Игорек!   Дальше   слептырями   быть  просто
невозможно. Дошли, как говорится, до ручки.
     - Будем надеяться, - задумчиво произнес Чикуров.
     Перед  ними  открылась  площадь  Дзержинского.  Вокруг памятника кружил
поток  автомобилей,  здание  "Детского  мира" полыхало светом своих огромных
окон,  праздничной  иллюминацией.  Плотная  толпа  покупателей  вливалась  и
выливалась  из  стеклянных  дверей,  множество  зевак  глазело  на красочные
витрины. Кичатов невольно задержался у одной из них.
     - Хочешь  сделать  новогодние подарки своим пацанам? - полюбопытствовал
Чикуров.
     - Уже  послал.  Но  младший  просит  еще  велосипед,  - ответил Дмитрий
Александрович.  - Я обещал к весне и вот присматриваю. - Он покачал головой:
- Ну и цены! Повышают, повышают, но почему? Качество-то не улучшается!
     - Жур  мне  тоже  жаловался.  За  плюшевого  медведя  для дочки отвалил
полсотни,  представляешь?  А  на  себя  пожалел  семнадцать,  не купил очень
понравившийся ему голландский бритвенный прибор "Шик" с двойными лезвиями.
     - Что  ты! Жур готов всю жизнь в одних штанах ходить, лишь бы дети были
довольны!  -  Дмитрий Александрович остановился. - Ну, куда пойдем? Может, в
"Славянский базар"?
     - Ресторан,  старина,  не  по  нашему  карману.  Давай лучше вон там, -
Чикуров  показал  на  закусочную,  расположенную  через  площадь  у раковины
метро.
     - Принимается, - кивнул подполковник.
     Отстояв  очередь  и  взяв сосиски, они устроились за одним из мраморных
столиков.
     - Что,  надоели домашние обеды? - с улыбкой спросил Кичатов, принимаясь
за еду.
     - Дома  ждет то же самое, - показал сосиску на вилке Чикуров. - Ну, еще
магазинные пельмени или пакетный суп... Надя ненавидит кухню!
     - А  мою Ларису за уши от плиты не оттащишь. И все старается что-нибудь
повкуснее, пооригинальнее.
     - Смотрю  на тебя и завидую - влюблен в свою Ларису, как Ромео! И она в
тебя тоже?
     Дмитрий Александрович смущенно хмыкнул:
     - Да уж грех жаловаться - повезло.
     - Поделись  секретом,  как  это  вам  удается?  Женаты,  чай,  лет  уже
двадцать?
     - Ей-богу,  Игорь, как-то все само собой. Хотя все бывает. Иной раз так
поругаемся,  что  она  мне чемодан собирает. А наутро я у нее и "заинька", и
"лапонька", и "солнышко".
     - Слышь,  Дима,  -  что-то  вдруг  вспомнив, сказал Чикуров, - все хочу
спросить...  За  что  тебя  уволили  тогда?  -  Заметив  кислую мину на лице
коллеги,  он  поспешил  оговориться:  -  Нет, если тебе неприятно, можешь не
рассказывать.
     - Конечно,  неприятно, но скрывать от тебя не буду... Да и вины за мной
нет.  Глупейшая история, в которой я до сих пор разобраться не могу. И вышла
она  из-за  Ларисы.  Понимаешь,  выбросили  у нас в одном магазине индийские
сорочки.  Чистый  хлопок!  Моя женушка, узнав об этом, побежала туда, заняла
очередь.  Как  же ее Дима будет ходить в синтетике! Два часа отстояла. Через
тридцать  минут  магазин  закрывается,  а  очередь  еще огромная. Продавщица
стала   выгонять  всех  на  улицу.  Но  кто  уйдет,  когда  столько  времени
потрачено.  Тогда  директриса  и  продавщица  смылись  через служебный вход,
заперли  снаружи  магазин  на  ключ,  и бедные покупатели просидели в нем до
утра!  Ты  себе  представить не можешь, чего мне стоила эта ночь. Чуть с ума
не сошел!
     - Просто невероятно! - негодовал Игорь Андреевич. - Самодуры!
     - Ты  слушай  дальше!  Утречком директриса привела какую-то комиссию, и
всех,  кто  остался  в  магазине,  переписали.  Люди возмущались, конечно, и
больше   других   -  Лариса.  Грозилась  мужу  пожаловаться,  то  есть  мне,
начальнику  следственного  отдела УВД области. Мол, я так не оставлю, покажу
где  раки  зимуют!  -  Кичатов  усмехнулся,  помолчал,  затем продолжил: - А
показали мне самому! Уволить и так далее.
     - Но за что? - недоумевал Чикуров.
     - Генерал  в  объяснения  со  мной  не вступал, - пожал плечами Дмитрий
Александрович.  - Ты ведь знаешь, что творилось у нас при прежнем министре -
выгоняли пачками.
     Покончив  с  сосисками и компотом, вышли из жаркой закусочной на свежий
воздух   и   теперь  уже  простились,  договорившись  встретиться  завтра  в
прокуратуре.  Чикуров  отправился  домой.  И  только зашел в коридор, скинул
пальто, Кешка сообщил:
     - Тебе уже раза три с работы звонили.
     - Кто именно?
     - Вербиков.
     Игорь  Андреевич  тут  же  набрал телефон шефа, теряясь в догадках, что
могло случиться за полтора часа?
     - Слава  богу,  что  объявился,  - сказал Вербиков. - Я буквально через
пятнадцать  минут  после  нашего  разговора позвонил тебе, а вас с Кичатовым
уже не было...
     - Зачем понадобился? - спросил Игорь Андреевич.
     В  голосе  начальника  следственной  части  чувствовалась  усталость  и
какая-то безнадежность.
     - Понимаешь,  Игорь,  мы  с  тобой  думали, что с южноморским делом все
ясно. А вот кое-кто так не считает. Завтра выйдет статья Мелковского...
     - Откуда ты знаешь? - вырвалось у Чикурова.
     - Сообщили.  По  моим  каналам. Достанется Журу, да и нас, будь уверен,
не обойдут.
     - Как  же  так,  Олег?  Ты  ведь  говорил,  что  материал снят! Даже не
набирали.
     - Да,  зам  главного  редактора  заверил  меня  в  этом  лично. Мол, не
беспокойтесь, все в порядке.
     - Что же будет?
     - Будет?   Уже  есть,  -  негромко  произнес  Вербиков.  -  Достал-таки
Мелковский  Виктора  Павловича... Жур тоже откуда-то узнал, что статья будет
опубликована... Капитана положили сегодня в больницу с инфарктом...
     - Господи!  -  выдохнул  Игорь Андреевич. - Куда именно? - У него резко
заломило в затылке - признак подскочившего давления.


     - В Боткинскую.
     - Корпус,  палата?  -  Игорь Андреевич свободной рукой сорвал с вешалки
пальто.
     - Не знаю...
     - Ладно, выясню на месте.
     - Нельзя к нему, в реанимации.
     Чикуров,  бросив  "до  свидания",  мигом  оделся  и  выскочил за дверь.
Скорее  всего,  ехать  было бесполезно, но он не мог оставаться дома, сидеть
сложа руки.
     В  автобусе  Игорь  Андреевич  не замечал ничего и никого вокруг. Перед
глазами  стоял  Жур  -  в Южноморске, в Средневолжске... Всегда выдержанный,
корректный, собранный.
     "Мужику  всего  тридцать!  -  с  отчаянием подумал Чикуров, вспомнив их
последнюю   встречу,   когда  Виктор  Павлович  похвастался  чудным  мишкой,
купленным  дочери.  - И стал очередной жертвой лжи! Сперва оклеветала Ореста
Сторожук.  Клевету  подхватил  этот  подонок Мелковский! В довершение сказал
неправду  заместитель  главного редактора газеты... Впрочем, обвинение нужно
начинать  с  меня!  Это я в свое время пошел на компромисс, не довел дело до
конца,  тем  самым дав возможность Мелковскому ускользнуть от правосудия. По
существу, солгал другим!.."
     На  ум  почему-то  пришли  слова  Павла  Нилина,  писателя, чья повесть
"Жестокость"  сыграла  не  последнюю роль в выборе им профессии следователя:
"Все  наши  дела пошли бы блистательно, если бы мы прекратили лгать, даже не
то  чтобы  совсем  прекратили  ложь, но хотя бы ее сократили". Когда Чикуров
прочитал  это  в  первый раз, то принял всем сердцем. Теперь же ему хотелось
подправить  Нилина:  не  сокращать  нужно  ложь, а избавиться от нее совсем!
Навсегда!  Нельзя  даже,  по  выражению Льва Толстого, "лгать отрицательно -
умалчивая".
     Потому  что  прожить  по  совести  без  правды  нельзя.  Правда  - мера
человека.
     Но  настанет ли такое время, когда мы будем этой мерой оценивать всех и
каждого?
     Москва, январь 1985 г. - октябрь 1987 г.