боже и великолепный малый, - рассказывал Том.
     Он  снова  налил  себе  и  выпил.  Что  касается Лилиан, о которой Джон
упомянул  вскользь,  как  бы случайно, то он, Джон, слышал, конечно, что она
вышла  замуж, а после развелась. Там был замешан какой-то мужчина. Ее супруг
потом  женился  вторично,  а  она  сама  сейчас,  после смерти отца торговца
обувью,  живет с матерью. Том излагал все это с некоторой осторожностью, как
бы боясь причинить боль другу.
     -  Мне  думается,  ей  теперь  неплохо. Живет скромно, ничего за ней не
водится.  Хорошо,  что  у  нее  нет детей. Иной раз нервы пошаливают, бывают
странности... Ну и порядком, надо сказать, подурнела.
     Джон  и  его  гость  спустились  вниз  и, пройдя немного по Мейн-стрит,
уселись в принадлежавшую доктору машину,
     -  Я  вас  немножко  прокачу,  -  заявил Том, но в тот миг, как они уже
готовы  были  тронуться  с  места,  он  вдруг  обернулся  и улыбнулся своему
пассажиру:-  Надо  бы  малость  отметить ваше возвращение, - сказал он. - Не
возражаете насчет литровочки?
     Джон  вручил  ему  десятидолларовую  бумажку,  и  Том  исчез  в  недрах
ближайшей аптеки, Явившись назад, он ухмыльнулся.
     -  Я  воспользовался вашим именем, все в порядке. Они там не знали его.
В  рецепте  я  написал,  что  у  вас  общий  упадок  сил, что вам необходимо
укрепляющее.  Рекомендовал  вам  принимать  по чайной ложке три раза в день.
Бог ты мой, в моей книжечке для рецептов уже не хватает листков!
     Владельца аптеки звали Уил Беннет.
     -  Вы,  наверно,  помните его. Это сын Эда Беннета, и женат он на Кэрри
Уайет.
     Эти  имена  Джон помнил очень смутно. "Он, видимо, собирается напиться.
И меня попытается напоить", - подумал Джон.
     Свернув  с  Мейн-стрит  на  Уолнет-стрит,  они  остановились посередине
между  двумя фонарями и снова выпили. Джон поднес бутылку к губам, но закрыл
отверстие  языком.  Он вспомнил те вечера с Джо и Германом, когда втихомолку
выливал  свое  пиво  в  плевательницу.  На душе у него было холодно и уныло.
Уолнет-стрит  была  та  самая  улица,  по  которой  он, бывало, поздно ночью
возвращался  домой от Лилиан. Он стал вспоминать людей, живших тогда на этой
улице,  и  перед  ним  замелькали  знакомые  имена. Много имен сохранилось в
памяти,  но за ними не вставали образы людей. Они оставались только именами.
Он  втайне  надеялся,  что  доктор  не  вздумает  свернуть  на ту улицу, где
некогда   обитала  семья  Холденов:  Лилиан  жила  в  другой  части  города,
называвшейся  районом  Красных  домов.  Джон и понятия не имел, откуда такое
название.



III


     Они  молча ехали вверх по небольшому холму на юг и наконец оказались на
окраине  города.  Остановив  машину  у дома, которого в свое время при Джоне
еще не было, Том дал гудок.
     - Здесь, кажется, была Ярмарочная площадь? - спросил Джон.
     Доктор обернулся и кивнул головой. -
     - Да, именно здесь,- сказал он.
     Он  продолжал  нажимать  гудок.  Из  дома  вышли  мужчина  и  женщина и
остановились на дороге возле машины.
     -  Давайте  захватим  Мод  и  Элфа  и все вместе махнем в Лайлс-пойнт,-
предложил Том.
     Вот  уж, действительно, Джона взяли на буксир! Он удивлялся, почему Том
не знакомит его. Но Том сказал:
     -  Мы уже малость заложили за галстук. Познакомьтесь с Джоном Холденом.
Жил здесь когда-то давно.
     Когда  Джон  был  еще  мальчуганом,  здесь, на Ярмарочной площади, Дэйв
Грей,  владелец  конюшни,  обычно  по  утрам  делал  разминку своим лошадям.
Герман,  который  был  превеликим  любителем  лошадей и мечтал стать жокеем,
часто  спозаранку заходил за Джоном, и оба мальчика отправлялись на площадь,
даже  не  позавтракав.  У  Германа  обычно были с собой бутерброды - ломтики
хлеба  с  холодным  мясом,  похищенные  из  мамашиной кладовой. Приятели шли
напрямик  через  чьи-то  участки, перелезали через изгороди и на ходу жевали
бутерброды.  По  пути  на  лугах трава сгибалась под тяжестью капель росы, и
прямо   перед  мальчиками  взлетали  ввысь  жаворонки.  Герману,  как-никак,
удалось  в  известной  мере  претворить  в  жизнь  мечту  своей  юности:  он
по-прежнему  был  около  лошадей,  у  него  было  извозное  дело. С какой-то
затаенной  болью  Джон  подумал,  что  скорее  всего  Герман просто ездит на
грузовике.
     Мужчина  и  женщина  сели  в  автомобиль,  женщина - на заднее сиденье,
рядом  с  Джоном,  а  муж ее - рядом с Томом, и они покатили к другому дому,
Джон  не  мог  уследить,  по  каким  улицам  они  едут.  Иногда он спрашивал
соседку: "На какой улице мы сейчас находимся?"
     Вскоре  к  ним присоединились Мод и Элф, которые тоже залезли на заднее
сиденье.  Мод  была  стройная  женщина,  лет двадцати восьми или тридцати, с
золотистыми  волосами  и  голубыми  глазами.  Она  сразу,  как видно, решила
начать  заигрывать  с  Джоном.  "Больше,  одного  дюйма  пространства мне не
потребуется",  -  сказала она со смехом, протискиваясь между Джоном и первой
женщиной, имени которой он потом не мог вспомнить.
     Мод  ему,  пожалуй,  даже нравилась. Машина прошла миль восемнадцать по
покрытой,  гравием  дороге,  и они оказались на ферме Лайлс-пойнт, уже давно
превращенной  в  придорожный  ресторан,  и  там  вышли.  Мод почти все время
молчала,  но  она  сидела,  плотно  прижавшись  к  Джону,  и ему, озябшему и
унылому,  приятна  была  теплота  ее  стройного тела. Иногда она полушепотом
обращалась к нему:
     -  Ну  и  ночь,  прямо прелесть! Мне нравятся вот так мчаться вперед во
тьме.
     Ферма  Лайле-пойнт  находилась  в  излучине реки Семсон. К этой речушке
Джон  еще  мальчишкой,  бывало,  отправлялся  с  отцом удить рыбу. Потом ему
случалось  не раз бывать здесь с компанией юнцов и их девиц. Они ездили туда
в  старом  омнибусе  Грея,  причем  дорога туда и обратно отнимала несколько
часов.  Возвращаясь  ночью  домой,  они забавлялись, распевая во все горло и
будя  людей  на  придорожных  фермах.  То  и  дело  кто-нибудь  слезал чтобы
пройтись  и  размять  ноги.  Тут  как  раз, был удобный случай незаметно для
других  поцеловать  девчонку. Ускорив шаг, они. легко могла догнать омнибус.
     Владельцем  Лайлс-пойнта  был  итальянец с массивной челюстью, по имени
Франциско.  У  него  был  зал  для танцев и ресторан. Если вы знали, с какой
стороны  подъехать к хозяину, он отпускал вам и спиртные напитки, а доктор и
его  друзья,  очевидно,  могли  считать себя здесь своими людьми. Немедленно
было  объявлено,  что  Джон ничего не должен заказывать. Они и не подождали,
пока он что-нибудь предложит.
     -  Не забудьте, вы сейчас наш гость. Если нам случится побывать в вашем
городе,  тогда  другое дело,- сказал Том и рассмеялся. - Кстати, я вспомнил,
что  забыл  вернуть  вам  сдачу,  - продолжал он, протягивая Джону бумажку в
пять долларов.
     Виски,  раздобытое в аптеке, ухитрились распять уже в пути, причем все,
кроме Джона и Мод приложились как следует,
     -  Я  не  поклонница  этой влаги. А вы, мистер Холден? - спросила Мод и
захихикала.
     Дважды  за  время  дороги  ее пальцы подкрадывались к его руке и слегка
касались  его  пальцев,  и каждый раз она спешила извиниться, "Ах, простите,
ради бога!" - восклицала она.
     Джон  испытывал  примерно  такое же чувство, как в начале вечера, когда
хозяйка  гостиницы стояла у дверей его комнаты и, видимо, не очень-то хотела
уходить.
     Когда  они  в  Лайлсе  вышли  из  машины,  он  почувствовал себя весьма
неуютно,  каким-то  старым  и  усталым. "Зачем я здесь с этими людьми?" - не
переставал  он  спрашивать  себя.  Когда  они  вышли на освещенное место, он
украдкой  взглянул  на  часы.  Еще  не было девяти. У двери ресторана стояло
несколько  других  машин  в большинстве, как объяснил доктор, из Йерингтона.
Выпив  по  стаканчику  довольно  слабого  итальянского  красного  вина,  вся
компания,  за  исключением Мод и Джона, отправилась в зал для танцев. Доктор
отвел Джона в сторону и шепнул ему:
     -  Держитесь подальше от Мод! - Он скороговоркой пояснил, что Элф и Мод
поссорились  и  уже  несколько  дней  не разговаривают друг с другом, хотя и
живут  в  одном  доме,  едят  за  одним  столом  и  спят в одной постели. Он
находит,  что  она  слишком много позволяет себе с мужчинами. Так что будьте
настороже!
     Женщина  и  мужчина  сидели  на  скамейке под деревом, которое росло на
лужайке  перед  домом.  Остальные  танцевали,  а  затем  появились  с новыми
бутылками. Том где-то раздобыл еще виски.
     -  Самогон,  но  довольно  хороший,  -  объявил он. Высоко в ясном небе
мерцали  звезды,  и, пока остальные предавались танцам, Джон повернул голову
и  через  дорогу,  сквозь ветви деревьев, окаймлявших берега Семсона, увидел
отражение   звезд  в  воде.  Полоса  света  из  дома  падала  на  лицо  Мод,
удивительно   прелестное  в  этом  свете,  но,  если  вглядеться,  несколько
надутое.  "В  ней  есть  что-то  напоминающее  капризного ребенка",- подумал
Джон.
     Она начала расспрашивать его о жизни в Нью-Йорке.
     -  Я  была  там однажды, но всего три дня. Это было, когда я училась на
Востоке  в  школе.  Там  жила одна девушка, моя знакомая. Она вышла замуж за
адвоката Трайтена, или что-то в этом р