сколько он понял, снималась сцена в
игорном   доме,  в  воксале,  как  сказано  у  Достоевского.  Вокруг  царила
удивительная  атмосфера: бродили актеры и статисты в сюртуках, панталонах, в
рубашках  со стоячими воротниками и жабо, шуршали кринолины, трещали веера в
руках  старух  с  накладными  волосами и в париках, и тут же сновали парни и
девушки  в джинсах и кроссовках. Мир прошлого века причудливо переплетался с
веком нынешним.
     Посреди  чопорного,  несколько  мрачного  старинного зала стоял длинный
стол,  покрытый  зеленым  сукном, вокруг которого сидело и толпилось десятка
два  "игроков". Во главе стола возвышался худощавый старик во фрачной паре -
крупье.  Перед  ним  была  рулетка.  Пожилая  женщина  в белом халате тонкой
кисточкой  наводила  последние  штрихи грима на лице крупье. Рядом на низкой
тележке  стояла  на  треноге  кинокамера,  возле  которой суетился паренек в
крошечной кепочке и толстяк в ковбойке и замшевой безрукавке.
     Кичатов  обратил  внимание  на  высокого  мужчину  в черном свитере под
горло  и  с  трубкой  в  зубах.  Он  что-то  втолковывал  стройному молодому
человеку  с бледным лицом и тенями под глазами, в темной визитке. По тому, с
каким  почтением подходили люди к мужчине с трубкой, подполковник догадался,
что это и есть режиссер Лежепеков.
     Вдруг тот хлопнул в ладоши и громогласно провозгласил:
     - Внимание! Всем по местам!
     Бесцельное  хождение  в зале прекратилось, артисты, участники массовки,
сгруппировались вокруг стола, толстяк в ковбойке приник к окуляру.
     - Прошу  тишину!  -  строго  сказал  постановщик,  уловив, по-видимому,
чей-то  шепот.  -  Готов?  -  спросил он у оператора. Тот сделал знак рукой:
мол, порядок. И тогда прозвучало: - Мотор!
     Выстрелила   хлопушка,   застрекотала   кинокамера,  крупье  монотонным
голосом произнес:
     - Делайте ваши ставки, господа!
     Кичатов  на какое-то время забыл, где он находится и зачем, так увлекла
его   съемка.   Что-то   завораживающее   было   в  этом  действии,  Дмитрий
Александрович  не мог оторвать взгляда от главного героя, Алексея Петровича,
которого играл тот стройный молодой актер.
     Кичатов  не  видел  его  прежде  в  фильмах, но, судя по всему, это был
очень  одаренный  актер.  Скупые  жесты, мимика, но сколько страсти выражало
его   лицо!   Это  действительно  был  игрок,  сжигаемый  внутренним  огнем!
Подполковник  милиции невольно поймал себя на мысли, что переживает вместе с
Алексеем  Петровичем, лихорадочно следя за жужжащим шариком, который должен,
просто  обязан остановиться напротив "зеро", потому что несчастный одержимый
молодой   человек   поставил  на  него  последние  деньги.  И  когда  "зеро"
действительно  принес  главному  герою  огромный выигрыш, Кичатов вздохнул с
облегчением.
     - Стоп!  - скомандовал Лежепеков и, к удивлению Дмитрия Александровича,
скомандовал: - Повторим!
     Кичатову  казалось,  что  лучше  сыграть невозможно, однако постановщик
сделал несколько замечаний артисту и отснял еще один дубль.
     Погасли  юпитеры,  софиты,  Лежепеков начал репетировать с исполнителем
главной   роли   следующую  сцену.  Следователь  не  решался  пока  отрывать
режиссера от дела.
     Съемка  возобновилась,  но  что-то  не ладилось на площадке. В перерыве
между  дублями  Кичатов  негромко сказал стоящему рядом немолодому мужчине в
кожаном пиджаке:
     - С Великановым режиссеру, наверное, было легче работать...
     Замечание  попало в цель: мужчина окинул Кичатова удивленным взглядом и
усмехнулся.
     - С  чего  вы это взяли? Всеволода Юрьевича при одном только упоминании
о Великанове бросает в дрожь!
     - Что так? - наивно поинтересовался следователь.
     - Не  получалась  у  Саши роль! Не шла! Подумайте сами: некоторые кадры
до  двадцати  дублей снимали! И немудрено, что Борю Губина, - мужчина кивнул
на  актера, играющего Алексея Петровича, - Лежепеков вызвал без всяких проб.
Буквально в тот же день, как только узнал о болезни Великанова.
     Разговорившись,   подполковник   узнал,  что  его  собеседник  является
директором  картины.  Кичатов  представился  и  высказал  желание поговорить
насчет Великанова.
     - Об  этом вам лучше с Всеволодом Юрьевичем, - отфутболил подполковника
директор.
     Воспользовавшись  паузой,  он  познакомил Кичатова с Лежепековым, а сам
ретировался.
     - Согласен  поговорить  с  вами в любое время, но, ради бога, только не
сейчас!  - сказал Лежепеков. - Понимаете, завтра Губин улетает на премьеру в
своем  театре,  а  нам еще - кровь из носу - нужно отснять пять сцен! Вторую
смену уже гоним... До завтра терпит?
     - Терпит, - кивнул Дмитрий Александрович.
     Договорились встретиться в гостинице - Лежепеков тоже жил в "Ранне".
     На  следующий  день  в  назначенный  час он появился в номере Кичатова.
Поздоровались.
     - Ну  как,  выполнили  вчера  вашу программу? - вежливо поинтересовался
следователь.
     - Но  чего  мне  это  стоило!  -  вздохнул Лежепеков, набивая трубку. И
неожиданно спросил: - У вас есть дети, Дмитрий Александрович?
     - Двое, - ответил Кичатов.
     - Если вздумают податься в кино, лягте костьми, но не пускайте!
     - Вам не нравится ваша профессия?
     - Честно  сказать,  другой  для себя не представляю... Но боюсь, как бы
не   трахнул  инфаркт,  -  признался  режиссер.  -  Представляете,  все,  ну
буквально  все  сделано  для того, чтобы подвести режиссера к этому! Начиная
со  сценария.  Каждый,  кому  не  лень,  лезет  с  замечаниями,  поправками!
Редакторы  на  студии,  чиновники  в  Госкино!  А  что  такое у нас снимать!
Съемочная  группа - это сплошные анархисты! Каждый день я должен загонять их
на  съемочную  площадку  чуть  ли  не  пинками!  Какая  может  быть  речь  о
дисциплине,  если осветителю или ассистенту плевать на меня? Будет он болеть
за  работу,  получая жалкую зарплату, которую даже стыдно назвать зарплатой?
А  техника,  на  которой мы работаем? А пленка? На прошлой неделе сто метров
пошло  кошке  под  хвост  -  при  проявке оказался сплошной брак! Это значит
снова  вызывать актеров из других городов, снова репетировать, настраиваться
и  так  далее!  Ведь  это  не  железки  штамповать - искусство штука тонкая,
неуловимая!   -  Лежепеков  вдруг  спохватился.  -  Извините,  увлекся.  Как
говорится,  у кого что болит, тот о том и говорит... Вы конечно же прилетели
не для того, чтобы выслушивать мои вопли. - Режиссер грустно улыбнулся.
     - Приехал   я,   Всеволод  Юрьевич,  по  поводу  Великанова,  -  сказал
следователь.
     - Как он там? - встрепенулся режиссер.
     - Неважно,  -  хмуро  произнес  Кичатов.  -  Правда, теперь ему немного
стало  лучше,  но  одно время был буквально между жизнью и смертью. Извините
меня,  Всеволод  Юрьевич,  но  мне  непонятно  равнодушие  к нему со стороны
съемочной группы.
     - О  чем  вы?  Какое  равнодушие? Когда я узнал, был прост-то потрясен,
честное  слово!  Спросите  у кого угодно! - горячо уверял Лежепеков, заметив
недоверие в глазах следователя.
     - Но почему же никто не удосужился прилететь в Южноморск?
     - Дмитрий  Александрович,  ну когда бы я мог? У меня каждый час, каждая
минута  на  счету!  -  продолжал  оправдываться  режиссер.  -  Вы  себе даже
представить  не  можете,  что  это  такое,  когда щелкает счетчик! Съемочная
группа  -  это  молох,  пожирающий  деньги!  Я  каждый  день должен выдавать
отснятые  метры!  Хоть  убейся, а план выполни! Потому что за мной не только
мои  здешние  обормоты,  но  и коллектив студии. Не выдам положенные метры -
несколько  сот  человек будут сидеть без премии. Да что там без премии, иной
раз  получку  задерживают!  Вот  вам  еще одна приятная, в кавычках, сторона
режиссерской работы.
     - Потому  вы  так быстро и заменили исполнителя главной роли? - спросил
Кичатов.
     Лежепеков  ответил  не  сразу.  Раскурив  трубку,  помолчал  и  наконец
произнес со вздохом:
     - Ждать   выздоровления   Саши   я  не  мог.  Студия  не  пошла  бы  на
консервацию.
     - Я  слышал,  у  вас с ним возникли трения во время съемок, - осторожно
закинул удочку следователь.
     - Трения...  - Лежепеков усмехнулся. - Это мягко сказано! Ежели честно,
с  Сашей  я  здорово  промахнулся. Понимаете ли, в творчестве не должно быть
никаких  дружеских  отношений,  никаких  компромиссов. Ни в коем случае! А я
Велика-нова  пожалел.  Он уговорил меня взять его на роль Алексея Петровича.
Верите,  чувствовал,  что  не  то,  а  отказать  не  решился.  И даже умолял
худсовет  во  время утверждения кинопроб. А с самых первых съемочных дней мы
стали грызться как кошка с собакой...
     - Из-за чего, если не секрет?
     - Да   никакого  секрета!  Вы  видели  вчера  Борю  Губина?  -  спросил
Лежепеков,  и  следователь  кивнул.  - По-моему, попадание в яблочко. Губину
веришь.  Он  влез  в шкуру Алексея Петровича так, будто бы с пеленок играл в
рулетку.  Знаете,  мне  иной раз становится страшно, когда я вижу, как Борис
входит  в образ. Это маньяк, одержимый! Такие не задумываясь могут проиграть
сиротские деньги и пустить себе пулю в лоб!
     - Я   не  очень-то  разбираюсь,  но  мне  игра  Губина  понравилась,  -
признался Кичатов. - Выкладывается, по-моему, весь.
     - Еще  как  выкладывается! Говорит, за съемочный день худеет килограмма
на три.
     - Даже так? - удивился следователь.
     - А  что,  вон  артист  Лев  Дуров  признавался  в  газете, что за один
спектакль  теряет  два  с половиной килограмма!.. Словом, Губин - класс! Это
новый  Смоктуновский!  -  темпераментно продолжал режиссер. - А Великанов по
сравнению  с  ним?  Как  говорится,  божий  дар и яичница... Саша в общем-то
человек  талантливый, но тут - ни в зуб ногой. Вялый, как амеба. Ни искорки,
ни  отблеска  страстей не видно. Говорю ему: друг милый, неужто тебе никогда
не  хотелось  выиграть  миллион? А он отвечает: зачем мне миллион, что с ним
делать... Скажите, разве после этого он может играть Алексея Петровича?
     - Не   знаю,   -   улыбнулся   следователь.   -   Может,   по   системе
Станиславского...
     - Здесь  не  помог бы и Станиславский! Роль не для Великанова. Я как-то
не  сдержался,  высказал  ему  все.  Картину, говорю, ты завалишь, а у меня,
между  прочим,  семья, которая не может питаться святым духом. Саша смеется,
говорит,  не  волнуйся, старик, скоро я разбогатею, возьму тебя, твою жену и
дочь  на  полный  кошт. Будете у меня как сыр в масле кататься. Ну, послал я
его подальше...
     "Интересно,   на   какое   богатство   намекал   Великанов?  -  подумал
следователь. - На наследство или что-то другое?"
     - В каком смысле - разбогатеет? - спросил он у режиссера.
     - А  бог  его  знает!  -  отмахнулся  Лежепеков.  -  Не  поймешь, когда
Великанов хохмит, а когда говорит правду.
     - Значит,  вы  считаете, что с Губиным фильм получится лучше? - перевел
на другое следователь.
     - Убежден!  Конечно,  чужому горю нельзя радоваться, но в данном случае
вышло  по  пословице:  не  было  бы  счастья, да несчастье помогло. Теперь я
уверен,  что  картина  будет потрясающая! Фестивальная! Такую спокойно можно
посылать в Канны! И на девяносто процентов - благодаря Борису...
     - А  где еще снимался Губин? - поинтересовался Дмитрий Александрович. -
Что-то я не могу вспомнить...
     - В  том-то  и  дело,  что  нигде.  Борис - мое открытие, - с гордостью
признался  Лежепеков.  -  И где, вы думаете, я его откопал? В провинциальном
театре, в глубинке!
     - Дебют?
     - Это   будет   сенсация!  -  воскликнул  Всеволод  Юрьевич  и  тут  же
погрустнел.  -  Великанова,  правда,  жалко.  Он буквально грезил этой ролью
несколько  лет.  Даже  не знаю, как я встречусь с ним после этого. Обидится,
наверное,  в  усмерть...  Вот, кстати, одна из причин, почему я не полетел в
Южноморск.
     - Вы давно дружите? - поинтересовался Кичатов.
     - Знакомы давно, а вот сблизились по-настоящему года два назад.
     - Что за человек Саша?
     - Человек  он  отличный.  Душа  нараспашку. Готов поделиться с друзьями
последним рублем.
     - Выпивает?
     - В  компании  рюмку-другую  пропустит,  но  чтобы запоем... - Режиссер
отрицательно  покачал головой. - А во время съемок для Саши вообще ничего не
существует,  ни гулянок, ни женщин. Режим, спорт!.. В этом смысле работать с
Великановым - одно удовольствие. Безукоризненная дисциплина.
     - А наркотиками, случаем, не баловался?
     - Наркотиками? - испуганно переспросил Лежепеков.
     - Свидетельств  нет,  -  ответил подполковник, не желая бросать тень на
актера,   пока  не  установлено  на  самом  деле,  что  Великанов  связан  с
наркотиками. - Но вы лично не замечали ничего необычного в его поведении?
     - Нет, ничего такого не припоминаю.
     - Тогда ознакомьтесь с протоколом и распишитесь.
     После  ухода  режиссера Кичатов позвонил в Южноморск. Чикурова на месте
не  было,  и  Дмитрий  Александрович заказал Рдянск. Дали быстро. У жены был
грустный голос.
     - Ты  бы  хоть  на  один денек появился дома. Мальчишки по тебе страшно
соскучились, - жалобно выговаривала Лариса. - Что им сказать?
     - Не  знаю. Ведь у меня теперь другой порт приписки - Москва, - пытался
отшутиться  Кичатов,  хотя  сам  истосковался  по  детям  и  жене. Тоска эта
особенно  чувствовалась  в праздники. В эти дни Дмитрий Александрович всегда
старался быть с семьей...
     Дмитрий  Александрович расспросил жену о сыновьях, подбодрил ее, но все
равно простились они на грустной ноте.
     Подполковник  поехал  в Министерство внутренних дел республики, где его
свели   с  людьми,  непосредственно  занимающимися  борьбой  с  наркоманией.
Кичатову  обещали  тут  же  дать  знать,  если  выяснится  что-либо о связях
местных  любителей  дурмана  с участниками трагедии в Южноморске. Пока таких
фактов не было.
     Подполковник    снова    позвонил    Чикурову.    Застав   руководителя
следственно-оперативной  группы  на  месте,  он  поделился  с  ним  тем, что
удалось узнать в Таллинне.
     - Как видите, особых успехов нет, - подытожил разговор Кичатов.
     - Физики   говорят:   отрицательный   результат  -  тоже  результат,  -
откликнулся  Игорь  Андреевич.  -  Кстати,  это  высказывание  в полной мере
относится  и к нашей работе. Но у вас, мне кажется, дела все же веселее, чем
у Жура.
     - А что с ним такое? - поинтересовался Кичатов.
     - Виктор  Павлович  не застал в Трускавце Оресту Сторожук. Она отбыла в
неизвестном  направлении.  Правда,  кое-какие  кончики  имеются, и хорошо бы
вам,  Дмитрий Александрович, подскочить туда. Тем более что вы жаловались на
печень,  так?  - В голосе Чикурова слышались заботливые нотки, но, возможно,
он просто хотел подсластить предложение.
     - Не на печень, Игорь Андреевич, а на поджелудочную железу.
     - Извините,   перепутал.   Но   все  равно  вам  будет  полезно  попить
"Нафтусю".
     - Надо так надо, - ответил подполковник. - Сегодня же вылечу.


     Прикарпатье  встретило Дмитрия Александровича редким задумчивым снегом.
А  когда  Кичатов ехал на автобусе из львовского аэропорта в Трускавец, снег
прекратился, проглянуло блеклое осеннее солнце.
     Подполковник   и   капитан   встретились  в  местном  городском  отделе
внутренних  дел.  Жур  был  в  отличном расположении духа. Кичатова поразило
умение   Виктора   Павловича   буквально   вгрызаться  в  новую  обстановку,
устанавливать  любые  контакты  (формальные  и неформальные) с людьми разных
уровней  и  рангов.  Капитан  находился в Трускавце менее двух суток, но уже
успел  стать,  как  понял Кичатов, своим человеком в уголовном розыске - так
он  знал  оперативную  обстановку  и был в курсе всего, что могло каким-либо
образом  быть  связанным с их делом, в частности, с Орестой Сторожук. Виктор
Павлович  выложил  подполковнику  чуть ли не всю подноготную этой женщины: о
ее  нелегком детстве и юности, о замужестве и странном разводе, в результате
которого  она  стала  владелицей  особняка,  зато  потеряла  сына, уехавшего
вместе с отцом в Средневолжск.
     Но  самым  интересным  для  следствия  было  сообщение капитана о связи
Сторожук  с  неким  Сергеем  Касьяновичем  Роговым,  который имел еще кличку
Барон  и  славился  своими  кутежами в ресторанах Трускавца, Львова и других
городов  в округе. Но слава Барона была довольно мрачной: его побаивались не
только  обыватели,  но  и  люди  из уголовного мира. Фигурой он был довольно
колоритной.
     - Действительно цыганский барон? - спросил следователь.
     - Никакой  он  не барон, и тем более не цыганский, - сказал Жур. - Это,
так  сказать,  очередная  его  личина.  Маскарад.  На  самом  деле Роговой -
рецидивист. Трижды отбывал срок в колонии.
     Поведал Жур и о страсти Рогового к Орысе.
     - До того ревновал, что упрятал ее в медвежью шкуру.
     И  капитан  рассказал,  что  Сторожук  работала  "медведем" у фотографа
Романа   Сегеди   и  чуть  ли  не  до  смерти  напугала  профессора  Валерия
Платоновича, который в результате стресса попал в больницу.
     - Любопытная  история!  Но  главное  - важно узнать фамилию профессора,
его координаты! - обрадовался Кичатов.
     - Все  уже  известно,  Дмитрий  Александрович,  - солидно сказал Жур. -
Фамилия  профессора  -  Скворцов-Шанявский,  живет в Москве. Но эти сведения
получены  не  из  больницы,  а  из  уголовного  дела,  возбужденного  против
Скворцова-Шанявского.  Правда,  дело  это  прекращено  за  отсутствием  улик
против него.
     Последовал  рассказ  об  убийстве  фотографа Сегеди, в котором поначалу
был заподозрен московский профессор.
     Кичатов  был  ошеломлен  потоком  фактов и сведений, которые обрушил на
него оперуполномоченный уголовного розыска.
     - А  я  думал,  у  вас тут действительно ничего не светило, - удивлялся
подполковник. - Неужели Игорю Александровичу этого мало?
     - А  он  еще  ничего  не  знает,  -  пояснил  капитан. - Сведения самые
свеженькие.  Вам,  Дмитрий  Александрович, первому сообщаю, как говорится, с
пылу с жару.
     - Ну,  -  протянул  следователь,  -  тогда понятно. Смотрите-ка, Виктор
Павлович, и тут наркотики!
     - Да,  Роман Сегеди перед тем, как его выкинули в окно, курил "травку".
И  в  кармане  пиджака  у  него  нашли  пачку  сигарет с гашишем... Впрочем,
подробности вы можете узнать у следователя Трускавецкой прокуратуры.
     - А вы говорили с ним?
     - Не успел еще. Но раз уж вы здесь, то сами.
     - Телефон есть?
     - Да.  -  Жур  подал  подполковнику  трубку  и набрал номер. - Костенко
Павел Иванович...
     Костенко   был   готов   встретиться   с   Кичатовым  прямо  сейчас,  и
подполковник   милиции  отправился  в  прокуратуру.  А  капитан  должен  был
встретиться  с  Крицяк,  которая  была  близко связана с Орестой Сторожук, а
точнее - с "эксплуатацией" ее особняка.
     Следователь  прокуратуры  дал  Кичатову  для  ознакомления материалы по
делу  об убийстве Сегеди. Из документов следовало, что фотограф был одним из
доверенных   лиц  Барона.  Более  того,  участвовал  в  махинациях,  которые
приносили  преступной  банде  огромные барыши. Тут была и спекуляция в особо
крупных  размерах,  и  подделка  драгоценностей.  В  частности,  преступники
подпольно  изготовляли  ювелирные  изделия  из  сплавов цветных металлов, по
удельному  весу  и  цвету  похожих  на  золото.  Подделки сбывали доверчивым
людям, извлекая из этого баснословные доходы.
     - Из-за  этого  даже международный конфуз получился, - сказал Костенко.
- Опозорились перед заграницей!
     - Каким образом? - заинтересовался подполковник.
     - Понимаете,  в  расположенное  здесь неподалеку село Криницы приезжала
канадская   туристка,  украинка  по  происхождению.  Между  прочим,  дальняя
родственница  этой  самой  Оресты Сторожук. Старушка уже совсем. Решила, так
сказать,   навестить   землю   предков.  Здешние  родичи,  естественно,  при
расставании   нагрузили   ее  по