Клара  и  еще  долго  убеждала  подругу,  что лучшего места Орыся не
сыщет.
     Орыся  размышляла  недолго  и  уже  через  день  пришла  устраиваться в
"Старый  дуб",  сама  толком  не  зная, почему согласилась на уговоры Клары.
Приняли без всяких проволочек, правда, с испытательным сроком.
     Было  интересно,  потому  что  внове.  Хотя  и уставала с непривычки от
тяжелых  подносов  и постоянного пребывания на ногах. Потом освоилась. Режим
работы вполне подходящий: день в ресторане, другой - на отдых.
     Вполне возможно, что Орыся и прижилась бы в "Старом дубе", если бы...
     Это  произошло,  когда  ее  испытательный  срок  подходил  к концу. Был
будничный   вечер,   ресторан  заполнен  наполовину.  Появление  трех  новых
посетителей  обратило  на  себя внимание всего зала, а метрдотель бросился к
ним  навстречу  и  лично проводил до столика Орыси. С первого же взгляда она
поняла:  цыгане. Двое мужчин и женщина, одетая в кричащее платье и увешанная
драгоценностями.  На  мужчине  помоложе  был синий бархатный костюм, красная
рубашка  с  люрексом,  а  на  руке сверкал огромный золотой перстень. Второй
мужчина  и  вовсе  будто  бы  только  что  сошел с экрана кинофильма о давно
забытых  временах:  надраенные  хромовые  сапоги,  галифе и рубаха наподобие
черкески,   но  без  газырей,  подпоясанная  широченным  ремнем  с  тяжелыми
серебряными  накладками.  Лицо  у  него  было смуглое, со сросшимися густыми
черными  бровями  и  лихими  усами,  а  от  всей фигуры веяло уверенностью и
властностью.
     Усаживая посетителей, метрдотель прямо-таки пропел:
     - Орысенька,   голубушка,   обслужи   Сергея   Касьяновича  с  друзьями
наилучшим   образом.   -  И  отвесил  в  сторону  мужчины  в  галифе  низкий
подобострастный поклон.
     Тот  небрежно  сунул  в  нагрудный кармашек метрдотеля крупную денежную
купюру и получил в ответ новый поклон, чуть ли не до земли.
     Сергей   Касьянович  поманил  пальцем  руководителя  оркестра,  который
словно ждал этого момента.
     - Весь  вечер  только  мои  любимые  песни, - сказал цыган подбежавшему
музыканту,  сопровождая  просьбу  (она выглядела как приказ) солидной пачкой
денег.
     Затем  Сергей  Касьянович  сделал  заказ:  деликатесы, фирменные блюда,
шампанское,  самый  дорогой коньяк и фрукты, причем все в таких количествах,
что хватило бы на огромную компанию.
     С  эстрады  полились  рыдающие звуки скрипки, и певица запела старинный
душещипательный романс.
     - Ну,  подружка,  тебе  крепко  подфартило,  -  не  без зависти сказала
Хорунжая,  когда  встретилась  с  Орысей  у  стойки  буфета. Считай, сотняга
чаевых у тебя в кармане.
     - Ты  уж  постарайся, - поддакнул буфетчик. - Тогда выложит и двести, а
может, и триста.
     - Что-то раньше я его не видела, - сказала Орыся.
     - Верно,  давненько  его  не  было,  -  кивнула  Клара.  -  Раньше чаще
захаживал... Барон...
     - В каком смысле? - не поняла Орыся.
     - Цыганский,  -  пояснил  буфетчик.  -  Не  слыхала,  что ли? У них так
называют самого главного!
     - А  я  думала,  что  такое  бывает  разве что в кино... И не боится же
швырять деньгами, - покачала головой Орыся.
     - А  Барону  все  нипочем!  -  сказала  Хорунжая.  -  Когда  был  у нас
последний  раз,  такую  гулянку  закатил - до самого утра! Наш директор тоже
веселился вместе с Сергеем Касьяновичем.
     - Что   же   он   за   птица,   если  ему  даже  ОБХСС  не  страшен?  -
поинтересовалась Орыся.
     - А  может,  ОБХСС  его  самого  боится, - пожала плечами Клара. - И не
только ОБХСС, но и прокурор...
     - Точно,   -   подтвердил  буфетчик.  -  Пансионат  "Сокол"  знаешь?  -
почему-то оглядываясь, негромко спросил он. - Ну, недалеко от рынка?
     - Конечно,  - кивнула Орыся. - Там с другого входа помещается городская
прокуратура.
     - Во-во,  -  еще  больше  понизил  голос  буфетчик.  -  Говорят, здание
строили  под тем видом, что якобы только под прокуратуру, а потом уж большую
часть  отвели  под  пансионат.  И  вроде  бы Барон эту уловку знает и держит
кое-кого вот так. - Он показал крепко сжатый кулак.
     - А  я  слышала,  что  Сергей Касьянович огромное наследство получил, -
сказала  Хорунжая.  - Из заграницы. Ведь их племя по всему свету рассеяно...
И  поэтому  у  Барона  полные  карманы  чеков.  Вещи  он  только в "Березке"
покупает.
     - Галифе и сапоги тоже? - прыснула Орыся.
     - У  него  имеется  для  этого  индивидуальный портной и сапожник, - не
отреагировала  на  юмор  Клара. - И еще, он в Афганистане воевал. Метрдотель
говорит, что самолично видел у Барона не то боевой орден, не то медаль.
     - Значит,  точно  Афганистан,  -  глубокомысленно  кивнул буфетчик. - В
Отечественную не мог, под стол пешком еще ходил.
     Вернувшись  в  зал, Орыся пригляделась к Барону. Ему действительно было
не больше сорока лет.
     И  вдруг  почувствовала,  что  он  тоже внимательно наблюдает за ней. В
каком  бы  уголке  она  ни  находилась,  глаза  Барона  были устремлены в ее
сторону. И от этого взгляда Орысе почему-то было не по себе.
     В груди смутно шевельнулось что-то тревожное...
     А  оркестр  не  переставал  тешить  публику  цыганскими  мелодиями,  то
грустными,  то  задорными.  Одна  из  них, зажигательная, огневая, подняла с
места  друзей  Барона,  и  они  пустились  в пляс под одобрительные возгласы
присутствующих.   Вскоре   к   танцующим  присоединились  другие  посетители
ресторана.
     Лишь  один Барон невозмутимо сидел за столом, глуша бокалами шампанское
да время от времени бросая на Орысю свой прямо-таки завораживающий взгляд.
     Улучив момент, она сообщила об этом Кларе.
     - Смотри,  - шутливо погрозила пальцем Хорунжая. - От Барона просто так
не  отвертишься. На кого положит глаз - ни перед чем не остановится. - И уже
серьезно продолжила: - Помнишь, у нас была официантка Зофья?
     - Светленькая такая, кудрявенькая?
     - Да,  между прочим, натуральная блондинка, не крашеная... Барон увидел
и  как  солома загорелся. С ходу предложил встретиться после работы. А Зофья
только-только  замуж  вышла, и за красивого парня. Зофья отказала Барону, да
еще, дурища, мужу проговорилась.
     - А почему дурища? - поинтересовалась Орыся.
     - Потому,  -  вздохнула  Клара. - Муж заревновал, пришел к Барону, стал
угрожать  ему.  А  на  следующий  день  Зофьиного  супруга  так обработали -
страшно  смотреть!  Неделю валялся в больнице без сознания. Череп проломили,
ребра переломали. Короче, калекой сделали.
     - Кто? Барон? - округлила глаза Орыся.
     - Нет. А тех, кто напал, до сих пор не нашли.
     - Ну а Зофья?
     - Как  только  муж  встал  на  ноги,  уехали  из Трускавца. Подальше от
греха.
     - А может, Сергей Касьянович тут вообще ни при чем?
     Хорунжая пожала плечами и сказала:
     - Он  никогда не бывает один. Обязательно рядом кто-нибудь на подхвате.
Как  этот,  - она скосила глаза на спутника Барона, только что усевшегося за
стол после пляски. - Да еще на улице дежурят.
     - А  это  что  за  краля с ними? - полюбопытствовала Орыся. - Любовница
Барона?
     - Райка?  С  тем  дружком  Барона. Она с разными приходит - Клара вдруг
прыснула в кулак.
     - Ты чего? - удивилась Орыся.
     - Представляешь, даже в зубы вставила бриллианты!
     - Ну да? - вытаращила глаза Орыся. - Шутишь?
     - А ты присмотрись, сама убедишься.
     - Неловко как-то.
     - Рассказывают,  грызла  как-то  Райка  орех  и  сломала зуб. Очередной
хахаль  повез ее к дантисту и вставил золотую фиксу с бриллиантом. Райке это
так  понравилось,  что  она вырвала здоровый зуб с другой стороны и вставила
золотой с бриллиантом. Для симметрии... Ну не чокнутая?
     Подойдя  в очередной раз к столу Барона, Орыся мельком кинула взгляд на
рот  хохочущей  Райки,  потому  что  не  могла  все-таки до конца поверить в
рассказ  Клары  Хорунжей.  Ну  возможно  ли  такое?  Но  у  Райки, когда она
смеялась,  действительно,  в двух боковых золотых зубах пускали разноцветные
лучики бриллианты. Прямо чертовщина какая-то!
     - Садись,  Орыся, - неожиданно сказал ей Барон, выдвигая четвертый стул
и наливая в бокал шампанское.
     Орыся растерялась.
     - Спасибо.  Не  могу...  Понимаете, нельзя нам на работе, - пролепетала
она и для убедительности добавила: - Честное слово!
     - Садись,   садись,   -   властно  произнес  Сергей  Касьянович.  -  За
знакомство.  -  Он  протянул  свой  фужер, чтобы чокнуться, ожидая, пока она
возьмет налитый ей.
     Орыся   невольно   оглянулась,   ища   глазами  метрдотеля.  Но  Сергей
Касьянович  опередил  ее,  щелкнул в воздухе пальцами, и через мгновение тот
стоял рядом, как послушная собачонка.
     - Давай, Петя, и ты, - налил ему полный бокал коньяка Барон.
     К удивлению Орыси, метрдотель залпом осушил бокал.
     - Ну? - нетерпеливо сказал Барон, обращаясь к Орысе.
     Метрдотель согласно кивнул ей, мол, не отказывайся.
     Пришлось и чокнуться, и выпить, и сесть.
     Спустя  некоторое  время  Барон налил Орысе второй бокал. Она почему-то
не решилась сказать "нет".
     И  потом,  когда  на  кухне метрдотель шепнул ей, что Сергей Касьянович
ожидает  у  входа  (о  подмене уже позаботились), Орыся тоже не нашла в себе
сил отказаться. Переоделась и вышла на улицу.
     У  ресторана  стояли  "Волга" и "жигуленок". Барон, сидевший в "Волге",
открыл  дверцу, пригласил Орысю в машину. И, как только она села, резво взял
с места. Тут же, следом за ними, двинулись и "Жигули".
     "Как  же  это  он  не  боится  пьяный  за  рулем?  -  Орыся краем глаза
посмотрела  на Сергея Касьяновича. - Нарвется на гаишников, лишат прав. А то
и вовсе в милицию могут забрать".
     Вообще-то  он  на  пьяного  не походил, хотя выпил изрядно. Только веки
набрякли да побелели.
     Впереди  у  перекрестка  показался милицейский мотоцикл, возле которого
стоял  работник  ГАИ  в  белых  крагах и шлеме. У Орыси упало сердце: сейчас
поднимет жезл, они остановятся и...
     Но  Барон,  чуть  сбавив  скорость,  приспустил  возле  себя  стекло  и
небрежно  помахал  рукой милиционеру. Тот кивнул и весело улыбнулся в ответ,
как будто увидел самого дорогого друга. Только что не козырнул.
     Орыся едва сдержала вздох облегчения.
     - Сергей   Касьянович,   -   спросила   она,   тяготясь   молчанием   и
неизвестностью, - кто же вы такой, если даже милиция?..
     - Ой,   дорогая-золотая,   -   усмехнулся  Барон,  -  поменьше  задавай
вопросов. Не люблю.
     Орысю несколько обидел такой ответ, но она промолчала.
     Однако  когда  "Волга"  и неотступно следующие за ней "Жигули" вылетели
за город, не удержалась:
     - Но хоть имею я право узнать, куда мы едем?
     - Во Львов, - коротко ответил Сергей Касьянович.
     - Как во Львов? - вырвалось у Орыси.
     - Отдохнуть  надо,  -  сказал  Барон,  не объясняя, от чего отдохнуть и
как.
     "Господи, а тетя Катя? - подумала она. - Вот уж переволнуется!"
     В  машине снова воцарилось молчание. Лишь в едва приоткрытое со стороны
водителя окно посвистывал встречный ветер да шуршали шины по асфальту.
     Сергей  Касьянович  управлял машиной уверенно и властно. Впрочем, как и
вел себя с людьми. Эта уверенность почему-то постепенно успокоила Орысю.
     Во  Львове  она  не  была  давно.  А  город  этот  очень  любила за его
многолюдность,   неповторимые  старинные  улицы,  дома,  скверы.  Там  можно
затеряться  и  в  то  же  время  быть среди толпы. Не то что в их игрушечном
маленьком Трускавце!
     Одна  площадь  Рынок  чего  стоит!  А  Театр оперы и балета имени Ивана
Франко с его крылатыми фигурами на фронтоне!
     - Ты чего Раису обглядывала? - неожиданно задал вопрос Барон.
     Орыся  обрадовалась:  молчание  ее  тяготило. Она ткнула себя пальцем в
зубы и сказала:
     - Что, ей некуда бриллианты девать?
     - Понравилось? - не то удивился, не то заинтересовался Барон.
     - Эх,  кто  бы  мне  подсунул  орешек  покрепче! - со смехом произнесла
Орыся.
     - Подумаешь,  -  пренебрежительно  сказал Барон, - бриллианты по одному
карату!  Всего-то  двенадцать тысяч... Я могу тебе в каждый из тридцати двух
зубов по два карата!
     Сказал так, что она поверила - может.
     - Свои как-то лучше, - ушла она от темы.
     До   Львова   домчались   менее  чем  за  час.  Подкатили  к  гостинице
"Верховина",  что  на  проспекте  Ленина.  Лиц  людей,  сопровождавших их на
"Жигулях",  Орыся  так  и  не  увидела:  Сергей  Касьянович сразу повел ее в
вестибюль. А там...
     Дежурный  администратор  вел  себя  с  Бароном  так  же, как метрдотель
"Старого  дуба".  Через  десять  минут  Сергей  Касьянович  уже  вводил ее в
роскошный  трехкомнатный  "люкс"  с коврами на полу и цветным телевизором. А
еще  через  четверть  часа им подали в номер царский ужин с черной и красной
икрой,  разными  копчеными и солеными рыбами, свежими жареными шампиньонами,
неправдоподобно  огромными  красными вареными раками, коньяком, шампанским и
заморскими фруктами.
     Орыся  не  переставала удивляться могущественности своего "похитителя",
как  она  мысленно  называла  Барона.  И  как ему удалось получить номер без
всяких  паспортов?  Ведь у нас и шагу нельзя ступить, пока не удостоверятся,
кто ты такой.
     В  уютный  номер  не  проникал шум с улицы. Мягкий свет торшера освещал
столик, играя в гранях хрусталя и золоте напитков.
     Они сидели на диване рядом. Барон взялся за коньяк.
     - Нет-нет, - запротестовала Орыся.
     - А шампанское?
     - Немного.
     - Как хочешь, - посмотрел на нее Сергей Касьянович.
     И  снова  у  нее  от этого взгляда тревожно забилось сердце, как там, в
"Старом дубе".
     Выпили. Он - коньяк, она - шампанское.
     Ела  Орыся  с  удовольствием:  уехала  из  Трускавца  голодная,  да еще
дорога.
     Наверное,  уют  и роскошь помещения ее расслабили. Вино, впрочем, тоже.
Она  почти  не  уловила момента, когда сильные, железные руки Барона прижали
ее  тело  к  своему,  отыскали  грудь,  бедра,  а губы жадно потянулись к ее
губам.
     И  тут,  словно  опомнившись,  она  резко  оттолкнула  Барона. Началась
борьба,  безмолвная,  грубая и жестокая. Пощечина еще больше озлобила Орысю,
и она вцепилась ногтями в его лицо, не чувствуя дальнейших ударов...


     Тяжелая   золотистая   портьера,   трюмо   с  деревянными  завитушками,
идиллический  пейзаж  в  багетной  рамке  на противоположной стене - вот что
увидела Орыся, проснувшись.
     И вспомнила.
     Ругать  она  себя не стала: сама отлично знала, зачем привез ее Барон в
эту  гостиницу.  При воспоминании о нем она зачем-то повыше натянула на себя
одеяло. Прислушалась.
     В номере стояла тишина.
     "Где  же  он?"  -  с каким-то беспокойством подумала она: неизвестность
пугала.
     Телу  что-то  мешало.  Комбинация... Вернее, то, что от нее осталось, -
лохмотья.
     Орыся  откинула  одеяло,  хотела  встать.  Что-то упало на коврик возле
кровати.
     Два  целлофановых  пакета.  Ярких,  с  надписью на иностранном языке. В
одном  было  нижнее белье, в другом - платье. Изумительное, нежно-сиреневое,
с люрексом.
     Ее платье валялось на стуле с оторванным рукавом.
     Орыся  приложила к себе обновку, посмотрелась в зеркало. И цвет и фасон
- все к лицу.
     Она   пошла  в  ванную,  привела  себя  в  порядок,  сделала  прическу,
размышляя,  куда  мог  запропаститься Сергей Касьянович. И не успела выйти в
гостиную,  как появился он в длинном кожаном пальто и мохнатой лисьей шапке.
На щеке алела царапина - след ее ногтей.
     Барон прошелся по ней взглядом, улыбнулся, довольный.
     - Я  немного  погорячился,  -  сказал  он, раздеваясь. - А ты мне такая
бешеная еще больше понравилась.
     - Чем? - спросила она немного кокетливо.
     Барон   хмыкнул   и   не  ответил.  Потом  уже,  когда  они  сидели  за
доставленным из ресторана завтраком, пояснил:
     - Запретный  плод  -  он  всегда  слаще. - И без всякого перехода вдруг
заявил: - В ресторане ты больше работать не будешь.
     - Как это? - вырвалось у Орыси.
     - Вот так! - коротко бросил он.
     Орыся  поняла,  что спорить бесполезно. И опасно: ей вспомнился рассказ
Хорунжей о том, как поступили с мужем Зофьи.
     После  завтрака Сергей Касьянович предложил покататься по городу. Когда
вышли на улицу, мела метель, а Орыся была в легком пальто.
     - Холодно, - передернула она плечами, поскорее забираясь в машину.
     - Согреем, - пообещал Барон.
     Орыся  не  придала значения этому замечанию. Он остановил "Волгу" возле
универмага  и  попросил немного подождать. Вернулся минут через пятнадцать с
большим  свертком.  Когда  она развернула его в гостинице - ахнула. Это была
норковая шуба...
     Во  Львове  они пробыли три дня. Обошли чуть ли не все рестораны. Орыся
устала  от  этого загула. Пить она не любила и не умела, а приходилось, хотя
бы понемногу. Хмель был не в радость, только болела голова.
     Потом Сергей Касьянович отвез ее в Трускавец и, прощаясь, предупредил:
     - Чтобы  ни одного мужика! Узнаю - наше следующее свидание будет на том
свете!


     Кончался  февраль, а зиме, казалось, не будет конца. Обычно в это время
в  Трускавце  уже  сходил  снег,  а  тут  морозы  доходили  до двадцати пяти
градусов,  бушевали  метели,  скреблись  в  окна сухими снежинками, и под их
шелест  сладко  спалось  в теплой комнате. Как и в тот день, когда прикатила
на собственном "Москвиче" Наталья Шалак - двоюродная сестра Орыси.
     - Вставай,  барыня!  -  разбудила  она хозяйку и показала на часы: было
около полудня. - Скоро темнеть начнет, а ты еще в кровати.
     - Наталка!  Ты?  -  Орыся  спросонья протирала глаза, не понимая, наяву
перед ней сестра или снится. - Откуда? Какими судьбами?
     - Прямиком  из Криницы... По твою душу, - ответила Наталья, расстегивая
пальто, но почему-то не снимая его.
     За Натальей стояла тетя Катя и умиленно глядела на Орысю.
     - Подымайся,  подымайся,  милая,  -  кивала она. - Завтрак уж на столе.
Откушаешь вместе с гостьей.
     - Какой там завтрак! - повернулась к ней Шалак. - Нам ехать надо!
     - Ехать?  -  встревожилась  Орыся. - Куда? Зачем? - И подумала: неужели
что с дедом? Из Воловичей доходили вести, что он заболел.
     - Не  волнуйся,  -  успокоила  ее  Наталья. - Радость у нас. Нет, ты не
поверишь,   ей-богу!   Позвонили   вчера   из  Москвы  нашей  председательше
сельисполкома Павлине Васильевне... Помнишь ее?
     - А как же! - ответила Орыся, неохотно покидая нагретую постель.
     - И  говорят,  -  продолжала  Наталья,  -  ждите  в  гости иностранцев.
Павлина  Васильевна растерялась: что за иностранцы, почему именно в Криницы?
Ее  спрашивают,  есть  в  селе  семьи с фамилией Сторожук? Конечно, отвечает
председательша,  я  сама  урожденная  Сторожук.  Вот и хорошо, через два дня
встречайте  туристку из Канады. Она пожелала посетить места, где родилась, и
заодно повидать родственников. Звать ее Миха Стар.
     - Так это же!.. - воскликнула Орыся, но Наталья перебила:
     - Да-да!  Едет тетка Михайлина! Представляешь? Павлина Васильевна так и
сказала:  это  она  по-заграничному  Миха  Стар, а по-настоящему - Михайлина
Сторожук. Что же, встретим как полагается!
     - Но я-то зачем?
     - Здрасьте!  -  удивилась  Наталья.  - Поможешь. Ты ведь тоже Сторожук,
родственница.
     - Седьмая вода на киселе.
     Орыся открыла шкаф, выбирая, что надеть для поездки.
     - Черт! Куда розовый шарф подевался? Он всегда здесь висел.
     Тетя  Катя  заохала,  бросилась  к  шифоньеру и вынула из нижнего ящика
богатый мохеровый палантин.
     - Прости  меня,  старую,  -  оправдывалась  старуха. - Ты давеча его на
стуле оставила. Вот я и спрятала в ящик.
     Наталья  смотрела  на  сестру  и  недоумевала:  неужели  это  та  самая
Орыська,  которую  она  знала  с детства? В селе у своих деда с бабкой она и
корову  доила, и за свиньями ухаживала, и навоз убирала, и босиком бегала