везды, - с почтением произнесла хозяйка.
     - Ну, еще космонавты или дикторы телевидения, - добавил Вербицкий.
     - Так  что  наш  папуля...  - сказала Вика и замолчала, прислушиваясь к
чему-то.
     В прихожей раздался какой-то странный шум.
     - Злата Леонидовна! - послышался голос.
     - Это елка, - сказала хозяйка, выходя из кухни.
     - Елка? - обрадовалась Вика и бросилась в переднюю.
     Глеб  тоже  вышел  и  увидел  парня  с  высокой,  под  потолок,  лесной
красавицей.
     - Познакомьтесь,  это  Рудик,  мой  незаменимый помощник, - представила
парня Злата Леонидовна.
     Тот  вежливо  поздоровался,  с  трудом  удерживая  в руках елку, густые
ветви которой шуршали по стенам.
     Дом наполнился запахом хвои.
     - Куда? - спросил Рудик.
     - В большую комнату.
     Все   забыли   о  завтраке  и  собрались  в  просторной  гостиной,  где
"помощник"  по-хозяйски освобождал место для новогодней красы. К дереву была
уже  прилажена  деревянная  крестовина.  Поместили  елку  в углу, передвинув
диван, журнальный столик и кресла.
     - Я  пойду, Злата Леонидовна, - сказал парень. - Семен Матвеевич просил
вас отыскать шампуры, я их прихвачу.
     - Сейчас, сейчас, - засуетилась хозяйка. - Кофе выпьешь?
     - Спасибо,  -  улыбнулся белозубым ртом Рудик, приглаживая русые вихры.
-  Я  уже  чаевничал...  И  еще  Семен  Матвеевич просил передать, что скоро
будет.
     Получив  из рук Ярцевой связку шампуров, он ушел. Буквально минут через
пятнадцать приехал на своем "уазике" хозяин дома.
     - Ну  как,  гости  дорогие?  -  весело  произнес  он, застав всех еще в
гостиной. - Выспались?
     - Давненько не задавал такого храпака, - признался Вербицкий.
     - Теперь я весь в вашем распоряжении, - провозгласил Ярцев-старший.
     - Так  закинем  ружьишки  за  плечи  -  и  в лес! - обрадовался Николай
Николаевич.
     - Э,  Николай Николаевич, быстро сказка сказывается, - усмехнулся Семен
Матвеевич. - И потом, ты сам виноват. Предупредил бы заранее.
     - За чем же остановка? - удивился Вербицкий.
     - Не  будем  же мы палить по зайчишкам на совхозных полях! - рассмеялся
Ярцев.  -  Надо подальше, в лес. Там у меня избушка на такой случай имеется.
А  избушку  ту  трэба,  как  говорят  хохлы,  протопить,  прибрать.  Да и не
доберешься к ней на машине, вон сколько снега за последние дни навалило.
     - Сани,  я  думаю, найдутся? - спросила Вика. - Моя мечта - прокатиться
в розвальнях. Так, кажется?
     - А ты что, тоже собираешься с нами? - удивился отец.
     - Конечно!
     - Охотиться? - уточнил Семен Матвеевич.
     - Зачем? Писать зимний лесной пейзаж... и вообще...
     - Сани,  конечно,  можно,  -  посмотрел  на  Вербицкого хозяин. - А это
значит, еще двоих кучеров.
     - Нет-нет!  - запротестовал Николай Николаевич! - Вика, что за барство?
-  сделал  он  выговор  дочери. - Отрывать людей. Да и лишние разговоры ни к
чему...
     - Я  тоже так подумал, - сказал Семен Матвеевич. - Сейчас к той избушке
очищает  дорогу бульдозер. И раз с нами Вика - поедем на двух машинах. Вы на
Глебовой  "Ладе",  а  я  со  всем  снаряжением  - на "уазике". Сам за рулем.
Устраивает?
     - Во-во! - обрадовался Вербицкий. - Никого из посторонних.
     - Не  беспокойся,  -  заверил  его Семен Матвеевич. - Все свои. Рудик -
парень проверенный.
     - А что Рудик? - не понял Вербицкий.
     - Который  елку  принес,  -  объяснила  Злата  Леонидовна.  - Это шофер
Семена...  Он  поехал  на  бульдозере  в  Кабанью рощу, где охотничий домик.
Поверьте,  Николай  Николаевич,  на  него  можно  положиться, как на родного
сына.
     - Короче,  часика  через  два  тронемся, - подытожил хозяин. - Дотемна,
может  быть,  еще успеем поохотиться. Переночуем в той избушке, а уж завтра,
с  утречка,  загоним зверя поосновательней. И вернемся. К праздничному столу
и... - он указал на елку. - Принимается?
     - Отлично! - потер руки Вербицкий.
     Каждый  занялся  своим  делом.  Виктория отправилась с Диком на околицу
поселка:  ей  не  терпелось  взяться за фломастер. Семен Матвеевич и Николай
Николаевич   принялись   готовить  охотничье  снаряжение.  Злата  Леонидовна
достала  коробки  с  елочными  украшениями.  Дела не было только у Глеба. Но
мачеха  нашла - попросила разобраться с электрогирляндой: несколько лампочек
не горели, надо было заменить их.
     Но  сначала  он  позвонил в Средневолжск, на работу жене, и сказал, что
вернется  завтра вечером. Та поворчала и попросила, чтобы приезжал пораньше.
Не  к  самому  застолью - ведь приглашены гости, их надо кому-то развлекать,
так как на ее плечах праздничная готовка. Глеб пообещал.
     А  тем  временем  Семен  Матвеевич  у  себя  в кабинете на втором этаже
забросал  гостя  вопросами:  что  думают  и  говорят в Москве о перестройке,
какие ходят слухи.
     - А ты не можешь задать мне вопросы полегче? - усмехнулся Вербицкий.
     - Могу. Тогда скажи, что делается в вашем ведомстве?
     - Что  касается  нашей  конторы,  то  в  ней  в  основном перестраивают
кабинеты,  -  осклабился  Вербицкий.  -  Да ускоренным темпом плодятся новые
инструкции и указания.
     - Это  уж  точно,  бумаг  заметно прибавилось, - согласился Ярцев. - На
себе чувствую. И все же, перемены какие-нибудь будут?
     - Ой,  Матвеевич, о чем ты говоришь! - усмехнулся Николай Николаевич. -
Вспомни,  сколько  на  нашем  с  тобой  веку  провозглашалось  разных  новых
широковещательных программ! И что из того?
     - Как  же так? - несколько растерялся хозяин. - А переход на хозрасчет,
самофинансирование, самоокупаемость?
     - Это  всего  лишь новая упаковка, а содержание старое, - пожал плечами
Вербицкий.  -  Пока живы министерства, без наших инструкций, указаний, одним
словом, директив, вам не обойтись.
     - Значит,  ты  считаешь...  -  вопросительно  посмотрел  на  него Семен
Матвеевич.
     - Поговорят, пошумят, а в основном все останется по-прежнему.
     Слова  гостя  удовлетворили Ярцева. И он стал нахваливать ружье Николая
Николаевича.
     - Ты  же  знаешь,  -  сказал  тот,  - я всегда предпочитал бельгийские.
Именно эти - "франкотт". Штучное производство. Отделка-то, отделка, а?
     - Классная,   -   кивнул   Семен   Матвеевич,   рассматривая  рельефную
художественную гравировку на металлических частях. - Пробовал?
     - В  Белоруссии. Отличная балансировка, посадистость. Я уже не говорю о
постоянстве  боя! А ты что возьмешь? - спросил Вербицкий, оглядывая солидную
коллекцию оружия хозяина.
     - Моего   "Джемса  Пэрдэя",  -  ответил  Семен  Матвеевич,  переламывая
двустволку  и глядя стволы на просвет. - Верная штука, ни разу не подводила.
Между прочим, отдал за него семь с половиной тысяч.
     - Семь  с  половиной?  -  присвистнул  Вербицкий,  беря  ружье  из  рук
хозяина.
     - Копейка в копейку, - подтвердил Ярцев. - Уверяю тебя.
     - Девятый  калибр,  -  сказал Николай Николаевич, рассматривая ружье. -
Думаешь, подстрелим кабанчика?
     - Или  лося,  -  подтвердил  Ярцев.  -  Попадаются  частенько. Еще хочу
прихватить  вот это. - Он взял плоский футляр из кожзаменителя, открыл его и
бережно  вынул  красиво  инкрустированное и гравированное ружье. - Испытаю в
первый раз.
     - Дай-ка,  дай-ка! - загорелись глаза у Вербицкого. - ТОЗ-34 Е... Какая
прелесть!
     - Новинка.
     - Слыхал,  а  вот  держать в руках не приходилось. Молодцы, туляки, что
возрождают  производство  уникального  оружия! Где достал? - спросил Николай
Николаевич с завистью.
     - Где  достал  -  секрет,  -  улыбнулся  Семен Матвеевич. - Но вот если
хочешь, сделаю и для тебя.
     - Спрашиваешь!  Конечно,  хочу! - Вербицкий не мог налюбоваться ружьем.
-  Смотри,  ведь  могут  же  у нас. И еще как! Получше всяких там "зауэров",
"манлихеров" и "винчестеров"!
     - Патриот, - похлопал его по плечу Ярцев. - А у самого - "франкотт".
     - Так  если  бы  у нас раньше выпускали такую красотищу! - потряс ТОЗом
Николай  Николаевич.  -  Ведь  туляки  всегда  делали  отличное  оружие,  но
серийное. А я люблю, чтоб редкое. И отделка. Кому нравится шаблон?
     - Ты прав, - согласился Ярцев.
     - Послушай, - вдруг спросил Вербицкий, отдавая ружье, - как ты сюда...
     - Скатился?  -  с  кислой  улыбкой  закончил за него Семен Матвеевич. -
Обстоятельств  несколько.  А  началось  все  с  того  времени, когда создали
областной  агропром.  С  Лагутиным,  председателем,  у  нас  сразу  начались
трения. Уж кто-кто, а ты его знаешь как облупленного. Твой бывший зам.
     - Занозистый  мужик,  - нахмурился Вербицкий. - Он и под меня копал. Да
не по зубам я ему оказался. И что же вы с ним не поделили?
     - Во-первых,  как ты правильно сказал, любви к тебе он особой не питал.
А я вроде бы твой кадр.
     - Не  думал,  что  он  такой  злопамятный,  -  покачал  головой Николай
Николаевич. - Дальше?
     - Дальше,  -  усмехнулся  Ярцев. - Это уже из порядка причин не личного
характера.  Понимаешь, у Лагутина свои, местные заботы и проблемы, а у моего
республиканского  начальства  -  свои.  Да что объяснять! Сам отлично знаешь
эти  увязки-неувязки.  Словом,  господа  грызутся,  а  у слуг щеки от оплеух
горят.  А  тут  пленум  обкома...  Нового  первого  избрали. При старом я бы
удержался.  Новый  же  поддержал  Лагутина.  Вообще  сейчас  прополка идет -
о-е-ей!  А  мой участок всегда был трудным. Раньше я умел ориентироваться, а
тут  чувствую  -  надо  делать  ход  конем.  Понимаешь, из проигрыша сделать
выигрыш. Хотя бы для видимости...
     Ярцев замолчал, укладывая ружье в футляр.
     - Ну  и?  -  нетерпеливо  спросил  Вербицкий,  слушая  Ярцева с большим
вниманием.
     - В   октябре  прошлого  года  хоронили  Костюкова,  директора  "Лесных
далей"...  Представляешь,  только что повесили на грудь вторую Звезду Героя,
а он...
     - О, Костюков был голова! - закивал Вербицкий.
     - Что  ты!  Оставил  хозяйство - любо-дорого посмотреть! Я сейчас забот
не  знаю!  У  меня  главный  агроном  -  хоть  завтра в академики ВАСХНИЛ! А
жилищный фонд! А культура! Не говоря уже о самом производстве!
     - Так ты сам сюда напросился?
     - А  что  оставалось  делать?  Ждать,  пока  дадут по шапке и предложат
какой-нибудь колхоз поднимать?
     - Что  ж,  ход  правильный,  -  после  некоторого  размышления  одобрил
Вербицкий.  -  Отличный  ход,  ты  на  виду... Сам себе голова. Вокруг все с
тобой  здороваются  каждый день, уважают. Понимаешь, знают, как говорится, в
лицо.  И  сделать  можно  много хорошего. Главное - видишь результаты своего
труда.  А природа чего стоит! Так что живи себе на здоровье. - улыбнулся он.
- Радуйся жизни.
     - Легко  сказать, - вздохнул Ярцев. - Я из таких, кому подавай простор.
Пусть  область,  но  все  же  размах!  Порох-то  есть!  А тут, как ни верти,
понижение...  даже  снится, что я снова в Средневолжске. Ведь столько трудов
там  положено! Возьмите хотя бы квартиру - в центре, четырехкомнатная! Такую
теперь  не  получишь.  Потолки под четыре метра! Не могу с ней расстаться, и
все тут!
     - Это  ты  правильно  сделал, что сохранил ее за собой, не выписался, -
одобрил Вербицкий. - Хотя дом у тебя тут - шикарный! Шесть комнат!
     - Ну  уж  дураком меня не назовешь, - усмехнулся Семен Матвеевич. - А в
этой  хатке,  -  он  оглядел стены, - Злата прописана. Так что комар носа не
подточит. Правда, она рвется в Средневолжск - спит и видит!
     - Говорила...  Насколько  я  понял,  ты  считаешь  это  временным,  так
сказать,  тактическим  отступлением?  -  пристально  посмотрел  на  приятеля
Вербицкий.
     - Мы предлагаем, а бог располагает.
     - И все же какие планы?
     - Ну,  через  годик  хорошо  бы  сюда,  -  Ярцев  ткнул себя в грудь, -
Героя... Поможешь, а?
     - Это можно. А потом?
     - И   дальше   рассчитываю   на  дружескую  помощь,  -  хохотнул  Семен
Матвеевич,  однако не очень смело. - Верные люди тебе небось нужны? Я имею в
виду Москву.
     - Хочешь честно? - посуровел Вербицкий.
     - Разумеется, - несколько напрягся хозяин.
     - Когда  ты еще возглавлял облсельхозтехнику, я делал заход насчет тебя
в  министерстве.  В кадрах обещали поддержать. А тут вдруг - бац! Узнаю, что
ты  теперь  в  Ольховке. Ну сам подумай, как я теперь буду ставить вопрос? -
Увидев,  что  Ярцев  нахмурился,  он  добавил:  -  Понимаешь, должность - не
проблема, а вот прописка, квартира...
     - Неужели  твой  министр не может снять трубку и позвонить председателю
Моссовета? - с надеждой посмотрел на приятеля Ярцев.
     - Министров  много,  а  председатель  один.  И  потом, за кого просить?
Директора совхоза?
     - Насколько  я  помню,  однажды  один  товарищ  с  должности  директора
совхоза  попал прямо в кресло министра сельского хозяйства Союза, - серьезно
проговорил  Ярцев  и  улыбнулся.  -  Но  я,  как ты понимаешь, в министры не
набиваюсь.
     - Ладно, вернусь в Москву, провентилирую, - пообещал Вербицкий.
     - И  на  том  спасибо,  - обрадовался Семен Матвеевич. - Что это мы все
обо мне да обо мне... Сам-то как живешь?
     - Жаловаться грех.
     - Понимаю,  -  хитро  посмотрел  на Вербицкого Ярцев, - значит, правда,
что тебя хотят в замминистры?
     - Ну  ты даешь! - хмыкнул Николай Николаевич. - Действительно, разведка
у  тебя работает отменно! Ведь насчет этого и в Москве-то в курсе лишь узкий
круг.
     - Выходит, скоро?
     - Не  знаю,  не знаю... - ответил неопределенно Николай Николаевич. - В
ЦК решается. Только прошу тебя, об этом пока...
     - Ни-ни! - приложил обе руки к груди Семен Матвеевич. - Ни одной душе!
     - Даже Злате! - поднял палец Николай Николаевич.
     - Будь  спокоен, - заверил Ярцев и радостно потер руки. - Поохотимся мы
с тобой на славу! Гарантирую!


     В  Кабанью  рощу  добрались  не так быстро, как предполагали. Бульдозер
хоть  и  расчистил  дорогу,  но  для сугубо городской машины, какой являлась
"Лада",  она  была нелегкой. Семен Матвеевич, ехавший впереди, несколько раз
останавливался,  чтобы  помочь  увязавшему  в  снегу сыну. Однако эти помехи
никому  не  испортили  настроения:  уж  больно прекрасно было все вокруг - и
погода,  и торжественно-величественный лес, и ожидающие впереди удовольствие
и отдых.
     Наконец показался домик на берегу озера, а возле него - бульдозер.
     - Как  в  сказке!  -  с  восторгом произнесла Вика. - Избушка, дымок из
трубы и укутанные снегом ели!
     Встречать  их  вышел Рудик. Он помог отнести в дом сумки с продуктами и
снаряжение для охоты.
     - Солидно, - сказал Вербицкий, когда они зашли в "избушку".
     Это   был   огромный   сруб,  разделенный  перегородками  на  несколько
вместительных  комнат.  Самая  большая  - нечто вроде горницы, только вместо
русской печи - камин, отделанный чеканкой. В нем яростно пылал огонь.
     На  стенах  висели  шкуры  медведя  и крупного лося, рога которого были
прибиты  над  входом.  На  полу лежал грубый палас. Из мебели - лишь простой
стол и тяжелые стулья из толстых досок.
     Рудик выдал всем тулупы и валенки, что привело Вику в восторг.
     - Можем  играть  трагедию,  -  заметил  Глеб,  когда  они  облачились в
тулупы.
     - Что ты имеешь в виду? - спросила Вика.
     - По-гречески  козел  -  трагос, - объяснил Глеб. - В Древней Греции во
время   праздников,  или  дионисии,  как  их  называли,  актеры  разыгрывали
представления.  Одеты  они  были в козлиные шкуры. Отсюда и пошло название -
трагедия.
     - Так  это  же  овчина!  - засмеялся Семен Матвеевич, одергивая на сыне
тулуп.
     - Да?  -  смутился  Глеб  и  поправился  с  улыбкой:  - Что ж, мы можем
разыграть русскую трагедию. Не в козлиных, а в бараньих шкурах.
     Ярцев-старший  повел  всех  посмотреть  баню,  которая  стояла на самом
краешке   берега.   А   дальше   простиралось   плоское   блюдо   озера.  До
противоположного берега было километра три.
     - Русская   баня   -  это  хорошо,  -  одобрительно  отозвался  Николай
Николаевич,  осмотрев  предбанник, парилку и самоварную. - А то в Москве все
помешались  на  саунах...  И  что  прямо у воды, тоже здорово! Попарился - и
сразу бултых в озеро!
     - Так  и  задумано,  -  кивнул  Семен Матвеевич. - У меня тут в августе
отдыхал Элигий Петрович...
     - Соколов? - удивился Вербицкий.
     - Начальник управления? - уточнила Вика.
     - Он  самый, - ответил довольный Ярцев-старший. - Был в полном восторге
от баньки.
     - Кстати,  -  сказал Глеб, - знаете, как в России многие раскусили, что
Лжедмитрий чужестранец?
     - Интересно, - повернулся к нему Вербицкий.
     - Потому  что  он  не  любил  баню,  -  объяснил  Глеб. - Об этом писал
знаменитый  ученый  и  путешественник  Адам  Эльшлегер, известный больше под
именем Олеарий.
     - Действительно,  перефразируя  Гоголя - какой русский не любит баню! -
засмеялся  Николай  Николаевич.  Он  посмотрел  на солнце и предложил: - Ну,
Матвеич, махнем в лес? А то светило скоро закатится.
     - Я готов!
     Взяв  ружье  и  приладив  к  валенкам  лыжи,  они  отправились  в  лес,
сопровождаемые возбужденной собакой.
     Вика,  чтобы не терять времени даром, тут же устроилась на берегу озера
с  этюдником. Глеб наблюдал за ее работой. На бумагу ложились быстрые линии,
штрихи,  складываясь  постепенно  в пейзаж, который Ярцев видел перед собой.
Девушка молчала.
     - Не мешаю? - на всякий случай спросил Глеб.
     - Нисколько... Даже люблю поговорить, когда пишу. - откликнулась Вика.
     - Послушай, а тебе не будет скучно на Новый год с...
     - Предками? - с улыбкой подхватила девушка.
     - Начнется  "а  помнишь?",  "а  вот  в  наше  время",  - сказал Глеб, у
которого  вдруг  мелькнула  мысль  увезти  Вику в Средневолжск; пусть гости,
которых он пригласил к себе, знают, какие у него, Глеба, знакомства!
     - Знаешь,  надоели компании, суета... Так здорово встретить Новый год в
деревне!
     - Обычно ты где встречаешь? - поинтересовался Глеб.
     - Где  только не встречала! И в Доме кино, и в ЦДЛ, и в Доме работников
искусств,  и  в  Доме  композиторов!  Публика  вроде  разная и в то же время
одинаковая.  -  Она  криво  усмехнулась. - Сплошные знаменитости, аж плюнуть
некуда!
     "Красуется? - подумал Глеб. - Вроде не похоже".
     Сам  бы он многое отдал, чтобы встретить новогодний праздник в любом из
тех творческих клубов в Москве, которые назвала Вербицкая.
     Вдруг  издалека,  из  леса,  прогремел  выстрел,  затем  второй.  И это
показалось таким неестественным среди белой царственной тихой природы.
     - Тешатся наши старики, - усмехнулась Вика.
     - Пусть им... Разрядка...
     - Нет,  я  рада за отца, - проговорила, как бы оправдываясь, девушка. -
Работает  он  действительно  на  износ.  И  такая  разрядка  у него только в
командировках.  Когда  едет,  обязательно  прихватывает  с  собой  ружье.  В
прошлом  году  охотился  даже  на  Камчатке.  Привез  оригинальный  трофей -
голубую выдру. Вернее, шкурку. Ее там охотники ему выделали.
     - Голубую? - удивился Глеб. - Никогда не слышал.
     - Папа говорит, очень редкий экземпляр.
     - И что ты из нее сделала?
     - Пока лежит.
     - Знаешь, Вика, - предложил Ярцев, - пошли-ка в дом.
     - Я не замерзла.
     - Не заметишь, как отморозишь нос или щеки.
     А  мороз  на  самом  деле  густел,  щипал  лицо. Вербицкая с сожалением
оторвалась от своего занятия.
     В   избе   после  холода  показалось  особенно  уютно.  Рудик  сидел  у
портативного телевизора.
     - Прохватывает?  -  спросил он, когда Глеб и Вика скинули с себя тулупы
и устроились у камина.
     - Хорошо!  -  тряхнула  головой  девушка  и протянула к теплу руки. Она
блаженствовала.
     - Неплохо бы перекусить, а? - предложил Глеб.
     - Стоящая идея, - улыбнулась Вика.
     - Организуем, - деловито поднялся шофер.
     Не  суетливо,  но  споро  и  ловко  он  накрыл  стол - поставил соленые
грибочки, огурцы, помидоры, домашнюю ветчину и колбасу.
     - З