порошен: ветры сдули снежный наст.
     Семен  Матвеевич  прибавил  ходу.  Глеб  тоже  нажал на акселератор. Он
включил приемник. Передавали эстрадный концерт.
     - Как настроение? - Глеб посмотрел на девушку.
     - Чудесное!  -  весело  откликнулась  Вика.  -  Нет,  ты  посмотри, как
здорово!  -  показала она рукой вокруг. - Белая, белая плоскость и убегающие
вперед красные огни! Потрясающий сюжет!
     Семен  Матвеевич  здорово оторвался от них. У Глеба взыграло самолюбие.
Он  резко  прибавил  скорость.  Расстояние  между "уазиком" и "Ладой" быстро
сокращалось.  Темный  силуэт  леса  на противоположном берегу озера ширился,
надвигался,  за  ним  уже  было  видно  слабое  зарево  электрических  огней
поселка.
     - Минут  через  пятнадцать  -  двадцать  будем дома! - победно произнес
Глеб.
     - Это  хорошо,  -  кивнула  Вика. - Успеем проводить старый и встретить
Новый год. Примета... Как встретишь Новый год, так весь его и проживешь.
     Машина  Ярцева-старшего была метрах в тридцати. Видимо, Семен Матвеевич
решил не уступать.
     Глеб еще увеличил скорость.
     - Восемьдесят! - крикнул он Вике, указывая на спидометр.
     "Лада"  наконец  нагнала  "уазик",  обошла  его.  И  хотя  лица  Семена
Матвеевича не было видно, Вербицкий состроил ему "нос", довольно гогоча.
     Ярцев-старший  не  сдавался.  Он  поровнялся с машиной сына и даже чуть
обогнал. Но Глеб снова ушел вперед.
     - Ура! - радовалась Вика, перекрикивая музыку.
     - Вперед! Не уступать! - командовал Николай Николаевич.
     Всех  увлек  азарт  погони.  Девушка  даже раскраснелась, подзадоривала
водителя,  то  и  дело  поглядывая  назад,  чтобы убедиться, не нагнал ли их
Семен Матвеевич. И вдруг закричала:
     - Стой! Стой, Глеб!
     От  неожиданности  он  резко  нажал  на  тормоз. Машину развернуло, она
крутанулась   вокруг   своей   оси,  прочерчивая  фарами  круг  на  льду,  и
остановилась задком к берегу.
     А Вика безмолвно раскрывала рот, тыча пальцем в стекло.
     На   их  глазах  освещенный  фарами  "уазик"  медленно,  как-то  боком,
погружался под лед.
     Глеб  на  мгновение  оцепенел. Затем рывком распахнул дверцу и выскочил
из  машины.  Он  не устоял на ногах от слишком резкого движения и растянулся
во  весь  рост.  А  когда поднялся, то увидел: машины отца нет. На том месте
была черная полынья, и к ней уже мчался Дик длинными прыжками.
     Глеб   рванулся   вперед   и  снова  упал.  Поднялся.  И  вдруг  увидел
показавшуюся у кромки льда голову отца.
     - Держись! - закричал сын на ходу. - Держись, папа! Я сейчас...
     Сзади, прерывисто дыша, бежала Вика.
     Семен  Матвеевич  цеплялся  за лед, но руки соскальзывали. Дик на брюхе
подполз  к  нему,  вцепился  в  рукав  тулупа  и стал тащить, упираясь всеми
четырьмя лапами в скользкий лед.
     Тут  Глеб  услышал  за  спиной звук упавшего тела, стон. Он обернулся -
девушка  барахталась  на  снегу  и  никак  не могла подняться. Это задержало
Глеба. Он помог Вике встать, и дальше они побежали вместе.
     Семен  Матвеевич  был уже на крепком льду. Он что-то крикнул, показывая
на  полынью.  А вот дальнейшее никак не укладывалось в голове: Ярцев-старший
сбросил тулуп и... нырнул в черную дыру.
     - Куда!  -  вырвалось  у Глеба. - Ты с ума сошел! Зачем?! - Но было уже
поздно.
     Они  остановились метрах в двух от полыньи, не отрывая от нее глаз. Дик
метался вокруг кромки изломанного льда и лаял.
     - Что случилось? - донесся голос Вербицкого.
     Он  пробирался к ним, падая и поднимаясь снова. Но Глебу и Вике было не
до  него.  Они  напряженно  вглядывались  в  темную воду, на которой плавали
куски льда.
     Проходили секунды, минуты, а Семен Матвеевич не появлялся.
     Ожидание   становилось  нестерпимым.  Глеб  вдруг  понял,  надо  что-то
предпринимать, и как можно скорее...
     - Вы  что  же...  -  тяжело  отдуваясь,  добрался  до  них  Вербицкий и
буквально повис на дочери. - Бросили... меня... одного...
     - Не  видите?  -  закричал  Глеб, показывая на полынью. - Отец там! - И
метнулся к "Ладе", бросив на ходу: - Трос надо, трос!
     Он  не  помнил,  как добрался до машины, как добежал назад с тросом для
буксировки.  Вернувшись, Глеб увидел стоящих на том же самом месте Вику и ее
отца.  Оба  были как в столбняке. Смотрели и ждали... Вдруг Дик сел на снег,
задрал морду и завыл.
     И  тут до Глеба дошел весь ужас случившегося. Он понял, что отец уже не
вынырнет из этой темной холодной воды.
     - В деревню! - принял он решение. - Скорее!
     Онемевшая  Вика  закивала,  размазывая  по  лицу  текущие без остановки
слезы.  Глеб  подхватил  ее  отца,  почему-то испугавшись, как бы он тоже не
угодил  в  полынью, и потащил к "Ладе". Николай Николаевич не сопротивлялся.
Дик, переставший выть, понуро плелся рядом.
     "Почему  он  снова полез в воду? Почему? - билось в голове у Глеба. - И
откуда  взялась  эта проклятая полынья?.. Господи, ведь и мы могли угодить в
нее!"
     От этой мысли у него между лопаток пробежал холодок.
     Запихнув  Вербицкого,  которого  все  еще шатало не то спьяну, не то от
переживаемого,  на заднее сиденье, куда уже запрыгнул Дик, Глеб сел за руль.
Как  только  за  Викой  захлопнулась  дверца, он завел двигатель и развернул
машину.  Берег  был  пологий, но "Лада" буксовала, с трудом преодолевая метр
за метром, пока наконец не выбралась на дорогу. И тут Ярцев поддал газу.
     Летели  назад  выхваченные светом фар стволы деревьев, машину то и дело
заносило  на  поворотах, но Глеб не сбавлял скорость. Разболелась голова. Он
вдруг вспомнил разговор о тулупах, древнегреческой трагедии.
     "Накликал-таки  я  беду,  -  подумал  он.  -  Вот  и  сыграли трагедию.
По-русски".
     - Мы   куда?   -   донесся  с  заднего  сиденья  хриплый  слабый  голос
Вербицкого.
     - В совхозную контору. Надо же сообщить!.. В милицию, "скорую"...
     Николай Николаевич промычал что-то нечленораздельное.
     "Лада"  выскочила  на  главную  улицу  поселка. Во всех домах светились
окна,  играли  разноцветными  огнями  елки.  Но  особенно  нарядно выглядела
площадь  перед  дирекцией  совхоза.  На  здании  мерцали  огромные  буквы "С
наступающим  Новым  годом!".  Высокая  лесная красавица сверкала игрушками и
золотой  канителью.  На  ней вспыхивали, пробегая от низа до верха, зеленые,
красные,  синие  и  желтые огни. Вокруг елки веселилась молодежь. Было много
ряженых. Из невидимого репродуктора гремела зажигательная музыка.
     Глеб  остановился,  заглушил  мотор,  открыл  дверцу и опустил на землю
ногу.
     - Ты скоро? - жалобным голосом спросил Вербицкий.
     - Не  знаю, - сказал Глеб, потому что действительно сам пока не знал, к
кому  идти,  кого искать, и попросил: - Николай Николаевич, до батиного дома
сто  метров...  Вы  идите  с  Викой...  Скажите  Злате  Леонидовне... А я...
Словом, как только сделаю все, что надо, приеду.
     - Хорошо, хорошо, - согласился Вербицкий.
     - Найдете?  - обратился Глеб к Вике, не очень полагаясь на ее хмельного
отца.
     Девушка  закивала.  Покинули  машину  все,  включая  Дика.  Вербицкие с
собакой  направились  в  переулок,  а  Глеб пошел сквозь веселящийся хоровод
сельчан,  вспомнив,  что  рядом  с  дирекцией  живет  председатель исполкома
сельского  Совета.  Они  с  отцом  как-то  заходили  к ней. Властная пожилая
женщина  с  орденской  планкой  на  платье.  Звали  председателя Надеждой, а
отчество Глеб не запомнил.
     Кто-то  выстрелил  в  него  из хлопушки, обсыпав разноцветным конфетти.
Глядя  на  радостные,  раскрасневшиеся лица, Глеб вдруг отчетливо представил
себе  безжизненное  тело  отца  там,  на дне холодного озера. Ему нестерпимо
захотелось  куда-то  убежать,  спрятаться,  как  он  делал  это  в  детстве,
столкнувшись с какой-нибудь бедой.
     Девушка  в  маске  лукавой  лисички  схватила  его за руку, крутанула в
танце. Глеб вырвался и побежал.
     "Какой-то  кошмар!"  -  мелькнуло  у  него  в  раскалывающейся  от боли
голове.
     Он  завернул за угол здания дирекции, торкнулся в знакомую калитку. Она
была  не  заперта.  Большой сруб с узорчатыми наличниками и коньком на крыше
тоже горел всеми окнами. Глеб поднялся на крыльцо, постучал в двери.
     Открыла  хозяйка.  В торжественном платье и фартуке. Через отворенную в
комнату  дверь  был  виден  праздничный  стол  с  гостями.  Пахло  пирогами,
винегретом, солениями.
     - Еще   гость,   -   приветливо  произнесла  председатель,  вглядываясь
близорукими  глазами  в  Глеба.  И,  узнав,  обрадовалась. - А, сынок Семена
Матвеевича!.. Ну, с праздником! Проходите...
     - С  праздником,  -  машинально  ответил  Глеб  и  поспешно  сказал:  -
Понимаете, отец... В общем...
     - Ну, что отец? - нетерпеливо произнесла хозяйка.
     - Утонул, - выдохнул Глеб.
     - Как? - вырвалось у женщины. - Где?
     - На озере... В машине... Под лед.
     - Постой,  постой,  -  властно  приказала  хозяйка,  -  зайди-ка. - А в
комнату, где загремела музыка, крикнула: - Тише там!
     Глеб зашел в сени, сбивчиво рассказал о случившемся.
     - По  озеру?  На машине?! - всплеснула руками председатель исполкома. -
Как  же  так?  Ведь  там  лед вырубают для совхозного холодильника и частных
погребов!.. Он же сам место указал... Как же это?!
     Из комнаты вышел встревоженный мужчина.
     - Ты чего, Егоровна, шумишь? - спросил он.
     - Ой,  горе,  горе!  -  заплакала Надежда Егоровна. - Семен Матвеевич в
прорубь  угодил!  -  Забыв снять фартук, она накинула шубу, вязаный платок и
толкнула входную дверь, бросив на ходу: - Не ждите меня, Кузьма...
     Здание  исполкома  находилось  через  два  дома.  Там  Надежда Егоровна
засела за телефон.
     А  в  это  время  Вербицкий  с дочерью нерешительно топтались у входа в
ярцевский  особняк.  Тяжкое  бремя  выпало  на  их  долю  -  сообщить  Злате
Леонидовне о смерти мужа. Какие слова найти, как подготовить?..
     Наконец решились, вошли.
     Их  встретил  запах  ванили,  корицы,  жарившегося  в  духовке  мяса  с
чесноком и специями.
     - Ну,  молодцы!  -  бросилась  навстречу  хозяйка  в длинном сверкающем
платье  с  люрексом,  с  красивой  высокой  прической.  -  Я уж боялась, что
опоздаете... Думала...
     Она  осеклась,  переведя  взгляд  с  Вики на ее отца, затем на открытую
дверь.
     Вербицкие молчали.
     - Что?..  Что  случилось?  -  спросила Злата Леонидовна. - Говорите же!
Ну!
     Девушка  не  выдержала.  Зарыдав,  она  чуть  ли не упала на руки Злате
Леонидовне.   Та,   не   сводя   расширенных  глаз  с  Николая  Николаевича,
прохрипела:
     - Где Семен?
     - Беда,  Злата...  -  выдавил  наконец  из себя Вербицкий. - Мужайся...
Семен там, на озере... Словом, погиб... Глеб поднимает людей.
     У  Ярцевой  задрожали губы, изо рта вырвался какой-то клекот. Она стала
оседать.  Николай  Николаевич  едва успел подхватить ее. Вместе с дочерью он
втащил  впавшую  в беспамятство женщину в комнату и уложил на диван рядом со
сказочно  убранной  елкой  и  праздничным столом, заставленным всевозможными
яствами,   бутылками  шампанского  и  белоснежными  конусами  накрахмаленных
салфеток у каждого прибора.


     Глеб  потерял  ощущение  времени.  В  сельисполкоме  то  и дело хлопали
двери,  заходили  и  выходили  какие-то люди. Он забился в уголок кабинета и
отчужденно  наблюдал  за  этой  суетой.  И  еще жадно пил тепловатую воду из
графина,  обнаруженного  рядом,  на  тумбочке.  Непрестанно  звонил телефон.
Надежда Егоровна отвечала четко, коротко.
     Вдруг она положила ему на плечо руку.
     - Поехали, Глебушка, - ласково сказала Надежда Егоровна.
     Он  покорно вышел за ней на улицу, где их поджидал лейтенант милиции на
мотоцикле с коляской.
     - У  меня  машина,  - предложил было Ярцев, но председатель вздохнула и
уселась в коляску.
     - Куда тебе за руль. На версту перегаром несет...
     Глеб взобрался на заднее сиденье.
     Расступились  люди, стоявшие возле исполкома, лейтенант медленно выехал
на  главную улицу и там уже прибавил газу. Ледяной воздух щипал за щеки, лез
за  ворот,  в  рукава тулупа, вышибал из глаз слезы. Глеб чувствовал, как от
холода   коченеют   губы,   скулы.  Правда,  головная  боль  стала  медленно
отступать.
     Если  бы Глеба спросили, за сколько они домчали до места, он не смог бы
ответить.  Показалось - в считанные минуты. Когда мотоцикл подъехал к озеру,
Глеб  удивился  количеству  машин  и  людей,  сгрудившихся на берегу. Но что
поразило  больше  всего  -  вертолет  на небольшой полянке, по краям которой
догорало три костра.
     Они  слезли  с  мотоцикла, Глеб отметил про себя: машина скорой помощи,
небольшой  старенький  автобус,  рафик  с  надписью  "Милиция",  милицейский
"уазик" и черная "Волга".
     "Когда  они  все успели? - подумал он, замедляя шаг по мере приближения
к  чернеющей  во льду рваной дыре, через которую уже было положено несколько
толстых досок.
     Человек  шесть-семь  стояли  ближе  всего к полынье, четверо из них - с
погонами.
     - Участковый  инспектор  лейтенант Зубарев! - откозырял привезший Глеба
и Надежду Егоровну милиционер плотному мужчине в папахе.
     Тот  кивнул  и...  шагнул  к  Ярцеву. Глеб даже не успел удивиться, как
генерал  Копылов  -  а  это  был  он  - положил ему руку на запястье, сжал и
скорбно произнес:
     - Глеб... Как же так?..
     Голос генерала дрогнул.
     - Дайте  побольше  света!  -  скомандовал высокий мужчина в каракулевой
шапке-пирожке. - Паша, подгони машину, - попросил он кого-то.
     Тут  только  Глеб  обратил  внимание,  что  фары почти всех автомобилей
направлены  на  полынью.  Этот  самый Паша бросился к "Волге", включил фары,
завел двигатель и направил свет на дыру во льду.
     Вдруг  из  воды  показалась  голова,  обтянутая сверкающим капюшоном, с
маской  для  ныряния.  Глеб  понял, что это аквалангист. Тот помахал рукой и
снова  исчез.  Люди  двинулись  ближе к полынье. Скоро из нее показались уже
два аквалангиста. Молниями засверкала вспышка фотоблица.
     У Глеба перехватило дыхание. Аквалангисты вытащили на доски его отца.
     Слипшиеся  мокрые  волосы  закрывали  лицо Семена Матвеевича. На голове
обнажилась  круглая,  неестественно  белая  плешь,  которую он так тщательно
маскировал при жизни.
     Ноги у Глеба стали ватными, лоб покрылся испариной.
     "Что  это  у  него  в  руках?"  - удивился он и, приглядевшись получше,
увидел ружье - любимый отцовский "Джейс Пэрдэй".
     Семен Матвеевич намертво вцепился обеими руками за ствол.
     У  Глеба  все поплыло перед глазами. Чьи-то руки поддержали его, повели
прочь. Как сквозь вату, слышал он отдельные фразы:
     - Ремень зацепился за ручку дверцы "уазика"...
     - Какую ручку?
     - Изнутри...
     И женский голос: "Осторожно! Несите сюда, на брезент!"
     Глеба  усадили в салоне "скорой помощи". Что-то едкое, острое ударило в
нос. Нашатырь...
     - Дыши,  парень, дыши, - сказал ему немолодой мужчина в белом халате. -
Лучше станет.
     Он  не  выходил  из  машины, когда приехал огромный кран, не видел, как
при  помощи  его тащили из озера отцовский "уазик", который появился из воды
вверх  колесами; как обнаружили машину на дне, так и зацепили тросами. Когда
автомобиль  коснулся  берега,  его перекосило от удара. Одна из задних дверц
открылась, и на снег вывалилась туша лося.
     Снова замелькала фотовспышка...
     - ...Пришел в себя? - заботливо спросил Игнат Прохорович.
     Глеб  слабо  кивнул  и  вылез  из "скорой". Генерал тут же усадил его в
"Волгу",  где  уже  был  на  заднем  сиденье один человек, и сам пристроился
рядом.   Машина   тронулась.  Возле  водителя  восседал  высокий  мужчина  в
каракулевой шапке. Он кинул на Глеба быстрый взгляд, но ничего не сказал.
     - Где Николай Николаевич? - спросил вдруг Копылов.
     - В  батином  доме, - ответил Глеб, удивляясь, откуда генералу известно
про Вербицкого.
     По  дороге в машине ни слова не было сказано о происшествии. Речь зашла
о  том,  что  в  этом  году  большие  снега  и  по весне непременно случится
паводок,  который  может  натворить  много неприятностей, и что в районе уже
создана паводковая комиссия.
     "Волга"  подъехала  к  исполкому, следом за ней - милицейский "уазик" и
мотоцикл  участкового  инспектора.  Когда  они  зашли в здание, первым, кого
увидел  Глеб,  был  отцовский шофер Рудик, сидевший на стуле в коридоре. При
виде людей в милицейской форме он поднялся, теребя в руках папку.


     Высокий  мужчина  в  каракулевой  шапке  был  прокурор  района Кулик, а
человек,  сидевший  рядом  с  Ярцевым  в  "Волге", - следователь прокуратуры
района  Голованов.  На  месте  происшествия  присутствовал  также  начальник
Ольховского  РОВДа  Жихарев.  Решено  было  провести  допрос  всех,  кто мог
сообщить  что-либо  о  трагедии  на  озере.  Вот  почему  и был вызван шофер
погибшего  директора. Вербицкого тоже пригласили в исполком, все три комнаты
которого  заняли работники милиции и райпрокуратуры. Вика осталась дома, так
как все еще была в шоке и не могла говорить.
     С   Глебом   беседовал   Жихарев.  Вербицкого  допрашивали  следователь
Голованов  и  прокурор  Кулик.  На  допросе  присутствовал  генерал Копылов.
Расположились  в комнате председателя. Игнат Прохорович сидел в шинели: озяб
на  озере. Николай Николаевич выглядел ужасно: отекшее лицо, набрякшие мешки
под   глазами,   руки  ходили  ходуном.  Генерал  чувствовал  себя  неловко.
Вспоминал  те  времена,  когда  он,  еще  полковник,  заместитель начальника
областного   управления   внутренних   дел,  заходил  в  необъятный  кабинет
председателя  облисполкома  с  докладом.  Иной раз приходилось выслушивать и
резкий  выговор: Вербицкий бывал несдержан и мог так отчитать - только перья
летели. Ни Кулика, ни Голованова в их краях тогда еще не было.
     И   вот   теперь   Николай   Николаевич  сидел  перед  ними  совершенно
растерянный, подавленный, жалкий и старался ни на кого не смотреть.
     Заполнив анкетные данные, следователь приступил к существу дела.
     - Расскажите,  что  произошло  на  Верхнем  озере?  -  задал  он первый
вопрос.
     Вербицкий поежился, откашлялся.
     - Даже не знаю, с чего начать...
     - Давайте  с  того,  как  вы  приехали  в совхоз "Зеленые дали". Когда,
кстати?  -  Голованов был подчеркнуто вежлив. Наверное, все-таки действовало
положение допрашиваемого.
     - Вчера утром, - глухо ответил Вербицкий.
     - По делам службы?
     - В Средневолжске я в командировке. А здесь, собственно, не совсем...
     Он говорил медленно, словно цедил каждое слово.
     "Тщательно взвешивает", - подумал генерал Копылов.
     - Извините,  если  можно,  поточнее, - настаивал Голованов. - Посещение
Ольховского района предусматривалось вашей командировкой?
     - В  праздники  человек  волен  распоряжаться своим временем, - не смог
сдержать своего раздражения Николай Николаевич.
     - Вчера  был  рабочий  день,  -  заметил  следователь.  - Ну, хорошо, -
смилостивился  он, видя, что этот вопрос для допрашиваемого весьма щекотлив.
- Чем вы занимались тридцать первого декабря?
     Путаясь   и  сбиваясь,  Вербицкий  рассказал,  что,  мол,  поохотились,
немного отдохнули и затем поехали в совхозный поселок.
     - Выпили? - спросил следователь.
     Вербицкий промолчал.
     - Ярцев  употреблял  спиртное?  -  несколько изменил постановку вопроса
Голованов.
     - Было,  -  кивнул  Вербицкий  и  добавил: - А что в этом такого? Новый
год...
     - Что же, он пил в одиночку? - чуть усмехнулся следователь.
     Отпираться  было глупо: видок у Николая Николаевича был еще тот, сам за
себя говорил.
     - Я ведь не за рулем, - пожал плечами Вербицкий.
     - И много приняли?
     - Имеет ли это значение? - чуть ли не со стоном произнес Вербицкий.
     - Имеет,  Николай Николаевич, имеет, - сказал следователь. - Будь Ярцев
трезвый,  может,  и  не случи