преодолевая свой страх, спрашивает едва слышным голосом:
     - Что же мы будем здесь делать?
     - Сегодня ничего, мой ангел.  Я  вас  привел  просто  для  того,  чтобы
приучить к обстановке и моей персоне. Мне хотелось бы, чтобы вы отнеслись ко
мне с полным доверием.
     Затем  он  подошел  к  одной   из   консолей,   откуда   снял   большой
фотографический портрет женщины, и подал его Анне, сказав:
     - Вот это она, моя подруга!
     - Она очень хорошенькая! - довольно искренне сказала Анна.
     - Ее уже нет! Она умерла четыре года тому назад,  варварски  убитая,  -
произнес Шарли с заметной холодностью.
     У Анны вырвалось невольно восклицание:
     - Убита!.. Каким же образом?
     - Да, была убита!.. Позже я вам  расскажу  все  подробности,  но,  Бога
ради, не будем об этом говорить сегодня.
     Он вдруг стал растроганным,  лицо  его  нервно  подергивалось,  и  Анна
поспешно произнесла:
     - Эти воспоминания вам тяжелы, я это вполне понимаю.
     Он покачал отрицательно головой и почти прокричал:
     - Напротив, я их страшно люблю, но сегодня  я  не  хочу  их  тревожить.
Придете ли вы еще сюда? В состоянии ли вы быть той сочувствующей  и  готовой
на все подругой, которую я ищу?
     Она несколько колебалась отвечать.
     - Да, мой друг, -сказала она, в конце концов, совсем твердо.
     - Тогда хотите придти в четверг? Мы пообедаем, потом придем сюда.
     Невольно она вздрогнула. Здесь, ночью? В этой траурной  комнате?  Потом
нашла это оригинальным и отвечала:
     - Хорошо, согласна.
     Он назвал ресторан, куда она должна была придти, и проводил, сказав:
     - До свидания! До четверга.
     Вышли они вместе. Тотчас  же  Шарли  оставил  ее,  раскланявшись  самым
вежливым образом. Она не решилась заглянуть в конверт, который он ей сунул в
руку, раньше, чем села в омнибус. В нем 5 фунтов стерлингов (ок. 50 руб.). У
нее запрыгало сердечко от радости.
     - Бедный Шарли! - прошепала она, вся растроганная. - Конечно, я  сделаю
для него все, что может доставить ему удовольствие.
     В назначенный день и час она нашла Шарли в ресторане. Они заняли столик
в общем зале.
     Шарли ел мало, но очаровал ее своими изысканными манерами. Лишь изредка
странный румянец на его землистого цвета щеках портил приятное  впечатление,
производимое им на нее.
     Нисколько теперь не дичившаяся, Анна спокойно пошла к нему на квартиру.
Теперь  даже  похоронная   обстановка   вызвала   в   ней   тайное   желание
расхохотаться.
     Шарли принес два темных халата, какие носят обыкновенно пилигримы.
     -  Будьте  добры,  наденьте  это,  -  сказал  он  Анне  мягким,  но  не
допускающим возражения тоном.
     И сам, подавая ей пример, быстро разделся совсем,  сняв  даже  сорочку,
показав ей на мгновение свое голое тело, стройное и изящное, и надел халат.
     Анна разделась не так скоро.
     Засучив рукава халата, Шарли помог ей. Она видела его нетерпение, но  в
то же время не поймала ни одного страстного взгляда на нее.
     - Снимите и сорочку! - скомандовал он ей  повелительно,  когда  увидал,
что Анна собирается надеть халат на ночную рубашку.
     Она повиновалась с отвращением, но не посмела протестовать.
     Шарли как бы гипнотизировал ее, уверяла она меня, когда рассказывала.
     - Вы прекрасно сложены, - заметил он холодным  тоном.  Она  попробовала
улыбнуться...
     Он взял ее за руку и подвел к дивану, который стоял напротив гроба.
     - Садитесь... не шевелитесь!
     Затем он зажег все свечи в канделябрах, а также курильницы.
     Появился дым, и по комнате распространился сильный запах ладана.
     - Мы задохнемся! - протестовала Анна.
     - Тише, не говорите ни слова, - произнес он. После  этого  он  стал  на
колени перед ней.
     - Теперь я расскажу вам историю  Женевьевы,  -  произнес  он  глухим  и
неестественным голосом.  -Уже  прошло  два  года,  как  мы  были  в  близких
отношениях, когда нам пришла фантазия отправиться путешествовать по Испании.
Мы приехали в Мадрид на Страстной неделе. Мы наблюдали разные процессии, как
вдруг один из шедших в процессии мужчин, одетый в такой же халат, как  мы  с
вами, с опущенным на лицо капюшоном, отделился от толпы,  остановился  около
нас и с иностранным акцентом произнес на английском языке  следующее:  "Если
вы охотники до оригинальных представлений, то приходите оба сегодня вечером,
в десять часов, туда-то", -при этом незнакомец дал адрес...
     Моя подруга была страшно заинтригована и непременно  хотела,  чтобы  мы
отправились по приглашению.
     В  назначенный  час  мы  были  на   указанном   месте.   Мы   вошли   в
полуразрушенный от времени дворец. Наш пилигрим  встретил  нас  и  провел  в
комнату, обставленную совершенно так же, как эта, где мы с вами сидим.
     Все свечи и курильницы были также зажжены.
     Голос Шарли  становился  все  более  и  более  задыхающимся,  лицо  его
покрылось смертной бледностью и нервно подергивалось.
     Чувствуя себя плохо, одолеваемая все  сильнее  и  сильнее  возраставшим
страхом, Анна захотела прервать его.
     - Прекратите ваш  рассказ!  Эти  воспоминания  вам  слишком  тяжелы!  Я
напугана!
     Он вдруг на нее заорал:
     - Молчать!... Я вам запрещаю говорить! Я вам плачу за то, чтобы вы меня
слушали!
     Она  слегка  откинулась  назад,  немного  оскорбленная,  но   несколько
успокоенная. Она  теперь  начинала  понимать:  все  это  была  одна  комедия
развратника, - он просто хотел себя возбудить.
     Она слегка пожала плечами.
     - Ну, продолжайте ваш рассказ! - прошептала она. Но,  против  ее  воли,
вскоре  ею  снова  овладел  ужас.  Шарли  стал  продолжать  рассказ  голосом
лунатика:
     - Нам велели сесть, и после того, как наш проводник хлопнул  в  ладоши,
все присутствующие запели. Мы ни слова не понимали; но, вероятно,  они  пели
ужасные вещи, и иногда пение  сопровождалось  ужасным  смехом.  Наконец  они
замолчали, и один из них подошел к гробу и достал  оттуда  несколько  пучков
длинных березовых розог.
     Каждый из кающихся взял по одному пучку, и  все,  подняв  свои  халаты,
нагнули голые спины, по которым соседи стали хлестать розгами. Женевьева и я
пришли в ужас. Вдруг я почувствовал, как она хватает меня за руку и шепчет:
     - Смотри, у некоторых  уже  кровь  показалась!  Действительно,  у  всех
мужчин тела были иссечены до крови, но они все-таки  продолжали  хлестать  с
остервенением друг друга; слышались крики и стоны.
     Женевьева встала и  говорит:  "Я  хочу  уйти!"  Шарли  так  естественно
передал женский голос, что произвел на Анну особенно глубокое впечатление.
     - Ради Бога, не продолжайте больше! - проговорила  она,  бросив  беглый
взгляд на окружающие их предметы.
     В эту минуту Шарли встал, обе его руки старались схватить руки Анны,  и
он своими безумными глазами пронизывал ее насквозь.
     - Увидав, что Женевьева встала, мужчины побросали розги и  налетели  на
нас.
     В один миг я был привязан на скамейке, поставленной у  стены,  чтобы  я
мог видеть  все  происходящее.  А  она,  моя  Женевьева,  была  растянута  и
привязана на скамейке! Несмотря  на  ее  отчаянные  крики,  угрозы,  мольбы,
проклятия, эти люди, скорее демоны, взяли розги, и один из них  стал  пороть
ее.
     Анна невольно вскрикнула:
     - О! Это сон, это кошмар! Послушайте, это неправда!
     Не обращая внимания на ее слова, он продолжал рассказывать,  сжимая  ее
руки все сильнее и сильнее.  Она  чувствовала  его  дыхание,  так  он  стоял
близко, и это бросало ее в жар и холод.
     - Они продолжали ее сечь. Я видел, как  на  ее  белом  теле  появлялись
полосы, как число их росло,  как  они  становились  фиолетовыми,  и  наконец
показалась кровь. Она кричала, стонала, звала меня на помощь... Но что я мог
сделать, привязанный?!... В конце концов я потерял сознание, когда я  пришел
в себя, зало было пусто... Я был  отвязан.  Я  уже  собрался  бежать,  когда
увидел, что Женевьева лежит в гробу, мертвая.
     Анна сделала в эту секунду такой скачок, что вырвалась из его рук.
     - Молчите, умоляю вас! Вы добьетесь, что я  захвораю!  -  сказала  она,
бросив взгляд на гроб, у которого очутилась совсем близко.
     Он опять взял ее, но без насилия, привел на прежнее  место  и,  сжимая,
стал умолять:
     - Будьте доброй... сделайте то, что я прошу, я  так  вам  буду  за  это
благодарен!
     - Но что вы хотите?
     Он взял из гроба пучок длинных и свежих березовых розог, лег на диван и
сказал, задыхаясь от волнения:
     - Бейте меня! В память  ее  мучений.  Пусть  и  я  буду  страдать,  как
страдала она.
     Анна машинально взяла из его рук розги:
     - Мне бить вас? Нет, нет, я не в силах! Я не могу решиться на это!
     - Да, да бейте по ягодицам, бейте, что есть мочи! Не бойтесь ничего, ни
моих криков, ни просьб... Порите безжалостно, я так хочу!
     Тронутая такими мольбами, она слабо ударила его розгами.
     - Сильнее, умоляю, сильнее... Она начала бить посильнее.
     - Еще сильнее! Еще сильнее!
     Это  полоумный,  подумала  она,  но,  несколько   свыкшись   со   своим
положением, Анна стала хлестать гораздо  сильнее,  находя  уже  удовольствие
причинять ему боль. Теперь уже розги свистели уверенно и смело  ложились  на
тело, которое стало от боли вздрагивать, а ногтями  он  вцепился  в  материю
дивана.
     Наконец, он вскочил с дивана и совершенно неожиданно бросился на Анну.
     Та стала барахтаться, вырываться, кричать:
     - Пустите меня!.. Убийца! Меня убивают! Спасите!.. Помогите!..
     Но  вскоре  она  была  растянута  и  привязана  на  скамейке,  как  его
Женевьева.
     Так как Анна продолжала кричать, то он приложил ей ко рту кляп из  ваты
и крепко привязал его полотняной тесьмой.
     Теперь она не могла кричать...
     Обнажив ее, он нагнулся  и  рассматривал.  Затем  она  видела,  как  он
подошел к гробу и достал оттуда два пучка розог, еще более толстых, чем  те,
которыми она его секла. По крайней мере ей так показалось.
     Очевидно, что он ее будет пороть этими ужасными  розгами,  и  она  была
уверена, что умрет, не перенеся этого.
     Действительно, он принялся безостановочно сечь.
     Боль была нестерпимая, к тому же кричать она не могла. Долго ли  он  ее
сек, она не может сказать, так как от боли или  от  недостатка  воздуха  она
впала в бессознательное состояние.
     Когда она пришла в себя, то увидала, что лежит в постели, на ней надета
ее сорочка. Комната эта уже другая.
     Шарли сидел на краю кровати, и когда увидал, что она открыла глаза,  то
самым спокойным голосом спросил, лучше ли ей теперь?
     Она еще не вполне освоилась и отвечала знаком головы утвердительно.
     Он ей дал выпить воды. Мало-помалу она окончательно пришла в  себя.  Ей
тотчас же представилась ужасная сцена, предшествовавшая потере ею сознания.
     - Послушайте, это  гнусно,  то,  что  вы  проделали  со  мной,  я  буду
жаловаться прокурору!
     Шарли улыбнулся и пожал плечами.
     - Но что вы скажете, мой ангел?
     - Вы меня истязали!
     - Разве вы ранены?
     Анна быстро вскочила с постели, чувствуя слабость, но, к ее  удивлению,
не было сильной боли на тех местах, по которым он ее  сек.  Подняв  сорочку,
она убедилась, что нет никаких особенных следов от розог. Была  припухлость,
полосы, но ни одной раны, ни одного синего рубца.
     - Теперь вы не станете утверждать, что я был с вами жесток!  Никто  вам
не поверит! Строже секут пятилетнюю девочку. Завтра все исчезнет у вас.
     Она буквально была ошеломлена и стояла, разинув рот. В это время он  ей
подал одежду, сказав:
     - Одевайтесь... Вы знаете, уже час ночи. А мне нужно быть дома. Ведь  я
женат, и моя жена терпеть не может, чтобы я не ночевал дома.
     Когда она была совсем готова и собиралась уходить, он ее спросил:
     - Сколько вы желаете получить?
     Она вспомнила о предстоящих ей платежах по векселям и отвечала:
     - Двенадцать фунтов стерлингов (около 120 рублей).
     - Черт возьми, немало!
     Потом он улыбнулся и говорит:
     - Впрочем,  ты  стоишь  этих  денег!  Ты  заставила  меня  пережить  до
невероятия блаженные минуты,  благодаря  обмороку,  который  одну  минуту  я
принял за настоящую смерть; повторяю, когда ты лежала в гробу, я был наверху
блаженства.
     Он дал Анне деньги, проводил ее до извозчика и даже заплатил ему.
     Больше о нем Анна не слыхала. Бывали у нее не раз денежные затруднения,
но она уже не рисковала навестить Шарли, да он, вероятно, и не принял бы ее.
     - Вы не поверите, доктор, - прибавила  Анна,  заканчивая  свой  длинный
рассказ, - я почти уверена, что все про Женевьеву он сочинил. Тем не  менее,
он способен изувечить, не имея ни  капли  злобы.  Вы  не  можете  себе  даже
представить, до чего этот человек вежлив, приличен, если бы не эта мания.
     В России,  в  мае  1909  г.,  в  гор.  Николаеве,  в  гостинице  "Новая
Германия", той самой, где в свое время  были  арестованы  одесские  торговцы
живым товаром, обнаружена новая жертва  разврата,  почти  ребенок,  хрупкая,
маленькая девочка, А. В., еще  не  достигшая  13  лет,  тонкая,  белая,  как
молодая  березка.  Девочка   эта   числилась   как   бы   в   услужении;   в
действительности же, как установлено,  комиссионер  и  совладелец  гостиницы
Владимир X. продавал ее посетителям.
     Жизнь В. представляется сплошным мучением. Сама она из Одессы. Отец ее,
беспросыпный пьяница,  когда  она  былаи  еще  маленькой  девочкой,  бил  ее
"смертным боем", привязывал к кровати и стегал ремнем или сек розгами до тех
пор, пока она не впадала в  бессознательное  состояние.  Не  имея  денег  на
пьянство, он заставлял ее выпрашивать на улицах  милостыню,  деньги  забирал
себе и пропивал. Не удивительно, что, живя в этой атмосфере, девочка впитала
в себя все ароматы  уличного  разврата,  В  один  прекрасный  день  какой-то
любитель  "острых  ощущений",  мужчина  хорошо  одетый,  высокий,   угрюмый,
соблазнил ее шоколадом, конфетами и серебряным рублем, который представлялся
девочке недостижимым богатством, и растлил ее.
     По словам девочки, она отдалась не добровольно,  а  силой.  Сперва  она
думала, что господин приказал раздеться, чтобы поласкать  только,  но  когда
она увидала, что он  хочет  делать,  то  стала  сопротивляться  и  кусаться,
господин несколько раз ударил по щекам  и  сказал,  что  больно  ее  выпорет
розгами: "Шкуру тебе спущу, если не будешь лежать смирно!" Она  все-таки  не
давалась, плакала, кричала и просила отпустить ее домой. Тогда он ее схватил
с постели, засунул ей в рот  свернутое  полотенце,  так  что  она  не  могла
кричать, и потащил на чердак, где стал драть розгами так больно, как  ее  не
порол никогда даже отец.
     Выпоровши ее, он вынул полотенце и спросил,  будет  ли  она  лежать  на
постели смирно, иначе обещался опять пороть еще больнее. Девочка согласилась
лежать смирно, тогда он ее опять принес вниз и положил на постель,  где  она
позволила делать с ней все, что угодно.
     Это облегчило задачу В.,  так  как  она  не  должна  была  гоняться  за
прохожими и получать от них по копейке: ее соблазнитель каждый раз давал  ей
в награду по двугривенному. Таким образом, девочка прибыла в Николаев,  имея
уже за собой некоторый проститутский опыт и даже проявляя  известный  задор,
привлекавший гостей. Здесь она несколько отдохнула, так  как  не  имела  над
собой отца-тирана, который ее терзал, бил  и  заставлял  отдавать  себе  все
деньги.
     Жизнь в Николаеве сначала была, по сравнению с одесской, очень хорошей.
Две  ее  подруги,  старые  и  опытные  проститутки,  промышлявшие  в  "Новой
Германии", порекомендовали  ей  пойти  к  X.  -  он-де  не  обидит.  Девочка
поступила к X., и вначале тот водил к ней  "приличных"  клиентов,  плативших
ему хорошие деньги. Но с течением времени, когда девочка  уже  потеряла  для
"почтенных" гостей интерес, к ней стали приводить обыкновенных развратников.
Эти оказались более грубыми и придирчивыми и, кроме того, девочку  понуждали
принимать их в большом числе.
     Если же она настойчиво отказывалась, то экономка била ее по щекам  так,
что "из глаз искры сыпались и часто кровь из носу текла".
     Раз как-то экономка отхлестала ее по щекам за  отказ  принять  третьего
гостя, она лежала в кровати и, уткнув голову в подушку, ревела. В это  время
вошел хозяин гостиницы, которому экономка пожаловалась на девушку, и  велел,
как только запрут гостиницу, выпороть ее хорошенько розгами. Она соскочила с
кровати и стала просить прощения, обещая, что  будет  принимать  гостей  без
отказа, но он сказал, что надо было раньше думать,  и  велел  непременно  ее
высечь, как только уйдут гости.
     Вечером ее потащили два коридорных в погреб, где растянули на скамейке,
один держал за ноги, другой за руки, а экономка выпорола розгами так больно,
что, по словам девушки, она с трудом встала.
     Обо всем этом каким-то образом дошло до сведения полиции.
     Когда X. заметил, что за  гостиницей  установлен  надзор,  он  приказал
девочке отправиться к врачу,  зарегистрироваться  и  получить  проститутский
билет из полиции, угрожая, что,  если  она  не  послушается  или  пожалуется
полиции, он выпорет ее розгами еще больнее, чем последний раз.
     Девочка пошла к врачу. Но тот, посмотрев на хрупкую, маленькую  фигурку
низкорослой девочки, которая  выглядела  еще  ребенком,  стал  увещевать  ее
бросить проституцию и обратиться к честному труду.  Девочка  настаивала,  но
врач категорически отказался зарегистрировать ее.  Когда  девочка  вернулась
домой, туда нагрянула полиция. X. отрицал свою вину, но девочка должна  была
в конце концов во всем чистосердечно сознаться.
     Когда девочку осмотрел полицейский врач, то нашел на бедрах,  ягодицах,
ляжках и даже на части живота и спине следы от рубцов и фиолетовые полосы во
многих местах, очевидно, от жестокого наказания розгами.
     Хозяина гостиницы привлекли к суду за истязание девочки  и  принуждение
ее силой заниматься проституцией.


        ^TПСИХОЛОГИЯ ФЛАГЕЛЛЯНТА И ФЛАГЕЛЛЯНТШИ^U

     В отношении к флагелляции между мужчинами и  женщинами  есть  некоторое
различие.
     Во-первых, как мы уже говорили выше, число  женщин,  предающихся  чисто
активной флагелляции, значительно  превышает  число  пассивных  флагеллянтш;
тогда как у мужчины страсть к активной флагелляции почти всегда  соединяется
со страстью  к  пассивной  флагелляции,  если  только  субъект  не  страдает
чистейшим садизмом.
     В сущности, женщина-флагеллянтша есть скрытая садистка и  очень  робкая
мазохистка.
     Подвергая кого-нибудь сечению, женщина вносит всегда некоторое  чувство
враждебности к своей жертве, даже часто жестокости, и никогда  не  питает  к
ней, как мужчина-флагеллянт, любви.
     Это  проистекает,  как  мы  уже  объяснили,  от  разницы  в  физической
организации мужчины и женщины.
     Страсть сечь кого-нибудь или быть  высеченной  -  у  женщины  аберрация
исключительно умственная. У мужчины же прилив крови  от  сечения  к  половым
органам вызывает феномены  всецело  физиологические,  благодаря  которым  он
испытывает сладострастные ощущения, как от нормального совокупления.
     Следовательно,     мужчина-флагеллянт     менее     ненормален,     чем
женщина-флагеллянтша.
     Если мы рассмотрим ближе факты флагелляции, то будем поражены следующим
обстоятельством.  Мужчина-флагеллянт,  за   редкими   исключениями,   быстро
превращается в  маньяка  и  находит  удовольствие  практиковать  флагелляцию
постоянно в одних и тех же условиях. Вы увидите, что в  течение  десяти  лет
мужчина-флагеллянт  повторяет  одну  и  ту  же  комедию,  доставляющую   ему
одинаковое наслаждение, - нравится ли ему разыгрывать роль непослушного  или
шаловливого ученика или изображать собаку, с которой плохо обращаются.
     Совершенно  наоборот,  женщина-флагеллянтша  отличается   поразительным
разнообразием своей фантазии, которая зави