мы  -  27  тысяч, 19 тысяч и 6 тысяч. Когда Чикуров рассмотрел на штампах
почтового  отделения даты, то оказалось, что деньги отправлены после приезда
Скворцова-Шанявского  из Южноморска и в очень короткий срок. Первый перевод,
27  тысяч,  -  29  октября,  а  вот  второй,  19  тысяч,  и третий, 6 тысяч,
посланы... в один и тот же день - 3 ноября, утром и вечером.
     Следователя  удивило  отсутствие чего-либо, свидетельствующего о личной
жизни профессора. Ни фотографий, ни посланий от родственников или друзей.
     Не  нашел  Игорь  Андреевич  и документов Скворцова-Шанявского: диплома
доктора  наук,  диплома  профессора,  служебного  удостоверения,  пенсионной
книжки.
     "А  с  кем  он  вел  переписку?  Надо  исследовать содержимое почтового
ящика", - подумал следователь.
     Не  найдя  больше  ничего  примечательного в письменном столе и книжных
шкафах,  Чикуров  тщательно обшарил все углы кабинета. Под массивным креслом
он  обнаружил  окурок  сигареты  с фильтром. Скворцов-Шанявский не курил, и,
значит,  окурок  был  брошен кем-то другим. Окурок был изъят. Затем вместе с
понятыми  спустились  в  вестибюль  и  вынули  скопившуюся  в почтовом ящике
корреспонденцию:  газеты  "Сельская  жизнь",  "Советская торговля" и журналы
"Закупка    сельскохозяйственных    продуктов",    "Картофель    и   овощи",
"Плодоовощное  хозяйство", "Сельское хозяйство России" и "Сельское хозяйство
Нечерноземья".  Помимо этого - конверты с вырезками из центральных и местных
газет все на ту же тематику - овощи, фрукты, торговля ими.
     Среди  отправлений,  пришедших  на  имя  профессора,  было еще три. Два
почтовых  перевода:  из  Краснодарского края на сумму четыре тысячи рублей и
из  Крыма  на  тысячу  рублей.  Третье послание - короткое письмо с Кавказа.
"Валерий  Платонович!  Нужно  определить  гранаты в количестве 2 т., а может
быть, и больше. Срочно телеграфируйте. Условия обычные".
     Фамилия отправителя этой писульки была Немчинов.
     Игорь  Андреевич обратил внимание, что последний раз Скворцов-Шанявский
наведывался  в  почтовый  ящик 13 ноября. Все, что принесла почтальон после,
то есть с 14 ноября, лежало в ящике.
     Вот,  видимо,  и  время  смерти  профессора, - предположил Чикуров. - С
вечера  13-го,  когда  принесли последнюю почту, по 14 ноября... Тело, таким
образом, пролежало в ванне четверо или пятеро суток".
     Уже   когда  Чикуров  заканчивал  оформление  протокола  осмотра  места
происшествия,   приехал   хозяин   квартиры,  которого  разыскал  участковый
инспектор.
     Митрошин был испуган, взволнован, растерян. Следователь допросил его.
     - Я,  можно  сказать,  не знаю Скворцова-Шанявского! - уверял Митрошин,
зябко передергивая плечами в дубленке.
     В  квартире  было  холодно,  потому  что из-за сильного трупного запаха
пришлось открыть окна.
     - С какого времени живет у вас профессор? - спросил следователь.
     - С  конца  января этого года. Понимаете, я вообще-то не сдаю квартиру,
но за Валерия Платоновича очень просил один мой знакомый.
     - Кто именно?
     - Жоголь,  -  ответил Митрошин, щелкая суставами пальцев от волнения. -
Я  и  уступил...  Но  я  не брал со Скворцова-Шанявского ни копейки! Он лишь
платил квартплату, за свет и телефон.
     - И все? - уточнил Чикуров.
     - Неужели  я  похож  на  человека,  кто  извлекает нетрудовые доходы из
своего  жилья?  -  не  скрывая  обиды, ответил хозяин квартиры. - А пустил я
Валерия  Платоновича  только  потому,  что  его, как я уже говорил, усиленно
сватал Жоголь.
     Имя  этого  торгового  работника следователь слышал за сегодняшний день
уже второй раз, от Жура и вот теперь.
     - Простите, а где работает Жоголь? - поинтересовался Чикуров.
     - Леонид  Анисимович?  -  У Митрошина вдруг забегали глаза. Стараясь не
смотреть  на  следователя, он пробормотал: - В каком-то гастрономе. Точно не
знаю. Короче, я его давно не видел.
     - Адрес, телефон Жоголя?
     Геолог  вытащил  из  кармана  записную  книжку  и  продиктовал Чикурову
домашний телефон Жоголя.
     Игорь  Андреевич  продолжал  допрос.  По словам хозяина квартиры, он не
был   у   себя   уже  месяца  четыре.  И  вообще  не  беспокоил  постояльца.
Скворцов-Шанявский  -  человек  солидный,  можно  было  не  беспокоиться  за
порядок в доме и своевременную плату по счетам.
     - Так  когда  вы  видели  Скворцова-Шанявского в последний раз? - задал
уточняющий вопрос следователь.
     - Совсем недавно...
     - Как?  -  удивился  Чикуров.  -  Вы  же  только  что  говорили, что не
навещали его здесь давно.
     - А  мы  встретились  в  центре,  -  пояснил  Митрошин. - Он неожиданно
позвонил  мне  и  сказал,  что  хочет  встретиться.  По делу. Договорились в
обеденный  перерыв  в  ресторане "Националь", что внизу... - Геолог замялся,
немного  помолчал,  но  все  же  сообщил: - Он сделал мне несколько странное
предложение.
     - Какое?
     - Спросил,  не  куплю ли я у него машину. Его "Волгу". Она прошла тысяч
пятнадцать,  для  "Волги"  это  совсем ничего. Я говорю: Валерий Платонович,
милый,  зачем  мне  "Волга",  сами  ведь  знаете,  что  я  привез  из Африки
иномарку.  У  меня  "фольксваген"...  Два  года  под палящим солнцем Сахары!
Хрячил  на  него!..  Тогда  Скворцов-Шанявский  говорит:  мол,  может  быть,
предложите  кому-нибудь  из знакомых? Я обещал поспрашивать. Позвонил ему на
следующий  день, а он сказал, что уже нашел покупателя. Да, еще он предложил
купить  у него японскую видеосистему "Джи-ви-си". Запрашивал недорого, всего
шесть тысяч, хотя она тянет на все десять!
     - Вы согласились?
     - У меня есть. "Грюндиг". Привез вместе с "фольксвагеном".
     - Какого числа состоялась ваша встреча?
     Митрошин наморщил лоб, пошевелил губами, посчитал что-то на пальцах:
     - Двадцать восьмого октября.
     Напоследок   Чикуров   прошелся   с   хозяином   по  квартире.  Догадка
следователя  оказалась верной: обстановка принадлежала Митрошину. И все было
на месте.
     - Только   вот  эта  штукенция,  -  показал  на  непонятную  для  Игоря
Андреевича  аппаратуру  в  кабинете  Митрошин. - Она не моя. Я купил бы ее у
Валерия Платоновича не глядя! За любую сумму!
     - Что   это?  -  спросил  Чикуров,  которого  еще  при  первом  осмотре
заинтересовал непонятный аппарат.
     - Персональный   компьютер!   -  с  восхищением  произнес  Митрошин.  -
Модификация  последнего поколения ЭВМ! Между прочим, я тогда, в "Национале",
заикнулся,  не  уступит  ли  он ее? Но Валерий Платонович замахал руками что
твоя мельница! Говорит: никогда в жизни, это же мой хлеб!
     Следователь  на  всякий  случай  спросил,  знакома ли Митрошину фамилия
Иркабаев?
     - Нет,  не  знакома, - не задумываясь ответил геолог. - Я вообще никого
не знаю из окружения Скворцова-Шанявского...
     После  того  как  хозяин  квартиры  ознакомился  с протоколом допроса и
подписал  его,  Чикуров  сказал,  что,  возможно,  Митрошин  еще понадобится
следователю.
     - А  если  кто-нибудь будет интересоваться Скворцовым-Шанявским, будьте
добры,  позвоните  мне, - попросил Игорь Андреевич и написал на бумажке свой
служебный телефон.
     - Конечно, конечно, - закивал геолог, пряча листок в записную книжку.
     Он  покинул свою квартиру вместе со следователем и работниками милиции,
словно боясь оставаться там один.
     Митрошин  укатил  на  белом  "фольксвагене".  Работники РУВД предложили
Чикурову  подбросить  его  куда  надо, но он решил после смрадного помещения
пройтись по свежему воздуху.
     Уже  смеркалось.  Окна  домов  засветились  жидким желтым светом. Игорь
Андреевич неторопливо шагал по тротуару, думая свою думу.
     Чуть  больше  шестидесяти...  Редко  кто в таком возрасте кончает жизнь
самоубийством. Если, конечно, это самоубийство...
     Правда,  есть  предсмертная  записка,  но  Чикурову  уже  встречалось в
следственной практике, когда таким письмом пытались прикрыть убийство.
     "Предположим,  что  профессор  сам наложил на себя руки, - анализировал
увиденное  в квартире Митрошина Игорь Андреевич. - Что толкнуло его на столь
отчаянный   шаг?..   Любовная  драма?..  Страх  перед  каким-то  возмездием?
Неизлечимая болезнь? Приступ депрессии?"
     "У  меня  два  пути, - вспомнил Чикуров последнее послание покойного. -
Первый - смерть. Второй - тоже смерть и истязания. Я выбираю первый..."
     Кому   послание?   Что   имел  в  виду  Скворцов-Шанявский  под  словом
"истязания"? В переносном или же буквальном смысле? И кто мучил его?
     Тут  же  мысль  следователя  перескочила  на другое: кто будет хоронить
профессора?  Никто  из  его  родных и близких Чикурову известен пока не был.
Может, выяснить у Жоголя?
     Игорь  Андреевич  уже подошел к метро, зашел в будку телефона-автомата,
позвонил  Жоголю. Ответа не последовало. Тогда Чикуров набрал другой номер -
Иркабаева. Трубку взяла женщина.
     - Общежитие... Вам кого?
     - Будьте добры, позовите Иркабаева.
     - Подождите...
     Ждать  пришлось  минуты  три,  не  меньше. Наконец молодой нетерпеливый
голос произнес:
     - Анвар, ты, что ли?
     - Нет, - сказал Игорь Андреевич и представился, кто он.
     Услышав  слово  "следователь", Иркабаев заволновался, спросил, зачем он
понадобился.    Чикуров    сказал,    что    хотел    бы    побеседовать   о
Скворцове-Шанявском.
     - Мне  тоже  очень  хотелось  бы  поговорить об этом... этом!.. - голос
молодого человека задрожал от негодования, он так и не окончил фразу.
     - Давайте увидимся, - предложил следователь. - Когда вы можете?
     - Да хоть сейчас!
     Встречаться  в  общежитии  Игорь  Андреевич  не  решился:  могут  пойти
нежелательные  для  Иркабаева  слухи,  а  кто он и что, Чикуров пока не имел
представления.
     Договорились,  что  тот приедет через час в Прокуратуру республики. Сам
следователь  успел  добраться до своего кабинета, выписать пропуск, и вскоре
к нему уже постучали.
     Иркабаеву  было  двадцать  шесть  лет.  Родом  из Узбекистана. Учится в
аспирантуре.  Высокий, стройный, он походил на певца из популярного ансамбля
"Ялла". Наверное, из-за усов и черных, чуть вьющихся волос.
     Только  Игорь  Андреевич  заполнил бланк протокола допроса свидетеля, и
тут же Ахрор Мансурович (так звали молодого человека) пошел в наступление.
     - Ваш  Скворцов-Шанявский  -  темная  личность!  - метал громы и молнии
Иркабаев.  -  Такие кричат о перестройке, выдают себя за борцов с неправдой,
а сами что ни на есть махровые преступники!
     Чикуров с трудом прервал его возмущенную тираду.
     - Давайте,  Ахрор  Мансурович,  поспокойнее  и  по  порядку, - попросил
следователь.  -  Откуда  вы  знаете  Валерия  Платоновича, зачем были у него
тринадцатого ноября и оставили записку с просьбой, чтобы он вам позвонил?
     - Да  я,  честно  говоря, его не знаю. Видел всего-то один раз мельком,
когда провожал папу в Трускавец.
     И  он  поведал  следователю,  как  весной  его  отец,  Мансур Ниязович,
отправился   лечить   свои   больные  почки  на  этот  знаменитый  курорт  в
Прикарпатье,   попал   в   одно  купе  со  Скворцовым-Шанявским.  По  словам
аспиранта, Иркабаев-старший подружился с профессором.
     - Батя  у  меня божий одуванчик! - горячо продолжал Иркабаев-младший. -
Так  обжегся  в  жизни,  а все равно остался идеалистом! Верит в честность и
бескорыстие.  Нет,  Игорь  Андреевич,  вы  не  подумайте,  что  говорю я так
потому, что являюсь его сыном. Об этом говорит вся его жизнь.
     И  Ахрор Мансурович подробно рассказал историю отца, и рассказ этот был
горек и печален.
     - Конечно,  теперь  все  обвинения  с  отца  сняли.  Вернули партбилет,
восстановили  научное  звание.  Более того, избрали председателем исполкома!
Но  кто  вернет  ему  здоровье?  -  гневно  вопрошал сын. - Кто? Мать у меня
совсем  еще  не  старая,  но  вы  бы посмотрели на нее! Она вся седая! Слава
богу,  отец  хоть  жив.  А  ведь  были  такие, кто поплатился жизнью. Да-да!
Убивали  людей,  если  они  становились  поперек  дороги  высокопоставленным
преступникам.
     Игорю  Андреевичу  все  это  было  известно.  Он  сочувственно  покачал
головой и заметил:
     - Но сейчас вроде удалось навести порядок.
     - Вроде...  -  кисло  усмехнулся  Иркабаев-младший.  -  Конечно,  таких
оголтелых  безобразий  уже  нет, но все равно и блат существует, и взятки, и
приписки.  У  папы есть любимая пословица: сколько ни говори "халва", во рту
слаще  не  станет. А мы в основном говорим! Хотя нужно... - Он сжал кулаки и
тряхнул ими в воздухе.
     - Ну и что же дальше случилось у вашего отца со Скворцовым-Шанявским?
     - А   случилось  вот  что...  Как-то  профессор,  гуляя  по  Трускавцу,
обмолвился,  что  может помочь получить нашему району импортное оборудование
для  переработки  помидоров в томат-пасту. Но при условии: услуга за услугу!
Правда,  тут  же  успокоил,  что  ничего  незаконного делать не потребуется:
просто  нужно  будет  отправить  дополнительно  вагон  даров узбекской земли
труженикам  той  области  в  Сибири,  которая  любезно  вышлет  агрегат  для
производства   томата-пасты...  Отец  пообещал  и  обещание  свое  выполнил.
Сделать это было нетрудно, урожай у нас в этом году отменный!
     - Погодите,   -   остановил   Ахрора  Мансуровича  следователь.  -  Как
оформлялась  отправка  того оборудования в ваш район и даров узбекской земли
сибирякам?
     - Все  было  строго  официально, - заверил Чикурова Иркабаев-младший. -
От  нас  послали  письмо.  За  подписями.  Расплатились за оборудование, как
надо,  через банк. И вагон с фруктами тоже ушел с соответствующими бумагами.
Накладные  и  так  далее. Казалось бы, все довольны. Мои земляки потому, что
идут   в   дело   помидоры.  Сибиряки  полакомились  чудесным  виноградом  и
персиками...  И тут появились два типа, завалились они к нам домой... Отец у
меня  демократ.  Если кто пришел, значит, нужно принять, выслушать и помочь,
чем  можно.  Даже  чай  им  предложил!  А  как же, восточное гостеприимство.
Спрашивает,  по  какому  делу? Один из тех с ходу говорит: давайте контачить
без  посредника.  И  выкладывает  на  стол  пачку  денег. Отец, естественно,
ничего  не  понимает.  Тогда  другой пояснил, что "делать деньги" они должны
без  Скворцова-Шанявского.  Показал на пачку купюр и говорит: здесь, дорогой
товарищ  Иркабаев, в пять раз больше, чем передал вам Валерий Платонович. За
тот,  первый, вагон... Словом, что выяснилось, Игорь Андреевич? Оказывается,
фрукты,  посланные  в  обмен  на  оборудование,  попали  не  в магазины, а к
дельцам!  И  те  пустили дары нашей земли налево, на рынок! Втридорога! Отец
схватился  за  телефонную  трубку,  набрал  номер  милиции.  Но  бедняга так
переволновался, что у него случился сердечный приступ...
     - Он  и  раньше жаловался на сердце? - Эти слова вылетели у следователя
машинально: последние дни у него самого почти постоянно кололо в груди.
     - Такое  -  впервые.  И  ничего  удивительного. Отец, который, не жалея
сил,  борется  со  спекулянтами,  перекупщиками и прочими паразитами, своими
руками  помог  этим проходимцам! Короче говоря, пока он приходил в себя, тех
двоих  и след простыл. Хорошо, сестренка была дома, соседей подняла, а те уж
позвонили  в  "Скорую". Отец до сих пор лежит пластом, не вставая. Инфаркт -
это  очень  страшно,  Игорь  Андреевич! Я летал домой, вернулся двенадцатого
ноября  -  и сразу к Скворцову-Шанявскому. Дома его не было, вот я и оставил
записку. Он до сих пор не позвонил, подлец этакий!
     - Ахрор  Мансурович,  - после некоторого размышления спросил Чикуров, -
вы уверены, что Валерий Платонович действительно заодно с теми типами?
     Этот  вопрос  Иркабаев-младший,  видимо, себе не задавал. Он недоуменно
посмотрел на следователя.
     - Ну   а   как   же?   Ведь   они  сами  сказали,  что  передали  через
Скворцова-Шанявского деньги отцу, - пожал плечами аспирант.
     - И профессор вручил их вашему отцу?
     - Господи, конечно, нет!
     - А  может,  и  Валерий  Платонович  был  введен в заблуждение? Ведь он
как-никак профессор, консультант Госагропрома!
     - Ерунда!  -  выпалил  Иркабаев-младший.  - В Госагропроме его никто не
знает!  У  моего  друга  отец  работает там большим начальником, и я узнавал
через него. И потом, зачем Скворцову-Шанявскому прятаться от меня?
     - Не   прячется   он,   -   вздохнул  следователь  и  на  немой  вопрос
Иркабаева-младшего пояснил: - Валерий Платонович мертв.
     - Как? - даже подскочил на стуле аспирант.
     - Скорее   всего   -  покончил  жизнь  самоубийством,  -  сказал  Игорь
Андреевич.
     Он  не  стал  больше  ничего  объяснять,  а попросил Ахрора Мансуровича
изложить все рассказанное им письменно.
     Перед уходом Иркабаев признался:
     - Ночами  не  сплю, все об отце думаю. На волоске жизнь висит, а он ест
себя  поедом...  Не знаю, что бы отдал - руку, ногу, - лишь бы папа поскорее
выздоровел!
     - Ну  зачем  же  руку или ногу, - улыбнулся Чикуров. - У вас на Востоке
отлично понимают: иной раз слово лучше всякого лекарства.
     Иркабаев  ушел, и Чикуров с головой погрузился в работу. Оторвал от нее
звонок  шефа,  который  просил  зайти к нему. Игорь Андреевич приготовился к
целому  докладу  по  южноморскому  делу,  но  Вербиков  с  ходу протянул ему
какую-то  бумагу.  Оказалось  -  телеграмма  в  ЦК  КПСС, копия Генеральному
прокурору  СССР.  "Срочно  требую  оградить  мою  жену  Оресту  Митрофановну
Сторожук  от  капитана  милиции Жура зпт зверски избившего ее на допросе тчк
инженер средневолжского НПО Электроприбор Гриднев".
     В  верхнем  левом  углу,  словно  зигзаг  молнии,  - грозная резолюция,
требующая  немедленно  разобраться  и  доложить.  Исполнение  возлагалось на
Вербикова.
     Чикуров  истуканом  стоял  с  телеграммой в руках: то, что сообщалось в
ней, никак не укладывалось в голове.
     Олег Львович предложил сесть.
     - Быть  того  не  может!  -  вымолвил наконец следователь, опускаясь на
стул.
     - Увы,  подтвердилось,  - сказал Вербиков. - Я звонил в Средневолжск, у
Сторожук перелом костей носа, сотрясение мозга...
     - Мужик  вроде в порядке. Выдержанный, интеллигентный, - все еще не мог
прийти в себя Игорь Андреевич. - Уж кто бы кто, но Жур!
     - К  сожалению, жизнь щедра на плохие сюрпризы. Хлопот здесь полон рот,
-  кивнул  начальник  следственной  части  на  заваленный бумагами стол. - А
приходится все бросать и мчаться в Средневолжск.
     - Когда летишь?
     - Еду.  Сегодня,  ночным  поездом,  -  ответил  Вербиков. - Нет, ты мне
скажи,  Игорь, откуда берутся такие, как Жур? Мало полетело в милиции голов,
что  ли?  Сколько  их,  бесславно  завершивших  свою  карьеру?  И  не только
капитанов  - полковников и даже генералов! Но, выходит, что еще надо чистить
и чистить. Молю бога, чтобы газетчики не разнюхали! А то...
     - И  не  говори!  -  вздохнул  Чикуров. - Сенсацию раздуют - не приведи
господь!
     - Дорогой  мой, а если бы изуродовали твою жену? Представляю, как бы ты
к  этому  отнесся,  -  усмехнулся  Вербиков.  -  Просвети,  как продвигается
южноморское дело. Коротко, по-военному.
     Чикуров  постарался  рассказать  сжато.  Вербикова  очень заинтересовал
сегодняшний  эпизод  со  Скворцовым-Шанявским,  и  он  спросил,  что  это за
личность.
     - Темная,  -  ответил  следователь.  - Представляешь, в паспорте у него
липецкая  прописка,  улица,  дом,  квартира  - все чин чинарем. Я связался с
Липецком,  оказывается,  тот  дом  давно  сломали. И еще. Скворцов-Шанявский
всем   представлялся   как   профессор,   персональный  пенсионер.  Звоню  в
Министерство социального обеспечения и в ВАК - все липа!
     - Да-а,  -  протянул  Вербиков, - интересненько. Особенно в свете того,
что  произошло  с  Иркабаевым.  Ну  а  в  смысле общей концепции к какому ты
пришел выводу?
     - Честно   говоря   до   окончательного  ой  как  далеко,  -  признался