на
речку  полоскать  белье.  Да и когда работала диетсестрой в санатории, о ней
отзывались  как  о  скромнице,  готовой  и  подежурить за другого, и с чужим
ребенком  посидеть.  А  тут  завтрак даже себе не приготовит, все тетя Катя.
Однако Шалак промолчала, лишь перед самым выходом спросила:
     - Куда думаешь теперь устраиваться?
     - А зачем мне работать? - беспечно ответила Орыся.
     - Конечно,  коровка  у тебя щедрая, - не удержалась от шпильки Наталья,
кивнув  в  сторону  особняка.  -  Даже пасти не надо, знай только... - и она
задвигала руками, словно доила.
     - Твоя тоже, кажется, не скупится на молочко, - усмехнулась Орыся.
     Наталья  поняла, что она имела в виду. Шалаки работали на селе: Наталья
-  учительницей,  Матей  -  завклубом.  Но  имели  к  зарплате очень хороший
приварок.  От  теплицы.  На  дворе зима, а они возили на рынок в Киев свежие
помидоры и огурцы.
     - Тоже  мне сравнила! - отпарировала Шалак. - Попробуй вырасти рассаду,
удобряй, опрыскивай, поливай! За дитем легче ухаживать!
     - Ладно,  -  недовольно  оборвала  ее Орыся. - Имеешь и слава богу! - И
дала  наказ  тете  Кате:  -  Если  приедет Сергей Касьянович, скажи, что я в
Криницах. На пару дней, не больше.
     - Не-не!  -  испуганно  замахала  руками старушка. - Разве он на словах
поверит? Ты уж, голубушка, черкни ему записку.
     Орыся набросала пару слов Сергею, и они поехали.


     Сельская  жизнь  не особенно богата на события, тем паче зимой. Поэтому
ожидаемый  приезд  Михайлины  Сторожук взбудоражил не только ее родных, но и
всех  криничан.  На следующий день (а это была пятница) в селе с утра царило
необычное   оживление.   Продолжали   прибывать   Сторожуки   из  Драгобыча,
Борислава,  окрестных  селений.  Кто  на  собственных  машинах, кто рейсовым
автобусом.  Орысины  дедушка  с  бабушкой  так и не приехали: видать, старик
действительно захворал.
     Больше  всех  забот  было у Василины Ничипоровны, председателя местного
колхоза  "Червоный  прапор".  Ее  районное  начальство,  узнав,  что  колхоз
посетит  канадская  туристка,  дало указание "показать товар лицом", то есть
не  осрамиться перед заграницей. К тому же колхозный голова приходилась тете
Михайлине  троюродной  племянницей.  Вообще-то  по  части встречи зарубежных
гостей  опыт  у  Василины  Ничипоровны  имелся.  Но  одно  дело  официальная
делегация,  а  другое  -  родственница. Как ее принять? У кого поместить? На
это  в  Криницах  претендовало  не  менее десяти семейств. Обижать никого не
хотелось.  Но  ведь  тетя Михайлина одна! Пришлось выбирать, кто ей ближе по
родству.   Таким  являлся  местный  бригадир  механизаторов  Гринь  Петрович
Сторожук, сын единокровного брата гостьи.
     Сам  Гринь Петрович узнал, что у него в Канаде есть тетя, лишь пять лет
назад,  когда  умер отец, Петро Остапович. Разбирая после его смерти бумаги,
он  обнаружил очень интересное письмо - ответ из Красного Креста. Он касался
сведений  о  деде Остапе. На запрос Петро Остаповича отвечали, что его отец,
Остап  Сторожук,  недавно  скончался  в  Канаде.  Но  у  него  осталась дочь
Михайлина, проживающая в городе Виннипег.
     Гринь  Петрович  терялся  в  догадках,  почему отец скрывал, что у него
есть  сестра.  Конечно,  в  те  времена наличие родственников за границей не
афишировали.  А Гринь Петрович как раз заканчивал сельхозинститут во Львове,
и скорее всего, отец боялся повредить его карьере.
     Как  бы  там  ни было, но Гринь Петрович тут же написал тете Михайлине,
которая  сразу  ответила.  Письмо  было  грустное  и радостное одновременно.
Грустное,  потому  что она узнала о смерти единокровного брата своего, так и
не  повидавшись  с  ним,  а  радостное  - что объявился племянник. Так у них
наладилась  переписка. Потом стали приходить посылки. Шубы из синтетического
меха,  пуловеры,  свитера,  платья  и  кофточки  с люрексом, джинсы и другая
одежда. Гринь Петрович раздавал подарки родственникам.
     Вот  и  выходило:  кому  как  не  ему  принимать в своем доме гостью из
далекого  городе  Виннипега.  Не было сомнений, что тетя Михайлина останется
довольна:  жена  Гриня Петровича, Ганна Николаевна, была отличной хозяйкой и
мастерицей  стряпать. Хлеб пекла такой (она работала в местной пекарне), что
за  ним  в  Криницы  приезжали  даже  из  города.  Никакой механизации Ганна
Николаевна не признавала - только своими руками!
     Покончив   с  вопросом,  у  кого  будет  жить  канадская  родственница,
наметили  настоящий  сценарий  ее  встречи.  Правда, точного времени приезда
тетки   Михайлины   в   Криницы  никто  не  знал:  из  львовского  отделения
"Интуриста"  сообщили  неопределенно  -  будет  к  обеду.  Встретить  решили
торжественно, у околицы села. Отправились туда в полдень.
     Крутила  поземка,  мороз  стоял  под  двадцать градусов. Согревались на
ледяном  ветру притопыванием и прихлопыванием. Кто-то даже предложил разжечь
костер.  Но  тут  на  дороге показалась черная "Волга". Не сбавляя хода, она
промчалась  мимо встречающих, которые закричали шоферу, замахали руками. Тот
затормозил, подал назад.
     И  точно, в машине сидела тетя Михайлина. Ее узнали по ранее присланным
фотографиям.
     "Волгу"  обступили  со  всех  сторон.  Какой  там  сценарий, о нем враз
забыли! Каждому хотелось протиснуться поближе.
     Первым  из  машины выбрался молодой мужчина в короткой дубленке. За ним
вышла   гостья,   растерянная   и   взволнованная.   Она   была  в  шубе  из
искусственного  меха,  в  меховой шапке с козырьком. На груди тети Михайлины
висели фотоаппарат и кинокамера.
     - Дорогу!..  Дорогу!  -  распорядилась  Василина  Ничипоровна.  - Дайте
пройти Гриню Петровичу!
     Все  расступились. Сторожук, неся на расшитом рушнике каравай и солонку
с солью, подошел к гостье.
     - Дорогая  тетя Михайлина! - произнес он осевшим от волнения голосом. -
Добро пожаловать на родную землю.
     У Михайлины Остаповны задрожали губы, на глазах показались слезы.
     - Гринь, неужели!.. - только и проговорила она.
     А  Сторожук переминался с ноги на ногу, совал тетке каравай. Та наконец
поняла,  что  от  нее  требуется,  отломила  кусочек хлеба, макнула в соль и
положила  в  рот. Кто-то принял из рук Гриня Петровича символ гостеприимства
и  хлебосольства.  Тетка  бросилась  на  шею  к  племяннику  и заплакала. Он
совершенно растерялся, гладил ее по спине и приговаривал:
     - Ну будет, будет...
     - Не  верится... - отстранилась от него гостья. - Всю жизнь ждала этого
часа.
     Она  оглянулась,  словно  что-то ища, затем опустилась на колени, взяла
горсть снега и приложила ко рту.
     И все поняли: будь земля голая, тетя Михайлина поцеловала бы ее.
     Женщины  зашмыгали,  кто-то  всхлипнул.  Гринь  Петрович бережно поднял
тетку и начал было представлять родственников.
     - Потом,  дома!  -  остановила  его Василина Ничипоровна. - А то совсем
заморозим дорогую гостью.
     Та  и впрямь здорово озябла в синтетической шубе: губы посинели, пальцы
еле  шевелились.  И  все  же,  прежде  чем сесть в машину, она несколько раз
щелкнула фотоаппаратом, запечатлев на память эту трогательную встречу.
     В "Волгу" подсели Гринь Петрович и председатель колхоза.
     Молодой  человек  оказался  переводчиком  из "Интуриста", звали его Лев
Владимирович.  Но  его  помощь  не  понадобилась: разговор шел на украинском
языке.  Правда,  тетя  Михайлина  изъяснялась  довольно  старомодно,  иногда
вставляя английские слова, которые тут же сама и переводила.
     - Ты  -  вылитый  дед  Остап!  -  сказала она, не выпуская из своих рук
ладонь племянника.
     Впрочем,  Гринь  Петрович  имел  сходство  и с тетей: одинаковые разрез
глаз и форма носа.
     В   машине  было  жарко.  Сторожук  расстегнул  пальто.  На  его  груди
сверкнуло два ордена, которые заставила надеть жена.
     - О! - удивилась гостья. - Ты был на фронте? Почему не писал об этом?
     - Да  нет,  -  смутился  Гринь  Петрович, - не был я на войне. А это, -
дотронулся  он  до  наград,  -  за другое... - И замолчал, поскольку хвалить
себя было неловко.
     - Он  воюет  на  поле!  -  пришла на выручку Василина Ничипоровна. - За
урожай!  Его  бригада  на  всю  область гремит! Портрет вашего племянника на
доске Почета в райцентре.
     Гостья  не  поняла,  что  такое  доска  Почета  и почему Гринь Петрович
"гремит" председательнице пришлось объяснять.
     - О'кей!  -  кивнула  довольная  тетя  Михайлина.  - Хорошо! Молодец! А
какой у вас сегодня праздник? - вдруг спросила она.
     - Как? - в свою очередь, удивился Гринь Петрович. - Вас встречаем...
     - Да?  -  округлила  глаза  гостья.  -  Иа-за  меня не вышли на работу,
правильно  я  поняла?  -  Племянник  согласно  кивнул.  - А хозяин разрешил?
Убытка не будет?
     Гринь  Петрович  и Василина Ничипоровна не знали, что и сказать. Поймет
ли  заокеанская  родственница,  ведь тут все иначе, чем у них, в Канаде. Как
объяснить наши порядки?
     Сегодня  им начальство само дало "добро". А сколько не выходят на ферму
или  в  поле  из-за того, что нужно ехать в район за какой-нибудь пустяковой
справкой  (порой  не раз и не два) или же везти чинить телевизор, стиральную
машину?  Не  говоря  уже  о  тех, кому важнее продать клубнику или черешню с
приусадебного  участка  на  городском  рынке, чем отработать в колхозе. Ну а
убытки?.. Попробуй взыщи!
     Разумеется,   этого   гостье  говорить  не  следовало,  особенно  после
установки из района "показать товар лицом".
     - А мы сами себе хозяева! - бодро ответила голова колхоза.
     Тетя  Михайлина  на  секунду  задумалась,  но  больше  расспрашивать не
стала,  схватившись  за кинокамеру: ее внимание привлекли добротные красивые
дома  сельчан, расписанные по фасаду картинами в лубочном стиле. Она снимала
до  тех  пор,  пока машина не остановилась у ворот дома Гриня Петровича, где
поджидала огромная толпа кринчан.
     - Это   тоже   ради   меня?   -   снова  удивилась  гостья  и,  услышав
утвердительный  ответ,  заметила:  -  У  нас  в  Канаде так встречают только
президентов!
     Ганна  Николаевна,  представленная  мужем,  заключила  тетю Михайлину в
могучие   объятия   и   повела   в  дом.  Гостья  не  удержалась,  чтобы  не
сфотографировать  колодец  во дворе - подлинное произведение искусства, хоть
сейчас в музей народного творчества!
     Ганна  Николаевна  отвела  тетку  в  комнату, подготовленную для нее, и
сказала:
     - Отдыхайте с дороги... Может, приляжете?
     - Нет,  нет!  - запротестовала гостья. - У меня большие планы. Съездить
в  Каменец,  посмотреть  на  дом  отца... И в Колгуевичи обязательно. Родина
Ивана Франко!
     - Успеется,  - уговаривала хозяйка. - Вон откуда ехали, из-за океана! А
в вашем возрасте это нелегко.
     - О,  я  еще  совсем молодая, - заулыбалась тетя Михайлина, обнажая ряд
белых,  красивых зубов, слишком белых и слишком красивых, чтобы быть своими.
- Мне всего пять лет!
     - Пять?  -  переспросила  Ганна  Николаевна,  подозрительно  глянув  на
гостью.
     - Пять! - не переставала улыбаться та.
     "Господи! - подумала хозяйка. - Часом не с приветом тетка-то?"
     Гостья, видя замешательство Ганны Николаевны, похлопала ее по плечу.
     - Это  в шутку. - И пояснила: - Понимаешь, милая Ганна, моя внучка Лайз
отдыхала   с   мужем  летом  на  одном  из  островов  архипелага  Мергуи,  в
Андаманском  море.  Там  существует  обычай: когда рождается ребенок, то ему
как  бы  отпускают  на  жизнь  шестьдесят  лет.  И  счет  ведется в обратном
направлении... Понятно?
     - Не очень, - призналась хозяйка.
     - Ну,  у  нас как? Сначала ребенку год, потом два, три и так далее. А у
них наоборот - шестьдесят, пятьдесят девять, пятьдесят восемь... Ясно?
     - Теперь ясно.
     - Вэл!  Хорошо!  - одобрительно кивнула гостья. - А если ты доживешь до
"нуля",  то  дают  еще десять лет. Допустим, человеку шестьдесят пять. Тогда
говорят:  ему  пять  лет во второй жизни. Мне сейчас семьдесят пять, так что
получается: я пятилетняя девочка в третьей жизни...
     - Чудно! - покачала головой Ганна Николаевна.
     - Но зато удобно для стариков! - засмеялась тетя Михайлина.
     - Переодеваться  будете?  -  поинтересовалась  хозяйка,  оглядев  наряд
гостьи - вельветовые брючки и свитер.
     - Я  так  буду,  -  взяла  ее  под  руку  тетка Михайлина. - Ну, пойдем
познакомимся с родными.
     "Да, - подавила вздох Ганна Николаевна, - старый як малый".
     Зашли  в  комнату,  где был накрыт праздничный стол. Никто не садился -
ждали почетную гостью.
     "А  наши-то куда наряднее", - с удовлетворением отметила про себя Ганна
Николаевна.
     И  впрямь,  на  многих  Сторожуках  костюмы  и платья - даже на прием в
Кремль  не  стыдно  было  бы!  Ну а насчет угощения хозяйка не беспокоилась:
молочные   поросята,  индейки,  куры,  домашняя  колбаса  и  окорок,  своего
приготовления  маринады  и соления, пышные румяные пироги и караваи. Ароматы
и запахи стояли такие, что и у сытого потекли бы слюнки.
     Увидев  все это великолепие, тетя Михайлина бросилась за фотоаппаратом,
влезла  на  стул,  щелкнула  затвором. И тут же, к удивлению присутствующих,
извлекла из камеры... готовый цветной отпечаток.
     Всем  хотелось  посмотреть фото. Орыся тоже разглядывала его, как чудо.
Стоявший  рядом  Лев  Владимирович  тихо  пояснил,  что  аппарат  -  системы
"Полароид".
     - У  меня  в  Москве такой же. Правда, трудно с фотоматериалами к нему,
но на вас я не пожалел бы... - многозначительно добавил он.
     Переводчик,  как  только зашел в дом Сторожуков, сразу "прилип" к Орысе
и  не  отходил  от  нее  ни  на шаг. И когда наконец сели за стол, устроился
рядом.
     Поднялась  Василина Ничипоровна и произнесла в честь гостьи целую речь.
Лев Владимирович шепнул на ухо соседке:
     - Выручайте, Орыся, по-украински я ни бум-бум.
     Она хихикнула и тоже шепотом спросила:
     - Зачем же вас послали с тетей Михайлиной?
     - Положено,   вот   и   поехал,   -   усмехнувшись,   ответил  работник
"Интуриста".
     Орысе  пришлось  переводить  ему  с  украинского  языка на русский. Лев
Владимирович под этим предлогом придвинулся к ней еще ближе.
     Угощение  шло на "ура". Еще бы, все здорово нагуляли аппетит на морозе.
Гринь  Петрович,  сидящий  по  правую  руку тетки Михайлины, предлагал ей то
кусок  поросятины,  то  ломоть  окорока,  то индюшачью ножку. Но старушка от
всего  отказывалась.  Она  положила  себе на тарелку куриное крылышко и пару
кружочков  свежего  огурца. К знаменитому хлебу Ганны Николаевны она даже не
прикоснулась.
     - Хоть  пирога  отведайте,  -  попросила  Ганна Николаевна, сидевшая по
левую сторону тети Михайлины. - Слоеный...
     - Нет! Нет! - замахала руками гостья. - Вредно!
     - Как? - растерялась хозяйка. - Аль хвораете чем?
     И  на самом деле, тетя Михайлина выглядела такой тощенькой по сравнению
с  упитанными,  что говорится, кровь с молоком, представительницами среднего
и старшего возраста Сторожуков.
     - Совсем  наоборот! - возразила тетя Михайлина. - Я здорова! Но не хочу
заболеть. У нас это слишком дорогое удовольствие.
     - От  чего  тут  заболеешь?  -  встревожилась  Ганна  Николаевна. - Все
свежее, свое. Яички, мясо, масло...
     - Да  разве  можно есть вместе мясо, яйца, картошку, хлеб? - ужаснулась
старушка.
     - А  кто  ест  мясо без гарнира да еще без хлеба? - вытаращилась на нее
Ганна Николаевна.
     - Нет,  белки  надо  есть  раздельно с углеводами, а крахмал отдельно с
белками!  -  заявила  гостья.  -  Белки  с  белками  тоже вредно! По системе
Шелтона!
     - Кого-кого? - переспросила Ганна Николаевна.
     - Неужели  вы  не слышали о нем? - удивилась тетя Михайлина, - Шелтон -
знаменитый  американский  врач!  Благодаря его системе я не знаю теперь, что
такое обращаться в больницу.
     - Да  разве  худой  человек  -  здоровый?  -  не  выдержав,  со вздохом
заметила Ганна Николаевна, которая была задета за живое.
     - А  как же, - закивала гостья, смотревшаяся рядом с Ганной Николаевной
невзрачной пичужкой. - Надо избавляться от лишнего веса.
     - Пусть  уж  молодые  думают  о  фигуре,  -  отмахнулась  та, - а в мои
годы...
     - О  чем ты говоришь! Вот моему зятю пятьдесят два года. В прошлом году
он  весил  восемьдесят  килограммов,  а  в этом - семьдесят пять! Так что он
получил прибавку к жалованью пятьдесят долларов.
     - А при чем тут жалованье? - удивился Гринь Петрович.
     - На  фирме,  где  он  работает,  такой  порядок:  за  каждый килограмм
сброшенного веса прибавляют десять долларов.
     - Ну а фирме какой резон в этом? - еще больше удивился Гринь Петрович.
     - О,   большой!  Выгодно!  Худые  болеют  меньше.  Они  всегда  бодрые,
энергичные...
     - Сало, значит, тоже не употребляете? - спросила Ганна Николаевна.
     - Избави боже! - ужаснулась тетя Михайлина.
     - А  твой  зятек  тоже  не  ест мясо и сало? - встряла в разговор бабка
Явдоха, самая старая из Сторожуков.
     - Конечно.
     - А  как  же  он с жинкой? - покачала головой местная старейшина. - Я б
такого мужика на ночь не пускала...
     Слова  бабки  Явдохи  потонули  в  хохоте. А когда смех утих, поднялась
председатель  сельисполкома  и стала говорить о родной земле, которая всегда
остается родной для украинцев, где бы они ни были.
     - Дорогая  Павлина  сказала  верно,  -  сказала  старушка.  - Мы там, в
Канаде,  не  забываем  о  родине!  О, вы представить себе не можете, сколько
народу  каждый год приезжает в Виннипег на фестиваль украинского искусства в
день  рождения  Тараса Шевченко! Стихи его читают! - Она вздохнула. - Увы, к
сожалению,  чаще  в  переводе  на  английский.  А  вот песни поем на родном,
украинском!
     И   посетовала,  что  ее  поколение  еще  помнит  и  чтит  национальные
традиции, а вот молодежь...
     - Наши,  думаешь,  лучше? - показала на девчат и парней за столом бабка
Явдоха.  - Попроси их спеть добрую старую песню - куда там! Эх, жаль Анна не
приехала, ее бабушка, - кивнула она на Орысю. - Столько знает песен!
     - А почему она не приехала? - поинтересовалась гостья.
     - Старик  у  ней  хворает.  Спина,  плечи...  Согнуться-разогнуться  не
может.
     - Надо  было  написать  мне  в  Канаду,  я бы помогла ему. Подруга моей
старшей  дочери  работает  по  контракту  в  Китае.  Ее  отец  тоже страдает
воспалением  суставов,  так  она  прислала ему жилет. Теплый и в то же время
лечит. Понимаете, в жилет этот вшита целебная трава, действует через кожу.
     - Ишь,  до  чего  додумались, - покачала головой бабка Явдоха. - Ну что
ж,  уважь,  милая...  Ну  а  насчет  того, что нет Анны - ладно, не беда. Мы
Орысю попросим спеть. Хорошо девка спивае.
     - А ты только что ругала молодежь, - улыбнулся Гринь Петрович.
     Он  встал  и  сказал  тост  за молодое поколение Сторожуков, пожелав им
быть  всегда  и  везде  первыми,  присовокупив,  естественно,  и внуков тети
Михайлины.
     Старушка   расчувствовалась,  принесла  фотографии.  У  нее  было  семь
внуков.
     - А  это  моя любимица, Мэри, Машенька, - она с любовью погладила рукой
снимок загорелой девчонки в костюме для тенниса.
     Фотографии стали переходить из рук в руки.
     Здравицы  следовали  одна  за другой. Глядя на гостей, Ганна Николаевна
радовалась:  уплетали  ее стряпню за обе щеки вопреки всяким там заокеанским
умникам, вроде этого Шелтона.
     Лев  Владимирович  тоже  ел  и  нахваливал,  уверяя  Орысю,  что  такой
вкусной,  истинно  украинской  кухни нигде не пробовал, хотя ему приходилось
бывать  в  самых лучших ресторанах в различных городах страны, в том числе и
в Киеве. Услышав, что Орыся хорошо поет, он шепнул ей:
     - Это уж слишком.
     - Что слишком? - не поняла Орыся.
     - Понимаете,  когда  я  увидел  вас, просто не поверил: такой цветок! И
где?  В  провинции! - Он отстранился, чуть прикрыл темные глаза, потом снова
приблизи