веряющего работу нотариуса.
     - Я  - пожалуйста, - согласилась Вета Владимировна. - А вот отпустит ли
меня начальство?
     - Попробую уломать, - улыбнулся Ян Арнольдович.
     - Что,  добираться  будем  своим ходом? - с тоской посмотрела на майора
нотариус.
     Ян Арнольдович вспомнил свое путешествие под дождем и сказал:
     - Машину я организую.
     Условились встретиться в девять утра.
     Насчет  машины посодействовали московские братья-сыщики, не то пришлось
бы  несладко:  погода была еще более отвратительной, чем вчера, - шел мокрый
снег.  В  теплом  салоне  "Москвича"  Вета Владимировна говорила по дороге о
своем  увлечении картинами Решилина, о необычном, наполненном драматическими
зигзагами творческом пути художника.
     - Представляете,  -  рассказывала  она,  -  был  как многие официальные
художники-аллилуйщики,  рисовал доярок, стахановцев, портреты вождей и вдруг
исчез  куда-то.  Потом  возник  в  совершенно новом качестве. Словно это был
другой  человек!  Прозрачная,  чистая  живопись,  в  которой  ожили традиции
древнего  русского искусства, иконописи... Говорят, первая же выставка этого
направления   прогремела  как  гром  среди  ясного  неба!  А  потом  Решилин
постепенно  превратился буквально в легенду. Правда, кое-кто ругал его, мол,
эпигонство, эклектика. Но я думаю, что все идет от зависти.
     - Интересно,  что  думал Решилин, когда смотрел на свои старые картины?
- хмыкнул Латынис. - Наверное, стыдно было.
     - А  не на что было смотреть, - ответила нотариус. - Он, можно сказать,
совершил подвиг - сжег всех доярок, трактористов и прочих...
     - Сжег? - удивился Латынис.
     - Ну  да!  Вот  что  значит  настоящий талант, истинный! И право же, до
того  грустно  смотреть,  как сестрица и братец Феодота Несторовича грызутся
из-за  его  творений...  Страшно подумать, Решилин отдал всю душу, а здесь -
низкий торг. Поистине: сик транзит глория мунди*.
     ______________
     * Так проходит мировая слава (лат.).

     За   разговорами   незаметно   доехали  до  привилегированного  дачного
поселка.  Когда  Латынис  нажал  на  кнопку  звонка в высоком глухом заборе,
сначала  к  воротам  с  той  стороны прибежало несколько собак, зашедшихся в
злобном  лае,  и  только  спустя  минут  пять  в  щели  над  почтовым ящиком
появились   чьи-то   глаза.   Женский   голос  угомонил  церберов,  и  дверь
отворилась.
     - Здравствуйте,   Вета   Владимировна!  -  поздоровалась  с  нотариусом
женщина в пальто и черном траурном платке.
     - Здравствуйте,  Ольга  Несторовна,  -  сказала нотариус. - Разрешите к
вам...
     - Пожалуйста,  проходите,  - настороженно глядя на незнакомого мужчину,
пригласила Решилина.
     Прошли  через обширный участок к дому. Покрытая черной от влаги дранкой
громадина  казалась  мрачной  и  нежилой.  Но  внутри  было  уютно  и тепло.
Разделись. Вета Владимировна пояснила хозяйке цель их посещения.
     - Не  беспокойтесь,  все на месте, - сказала Ольга Несторовна. - Можете
убедиться.
     Нотариус  предложила  пройти  на второй этаж: картины Решилина, а также
коллекция  полотен  и  старинных  икон  -  все  находилось  там. Поднявшись,
очутились  в  большой  комнате.  Как  понял  Латынис, это была святая святых
художника  -  его  мастерская. Здесь, в дальнем углу, трудились у мольбертов
молодой парень и девушка в заляпанных красками халатах.
     - Ученики  покойного  брата,  -  пояснила  Ольга  Несторовна. - Он этих
двоих  особенно  привечал.  Работать  негде, вот они и попросились. Отказать
неудобно.  Да  и  Феодот  Несторович  такое  не  одобрил  бы,  потому что не
по-божески это, - вздохнула она скорбно, осенив себя быстрым крестом.
     "Смотри-ка, набожная", - отметил про себя Латынис.
     Он  с интересом осматривал обитель знаменитого художника и был поражен,
что  такая  маленькая неказистая икона, висевшая в мастерской, оценивалась в
полмиллиона  золотых  рублей...  Да и работы самого Решилина, на его взгляд,
не  стоили  тех  денег,  которые,  по  словам  нотариуса, предлагали Феодоту
Несторовичу.
     "Наверное,  надо  быть  знатоком  и ценителем", - подумал майор. В том,
что  он  не  знаток  и  не  ценитель,  Ян Арнольдович убедился, посмотрев на
холсты  учеников Решилина, до того увлеченных работой, что, казалось, они не
замечали  никого  вокруг:  картины  молодых  художников, по мнению Латыниса,
мало чем отличались от полотен учителя.
     Спустились  на  первый этаж, осмотрели остальные комнаты, где вещи были
менее  ценные,  чем  картины  и  иконы,  но  все  равно  это  было  огромное
богатство:  редкий  фарфор,  книги,  в  том  числе уникальная Библия издания
шестнадцатого века, и другой антиквариат.
     Латынис  убедился,  что в особняке "глухонемого" не было. Но оставалась
еще  времянка  во дворе, а если говорить точнее - вполне добротный домик. Ян
Арнольдович  не  знал,  под  каким  предлогом  осмотреть  его. Пока он ломал
голову  над  этим,  за  окном  промелькнула  долговязая  фигура  в  куртке с
капюшоном,  и хлопнула входная дверь. Через минуту в комнату, где находилась
хозяйка с гостями, заглянула хмурая физиономия.
     Если  бы  майор  не  знал, что Феодот Несторович бесповоротно мертв, то
принял  бы  его  младшего  брата  за воскресшего художника - так похожи были
они. Емельян Решилин даже бороду отрастил под брата.
     Поздоровавшись   с   нотариусом   и   Яном  Арнольдовичем,  родственник
живописца злорадно произнес, обращаясь к сестре:
     - Ничего  у  тебя  не выйдет, как ни пыжься! Я только что был у юриста:
делить  наследство  будешь  не ты, а суд! И поровну! - Он театральным жестом
показал на нотариуса. - Как тебе и объясняла Вета Владимировна.
     Ольга  Несторовна  поджала  губу, смерила брата презрительным взглядом,
но  ничего  не  сказала.  А  тот продолжал, апеллируя к обоим представителям
закона:
     - Представляете,  моя  дражайшая  сестрица  считает,  что  имеет  право
претендовать на большую часть!
     - Нет,  - мягко сказал Латынис, - наследство будет разделено между вами
пополам. А ваш муж на него права не имеет, - повернулся он к хозяйке.
     При слове "муж" Емельян Несторович так и взвился:
     - Какой муж! Пригрела какого-то типа и выдает его за супруга!
     - Никто  не  выдает...  С  чего  это  ты  взбеленился?  -  пробормотала
Решилина, которую явно смутил весь этот разговор.
     - И  рожа  у  этого  Тимофея  Карповича  какая-то  сомнительная!  -  не
унимался Емельян Несторович.
     - Э-эх,  как  тебе не стыдно! - напустилась на него сестра. - Обиженный
богом человек, глухонемой, а ты...
     - Ну  да,  его обидишь, держи карман шире! Он сам кого хочешь обидит! -
зло  произнес  Решилин-младший.  -  Не  дай  бог  встретиться один на один в
темном  переулке!  -  Он  снова обратился к нотариусу и Латынису: - Слышите,
что  она  мне  заявила:  мол,  будешь  распоряжаться здесь, вернется Тимофей
Карпович, он тебя живо на место поставит!
     - А где он? - спросил у Ольги Несторовны Латынис.
     - Откуда я знаю? - пожала плечами хозяйка, еще больше теряясь.
     - Когда  он уехал? - продолжал расспрашивать Ян Арнольдович, хотя такие
вопросы  вроде  бы  не  должны  были  интересовать работника отдела юстиции,
занимающегося нотариальными делами.
     - Одновременно  с  Феодотом,  царство  ему  небесное,  - перекрестилась
Ольга  Несторовна  и  опять напустилась на брата: - Ты Феодоту в подметки не
годишься!  Он  в  раю  теперь,  потому как жил по-праведному! Птаху малую не
обидит!  Вот  и  Тимофея  Карповича  приютил!  -  Это  уже  было  обращено к
представителям  закона. - Тот и жил у нас, по хозяйству помогал... И никакой
он  мне  не  муж!  -  Она  снова  повернулась  к брату и покачала головой: -
Богохульник ты, Емельян, вот кто!
     - А  ты  ханжа!  -  рявкнул  в  ответ  Решилин-младший.  - Перед людьми
играешь  в  святошу,  а  сама  готова  задушить  родного  брата, лишь бы все
наследство прибрать к своим рукам!
     - Ты,  Емельян,  говори,  -  сурово  посмотрела на него сестра, - да не
заговаривайся!
     Вета  Владимировна  хотела было вмешаться в ссору, но Латынис незаметно
остановил  ее: в перепалке братец или сестрица могли сгоряча поведать такое,
чего не выдали бы в спокойной обстановке.
     - Нет,  вы  послушайте,  как  она  решила  делить между нами творческое
наследие  Феодота  Несторовича, - апеллировал к нотариусу Решилин-младший. -
Тебе,  говорит,  его  старые картины, а мне, то есть ей, - новые! - Он резко
повернулся  к  Ольге  Несторовне.  - А вот это не хочешь? - И показал сестре
кукиш. - Уж лучше пусть все отойдет государству!
     - Тьфу, охальник! - сплюнула та.
     - Погодите,  что  вы  имеете  в  виду под старыми и новыми картинами? -
ухватилась за слова Емельяна Несторовича Вета Владимировна.
     - Новые  - которые висят там! - показал на верх дачи Решилин-младший. -
А старые во флигеле сложены, - кивнул он в окно, - на времянку.
     - Как  же  так?  -  строго  посмотрела  на хозяйку нотариус. - Вы мне о
картинах во флигеле ничего не говорили...
     Ольга   Несторовна   покраснела  и  стала  сбивчиво  объяснять,  что  о
существовании  полотен  Решилина во флигеле не знала, мол, лежали в запертой
комнате, а она думала, что там какие-то старые вещи.
     - Пойдемте   посмотрим!   -   решительно   направилась  к  выходу  Вета
Владимировна.
     Все  вышли  во  двор,  подошли  к  домику.  Снег падал крупными мокрыми
хлопьями,  пятная  одежду. Решилина достала связку ключей, открыла дверь. Во
времянке  было  холодно  и сыро, сразу было видно, что здесь никто не жил. И
все  же  Ян  Арнольдович  заглянул в две небольшие комнатки, одна из которых
была  спальней с двумя кроватями, другая служила, видимо, для всех остальных
нужд: кухней, столовой, гостиной.
     А  вот  третья  комната,  довольно обширная, была чем-то вроде кладовки
или  сарая.  В  помещении  было  несколько  старых вещей: сломанный пылесос,
колченогое  кресло,  торшер,  какой-то  узел,  а  все остальное пространство
занимало нечто, покрытое цельным куском пыльной материи.
     - Вот  видите, - оправдывалась Ольга Несторовна, показывая на рухлядь в
углу. - Я думала, под тряпками тоже старье.
     И она приподняла материю. Под ней штабелем лежали картины.
     Вета  Владимировна  взяла  одну  в  руки. С холста глядело румяное лицо
молодой   женщины   с   ослепительной   рекламной   улыбкой.   Из-под   руки
жизнерадостной доярки умно и счастливо смотрела на свет буренка.
     А  дальше  пошли суровые и непреклонные, озаренные возвышенным трудовым
подвигом   комбайнеры,   водители   могучих   самосвалов,  рыбаки,  шахтеры,
академики...
     Латынис и Вета Владимировна переглянулись.
     - Странно,  -  проговорила  нотариус.  - Ведь Феодот Несторович все это
якобы сжег... Давно...
     Сестра художника не могла ничего сказать ей в ответ.
     Приступили к описи. Картин оказалось двести семнадцать.
     - Это  еще  не  все,  - вставил свое слово молчавший до сих пор Емельян
Несторович. - На чердаке над гаражом имеется штук пятнадцать.
     Когда  Решилина  запирала  времянку, Латынис внимательно присмотрелся к
ключам:  ему  показалось,  что  он  уже видел где-то похожую связку - два от
английского  замка  и  один  странный,  похожий  на шуруп, но без нарезки Ян
Арнольдович попросил на минутку связку, заинтересовавшись якобы брелоком...
     "Да,  я определенно уже встречался где-то с такими ключами", - заключил
он, возвращая связку владелице. Но вот где именно, майор не мог вспомнить.
     Гараж  состоял  из  двух  отделений.  В одном стоял, поблескивая лаком,
большой   черный   приземистый   "ситроен",  похожий  на  неведомое  морское
чудовище,  в  другом  помещении находилось то, что держит обычно рачительный
хозяин  машины,  -  запасные  части,  автокосметика,  инструмент. Отсюда шла
лесенка  на  чердак,  где  хранились  картины  Решилина,  его,  так сказать,
первого  периода. Причем сюда он определил почему-то портреты вождей, многие
имена которых уже даже не помнятся.
     И   эти   картины  внесли  в  дополнительную  опись.  Ольга  Несторовна
неожиданно  вдруг  отчего-то расстроилась, расплакалась, и Латынис отказался
от  своего  намерения провести по фотографиям опознания неизвестных граждан,
утонувших  в том же месте, где и ее брат. Принимая во внимание ее состояние,
он отложил это мероприятие на завтра.
     По  дороге  назад  Вета  Владимировна  явно  была обескуражена находкой
картин  Решилина,  от  которых  он  сам якобы отрекся. А оперуполномоченного
уголовного  розыска  занимало другое: не давала покоя связка ключей, которые
он видел в руках Ольги Несторовны.
     Озарение  пришло в Москве, когда он уже добрался до своей гостиницы. Ян
Арнольдович  тут  же  позвонил в Южноморск. Поначалу он рассказал Чикурову о
посещении  родственников  художника  и  о  том,  что на даче никто, кажется,
подпольно не живет.
     - Кажется    или    точно    не    живет?    -   спросил   руководитель
следственно-оперативной группы.
     - Емельян  Несторович  с  радостью  бы  выдал этого глухонемого Тимофея
Карповича, - сказал Латынис.
     - Еще что у вас?
     - Помните,  Игорь  Андреевич,  у  неизвестного с огнестрельной раной на
голове, которого водолазы нашли в море, была в кармане связка ключей...
     - Да,  вещдок хранится у меня в сейфе, - подтвердил Чикуров, и в голосе
его послышалось настороженность.
     - Так  вот,  точно такая же связка имеется у сестры Феодота Несторовича
Решилина,  -  сообщил  майор. - Я хочу сказать, что это ключи от решилинской
дачи.
     На  том  конце  провода  воцарилось  молчание.  Латынис подумал, что их
разъединили, и крикнул:
     - Алло, алло! Игорь Андреевич!..
     - Да   слышу   я,   слышу,  -  откликнулся  Чикуров.  -  Понимаете,  Ян
Арнольдович, перевариваю...
     - И что?
     - Лихо  получается!  Видите  ли,  удалось идентифицировать этого самого
застреленного.  Ответ  пришел  из  МВД СССР: отпечатки пальцев утопленника с
пулевым  ранением  соответствуют  отпечаткам  пальчиков  некоего  Пузанкова,
который   отбывал   наказание   в   колонии  по  статье  144  и  освободился
четырнадцать лет назад...
     - Фю-ить! - присвистнул Латынис. - Действительно закручено!
     - Но  Пузанков  не  глухонемой...  Короче,  проведите  как можно скорее
опознание и допросите сестру и брата Решилиных.
     - Теперь уже завтра...
     Напоследок  Чикуров  проинструктировал майора, что ему следовало узнать
у Ольги и Емельяна.
     Назавтра  Латынис произвел опознание. В райотдел внутренних дел сначала
вызвали  Емельяна  Решилина.  Среди  предъявленных  ему  фотографий он сразу
указал  на  одну,  сделанную  с  убитого  под  Южноморском  незнакомца.  Это
действительно  был Тимофей Карпович, проживавший до этого на даче художника.
Однако  сообщить  подробности, кто он, как попал к Феодоту Несторовичу и чем
на  самом  деле занимался, Емельян Решилин не мог. По его словам, он навещал
знаменитого  родственника  очень  редко.  И  вообще  отношения  между  двумя
братьями были далеко не идеальные.
     После   допроса   Емельяна   Решилина   пригласили   Ольгу  Несторовну,
доставленную в РОВД.
     Увидев  в  числе  пяти разных фотографию, сделанную с покойного Тимофея
Карповича, Решилина окаменела.
     - Узнаете? - спросил майор.
     - Господи!  -  сестра художника медленно перекрестилась дрожащей рукой.
- И его, сердешного, бог прибрал? Пошто?..
     Она  вытерла  кончиком  черного платка набежавшую слезу и прерывающимся
голосом произнесла:
     - Он это, товарищ майор, Тимофей Карпович Пузанков...
     Оформив  опознание  протоколом,  Латынис приступил к допросу. Ждал, что
Решилина  будет  откровенной,  ан  нет, Ольга Несторовна замкнулась наглухо,
отвечала  односложно, каждое слово приходилось буквально вытаскивать из нее,
повторяя одни и те же вопросы по нескольку раз.
     Сколько  жил  на  даче  у Решилина Пузанков, она якобы не знала. Феодот
Несторович  пригласил  ее  приехать  и взять заботы о его доме на себя шесть
лет  назад, когда он обзавелся дачей на берегу водохранилища. А Пузанков уже
жил  там,  помогал  по хозяйству, исполнял обязанности сторожа, истопника, а
также  следил  за  автомобилем.  Ольга  Несторовна  утверждала,  что прошлое
Пузанкова  ей  неизвестно.  Когда  Латынис  сообщил ей, что Тимофей Карпович
вовсе  не  глухонемой,  та  выразила  крайнее удивление, так как прежде была
абсолютно  уверена, что "бог его обидел". Майор рассказал Решилиной и о том,
что   Пузанков   грабитель.   Но   это  не  произвело  на  женщину  никакого
впечатления.
     - Я  ничего  про  такие  дела  не  знаю  и  знать  не хочу. Меня это не
касается, - твердо заявила Решилина.
     - Еще  один  вопрос,  Ольга  Несторовна,  -  сказал  оперуполномоченный
уголовного  розыска.  -  Утверждают,  что вы и Пузанков находились в близких
отношениях. Так ли это?
     - А  вы, товарищ майор, побольше Емельяна слушайте, - криво усмехнулась
Решилина.  - Он вам такого напоет. Небось убедились вчера, какой это злобный
человек! Аспид!
     - Не только Емельян Несторович. Соседи тоже...
     - Какие  еще соседи? - Решилина бросила на майора сердитый взгляд. - Не
этот  ли  слептырь,  генеральский папаша? Так он ведь даже на даче ни разу у
нас  не  был.  И  потом,  разве  кто-нибудь  застал  нас  в постели? - Ольга
Несторовна истово перекрестилась. - Прости меня, господи, за такие слова!
     Как  говорится, крыть майору было нечем. Он так и не мог решить, правду
говорила   сестра   художника   или   же  прикидывалась,  ловко  прикрываясь
религиозностью. Во всяком случае - орешком она оказалась крепким.
     После  допроса  Решилиной  Латынис  беседовал с участковым инспектором.
Разговор   был   еще   более   неприятным,  чем  вчера:  прошляпил  матерого
уголовника, который жил преспокойненько на его участке столько лет!
     Затем  майор  поехал  в Москву. Снег прекратился, стоял легкий морозец.
Столицу  украшали  к ноябрьским праздникам. Глядя на транспаранты, кумачовые
флаги   и   разноцветные   гирлянды,  перекрывающие  центральные  улицы,  Ян
Арнольдович  подумал, что ему вовсе не до фанфар: следствию по делу не видно
конца и края.


     У  Чикурова  и Кичатова настроение было тоже отнюдь не предпраздничное.
Они  сидели в южноморском горуправлении внутренних дел и обсуждали сообщение
Латыниса.
     Еще   раньше   для   удобства   и   наглядности  следователи  составили
карту-схему,  на  которой  были  обозначены  установленные  и  пока  еще  не
опознанные   "действующие   лица"  трагедии  в  устье  Чернушки,  их  связи,
взаимоотношения,  которые  уточнялись  по  мере обнаружения новых сведений и
фактов.
     - Пузанков  Тимофей  Карпович,  - заполнил круг, отведенный покойному с
огнестрельной   раной,   Чикуров.  -  В  нашу  схему  он  вносит  любопытные
коррективы...  Смотрите,  он  чем-то  связан с Решилиным. Во всяком случае -
жил у него на даче шесть лет!
     - Это  -  по  крайней  мере!  -  многозначительно  поднял  вверх  палец
Кичатов.  -  Может,  он  находился  при  художнике  значительно  раньше, чем
приехала на дачу Ольга Несторовна.
     - Это  вы  хорошо сказали: находился при Решилине, - заметил Чикуров. -
Интересно,  что  их  связывало?  Только ли то, что Феодоту Несторовичу нужен
был  в  доме расторопный лакей и притом мастер на все руки? Знал ли Решилин,
что  Пузанков  только притворяется глухонемым? И, самое главное, известно ли
было хозяину дачи, что он дал кров преступнику?
     - Да,  Игорь  Андреевич,  - вздохнул подполковник. - Дать ответы на эти
вопросы будет нелегко. Пузанков мертв. Решилин тоже...
     - А  ответить  надо. Почему стреляли в Пузанкова? Кто? Связано ли это с
ограблением сберкассы?
     В комнату заглянул Жур:
     - Разрешите?
     - Конечно!  -  в один голос обрадованно произнесли следователи и, когда
он  вошел,  набросились  на  капитана  с вопросами: давно ли прилетел, что в