,  что
обвинительница была обнажена и избита своим  мужем  за  то,  что  не  хотела
вместе с ним отправиться на то богослужение, которое в  последнее  время  он
стал посещать. Спрошенная членами магистратуры, мисс Скотт  заявила,  что  у
нее нет ни малейшего желания домогаться наказания мужа;  пусть  только  даст
серьезное обещание, что впредь никогда  худо  с  ней  обращаться  не  будет.
Вызванный на суд, мистер Скотт не пожелал подчиниться желанию своей  супруги
и воскликнул: "Неужели я не должен повиноваться  закону  Божьему,  а  должен
признавать законы человеческие?" Так  как  обвиняемый  упорствовал  в  своем
нежелании оставить мысль о  наказании  жены,  то  судьи  приговорили  его  к
месячному тюремному заключению с назначением на самые тяжкие  принудительные
работы. По поводу этого случая и по поводу стойкости  и  преданности  своему
убеждению мистера Скотта Георг Берд  произнес  целую  серию  проповедей.  Он
утверждал, что на обязанности каждого мужчины лежит держать  в  своих  руках
бразды  домашнего  правления,  и  что  поэтому,   а   также   на   основании
божественного закона, он имеет право приводить свою жену к повиновению путем
телесного наказания тогда, когда она этого заслуживает".


        ^TРОЗГА В БУДУАРЕ^U

     О применении розги среди  молодых  женщин  в  одном  из  излюбленных  и
популярнейших журналов "Family Herald"  имеется  настоящий  и  неисчерпаемый
колодезь  новостей.  Как  это  всякому  известно,  журнал  этот   пользуется
особенной любовью, благодаря  помещаемым  в  нем  сообщениям  многочисленных
корреспондентов. Особенно много говорят  последние  о  телесных  наказаниях,
применяемых к девочкам и девушкам как в  школах,  так  и  в  домашнем  быту.
Впрочем,  "Family  Herald"  представляется  не  единственным   периодическим
журналом, посвящающим свои  страницы  "березовой  каше".  "Queen",  один  из
моднейших журналов столицы Англии, лет пять тому назад также открыл  столбцы
своих страниц для  обмена  мыслей  по  поводу  разбираемых  "Family  Herald"
вопросов. Сначала сообщения  различных  сотрудников  касались  исключительно
разбора подходящих  наказаний  для  маленьких  детей  и  решения  вопроса  о
целесообразности применения розги при воспитании детей дошкольного возраста.
Но с течением времени гостеприимный редактор отводил  все  больше  и  больше
места письмам и сообщениям, касавшимся телесного  наказания  более  взрослых
детей. Мы полагаем, что нашим читателям будет небезынтересно познакомиться с
двумя из этих писем в редакцию.
     "Только  что  прочитал   в   превосходном   журнале   вашем   сообщения
корреспондентов на весьма важную тему о телесных наказаниях детей. А так как
я в этом отношении сделал несколько, по моему убеждению, ценных  наблюдений,
то смею  надеяться,  что  вы,  любезный  господин  редактор,  разрешите  мне
поделиться ими на страницах уважаемого издания вашего. Когда три  года  тому
назад Господь призвал к  себе  мою  супругу,  мне  пришлось  лично  заняться
воспитанием наших детей: двух  девочек  и  четырех  мальчиков.  Мальчиков  я
отправил в пансион, а для девочек пригласил гувернантку. Нужно заметить, что
дочурки мои  до  самого  последнего  времени  воспитывались  покойной  женой
чрезвычайно заботливо и не знали о том, что на свете  существуют  для  детей
телесные наказания. В дальнейшем я заметил, что  со  смерти  матери  девочки
делали весьма слабые успехи в науках, и, кроме того, поведение их  оставляло
желать лучшего: они начали грубить  и  обнаруживали  очень  мало  девических
наклонностей. Все это меня огорчало, и, по представлению воспитательницы,  я
в конце концов дал свое согласие на то, чтобы в доме  завести  розгу.  Розга
была приобретена такого образца, на какой указала гувернантка: кусок  мягкой
гибкой кожи, в окончании расщепленный на тонкие полоски, хотя и  причинявшие
сильную боль, но не производившие никаких повреждений кожи и  не  вызывавшие
скверных последствий для организма. В первый раз розга  была  пущена  в  ход
после того, как у меня пропали деньги, и когда после перекрестного допроса я
убедился в том, что кражу совершили  только  мои  девочки.  Я  распорядился,
чтобы гувернантка наказала обеих дочек солидным количеством ударов. Временем
для приведения моего приговора в исполнение был  назначен  вечер,  местом  -
будуар  воспитательницы.  После  вечерней  молитвы  обе   девочки   получили
основательную порку пониже голой спины. Их привязали к дивану, чтобы они  не
могли сопротивляться. После экзекуции каждая из наказанных поцеловала  розгу
и поблагодарила гувернантку за  "науку".  Только  тогда  им  разрешено  было
одеться.
     Со  времени  этого  наказания  поведение   девочек   коренным   образом
видоизменилось;  кроме  того,  мы  стали  замечать,   что   они   занимаются
чрезвычайно усердно и  в  преподаваемых  им  предметах  делают  изумительные
успехи. Вот уж девять месяцев прошло со времени экзекуции, и ни одной из них
не пришлось призывать в будуар  для  наказания,  хотя  временами,  но  очень
редко, приходилось все-таки заставлять розгу прогуливаться по рукам девочек;
подобные наказания  налагались  за  отсутствие  должного  при  приготовлении
уроков прилежания.
     С не менее положительным результатом применял я мою  розгу  и  к  своим
сыновьям, причем не могу умолчать о том, что я нахожу этот инструмент  более
целесообразным,  нежели  розгу  березовую,  которая  при  слишком   усердном
обращении с ней наносит и коже, и всему организму значительные  повреждения.
Ничего подобного с кожаной розгой наблюдаться не может, хотя в то  же  время
испытываемая наказуемым боль гораздо чувствительнее,  нежели  при  березовых
прутьях. А чувство боли и  есть,  по  моему  мнению,  главная  цель  всякого
телесного наказания: "О нем никогда позабыть не должно!".
     Один из преподавателей большого училища для девочек также  с  восторгом
отзывается  о  прекрасном  действии  этого  инструмента.  Приводим  дословно
сообщение его "способа употребления". "Ремень приготовлен  из  мягкой  кожи;
оканчивается он  массой  маленьких  тонких  полосок.  При  применении  этого
инструмента на руке молодой девушки получаются изумительные результаты. Само
собой разумеется, что боль при наказании вызывается очень сильная,  но  зато
скоропреходящая, а так как кожа при этом нисколько не повреждается, да и сам
способ выполнения наказания  не  может  быть  назван  неблагопристойным,  то
приходится согласиться с тем, что этот  инструмент  должен  быть  предпочтен
березовым прутьям, связанным в розгу. Во всяком случае, вызываемое в  данном
случае болезненное ощущение совершенно достаточно для того,  чтобы  понудить
молодых девушек  добросовестно  относиться  к  приготовлению  задаваемых  им
уроков".
     В  заключение  приводим  письмо  одного  господина,  которое  некоторым
образом затрагивает новые взгляды на телесные наказания: "По  моему  мнению,
публичное  наказание  взрослых  девушек  должно  быть  воспрещено   законом.
Наказание ребенка в возрасте шести - восьми лет  -  одно  дело,  а  то,  что
описывает ваш корреспондент, - другое дело. Еще несколько месяцев тому назад
я  с  нерешительностью  относился  к  подобным  корреспонденциям,  но   опыт
последних недель заставил меня составить непоколебимое мнение.
     Я холостяк. Несколько лет тому назад умерла у меня сестра, возложив  на
меня перед  смертью  заботы  о  ее  дочери.  Теперь  моей  племяннице  всего
восемнадцать лет. Это  -  прекрасная  девушка,  скромная,  благовоспитанная,
какие  редко  встречаются.  Она  живо  интересуется  всеми  науками  и   для
пополнения своих знаний  выразила  желание  посещать  одно  из  значительных
учебных заведений; покоряясь ее влечению, я переговорил обо всем необходимом
с начальницей этого училища.
     Когда я  в  одну  из  суббот  возвратился  из  Лондона,  приехав  домой
незадолго перед обедом, меня встретила моя старая экономка, служившая у меня
много лет, с чрезвычайно опечаленным выражением лица. Из расспросов я узнал,
что "молодая барышня пришла домой в большом волнении и сейчас же заперлась в
своей комнате". Как оказалось впоследствии, дело было в следующем.
     В это утро была назначена лекция об английской поэзии; лектор отнесся к
ней чрезвычайно поверхностно  и  выражение  "Мы,  смертные  миллионы,  живем
одиноко" приписал перу Теннисона. Так как я сам часто занимаюсь  литературой
и отношусь к ней с большой любовью, то моя  племянница,  при  совместной  со
мной жизни, более начитана, нежели другие девушки ее возраста. Она позволила
себе остановить преподавателя, сказав ему, что автором приведенных выше слов
является не Теннисон, а Матье Арнольд.
     Одна из присутствовавших на уроке гувернанток серьезным тоном запретила
ей прерывать учителя и поправлять его и поставила ей в  журнале  крестик.  У
начальницы  было  обыкновение  всех  отмеченных  крестом  учениц  подвергать
телесному наказанию, и моя племянница сама была несколько раз свидетельницей
производимых над малолетними ученицами экзекуций, не подозревая, разумеется,
что подобная мера может быть предпринята не по отношению к детям.
     К безграничному удивлению моей племянницы, после уроков ее пригласили в
учительскую и к еще  большему  изумлению  объявили,  что  за  непочтительное
отношение к учителю ей предстоит подвергнуться  наказанию.  Ни  просьбы,  ни
протесты ни к чему не привели; несчастная барышня должна была уступить  силе
и получила от руки своей начальницы двенадцать сильных ударов розгой.
     Я сам по происхождению - ирландец, и вам нетрудно представить себе  мое
негодование по поводу столь унизительного обращения  со  взрослой  девушкой,
которая не сегодня-завтра должна была выйти замуж. Я принял быстрое решение,
одобренное несколькими дамами, которым я о нем сообщил. С трудом уговорил  я
племянницу как ни в чем не бывало снова начать посещение училища,  и  вскоре
после  описанного  выше  происшествия  я  передал   начальнице   приглашение
пожаловать к нам на завтрак. Это было в начале января. Вместе с приглашением
я уведомил ее, что, кстати, уплачу ей следуемое за  учение  племянницы.  Она
явилась; по моему распоряжению, ее  провели  в  нашу  домашнюю  библиотечную
комнату; там ее поджидали уже три замужние  женщины,  жены  моих  друзей,  о
которых я упомянул выше и которые отнеслись с одобрением к  моему  плану.  Я
пригласил ее сесть и высказал мое мнение на счет ее обращения  с  ученицами.
Далее, я сказал ей, что сначала у меня явилась мысль  возбудить  против  нее
судебное преследование,  но  затем  я  порешил  наказать  ее  в  присутствии
находящихся здесь дам так же точно, как она наказала  мою  племянницу.  Само
собой разумеется,  разыгралась  ужасно  бурная  сцена,  но  угрозы  судебным
процессом  заставили  почтенную  матрону  согласиться   с   моим   решением.
Немедленно же я оседлал коня и отправился в Итон, где приобрел обычную здесь
розгу. Ко всему сказанному должен  еще  добавить,  что  начальница  получила
двадцать дюжих ударов, которые она, как рослая и крепкая особа, должна  была
перенести  вполне  свободно.  Племянница  не  захотела  присутствовать   при
экзекуции,  но  зато  после  порки  я  заставил   наказанную   попросить   у
оскорбленной ею барышни извинение".


        ^TИНСТРУМЕНТЫ И ПРИСПОСОБЛЕНИЯ ДЛЯ СЕЧЕНИЯ^U

     Весьма важный вопрос о том,  какой  именно  инструмент  является  самым
подходящим и наиболее  целесообразным  для  телесных  наказаний,  в  течение
долгого времени являлся спорным и возбуждал массу прений.  Из  неисчислимого
количества различных инструментов, применявшихся в  различные  столетия  для
телесных наказании,  многие  являлись,  без  сомнения,  результатом  зрелого
обсуждения,  в  то  время  как  другие  появлялись  на  свет  при  случайных
обстоятельствах,  по  потребности  минуты.   Раздражительные   учителя,   не
находившие в пылу гнева обычного инструмента  для  наказания,  обращались  к
чему попало, пуская в ход  шляпы,  полотенца,  линейки  и  другие  предметы,
способные наносить удары. Из среды святых Доминик Лорикатус пользовался  при
самоистязаниях веником.  Другой  Доминик,  основатель  ордена  доминиканских
монахов, избрал инструменгом наказания железные вериги. Гульберт пользовался
кожаным ремнем с узлами,  некоторые  обращались  к  крапиве,  чертополоху  и
волчецу. В "Золотой Легенде" сообщается об одном святом,  который,  не  имея
никаких определенных положений для выполнения процедуры  умерщвления  плоти,
тем не  менее  занимался  ею  и  пользовался  попеременно  то  кочергой,  то
угольными щипцами, то  другими  подходящими  ручными  инструментами.  Святая
Бригета употребляла для телесных  наказаний  и  самобичевания  связку  своих
ключей;  другая  святая,  славившаяся  своей  особенной  преданностью   идее
умерщвления плоти, прибегала с этой целью к солидному  пучку  пружин.  Санчо
Пансо  -  как  это  известно  каждому,  читавшему  знаменитого  Дон   Кихота
Ламанчского, - оставался верен своему  наивному  характеру,  граничившему  с
придурковатостью, и совершал процесс покаяния с  помощью  своих  собственных
рук.
     Как сообщает Обри, в 1678 году среди знатных фамилий Англии существовал
обычай показываться всюду с большим веером в руках;  рукоятка  такого  веера
имела в длину добрых пол-аршина, а сам он служил своим обладателям не только
для защиты от солнца и охлаждения, но и  в  роли  инструмента,  которым  они
наказывали взрослых дочерей своих,  замеченных  в  мелких  неблагопристойных
поступках, особенно же  в  упорстве  и  непослушании.  Сэр  Томас  Мор  имел
обыкновение наказывать взрослых  дочерей  своих  розгой,  приготовленной  из
пучка павлиньих перьев.  Некоторые  рыбачки  наказывали  попавшихся  воришек
высушенной  кожей  угря;  об  одной  хозяйке  рассказывают,  что  в   минуты
раздражения она колотила свою кухарку костью  от  бараньего  окорока.  Туфли
сплошь и рядом служат инструментом для наказания.
     Римляне, достигшие  в  искусстве  телесных  наказаний  высших  степеней
совершенства, в зависимости от вида преступления  применяли  соответствующий
инструмент. Гораций и Ювенал описывают три из них, именно: scutica,  ferula,
flagellum. Scutica представлял собою ремень из кожи или  пергамента,  ferula
приготовлялась из прута или из палки. Оба этих инструмента  были  в  ходу  в
римских школах, причем с некоторыми только  незначительными  видоизменениями
сохранились до самых  позднейших  времен.  Flagellum  -  это  род  плети  из
кожаного ремня или сплетенных веревок, прикрепленных к  деревянной  ручке  и
чаще всего снабженных узлами либо маленькими кусочками  железа  или  свинца,
что, конечно,  увеличивало  силу  наносимых  подобным  инструментом  ударов.
Установить точную форму античной ферулы затруднительно: неизвестно, была  ли
она похожа на розгу, прут или ремень; что же касается позднейшей формы, то о
ней имеется повсюду вполне достаточное количество сведений. По средневековой
резьбе на дубовых предметах, встречающихся в церквях, монастырях и  соборах,
фигура учителя с поднятой розгой в руке изображается постоянно обращенной  к
"заднему месту". Ферула позднейшего периода представляла собою  замысловатый
инструмент, применявшийся исключительно для ударов по руке. Изготовлялся  он
из дерева, походил несколько на колотушку и  был  снабжен  посередине  своей
широкой части небольшим отверстием, вследствие чего при каждом ударе на коже
руки наказуемого вскакивал пузырь. Последнее обстоятельство  в  значительной
мере увеличивало силу  наказания.  Применявшаяся  лет  сорок  тому  назад  в
английских школах ферула имела вид вырезанной из дерева ракетки,  и  до  сих
пор еще на школьных печатях изображается учитель, держащий в  руке  страшную
ракетку. Несколько времени тому назад в Амстердаме  была  устроена  выставка
школьных предметов и принадлежностей, относящихся как к  древним,  так  и  к
позднейшим временам. Среди экспонатов находилась также ферула и  изображение
какой-то птички. Такую птичку обыкновенно подбрасывали ученику, совершившему
противозаконный поступок; с ней он должен был явиться к учителю и  протянуть
ему руку ладонью вверх для восприятия заслуженных ударов. На картине  Жерара
Дау изображен один из кембриджских учителей с подобным именно инструментом в
руке. "Удары, наносимые этой деревянной ферулой,  были  настолько  опасны  и
чувствительны, что быстро после наказания заинтересованное место покрывалось
ранами и ссадинами; другой же  подходящий  к  феруле  инструмент  отличался,
правда, тем же действием в смысле болевого ощущения, но  не  оставлял  после
себя, по крайней мере, столь серьезных следов. Мы говорим о широком  кожаном
ремне, имевшем приблизительно десять дюймов в длину и  от  четырех  до  пяти
дюймов в ширину; один конец его был закруглен, другой связан и  укреплен  на
деревянной ручке.  Кожа  отличалась  своей  толщиною;  она  была  обработана
дублением, что придавало ей известную плотность, не  лишая  в  то  же  время
свойственной ей  гибкости.  Применялся  этот  инструмент  для  наказания  по
ладонной поверхности руки и вызывал острое, колющее и щиплющее ощущение.
     Шотландская ферула представляла  собою  простой  кожаный  ремень,  один
конец которого изрезывался на тонкие полоски,  закалявшиеся  на  огне;  этот
инструмент применялся главным образом для  нанесения  ударов  по  руке.  Уже
Ювенал, говоря о римских школьниках, упоминает, что  они  "отдергивали  свои
руки от ферулы"; ученики же позднейших времен также стараются  защитить  их,
для чего натягивают рукава куртки  через  пальцы.  Так  называемая  wirga  а
представляла собою обыкновенный садовый прут; этот  своеобразный  инструмент
пользовался одно время большим  уважением  у  римлян  и  должен,  по  нашему
мнению, считаться родоначальником розги, царствовавшей  так  долго  во  всех
школах,  кажется,  всего  мира.  Мудрейший  царь  Соломон  говорит:   "Розга
предназначена для спины непонятливых", и в другом месте: "Кнут  для  лошади,
кирпич для осла, розга для спины дурака". Согласно с этим советом, наказания
розгами применялись обычно на обнаженную заднюю часть провинившегося.  Чтобы
облегчить задачу "экзекутора", преступника клали на скамью или колоду,  либо
на спину  одного  из  старших  учеников  (последний  способ  носил  название
"посадить на лошадь") и в таком положении приводили наказание в  исполнение.
Впрочем, последняя процедура относится к давно  прошедшим  временам,  о  чем
свидетельствует картина из Помпеи, хранящаяся в  одном  из  музеев  Неаполя.
Картина эта изображает малого, который сидит на  спине  своего  соученика  и
"воспринимает" удары от руки "господина учителя". На печати одной из школ  в
Англии, относящейся к периоду царствования короля Эдуарда VI,  выгравировано
изображение  ученика,  наказываемого  розгой;  под  рисунком  подпись:  "Кто
пренебрегает розгой, тот ненавидит своего сына".
     В общественных школах состоял обыкновенно на службе особый человек,  на
обязанности которого лежало выполнение телесных наказаний; такой обычай, как
оказывается, существовал с самых древних времен. Уже Джон в своем  сочинении
"Обычаи и нравы древних греков" упоминает,  что  у  спартанцев  "смотрителей
сопровождали по школам настоящие палачи".  В  общественных  школах  особенно
охотно привлекали служащих на кухне к выполнению телесных наказаний.
     Исключенные из сословия лица, т. е.  лишенные  всех  прав  состояния  и
умершие, восстанавливались в своем человеческом  достоинстве  церковью,  что
сопровождалось соответствующей  церемонией,  заключавшейся  в  экзекуции  их
могил.
     Если принималось решение, в  силу  которого  умерший  должен  был  быть
возвращен общине праведных христиан, то труп его  обыкновенно  вырывался  из
могилы, а сама могила подвергалась экзекуции,  во  время  которой  священник
произносил следующие  слова.  "По  своему  сану  освобождаю  тебя  из  числа
отвергнутых людьми и церковью и причисл