еловека,  и  каждый  раз  ему  было  не  по себе, каждый раз ныло
сердце.
     Познакомившись, он предложил Приваловой стул.
     Они  с  Кичатовым решили узнать по возможности как можно больше о муже,
а  уже  потом провести опознание. Но, глядя на несчастную женщину, Чикуров с
трудом  сохранял спокойствие, избегая смотреть ей в глаза, которые как будто
спрашивали: "Ну, когда же будет произнесено самое страшное?"
     Заполнив   анкетные  данные,  Игорь  Андреевич  поинтересовался  местом
работы Степана Архиповича Привалова.
     - Да вроде в филармонии, - ответила женщина.
     - Почему вроде? - продолжал задавать вопросы Чикуров.
     - Степан  Архипович  мне  никогда  не докладывался, - ответила женщина,
опустив  глаза.  -  По  документам он оформлен в филармонии. Администратором
ансамбля.
     - По  документам, - повторил Игорь Андреевич. - А на самом деле? Чем он
занимался? Откуда у вас такой дом, обстановка, машина?
     - Муж  меня в свои дела никогда не посвящал, - произнесла Привалова еще
тише.
     И  о  чем  бы ее ни спрашивали следователи, отвечала уныло: не знаю, не
интересовалась, муж ничего не говорил и все в том же духе.
     "Похоже,  она  и  впрямь  такая  рохля,  - подумал Игорь Андреевич. - А
может, муж запугал. Пора, кажется, закругляться".
     Кичатов, видимо, был того же мнения.
     Предстояло самое тягостное - опознание.
     Увидев  фотографию  покойного  мужа,  Привалова  узнала  его и лишилась
чувств.  Ее  с  трудом  привели  в себя. Очнувшись, она попросила разрешения
увезти  тело  мужа  домой,  в  Барнаул,  Чикуров  дал  согласие. Он подумал:
несчастная женщина, ей предстоит испытание пострашнее - опознание в морге.
     В  морг  с  Приваловой ездил Кичатов, так как Чикурова попросил зайти в
горком  партии  первый  секретарь,  известие  о  гибели Решилина расходилось
кругами, охватывая все более высокие сферы.
     Подполковник  вернулся  в  гостиницу  усталый, но не столько физически,
сколько  морально.  Не  успел  он  снять пиджак, так сказать, рассупониться,
раздался телефонный звонок. Следователь взял трубку.
     - Дмитрий   Александрович!   -   услышал  он  взволнованный  голос  Юли
Табачниковой. - Сашу снова перевели в реанимацию!
     - С  чего это? - удивился подполковник. - Вы же заверяли, что дело идет
на поправку.
     - Тут  одно  происшествие... - Голос девушки стал тише и глуше, видимо,
она прикрывалась ладонью.
     - Какое? Может, мне приехать?
     - Жду.
     Дмитрий  Александрович  снова надел пиджак, плащ и поспешил в больницу,
теряясь  в  догадках,  чем  вызван  звонок  Юли.  Табачникова была серьезной
девушкой и не стала бы паниковать по пустякам.
     Она  встретила  следователя  у  служебного  входа  и  повела  в  пустой
процедурный кабинет, где им никто не должен был помешать.
     - Что же стряслось? - спросил Кичатов.
     Юля на всякий случай плотно прикрыла дверь.
     - Я  вам говорила, что вчера вечером Великанова перевели из реанимации,
-  начала  она.  -  Сегодня  ему  было уже лучше. Даже улыбнулся... В палате
помимо Саши еще двое. Им принесли ужин...
     Кто  лежал  вместе с артистом, подполковник знал. Один из них - пожилой
мужчина  по фамилии Лебедев. История того, как он попал на больничную койку,
была  трагикомической: сидел на концерте Михаила Жванецкого, смеялся от всей
души,  и  вдруг  -  сильная боль под лопаткой, вызвали "скорую" - инфаркт. И
вот уже месяц Лебедев не встает с постели.
     Другой  больной  тоже  попал  в  клинику  необычно.  Второго дня рыбаки
подобрали  его  в  море  на  надутом баллоне от автомобиля. Кто он, врачи не
знали.  По их предположению, мужчина провел в море несколько дней без воды и
пищи.   Когда  его  выловили,  он  был  без  сознания.  Привести  в  чувство
несчастного  удалось,  а  вот  добиться  хотя  бы  одного слова - увы. Он не
реагировал  ни  на  устную,  ни  на  письменную речь. Зная, что ему пришлось
перенести,  больного  старались  пока не беспокоить. Он в основном ел, пил и
спал.  Трудно  сказать,  был  он от рождения глухонемой или же это результат
стресса. Мужчине было лет под сорок, смуглый, с усами.
     Сердечная,  добрая  медсестра  ухаживала  за  ними  обоими с не меньшей
заботой, чем за Великановым.
     - Я  покормила  Лебедева,  -  рассказывала дальше она. - Усатик ел сам.
Саша  спал.  Я  подошла к нему, стала поправлять подушку. Он открыл глаза, и
мне   показалось,   что   Саша  взглядом  поблагодарил  меня...  От  радости
прямо-таки  захотелось плакать. - Табачникова вытерла платочком повлажневшие
глаза.  -  Тут Лебедев попросил, чтобы я помогла ему лечь поудобнее. Я пошла
к  его  кровати.  И  вдруг  Великанов  заговорил.  Еле  слышно: "Он, он убил
меня...  Он меня..." Я бросилась к Саше. Он весь дрожит, глаза закатились. Я
сначала  подумала,  что  мне  показалось. Нет, слышу, Саша опять шепчет: "Он
убил..."  Я  стала  его  гладить  по  руке,  успокаивать, говорю: "Сашенька,
милый,   здесь  все  хорошие,  никто  тебя  убивать  не  собирается".  А  он
побледнел,  задыхается,  пульс  так  и скачет! Я растерялась, думаю, неужели
все,  неужели конец?! Позвала старшую медсестру, завотделением... Великанову
ввели массу лекарств, и он забылся. Решили снова перевести в реанимацию...
     Табачникова замолчала.
     - Когда это случилось? - спросил Кичатов.
     - Во  время  ужина,  часа  полтора  назад. Слава богу, теперь он крепко
заснул. Я вспомнила про вашу просьбу и...
     - И  что  вы  скажете?  -  спросил  следователь.  - С чего это он вдруг
заговорил?
     - Вернее,  чем  вызван  его  бред?  - поправила Табачникова и задумчиво
произнесла: - Наверное, его мучают какие-то страшные воспоминания.
     - Но почему так неожиданно? - допытывался Кичатов.
     - Трудно  сказать,  -  пожала  плечами  Юля.  -  Человеческая психика -
загадка.  У  здорового  понять  причину  тех  или иных поступков сложно, а у
больного тем паче. Не забывайте, у Великанова травма головы!
     - А   как   реагировали   на   его   поведение   соседи  по  палате?  -
поинтересовался Дмитрий Александрович.
     - Лебедев  переживал  за  Сашу. Ну а тот, усатик, поначалу совсем никак
не  реагировал.  Понятное  дело,  глухонемой.  Но  когда в палату понабежало
народу  и стали суетиться вокруг Великанова - вроде сочувствовал. Вообще-то,
честно  говоря,  я не обращала внимания ни на кого, Дмитрий Александрович. О
Саше только и думала...
     - Ясно, - кивнул подполковник.
     У него были еще вопросы к Юле, но она, поглядев на часы, сказала:
     - Побежала к Великанову.
     - Вы же сказали, что он успокоился, спит.
     - Мало ли что может случиться! Особенно после того приступа!
     Вернувшись  в  гостиницу,  Дмитрий  Александрович  рассказал  обо  всем
Чикурову и Латынису.
     - Значит,    какие-то   страшные   воспоминания,   -   повторил   слова
Табачниковой Игорь Андреевич. - Выходит, Великанова хотели убить?
     - Вполне  возможно,  - сказал Кичатов. - Мы ведь пока не знаем, удар по
голове  нанес  ему  человек  или это травма в результате несчастного случая.
Предположим,  что  покушение  на  убийство.  Тогда возникает вопрос: с какой
целью?
     - Ограбление?  - осторожно высказался Латынис. - У него же в сумке было
почти пятьдесят тысяч рублей.
     - Верно,  -  кивнул Игорь Андреевич. - Однако пять тысяч осталось. Если
его  грабили, то почему взяли не все деньги? Нелогично... А может, ревность?
Поклонниц  у  Великанова  -  тьма. Многие влюблены до самозабвения. Возьмите
хотя  бы  эту  Юлю.  -  Чикуров вздохнул. - Как жаль, что состояние здоровья
артиста не позволяет его допросить.
     Время  было уже позднее, разошлись по своим номерам, оставив дальнейшую
дискуссию на завтра.
     Но  Кичатов  спал  плохо,  в  его голове продолжалась работа. Проснулся
засветло,  и  ему  показалось,  что  он  недостаточно  внимательно отнесся к
какому-то   обстоятельству   из   сообщения   Табачниковой.   Этим   Дмитрий
Александрович и объяснял глухое недовольство собой.
     Следователь  еле  дождался  рассвета,  оделся  и, подгоняемый тревожным
чувством,  поехал  в  больницу.  Прибыл  он  туда  в  начале восьмого, когда
больные  уже  прошли  разные  процедуры  -  градусники, уколы, лекарства. Он
поднимался  по  знакомой  лестнице  в  отделение реанимации, как вдруг с ним
едва не столкнулась Табачникова, несшаяся вниз.
     - Дмитрий  Александрович!  - воскликнула она, еле переводя дух. - Слава
бог  что  вы  уже тут! А я названивала в гостиницу - никто не отвечает. Вот,
решила сама к вам...
     - Что случилось? - встревожился следователь.
     - Пропал! - выпалила Юля. - Усатик пропал!
     - Как? - заволновался Кичатов. - Когда?
     - Кажется, еще вчера вечером.
     Дальше  они  бежали вместе. Из больных в палате находился один Лебедев.
Подполковник  допросил  дежурную  медсестру,  которая  показала: она вошла в
палату  минут сорок назад, чтобы сделать уколы, а постель "глухонемого" была
пуста.  Подумала, что он в туалете. Подождала - нету. Сунула руку под одеяло
-  постель  холодная,  вроде  в  ней  никто  и  не спал. Дежурная дала знать
Табачниковой.
     Кичатов спросил у Лебедева, помнит ли он, когда вышел его сосед?
     - Вскоре  после  того,  как  артиста увезли, - ответил тот, - и, жестом
попросив  подполковника  нагнуться, он дошептал Кичатову на ухо: - Я вот что
скажу, товарищ следователь... Усатый этот вовсе не глухонемой.
     - С  чего  вы взяли? - поинтересовался подполковник, не понимая, почему
Лебедев опасается говорить громко.
     - Ну,  когда  мы  остались  вдвоем,  усатый  все время прислушивался, -
опять тихо ответил инфарктник. - И глаза у него были испуганные.
     - Вам не показалось?
     - Сначала  я  и  сам  подумал,  что  кажется,  но тут в коридоре громко
стукнула  дверь.  Так он чуть не подскочил на кровати. Потом так посмотрел в
мою сторону...
     - Как?
     - Нехорошо,  вот  как. Ну, я сделал вид, что сплю... Он тихонько вышел.
А я и впрямь уснул.
     По  просьбе  подполковника обшарили всю больницу, каждый закуток - мало
ли  что?  И  когда  следователь  убедился,  что  "глухонемой"  действительно
сбежал,  позвонил  Чикурову.  Того  уже  не  было  в гостинице. Зато Латынис
находился в номере.
     - Ян  Арнольдович,  - сказал Кичатов, - срочно приезжайте в больницу, я
в отделении реабилитации. Все объясню на месте.
     - Слушаюсь! - четко ответил оперуполномоченный уголовного розыска.
     И был на месте в считанные минуты, словно перелетел по воздуху.
     Дмитрий  Александрович  начал  с  того,  что  попросил  лечебную  карту
усатого  беглеца.  В  графах  о  его  данных  -  фамилия, имя, отчество, год
рождения  и  так  далее  - стояли сплошные прочерки. Врач из приемного покоя
сказала, что "глухонемого" доставили в карете "Скорой помощи".
     Следователь  составил  приметы сбежавшего по описанию медсестер, врачей
и  Лебедева. Вручив их Латынису, он попросил оперуполномоченного отправиться
в  горуправление  с  тем,  чтобы были приняты все меры к поиску и задержанию
неизвестного.
     - Вы думаете, - спросил майор, - именно его испугался Великанов?
     - Кто  знает? - развел руками Кичатов. - Но зачем человеку притворяться
глухонемым? Почему он сбежал?
     - Да, очень подозрительно, - согласился Латынис.
     - Постарайтесь  узнать  подробности,  кто,  как  и  где подобрали его в
море,  -  дал дополнительное указание Кичатов. - И постоянно держите со мной
связь.
     Майор  уехал,  а  следователь  продолжил работу в больнице. Выяснилось,
что,  когда  неизвестного  привезли  в  больницу,  на нем были только трусы,
майка, рубашка и носки.
     - А  еще  сумочка  при  нем  была,  -  вспомнила медсестра из приемного
покоя.
     - Какая сумочка? - насторожился подполковник.
     - Ну,  такая,  небольшая,  с  ремешком. Мужчины их на запястье носят, -
пояснила та.
     - И где же она?
     - Да в камере хранения, где вещи больных находятся.
     Прежде  чем  ознакомиться  с сумочкой, Кичатов снова позвонил Чикурову.
На этот раз он застал Игоря Андреевича и рассказал о сумке.
     - Думаете, там документы? - спросил Чикуров.
     - А вдруг...
     - Хорошо,  Дмитрий Александрович, если будет что интересное, звоните, -
попросил руководитель группы. - Я на месте.
     - Конечно, - ответил Кичатов.
     В  камеру  хранения  пригласили понятых, - медсестру и нянечку. При них
подполковнику  вручили  сумочку  "глухонемого".  Но  расстегнуть  молнию  не
удалось  -  она  заржавела.  Принесли  скальпель.  Кичатов сделал аккуратный
надрез.
     И  тут,  к  изумлению  всех присутствующих, из сумки на стол посыпались
изделия  из  желтого  металла  -  кольца,  браслеты,  серьги, кулоны, броши,
корпуса от часов, а также три зубных коронки.
     Никаких документов, никаких бумаг.
     Подполковник  составил  протокол.  Всего  в  сумочке  находилось  сорок
четыре предмета.
     Кичатов позвонил Игорю Андреевичу.
     - В  больнице,  пожалуй,  вам  сегодня  делать  больше нечего, - сказал
Чикуров, выслушав подполковника. - Высылаю машину.
     Когда  Кичатов  прибыл  в  управление, то прежде всего поинтересовался,
как идут поиски "глухонемого".
     - Приметы  уже  есть  во  всех отделениях милиции города, на вокзале, в
аэропорту,  -  ответил Игорь Андреевич. - Интересно, в чем он удрал, неужели
в больничной одежде?
     - Больше  не  в  чем.  Но  меня удивляет другое, как он подался в бега,
оставив вот это...
     И  Кичатов  положил  перед руководителем следственно-оперативной группы
сумочку.  По  мере  того  как Чикуров вынимал из нее драгоценности, лицо его
становилось все озабоченнее. Украшения разложили на столе.
     - Да,  если  это  все  золото  -  богатство огромное! - покачал головой
Игорь Андреевич.
     Он вооружился лупой и стал рассматривать каждый предмет в отдельности.
     - Точно   -   целое   состояние!  -  подтвердил  Кичатов.  -  Тысяч  на
двести-триста, не меньше.
     - Кто  знает,  Дмитрий  Александрович,  кто знает, - задумчиво произнес
Чикуров  и  показал  коллеге медальон с крупным светлым камнем. - Может, это
бриллиант, представляете, сколько он стоит?
     - Интересно, откуда это все у "глухонемого"? Краденое?
     - Действительно,  подбор  вещей  странный. - Игорь Андреевич дотронулся
до зубных коронок. - Как-то не сочетается с ювелирными изделиями.
     Вдруг  внимание  подполковника  привлекли  две  серьги  с  зеленоватыми
камнями.
     - Разрешите лупу? - попросил он.
     Чикуров  отдал  ему  лупу,  и  Дмитрий  Александрович стал разглядывать
сережки через увеличительное стекло.
     - Присмотритесь-ка,   Игорь   Андреевич,   -  взволнованно  сказал  он,
возвращая лупу.
     Чикуров  только  глянул  на заинтересовавшие подполковника вещицы и, ни
слова не говоря, полез в сейф.
     Рядом  с  сережками  из  сумочки  беглеца  лег перстень из "дипломата",
переданного Варламову Блинцовым.
     - Та-ак! - протянул Игорь Андреевич. - Что же получается?
     - А  получается то, что серьги и перстень из одного гарнитура! - сказал
подполковник.  -  Узоры  на  металлической  части  идентичны.  А  резьба  на
камешках? Смотрите, здесь лилия и здесь!
     Волнение подполковника передалось и Чикурову.
     - Насчет  того,  что  изделия  эти  из  одного  гарнитура,  пусть  дают
заключение  специалисты. Как и определят стоимость всего этого добра. И еще.
Смотрите,  на  предметах из сумочки сохранились частицы почвы. Их тоже нужно
исследовать. Возможно, состав их соответствует тому, что был на перстне.
     Когда  первое  волнение улеглось, Чикуров взял лист бумаги, авторучку и
сказал:
     - Итак,  Дмитрий  Александрович,  давайте  составим  схему.  Блинцов, -
Чикуров  нарисовал  кружок, вписал в него фамилию управляющего стройтрестом.
-  Он  принес  Варламову "дипломат" с деньгами и перстнем. - Игорь Андреевич
нарисовал  другой  круг  с  фамилией  заместителя  министра.  - Неизвестный,
которого   мы   будем   пока  именовать  "глухонемой",  владелец  сумочки  с
ювелирными  изделиями,  в  том  числе сережками, составляющими, по-видимому,
гарнитур  с  перстнем.  Вполне  допустимо  предположить,  что вся эта троица
чем-то связана. Так?
     - Связана,   Игорь  Андреевич,  я  не  сомневаюсь!  -  горячо  произнес
подполковник.
     - Хорошо,   -  улыбнулся  Чикуров,  соединив  три  кружка  и  нарисовав
четвертый,   в   который  внес  фамилию  киноартиста.  -  Встает  вопрос:  а
Великанов? Имеет ли он отношение к ним?
     - Во-первых,  его  нашли  неподалеку от того места, где утонул в машине
Варламов,  -  начал перечислять Кичатов. - Во-вторых, поведение Великанова в
больнице:  он  очнулся,  увидел  "глухонемого",  и  это  привело  артиста  в
сильнейшее  волнение,  закончившееся приступом! Узнал его Великанов, честное
слово! Поэтому усатый и сбежал!
     - Почему именно?
     - Очень  просто:  "глухонемой"  и саданул Великанова по голове! Помните
его слова: "Он убил, он!"
     - Вы  хотите  сказать,  усатый  покушался  на  убийство  Великанова?  -
уточнил Чикуров.
     - Я так думаю, - кивнул подполковник.
     Игорь  Андреевич провел черту от кружка с фамилией киноартиста к кружку
со словом "глухонемой".
     - Связь  действительно  прослеживается,  -  сказал  он,  не  так однако
категорично,  как  подполковник.  -  Но вот на какой почве? Ведь существовал
интерес, который объединял их!
     - И не только их...
     - А Решилин? - напомнил Кичатов. - А Привалов?
     - Тоже  непонятно,  -  вздохнул  Игорь  Андреевич. - Совершенно разного
круга  люди!  Но  что  могло  объединить  знаменитого  художника  с каким-то
сомнительным типом из Барнаула?
     - Деньги,  Игорь  Андреевич,  деньги!  -  убежденно  ответил Кичатов. -
Здесь пахнет, как говорится, крупным бизнесом!
     - Каким именно? Спекуляцией, валютными махинациями?
     - А  может,  наркотики?  - высказал предположение Кичатов. - Вспомните,
сколько гашиша нашли в машине Привалова и у него дома в Барнауле?
     - Подпольная  торговля  дурманом, - Чикуров задумчиво посмотрел в окно.
- Не исключено.
     - Возможно,   кто-то  делал  деньги,  а  кто-то  покупал  для  себя,  -
продолжил свою мысль подполковник.
     - Наркотики,  наркотики,  - повторил Игорь Андреевич, находясь, видимо,
во  власти  какой-то  идеи.  -  А  что,  Дмитрий Александрович, это бы много
объяснило...  Для  чего  тому  же  Великанову  нужно  было брать в Южноморск
столько  денег? Да и Варламову иметь в номере? Потом, есть одно существенное
обстоятельство:  все  эти  люди  собрались  тайно и вдалеке от человеческого
жилья!
     - Что  ж,  пусть  Латынис  поработает  в  этом  направлении,  -  сказал
Кичатов.
     Чикуров не успел ответить, зазвонил телефон. Он взял трубку.
     - Слушаю...  А, это вы, Ян Арнольдович? Легки на помине, - сказал Игорь
Андреевич,  а  затем  на  протяжении всего разговора лишь бросал односложно:
"Да", "ясно", "хорошо".
     Закончив  говорить  с  майором, руководитель группы поднялся, подошел к
карте Южноморска и окрестностей.
     - Вот,  -  ткнул  он  пальцем  в карту и пояснил подошедшему коллеге: -
Здесь подобрали в море "глухонемого". В двенадцати километрах от берега.
     - Байчунак, - прочитал подполковник.
     - Да,  небольшой  рыбацкий поселок, - сказал Чикуров. - От Южноморска -
километров  сорок.  Возле  него  рыбаки  спасли нашего беглеца. Он лежал без
сознания  на  баллоне...  Ничего  нового,  помимо  того,  что  вы  узнали  в
больнице, Латынису раздобыть не удалось.
     - Смотрите, где Байчунак, а где Чернушка, - сказал Кичатов.
     - А  когда  подобрали  "глухонемого"?  Аж  двадцать  пятого  октября! -
поднял  вверх  палец  Игорь Андреевич. - Если он попал в море в ночь смерча,
то болтался на воде около четырех суток. Могло и подальше отнести!
     Снова  зазвонил  телефон. На этот раз трубку снял Кичатов - был ближе к
телефону. Говорил он недолго и, закончив, сообщил Чикурову:
     - Блинцов  прилетел.  В