вратить подозрения и привести  к  благоприятному
концу  свои  любовные  интрижки.  Чтобы  победить  чувство   стыдливости   у
некоторых, они говорили, что наши прародители ходили в раю голыми, что  люди
при крещении тоже бывают голыми  и  в  таком  же  виде  будут  при  всеобщем
воскресении. Ссылались также на  текст  из  Священного  Писания:  "Ступай  и
покажись священникам", чтобы оправдать необходимость  для  кающихся  быть  в
обнаженном виде.
     В 1765 году в  Лондоне  появилось  довольно  любопытное  сочинение  под
названием  "Дорога  в  рай".  В  нем  есть  несколько  довольно   любопытных
подробностей из монастырской жизни.
     Так, например, один здоровенный монах,  духовник  в  одном  из  женских
монастырей,  проповедовал,  что  наиболее  короткий  путь  в  рай  -  особое
наклонение  тела.  Проповедуемое  им  положение  было   очень   удобно   для
злоупотреблений со стороны монаха над кающимися женщинами.
     Подобные молодцы или отцы вроде Жирара, о проделке которого  с  девицей
Кадир мы говорили в первом томе  нашего  труда,  были  всегда  самыми  ярыми
защитниками флагелляции во всех ее видах.
     Св. Терезия, бичевавшая себя по совету своего духовника, испытывала при
этом невыразимые наслаждения. Аббатиса Луденского монастыря подвергала  себя
и своих монахинь сечению. Все они были влюблены в ксендза  Грандье,  который
проповедовал им прелести покаяния и уверял, что  в  них  сидит  дьявол,  для
изгнания которого их необходимо сечь и сечь...
     Многие из женщин испытывают мазохизм вместе с  флагелляцией.  Некоторые
из них умоляют о прощении,  как  будто  они  страшно  боятся  ожидающего  их
телесного наказания, а между тем они часто желают быть подвергнуты сечению в
минуту сладострастия.
     Флагелляция, которой  добиваются  некоторые  женщины,  благоприятствует
тому, чтобы разыгрывать  роль  мужчины,  и  обладание  подругой  бывает  тем
страстнее, чем флагелляция сильнее и продолжительнее.


        ^TТЕЛЕСНЫЕ НАКАЗАНИЯ В КИТАЕ. ФЛАГЕЛЛЯЦИЯ У ПРОСТИТУТОК^U

     Китай, мудрость конституции которого признается  многими,  представляет
во многих отношениях деспотическую монархию.
     Палочный режим в полном ходу в Китае. Пантце,  или  наказание  палками,
чрезвычайно часто применяется просто по словесному  приказанию,  и  даже  за
такие проступки, которые следовало бы оставить на усмотрение  каждого.  Так,
например, сын или внук, женатые, наказываются ста ударами палок, если  плохо
служат отцу, матери, деду и бабушке.
     Нередко по распоряжению верховной  власти  наказываются  палками  очень
высокопоставленные лица.  Они  подчиняются  с  полной  покорностью  и  после
наказания допускаются опять  ко  двору.  Судьи  Приказывают  частенько  бить
палками во время самого заседания граждан и даже подчиненных им судей.
     Военные, происхождением китайцы, наказываются палками,  а  маньчжуры  -
плетью.
     Женщины наказываются плетью или розгами.  За  воровство  их  наказывают
плетью публично. У высокопоставленных лиц провинившихся женщин секут евнухи.
     В Китае существуют дома терпимости с проститутками мужчинами. Китайская
женщина, как порядочная, так  и  проститутка,  совершенно  невежественна.  А
китаец часто обладает  поэтической  душой,  любит  искусство,  философию,  о
которых китаянка не имеет ни малейшего понятия. Вот почему китаец,  если  он
со средствами, посещает мужских проституток высшего полета, среди которых он
может встретить пассивных педерастов, получивших очень хорошее образование.
     В Китае педерастия не представляет чего-нибудь особенного; ей предаются
вполне свободно. Общественное мнение относится к ней вполне равнодушно и  не
видит  в  ней  оскорбления   общественной   нравственности.   Подобный   род
развлечения  считается  уделом  людей  богатых.  Практиковать  педерастию  -
роскошь, которую могут позволить себе только люди очень  состоятельные;  она
является  дополнением  всех  хороших  пирушек,  во  время  которых  пирующие
поглощают массу возбуждающих кушаний.
     Молодые пассивные педерасты с самого раннего  детства  воспитываются  и
тренируются в этих видах как в физическом отношении,  так  и  в  умственном.
Большей частию они - или дети, проданные родителями их в возрасте от четырех
до  пяти  лет,  или  дети,  украденные  лицами,   специально   занимающимися
комплектованием мужских  домов  терпимости.  Эти  дети  подвергаются  особой
тренировке, которая должна сделать их способными играть будущую их роль. Они
отдаются в ряды проституции только в возрасте пятнадцати лет.
     В  начале  тренировки  их  подвергают  методическому  сечению  кожаными
ремнями; подобное сечение, как говорят, особенно сильно развивает ягодицы, -
особенно, если сечение сопровождается еще массажем.  Сладострастный  китаец,
предающийся  педерастии,  любит,  чтобы  предложенный  ему  пассивный  сюжет
обладал  формами,  похожими  на  женские.  Вот  почему   сводник-воспитатель
употребляет все средства, чтобы достигнуть этой цели. Молодые мужчины  очень
скоро привыкают к образу жизни, на который натолкнул их сводник. Они  всегда
роскошно одеваются, ездят только в экипаже, много душатся и вообще заботятся
о туалете своей персоны и об ее чистоте. Они так  привыкают  играть  женскую
роль, что прекрасно подражают женской походке, манерам и голосу.
     Первое   полицейское   постановление,   которым   публичным    женщинам
запрещалось носить некоторые предметы туалета  или  украшения,  было  издано
парижским прево 8 января 1415 года. Так, им было запрещено носить на платьях
украшения из золота и серебра, золотые или позолоченные пуговицы,  некоторые
так называемые честные  меха,  и  это  под  страхом  конфискации,  штрафа  и
наказания плетью.
     Известный юрист Жозе Дамудер  говорит  в  своем  сборнике  "Юридическая
практика": "Сводники или сводницы, соблазняющие порядочных женщин в разврат,
по закону наказываются плетью,  а  по  обычаю  высылаются  или  подвергаются
каким-либо другим наказаниям. Некая Елисавета,  продавшая  одну  молоденькую
девушку, была наказана плетьми и сожжена живой, держа горящий факел в руках.
Телесное  наказание  по  приговорам  епископа   производилось   у   ступеней
Парижского  собора   Богоматери".   Подобные   экзекуции   служили   большим
развлечением для парижан. Выше мы описали одну из подобных экзекуций за  то,
что проститутка гуляла в школьном квартале.
     При проезде осужденной собирались целые толпы народа. Публичные женщины
и  все  развратники  находили  особенное  удовольствие  присутствовать   при
телесном наказании этих сводниц, которые частенько обогащались за счет своих
жертв.
     В Лионе, несмотря на то,  что  проституция  была  терпима,  сводники  и
сводницы стояли вне  закона.  Их  секли  розгами  или  плетьми,  высылали  и
конфисковывали их имущество. Иногда сводницу, говорит де Вуглан,  сажали  на
осла, лицом к хвосту, в соломенной шляпе и привязанной  доской  с  надписью.
После наказания плетьми ее возили по городу, а потом высылали из города.
     В 1347 году королева Ионна  издала  в  Авиньоне  указ,  в  котором  был
следующий параграф: "Если  какая-либо  девушка  совершила  падение  и  хочет
продолжать так же поступать и впредь,  то  хранитель  городских  ключей  или
начальник городовых возьмут ее за руки и  торжественно,  с  барабанным  боем
отведут в дом, где живут проститутки. Ей будет запрещено выходить  из  этого
дома в город под страхом штрафа в первый раз, наказания плетьми и ссылки  за
нарушение этого правила во второй раз".
     В шестом пункте этого указа говорится: "Содержательница дома не  должна
допускать мужчин в страстную Пятницу, страстную Субботу и первый день  Пасхи
под страхом наказания плетьми и высылки из города".
     В мемуарах госпожи Генриетты де Пуасси, известной сводницы,  жившей  на
улице Пеликан в Париже, мы находим интересное описание, как к ней  нагрянула
полиция по доносу, что у нее  находятся  женщины,  не  записанные  в  разряд
проституток. Дело было во времена  консульства.  Вот  как  это  описывается:
"Посаженные вперемежку на телегу, мы были отвезены в Большой Шатле при смехе
собравшейся толпы народа; нам бросили немного соломы  и  принесли  несколько
кувшинов  с  негодной  водой.  Вот  где  можно   было   наблюдать   алчность
надзирателей тюрьмы, которые не замедлили воспользоваться нашим  несчастием,
чтобы ежедневно брать с нас взятки. Безжалостные варвары, наше горе их  мало
трогало. Мало того, они нас очень часто  жестоко  пороли  розгами  за  самый
пустячный проступок, а то травили собаками,  которые  рвали  в  клочья  наши
платья.
     Через два дня наступил момент,  когда  должна  была  быть  решена  наша
участь. Нас всех привели  в  большое  зало,  доступное  для  всех,  желающих
присутствовать при разборе нашего дела. Грубость  конвойных,  сопровождавших
нас,  ничем  не  отличалась  от  грубости  тюремных  надзирателей.  Они  нас
награждали пинками, били саблями плашмя по спине. По прибытии  полицмейстера
конвойные оттеснили толпу; он уселся в большое кресло,  по  левую  руку  его
стал полицейский пристав, а по правую два городовых. Нас, несчастных,  грубо
заставили стать на колена, в ожидании  приговора.  Всех  нас  приговорили  к
четырехмесячному заключению в госпитале и наказанию двадцатью ударами розог.
     По прочтении нам этого гнусного приговора, нас усадили опять в  тележку
и с тем же церемониалом отвезли в госпиталь, где всех отвели в баню и велели
каждой взять ванну и хорошенько вымыться. После взятия ванны каждая  из  нас
должна была переодеться в больничное белье и халат. Нас всего было  со  мною
четырнадцать душ. Когда нас ввели в довольно большую  комнату,  то  появился
полицмейстер с доктором и начальницей женского отделения  госпиталя.  Доктор
без  всякого  внимания  к  нашей  стыдливости,  в  присутствии  конвойных  и
полицмейстера,  велел  каждой  раздеться  донага,  подробно  осматривал  ее,
выслушивал сердце и затем приказывал опять надеть рубашку и халат.  Из  слов
доктора полицмейстеру я поняла, что нас вымыли и  доктор  осматривал,  чтобы
решить, не  вредно  ли  будет  какой-нибудь  из  нас  немедленное  наказание
розгами. Хотя в тюрьме без всяких подобных церемоний, по жалобе  надзирателя
или по капризу смотрителя тюрьмы, нам давали и по пятидесяти розог.
     Доктор нашел, что  всех  можно  наказывать  без  опасности  для  нашего
здоровья. Тогда, по приказанию надзирательницы, конвойные связали  нам  руки
толстыми веревками. Пока конвойные вязали нам руки, надзирательница вышла из
комнаты. Я и многие из нас стали плакать и просить, чтобы полицмейстер, если
не хочет простить, то велел бы наказывать женщинам  и  в  присутствии  одной
надзирательницы. Но он ответил, что ни сам, ни доктор  не  могут  по  закону
уйти, а наказывать и - держать должны конвойные. После этого некоторые стали
браниться, произносить неприличные слова и  даже  обвинять  полицмейстера  с
доктором, что они хотят любоваться их голыми телами... Но когда полицмейстер
пригрозил дать вместо  двадцати  розог  сорок  или  даже  больше,  то  брань
прекратилась  и  большинство  стало  только  громко  реветь  и   умолять   о
прощении... Через некоторое время, показавшееся нам целой  вечностью,  опять
появилась надзирательница, за ней две бабы несли длинную,  узенькую  скамью,
на которой, очевидно, нас будут  наказывать;  сзади  две  сестры  милосердия
несли громадное количество длинных пучков розог из березовых прутьев...  При
виде такого количества ужасных розог, плач и рыдания перешли в настоящий вой
и  крики  о  прощении...  Но  это  не  произвело  на   начальство   никакого
впечатления; полицмейстер только снова пригрозил удвоить или утроить  порцию
тем, которые не перестанут громко орать,  -  после  этого  крики  затихли  и
перешли опять в сдержанные  рыдания.  Первою  была  вызвана  девушка  Бетти;
скамейка уже стояла среди комнаты, и около нее столпилось все начальство,  а
один конвойный взял пучок розог и стоял около скамейки; он слегка  взмахивал
розгами. Сестры милосердия положили пучки розог  на  пол  около  скамейки  и
собирались уходить, но надзирательница  велела  обеим  остаться;  одной  она
приказала стать около скамейки и считать удары розог.
     Бетти пошла покорно, только стала громче всхлипывать, когда  конвойный,
при помощи другого солдата, стал  ее  укладывать  на  скамейку.  Бетти  была
хорошенькая  девушка,  всего  девятнадцати  лет.  Она  была  тихая,   слегка
рыжеватая,  с  темным  блестящим  оттенком  волос.  В  лице  ее  сохранилось
пугливое,  скромное  и  лукавое  выражение.  Было  что-то   таинственное   в
уклончивом взгляде ее густо темносиних глаз из-под длинных опущенных ресниц.
Даже ложась -под розги, она  сохранила  свои  манеры,  усмешки  и  интонации
скромной, но развратной святоши. Наконец ее обнажили,  один  конвойный  стал
держать за ноги, а другой за руки. Солдат с розгами в руках поднял их высоко
- и смотрел на полицмейстера, ожидая знака для начала  экзекуции.  Последний
кивнул головой, и мгновенно розги  со  свистом  опустились  на  круп  Бетти,
которая дико крикнула и рванулась, но солдаты,  видимо,  крепко  держали,  и
Бетти, когда последовали  новые  удары,  перестала  рваться  и  только  дико
кричала все время, пока ее секли. Сестра милосердия  громко  считала  удары.
Солдат бил очень сильно и с расстановкой, удерживая  после  удара  несколько
секунд розги на теле... После двадцатого удара полицмейстер велел прекратить
сечение.  Все  тело  несчастной  Бетти  было   исполосовано   темно-красными
полосами,  из  которых  сочилась  кровь.  Многие  полосы  были   фиолетовые.
Полицмейстер похвалил солдата...  Бетти  с  трудом  встала  со  скамейки  и,
пошатываясь, вышла из комнаты в сопровождении одной  из  сестер  милосердия.
Следующей повели сечь Женю. Это была двадцатилетняя девушка. Ей  нужно  было
скорее быть в лечебнице, чем жить  в  публичном  доме.  Она  исступленно,  с
какой-то  особенной  жадностью  отдавалась  каждому  мужчине,  даже   самому
отвратительному. Подруги подшучивали над нею и слегка презирали ее  за  этот
порок. Жанна даже  очень  удачно  передразнивала  Женю,  как  она  вздыхала,
стонала в минуты экстаза и выкрикивала страстные слова, которые были  слышны
в соседних комнатах. Я знала, что Женя поступила в мой дом  вовсе  не  из-за
нужды и не  соблазном  или  обманом,  а  добровольно,  под  влиянием  своего
ненасытного полового инстинкта. Мне, конечно, было выгодно поощрять слабость
девушки, и я ее баловала, потому что она шла нарасхват и зарабатывала в пять
или шесть раз больше других девушек. Она имела массу  постоянных  гостей.  В
праздники я даже не выпускала ее в общее зало, чтобы не  обижать  постоянных
гостей отказом в  услугах  Жени.  Многие  мужчины  были  в  нее  влюблены  и
предлагали  ей  пойти  на  содержание.  Пассивная  во  всем,  кроме   своего
ненасытного сладострастия, Женя пошла бы ко всякому, но я  всеми  средствами
старалась помешать этому невыгодному для  меня  казусу.  Впрочем,  она  сама
стыдилась своего чрезмерного сладострастия.  К  подругам  она  относилась  с
удивительной нежностью, любила обниматься с ними, целоваться, спать в  одной
постели, но к ней все относились с некоторой  брезгливостью.  Денег  она  не
любила и была в полном смысле бессребреницей. Надо  было  видеть  ее  испуг,
когда ее повели сечь. Но кричала она не особенно сильно во время  экзекуции.
Так перебрали всех нас. Последнюю секли меня. От страшной  боли  я  кричала,
как безумная. В  госпитале  нас  потом  без  всяких  подобных  торжественных
церемоний секли розгами за всякий пустяк и малейший ропот  -  правда,  секли
женщины".
     В одном довольно любопытном сочинении "Pisanus Fraxi" мы нашли описание
Бардом виденной лично им сцены в публичном доме госпожи Бельзебут.
     "Дом госпожи Бельзебут, - говорит Вард, - был одним  из  средних  домов
терпимости Лондона. Это был трехэтажный дом в византийском стиле.  Роскошный
монументальный подъезд; дорогой бархатный ковер на лестнице; в  танцевальном
зале паркет, на окнах тяжелые штофные занавеси желтого цвета и  тюль;  вдоль
стен белые с золотом и богатой резьбой стулья и зеркала в золоченных  рамах;
было несколько гостиных с диванами, пуфами и другой богатой мягкой  мебелью;
с особенной роскошью были отделаны  спальные  комнаты.  Помимо  всевозможных
удобств, комнаты были устроены так, что в соседних можно было решительно все
делать без всякой боязни, что будет слышно за стеной. Подбор девиц был  тоже
очень разнообразный, и все они имели роскошные туалеты.
     Вот с трудом поднимается по лестнице очень почтенный господин, лет  под
шестьдесят.  При  виде  его  управляющая  торопливо  подошла  к   одной   из
пансионерок и в полголоса спросила, готовы ли у нее свежие розги. Так как  я
сидел очень близко, то слышал, как девушка ответила:  "Конечно,  вы  отлично
знаете, что я сама купила их сегодня!"
     При входе этого господина, наши дамы покидают нас, как  будто  скромные
девственницы, оставив почтенного сатира с двумя девицами. Мы уходим  в  зало
кафе. Меня особенно удивило, что он выбрал двух здоровенных девиц...
     Позднее я увидал этого посетителя спускающимся с лестницы, и спросил  у
управляющей, почему она спрашивала о розгах у девушки?  На  мой  вопрос  она
улыбнулась  и  сообщила,  что  этот  пожилой  господин  с   такой   невинной
наружностью платит девицам, чтобы они раздевали и секли его до тех пор, пока
у  него  не  явится  возбуждение  и  он  не  будет  в  состоянии   совершить
совокупление с одной из них. Все время, пока его, растянутого и привязанного
на деревянной кобыле, секут розгами, он умоляет о прощении. Но чем более  он
просит о пощаде, тем более секущие его девушки состязаются в  нанесении  ему
более сильных ударов. Секут они его до тех пор, пока не увидят, что член его
пришел в состояние напряжения, достаточное для совершения полового акта".
     В  начале  XIX  века  в  Лондоне  существовали  меблированные  комнаты,
чрезвычайно  роскошно  обставленные.  Эти  комнаты  были  предназначены  для
поклонников  флагелляция.  Женщины  полусвета  приходили  туда  и  исполняли
активные и пассивные роли флагеллянтш.  Имена  некоторых  их  этих  артисток
сохранились в скандальной  истории.  Так,  мистрис  Коллет  посещал  регент,
впоследствии король Георг IV; ее  племянница,  миссис  Митчел,  пользовалась
также большой славой; она была раньше горничной леди Кламикард  и  удалилась
от дел с большим состоянием. Но во главе всех стояла Тереза Беркли,  которая
в  этом  отношении  не  имела  соперниц.  У  нее  был  удивительный   подбор
всевозможных орудий для истязания. Постоянно большой запас толстых и длинных
березовых прутьев хранился у нее всегда в воде, чтобы розги имели  гибкость.
Девятихвостые плетки, гибкие бичи, всевозможной  толщины  и  длины,  кожаные
ремни: и т. д. Летом в особых вазах имелась зеленая крапива, которой  она  в
состоянии была воскресить любого мертвеца, - конечно, воскресить  к  половой
жизни. Она могла угодить на все вкусы, и даже любители активной  флагелляции
имели в своем распоряжении собственное тело госпожи Берклей.
     Журнал "The Bouton Magazine" за 1792 год дает несколько подробностей  о
дамском клубе, помещавшемся на одной из  центральных  улиц  Лондона.  Каждое
собрание в клубе состояло по меньшей мере из двенадцати лиц: шести  активных
и шести пассивных;  жребий  решал,  к  какому  классу  принадлежит  вынувшая
жребий. Президентша сама раздавала розги и пользовалась правом первой  сечь.
Затем  активные  начинали  сечь  пассивных;  положение  во  время  наказания
пассивной, а также число розог вполне зависело от активной; пассивная должна
была  беспрекословно  исполнять  все  приказания   активной,   под   угрозой
исключения из клуба. Когда все активные находили, что  пассивные  достаточно
наказаны, то заявляли  президентше;  после  этого  роли  менялись  -  бывшие
активными становили