ожилой  мужчина  с  бородкой  и  в очках. На нем были пижамные
брюки и майка с короткими рукавами.
     И  тут  только  Глеб  понял,  откуда  ему  показалась  знакомой фамилия
Киселев - перед ним стоял президент того самого клуба "Аукцион".
     - Здравствуйте, Сергей Яковлевич! - вспомнил Глеб его имя и отчество.
     - Здравствуйте,  здравствуйте,  молодой  человек,  - приветливо ответил
профессор, вглядываясь в Ярцева. - Простите, что-то запамятовал...
     - Мы, собственно, незнакомы, но я был вчера в клубе...
     - А-а!  -  обрадованно  проговорил  Киселев.  -  Проходите,  проходите,
пожалуйста!
     Они вошли в комнату, всю заставленную стеллажами с книгами.
     Гостю   Киселев   предложил   кресло,  а  сам  устроился  на  крохотном
диванчике.
     - Да-а,   -   протянул   ученый,   -   вчера  было  очень  плодотворное
заседание... Вам понравилось?
     - Очень,  - ответил Глеб и, чтобы расположить к себе хозяина, сказал: -
Честное   слово,   прямо  не  ожидал.  Я  ведь  впервые...  Здорово  вы  все
организовали.
     - Ну  почему  я,  -  несколько  смутился профессор. - Мой только первый
толчок,  а  остальное  все  -  молодежь...  Какие  смелые  идеи!  Совершенно
нестандартный  подход  к решению технических и научных проблем! Хотя бы этот
проект с пригородным поездом...
     - Интересно, - поддакнул Ярцев.
     Боковым  зрением  он  вдруг  заметил,  что  в  комнате происходит нечто
необычное.  Глеб  повернул  голову и увидел: в приоткрытую дверь вползает...
горжетка.  Он  даже  зажмурил глаза. А когда открыл, это нечто мохнатое было
уже посредине комнаты. Вжавшись в кресло, Ярцев чуть не вскрикнул.
     И  тут  в  комнату, смешно переваливаясь на ногах, вбежал мальчонка лет
трех.  Он  был  неестественно  полный,  кожа  на его словно раздутых ручках,
ножках и щеках, казалось, вот-вот лопнет.
     - Тотосик,  Тотосик,  -  залопотал  ребенок,  беря  с пола извивающееся
существо.
     - Господи! - едва мог вымолвить Глеб. - Что это?
     - Представьте себе, змея, - сказал Киселев. - Волосатая.
     - Змея? - вырвалось у Ярцева.
     - Да  вы  не  бойтесь,  -  поспешил  успокоить  его  профессор.  -  Она
совершенно   безобидная.   Это  я  внуку  привез  из  Мексики.  Был  там  на
симпозиуме,   видел,   как  дети  играют  с  ними,  словно  со  щенками  или
котятами... Максик сразу назвал ее Тотосиком и очень привязался.
     - Он хороший, - сказал мальчик.
     - Хороший,  хороший, - погладил внука по голове Киселев. - Ты поиграй в
другой комнате.
     И  Глеб  с  облегчением  вздохнул,  когда  мальчик  со  своим Тотосиком
очутился по другую сторону двери.
     - Вы, наверное, с какой-нибудь идеей? Или проектом? - спросил хозяин.
     - Нет-нет, - сказал Глеб. - Насчет обмена. Это я звонил вам.
     - Да?  -  улыбнулся  Киселев.  -  Вы  что,  на  вертолете  с Ленинского
проспекта?
     - Такси, - пояснил Глеб.
     - Понятно,  -  кивнул  профессор. Он вдруг стал озабоченным, поднялся с
диванчика,  зачем-то  подошел  к  окну,  стал  смотреть  в  него  и  грустно
проговорил:  -  Вот такие дела... Как сказал Чацкий: "Вон из Москвы"... - Он
резко  повернулся.  -  Знаете,  вы  первый  откликнулись на мое предложение.
Только вчера подал. Да, из какого вы города?
     - Из  Средневолжска,  -  ответил  Ярцев.  -  Квартира  у меня шикарная.
Честно, без дураков.
     И  он  стал  описывать свои апартаменты, не забыв упомянуть про центр и
набережную.
     - Да-да,  -  кивнул профессор. - Место - лучше не придумаешь... Я был в
Средневолжске.
     Глебу  показалось,  что  Киселев  слушал  его  рассеянно. Это несколько
удивило  и  встревожило  его:  неужто  у  профессора вдруг изменились планы?
Тогда  Ярцев  сказал,  что получил солидное наследство от отца, намекнув при
этом,  что  готов предложить хорошую доплату. Последнее, как ему показалось,
профессор  пропустил мимо ушей или сделал вид, что это его не интересует. Он
стал  расспрашивать,  чем  занимается  Глеб. Тот коротко поведал о себе. Без
пяти  минут кандидат наук, имеется перспектива и так далее. И снова вернулся
к делу.
     - Насколько я понял, вы хотите все оформить срочно? - спросил он.
     - Прямо  сейчас бы на поезд! - с каким-то отчаянием произнес Киселев. И
спохватился:  -  Не подумайте, что меня гонят с работы. Ценят. И даже очень.
-  Он  улыбнулся.  - Вы решили, наверное, - старик, пора бы угомониться и на
покой?
     - Вовсе нет, - возразил Ярцев.
     - Хотя,  конечно,  были  бы  вправе  так  подумать,  -  серьезно сказал
Киселев.  -  Я  ведь  физик,  а физики похожи на поэтов, как сказал Фредерик
Жолио-Кюри,  они делают открытия в молодости... Это как вдохновение. Ферми в
тридцать  три  года создал теорию бета-распада. Резерфорд проявил свой гений
в  тридцать  два  года, де Бройль и Паули сделали важные открытия в тридцать
один   год.  А  Эйнштейн  сформулировал  частную  теорию  относительности  в
двадцать  шесть...  Я,  конечно,  в гении не лезу, но, как говорят, есть еще
порох  в пороховницах. И голова моя пригодится везде. - Он взял фотографию в
рамке,  где  был  снят  с  миловидной цветущей женщиной лет сорока пяти. Оба
улыбались. - Это моя жена, Люся, - зачем-то показал он портрет собеседнику.
     - Очень приятно, - сказал Глеб.
     - Снимались  пять  лет назад, - с тоской проговорил Киселев. - Тогда мы
еще были счастливы и не думали... - Он махнул рукой, тяжело вздохнул.
     "Умерла,  что  ли?  -  промелькнуло  у  Глеба  в  голове. - Вот и хочет
уехать, забыться..."
     - Я  вам  объясню,  почему  такая  спешка,  -  неожиданно  резко сказал
Киселев,  ставя  фотографию на стол. - Объясню... Просто не хочу терять жену
раньше  времени.  Я  ее очень люблю. Очень! А она души не чает в Максике. Вы
обратили  внимание,  внук у нас... Ну, словом, не совсем здоров. - Он кивнул
на  дверь.  -  Врачи  говорят,  что со временем мальчик войдет в норму. Если
лечить,  все  будет  в  порядке. И мне Максик очень дорог! Но нельзя же этим
пользоваться! Нельзя! - почти выкрикнул Сергей Яковлевич.
     Он  разволновался,  стал  ходить  по  комнате. Глеб, пока еще ничего не
понимая, молча следил за профессором.
     - Из-за  этого  мерзавца  Люся  буквально  тает  как свеча! - продолжил
Киселев.
     - Простите, я не совсем улавливаю, - сказал Ярцев. - Кто мерзавец?
     - Мой  зять!  -  остановился  возле  него  Киселев.  -  Проходимец!  Из
института,  а  он  учился  в  физкультурном,  выгнали!  Из  спорта - тоже!..
Спекулянт  и  убийца!  Вы  спросите,  чем  он  спекулирует  и  кого убивает?
Наглейшим  образом  спекулирует  на нашей с Люсей любви к внуку. И тем самым
верно  и  отнюдь  не медленно убивает мою жену! Свою, впрочем, тоже! То есть
мою  дочь!  Нет,  вы  только  подумайте, до какой низости, до какой наглости
может  дойти  человек!  Чтобы  увидеться  с  Макси-ком,  подчеркиваю, только
увидеться,  я  должен  этому  негодяю  выкладывать  каждый раз двадцать пять
рублей!  Если  внук  остается  у  нас  на сутки - пятьдесят! На двое суток -
семь-десять пять, а за четвертые - сотня!
     - Сотня? - переспросил зачем-то Глеб, ошеломленный услышанным.
     - И ни копейки меньше!
     - А как же ваша дочь позволяет?
     - Ах,  дочь,  дочь... - произнес с невероятной мукой Киселев. - Татьяна
еще  более несчастна, чем мы. Вбила себе в голову, что дурнушка. Пуще смерти
боится   потерять   этого   подлеца!   Издерганная,   отчаявшаяся  какая-то.
Представляете,  на  нервной почве экзема. Это еще пуще загоняет ее в омут. А
подлец  все  сильнее  распоясывается. Словом, порочный круг... Я понял, пока
мы с Люсей не уедем из Москвы, его не разорвать.
     - Извините,  Сергей  Яковлевич,  -  сказал Ярцев. - Логики не вижу. Так
любите внука и хотите в другой город. Как же вы сможете без него?
     - Вы  еще  молоды,  разобраться, естественно, трудно... Логика на самом
деле  очень  простая. Думаете, ему нужен сын? К Максику у этого чудовища вот
настолько  нет  чувств  -  профессор  показал  кончик  мизинца. - Татьяна же
совершенно  потеряла  волю.  Да исчезни мы с Люсей из Москвы, они оба взвоют
через  неделю!  Обуза  для них Максик, понимаете, обуза! Тем паче - больной!
Врачи,  лекарства,  присмотр!  Вот  увидите,  через  месяц в ножки бросятся,
чтобы мы взяли внука к себе.
     - А если не бросятся?
     - Уверяю  вас,  я  прав!  Да  и  выхода другого, признаться, нет. Вы же
понимаете,  это  обыкновенный  шантаж.  Хватит!  Я  глубоко  убежден:  стоит
вымогателю  один  раз  дать  по морде, и он будет знать свое место. Да-да! И
еще приползет лизать руки!
     Из прихожей раздался звук отпираемой двери.
     - Это Люсенька, - заволновался Киселев. - Была у них...
     Он ринулся к выходу, но в комнату уже входила его жена.
     Ярцев  поразился  ее облику - старуха с запавшими глазами на посеревшем
морщинистом  лице.  Он  невольно  бросил  взгляд на фотокарточку: невозможно
было поверить, чтобы человек так изменился за каких-нибудь пять лет.
     - Вот,  дорогая,  познакомься, - засуетился Сергей Яковлевич. - Глеб...
Он был в бюро обмена, и ему дали наш адрес.
     Женщина молча кивнула гостю и как-то отрешенно опустилась на стул.
     - Предложение   -   мечта!   -   продолжал   возбужденно   Киселев.   -
Представляешь,  Средневолжск!  Роскошная  квартира на берегу Волги! Помнишь,
как  мы  гуляли  с  тобой  вечером  по  набережной?  И  у  меня  там друзья,
единомышленники!  Мои  бывшие  ученики!  Хотя  бы  Кац, ну, у которого я был
оппонентом  по докторской. Неужели забыла? - тщетно пытался расшевелить свою
жену  профессор.  - Алексей Данилович теперь замдиректора института. Если не
отдел, то лабораторию даст непременно.
     - Сережа, о чем ты говоришь? - вдруг всхлипнула она.
     Киселев,   словно   споткнувшись   обо   что-то,  сжался,  сгорбился  и
прерывающимся голосом спросил:
     - Значит, опять? Гнула свою линию?
     - Я  хотела...  Понимаешь, последний раз пыталась уговорить отпустить с
нами Максика. Но Александр...
     - Господи,  я  же  просил  никогда  при  мне  не  упоминать  его имя! -
затрясся  от  злости Киселев. - И не так надо было с ним, не так! Уезжаем, и
все!
     - Я же бабушка! - взмолилась жена.
     - А я дедушка! И твой муж! - хлопнул рукой по столу профессор.
     - Сережа,  Сережа!  -  сложила  на  груди худенькие ладошки Киселева. -
Успокойся,  прошу  тебя,  выслушай.  Я  почти уговорила его. Он, возможно, и
согласится.  Но  при  условии,  если  мы  оставим им нашу квартиру и дачу. И
тогда Максика отдадут нам...
     - Никаких условий! - буквально взревел профессор.
     Его  жена разрыдалась, стала уверять, что дочь и зять загубят Максика и
из плана Сергея Яковлевича ничего не выйдет.
     Ярцев  понял,  что  дальше  никакого разговора не получится, и поднялся
уходить.  Киселев  взял  у  него средневолжский адрес и телефон, проводил до
двери,  извинился,  просил звонить, убеждая Глеба, что доведет задуманное до
конца.
     Выйдя  на  улицу,  Ярцев  некоторое  время  не мог опомниться от сцены,
невольным  свидетелем  которой  он стал. Глеб оглянулся на голубую громадину
дома,  на  сосновую  рощу  и понял, что возможность поселиться в этом чудном
уголке  Москвы  схожа  с  призрачным  облаком, повисшим в небе. Он остановил
проезжавшее  такси и вскочил в него. Оставался последний шанс: двухкомнатная
квартира  на  Беломорской  улице.  Он поинтересовался у водителя, что это за
район.
     - Речной  вокзал? Что ты, парень! Место - люкс! Дома, как в лесу. Рядом
водохранилище, парк Дружбы и до центра пятнадцать минут на метро.
     Дом,   который   они   искали,  действительно  находился  среди  густых
деревьев.  Рядом  с  кинотеатром  "Нева". Ярцев поднялся на лифте на седьмой
этаж,   готовясь  к  разговору  с  хозяйкой,  некой  Валентиной  Михайловной
Наумовой. С волнением позвонил и...
     - Приве-т!  -  протянул  с  удивленной  физиономией  Аркадий Буримович,
стоявший в дверях.
     У Глеба едва не отвисла челюсть.
     Вот уж поистине день неожиданных встреч!
     Забыв  даже  поздороваться,  Ярцев  лихорадочно  соображал,  что  может
делать у Наумовой его приятель. Неужели опередил?
     - Может, все-таки войдешь? - усмехнулся Аркадий.
     - Попробую,   -  шагнул  в  прихожую  Глеб.  И,  оглянувшись,  тихонько
спросил: - Ты что, тоже?..
     - Что тоже? - не понял Буримович.
     - Ну, по обмену?
     Аркадий,  наморщив лоб, некоторое время соображал, что имеет в виду его
друг, и наконец произнес:
     - Теперь  понимаю,  почему ты здесь. - И как-то по-хозяйски, что немало
удивило Глеба, добавил: - Айда на кухню.
     Тот  покорно проследовал за Аркадием, сел на предложенную табуретку. На
плите  варились  сосиски  в  кастрюльке,  на столе стоял распечатанный пакет
молока, лежали свежие помидоры и огурцы.
     - Как насчет пожевать? - спросил Буримович, нарезая овощи на тарелку.
     - Не  откажусь,  -  ответил Ярцев, вопросительно глядя на земляка, мол,
что это все означает.
     - Что  же  ты не сказал, что хочешь перебраться в Москву? - с укоризной
покачал головой Аркадий.
     - Случая  не  было, - ответил Глеб. - Я смотрю, ты распоряжаешься здесь
как хозяин...
     - Баба  Валя  -  моя  родственница. Когда мы приезжаем в Москву, всегда
останавливаемся у нее.
     - А-а, - с облегчением произнес Ярцев. - Где Стася?
     - Э,  брат,  тут  такое, - вздохнул Аркадий, накладывая себе и приятелю
сосиски.  -  Кошмар!  Так что с обменом - ты абсолютно не ко времени. Бедная
баба Валя не знает, на каком она свете.
     - Постой, постой, а зачем она обратилась в бюро обмена?
     - Да  она хочет переехать в Средневолжск к дочери своей, то есть к моей
тете.  Понимаешь,  тетя  недавно  похоронила мужа... Помочь ей надо. Четверо
детей  на  руках  -  не  шутка.  Вот  баба  Валя  и  решила...  А тут другое
несчастье.
     - Какое?
     - Дядю Диму вчера вечером арестовали.
     - Кто это?
     - Да  сын  ее...  Ну  мы еще позавчера ходили с ним на вечер Гумилева в
Ленинку,  - растолковывал Аркадий. - Ты видел его. Взяли прямо с работы. А с
утра сегодня баба Валя со Стаськой пытаются что-нибудь узнать.
     Доели сосиски молча, Ярцев не знал, о чем и как дальше вести разговор.
     - И за что его? - спросил он, когда они закурили.
     - За  что... - как эхо повторил со вздохом Буримович и, в свою очередь,
спросил:  -  За  что  теперь берут? За нетрудовые доходы. Так что, Глеб, сам
понимаешь, соваться к бабе Вале с обменом...
     - Понимаю, понимаю, - поспешно ответил Глеб. - Ну, я пойду.
     - Может,  посидишь?  На  душе  жуть как муторно. - Аркадий посмотрел на
часы. - По телеку как раз баскетбол...
     - Прости,  старик, дела. - Ярцев тоже посмотрел на часы и встревожился:
надо срочно позвонить Вербицкой. - Слушай, где у вас тут телефон-автомат?
     - У кинотеатра, - показал в окно Буримович.
     Расставание   вышло   невеселым.  Глеб  спустился  к  "Неве",  зашел  в
телефонную будку, набрал номер Вики.
     - Ну как, идем к Феликсу? - спросил он.
     - А как же!
     Договорились  встретиться  в семь часов на площади Белорусского вокзала
у памятника Горькому.
     Впервые  за  день не надо было спешить - в запасе целых два с половиной
часа.   Ярцев  отправился  на  метро  "Речной  вокзал"  пешком.  Этот  район
действительно  был  самым  лучшим из всех, в которых он бывал в Москве. Дома
утопали   в  зелени.  Не  улицы,  а  тенистые  парковые  аллеи.  И  какая-то
удивительно приятная атмосфера.
     Глеба  одолевали  отчаянные  мысли: исколесил весь город, просадил уйму
денег на такси, а результат?
     Везде  какая-то  неопределенность,  у  всех  свои  сложности, проблемы.
Удивительно,   но   нигде   Ярцев   не   получил   окончательный  ответ.  Ни
отрицательный,  ни  положительный.  Это  его  категорически  не  устраивало.
Завтра  он  уезжает  в  Средневолжск, и кто вместо него будет связываться со
всеми этими людьми?
     "Может,  и  впрямь  прибегнуть  к  услугам  маклера?  -  подумал  Глеб,
вспомнив  парня  у бюро обмена, давшего ему свой телефон. - Но где гарантия,
что  он  не  окажется  мошенником?  Сдерет  деньги  - и поминай как звали! В
милицию ведь не сунешься..."
     Из  метро плотным потоком выходили люди. Но в направлении центра вагоны
шли полупустые.
     Он   нашел   сберкассу  неподалеку  от  Белорусского  вокзала,  снял  с
аккредитива  деньги, и все равно еще оставалась масса времени. Ярцев извелся
от  ожидания,  к  тому  же  Вербицкая опоздала. И когда уже терпению подошел
конец, появилась, стремительная и элегантная, в облаке легких духов.
     - Не   ругай   меня,  Глеб,  -  извиняющимся  тоном  проговорила  Вика,
решительно беря его под руку. - Все из-за Мишки...
     Он   вспомнил   вчерашнее   появление   в   кафе  Жоголя-младшего,  его
эксцентричное  поведение,  а  также  скоропалительное  исчезновение вместе с
Вербицкой.
     - Еще не пришел в себя? - поинтересовался Глеб.
     - Какой  там!  От  меня  убежал, домой ночевать не явился. Отец страшно
переживает.  Мы  сейчас  были с ним в Измайлове. Между прочим, и Решилин там
был.
     - А  что там такое? - спросил Глеб, которого спутница вела сквозь толпу
уверенно и быстро.
     - Собираются  художники.  Ну,  что-то  вроде вольной выставки... Народу
съезжается посмотреть - пропасть. Что понравится - можно купить.
     - Хорошие картины?
     - Разные.  Есть очень хорошие, а есть просто дурного вкуса... Да там не
только  картины.  Керамика,  чеканка, резное дерево. И даже вышивка. Словом,
московский Монмартр.
     - А власти как, одобряют?
     - Скажешь!  Скорее  терпят.  Ну  кому плохо от того, что кто-то купит и
повесит  у  себя  дома  пейзаж или поставит красивый кувшин? Ведь не бутылку
покупают из-под полы, а красоту!
     - Худсовет не утвердит, - усмехнулся Глеб.
     - А    сколько   безобразной   безвкусицы   на   прилавках   магазинов,
утвержденной  этим  самым  худсоветом? - возмутилась Вербицкая. - Вон Жоголь
купил  сегодня  картину,  честное  слово,  такой  ни  в каком художественном
салоне не увидишь! И цена умеренная...
     - А что там Решилину делать? - полюбопытствовал Ярцев.
     - Как  что?  Посмотреть на работы молодых. Что их волнует, какие теперь
увлечения,  тенденции.  Ведь  на официальные выставки тому, что показывают в
Измайловском парке, ни за что не пробиться!
     - Ну, и Мишу нашли?
     - Нет,  -  коротко  ответила  Вика  и,  посмотрев внимательно на Глеба,
спросила: - Вижу, думы тебя мучают. Какие, если не секрет?
     Ярцев  помедлил  с ответом, решая, поделиться своими заботами по поводу
обмена  или  нет.  Откровенно говоря, у него уже возникала мысль: а не стоит
ли обратиться к Вике или Жоголю за помощью? Но что-то останавливало.
     Каждый   раз,  когда  заходил  разговор  о  Леониде  Анисимовиче,  Вика
подчеркивала  его интеллигентность, принципиальность и, главное, кристальную
честность.  Последнее  особенно  смущало Глеба. Взваливать на плечи человека
такие  хлопоты...  Кому  охота  заниматься этим безвозмездно? Конечно, можно
предложить  определенную  мзду,  но при подобной характеристике... Хотя Глеб
не  верил  в  абсолютно бескорыстных людей. И если уж связываться с Жоголем,
то конечно же без посредничества Вербицкой.
     - Так, устал, - ответил наконец Ярцев.
     - Я  тоже  не  прочь  расслабиться,  - улыбнулась Вика. - Есть планы на
вечер?
     - Никаких.
     - Отлично!  -  обрадовалась она. - Совместим дело с отдыхом. У Феликса,
имею в виду. Кстати, мы пришли...
     Ярцев  невольно  огляделся.  Он  даже  не  заметил, когда исчезли шум и
суета  огромного  города.  Они  стояли  возле  высокого  дома  с широченными
лоджиями,  большими  панорамными окнами. Глеба поразила тишина, таинственная
зелень огромных деревьев, пустынность дворика.
     И это в нескольких шагах от улицы Горького!
     - Ну, старуха, шикарный домина!
     - Подожди,   еще   квартиру   увидишь,   -  многозначительно  пообещала
Вербицкая. - П