зывала
своих пажей, несмотря на то, что в большинстве  случаев  это  были  мальчики
двенадцати-тринадцати лет.
     Поистине с розгой здесь шутить не приходится!


        ^TКНУТ^U

     В описываемой стране имеется много орудий и  инструментов  наказания  и
пытки, еще  не  упомянутых  нами  в  предыдущем  изложении.  Один  из  таких
инструментов носит название  plit;  состоит  он  из  куска  железа,  которое
сначала нагревается, затем вкладывается в нагретую в свою  очередь  железную
коробку, причем приговоренный к наказанию должен держать последнюю  в  своей
руке. Далее, существуют тиски для большого пальца, которые сжимаются до  тех
пор, пока запресованные части не раздробятся вовсе. Для  телесных  наказаний
здесь в ходу палка, плеть и кнут. Плеть приготовляется из полос сырой  кожи,
в окончание которых заложены маленькие свинцовые пульки. Главным же  орудием
является кнут, перенятый описываемой страной от татар. Это наиболее  ужасный
инструмент наказания, когда-либо выдуманный человечеством.
     Описания кнута разнятся одно от другого.  Суммируя  все  данные,  можно
сказать, что он состоит по большей  части  из  плотного,  тяжелого  кожаного
ремня, имеющего в длину приблизительно восемь футов; крепится этот ремень  к
деревянной ручке длиною в два фута. Сам ремень имеет  вид  довольно  широкой
ленты, согнутой таким образом, что стороны ее представляют собою два  острых
края. Попадаются  кнуты,  обтянутые  проволокой,  заканчивающейся  небольшим
крючком. При каждом ударе этим ужасным  орудием  острые  края  его  до  того
сильно  раздирают  спину  наказуемого,  что  получается  впечатление   удара
обоюдоострого ножа; кроме того, палач никогда не поднимает со спины кнута, а
медленно протягивает его по коже, вследствие чего маленький крючок  в  конце
ремня обрывает каждый раз тонкие куски мяса.
     Мотрайн описывает кнут, рисуя его  в  виде  плети,  сделанной  из  кожи
старого осла; ширина его приблизительно в один дюйм.  До  употребления  кожа
вываривается в уксусе и обрабатывается кобыльим молоком.
     Граф де Ланьи  говорит:  "Кнут  состоит  из  толстого  кожаного  ремня,
нарезанного в виде треугольника; в длину он имеет от трех до четырех локтей,
ширина его один дюйм. Один конец - более широкий, другой уже и прикреплен  к
ручке, имеющей два фута в длину".
     Один из преобразователей-правителей страны ограничил количество  ударов
кнута сто одним, но так как ни один из наказываемых такого числа  не  вынес,
то это  количество  приходилось  постепенно  понижать.  В  своем  сочинении,
относящемся к 1852 году, барон Гартгаузен сообщает, что  употребление  кнута
во время его пребывания было совершенно оставлено.  Наказанный  незаслуженно
кнутом имел право получить из сумм суда по 200 рублей за  каждый  нанесенный
ему  удар.  Чтобы  наказание  было  еще  более  чувствительным,  преступнику
полагалось ложиться под кнут только в одной паре панталон.
     Процедура  экзекуции  совершалась  следующим  образом.   Приговоренного
укладывали на деревянную скамью животом вниз,  руки  и  ноги  его  аккуратно
вытягивались и фиксировались к кольцам, прибитым в поперечные края скамейки.
Голова до того сильно прижималась к дереву, что у  жертвы  не  было  никакой
возможности кричать, что в значительной мере увеличивало  болевое  ощущение.
Правильное и умелое применение кнута требовало продолжительного изучения,  а
также крепких нервов и мускулов.  В  палачи  постоянно  назначался  один  из
преступников, приговоренный к тому же наказанию, которое он  выполнял  после
своего помилования на других. После двенадцати лет службы его  отпускали  на
волю и препровождали на родину, но во время несения обязанностей палача  его
содержали под строгим заключением и выпускали из камеры только тогда,  когда
необходимо было произвести экзекуцию над приговоренным к телесному наказанию
преступником. В тюрьмах же опытные палачи подготовляли  учеников  и  обучали
своему ремеслу будущих истязателей. Упражнения производились ежедневно,  для
каковой цели применялась человеческая фигура из тряпок, набитая соломой  или
конским волосом. Ученики посвящались во все тайны экзекуторского искусства и
получали от своего ментора указания по поводу того, каким  образом  возможно
наносить то ужасно сильные, то вовсе слабые удары.
     Применение той или иной степени строгости находилось в  зависимости  не
только от квалификации совершенного жертвой  преступления,  но  также  -  и,
пожалуй, более всего - от величины подарка, получаемого палачом перед поркой
в виде подкупа. Ученики обучались многочисленным комбинациям:  как  сечь  по
бедрам, как угощать разбойника, как наказывать за мелкие  преступления,  как
вызвать немедленную смерть, заставить жертву  вывернуть  себе  затылок,  как
сечь так,  чтобы  преступник  умер  на  второй  или  на  третий  день  после
экзекуции, как для этого следует подводить плеть или кнут вокруг туловища  и
таким  образом   наносить   серьезные   повреждения   грудной   клетке   или
расположенным в животе важнейшим органам... Искусные палачи, в  совершенстве
изучившие свое ремесло, показывали  удивительные  кунштюки,  умея  захватить
кнутом только кружок величиною с полтинник, не задевая при этом  близлежащих
частей. Иные из них одним размахом своего страшного  инструмента  превращали
кирпичи буквально в пыль.
     Госпожа L. пережила наказание кнутом. История ее жизни  встречается  во
многих  описаниях.  Она  слыла  одной  из  красивейших  женщин   при   дворе
правительницы и была уличена  в  том,  что  принимала  будто  бы  участие  в
подготовлявшейся  государственной   измене,   надеясь   на   защиту   своего
возлюбленного, занимавшего пост одного из иностранных посланников.  Согласно
первому приговору, L.  была  присуждена  к  отрезанию  языка  с  последующим
колесованием, но правительница смягчила  приговор,  если  это  только  можно
назвать смягчением, и заменила его наказанием кнутом и ссылкой. L. появилась
на эшафоте в полнейшем неглиже,  но  это  только  увеличило  ее  неописуемую
красоту. До последнего момента она была твердо убеждена в том, что  кто-либо
из многочисленных друзей, восхищавшихся ее красотой и остроумием, неожиданно
явится к ней на  помощь.  Но  ее  умоляющий  взгляд  встречал  повсюду  либо
совершенно равнодушные, либо любопытствующие лица. Когда палач дотронулся до
ее одежды, она сделала попытку отстранить  его.  Напрасно!  Через  несколько
мгновений вся спина несчастной опухла, из ран струились потоки крови.  После
наказания  кнутом  ей  вырезали  язык,  и  лишенная  дара  слова,  она  была
отправлена в дальнюю ссылку, чтобы там до конца  дней  своих  влачить  самое
жалкое существование. Несмотря на столь ужасные испытания, L. пережила их  и
при следующем правителе была возвращена из ссылки  -  редкий  случай,  чтобы
женщина могла вынести  такое  наказание,  во  время  приведения  которого  в
исполнение обычно умирали мужчины, отличавшиеся и большей  выносливостью,  и
более сильным строением организма.
     Упомянутая нами уже  выше  писательница-англичанка  в  одном  из  своих
очерков сообщает о  студенте,  подвергнутом  наказанию  кнутом  за  избиение
своего профессора. Два раза этот юноша, отличавшийся недюжинным  дарованием,
но и крайней бедностью, писал с большой усидчивостью сочинение на  премию  и
заслуживал последнюю, но ничего не получал, ибо один из профессоров ревновал
его к женщине  и  не  нашел  более  подходящего  способа,  чтобы  чем-нибудь
досадить своему сопернику. Студент сделал третью попытку,  несмотря  на  то,
что жил при ужасных условиях и по целым дням буквально голодал.  Не  обращая
внимания на тяжелую жизненную обстановку, юноша усердно работал, так как вся
его будущая карьера находилась в зависимости именно от получения премии. Все
профессора признали его достойным  награды,  за  исключением  одного,  голос
которого,  к  сожалению,  являлся  решающим.  Ни  за  что  не  соглашаясь  с
коллегами, черствый человек этот не остановился пред  подлостью  и  набросил
тень на репутацию студента.
     В порыве отчаяния  несчастный  юноша,  сын  существовавшей  без  всяких
средств к жизни вдовы, лишенный всяких надежд, набросился на своего мучителя
и побил его. Студента предали  суду,  доложили  о  его  поступке  правителю,
который  лично  распорядился  наказать  его  кнутом.  Согласно  приказу,  на
экзекуции должны были присутствовать все профессора и студенты университета,
и еще задолго до  окончания  трагедии  многие  из  них  впали  в  обморочное
состояние. Вскоре после первых ударов приговоренный  скончался,  но  тем  не
менее положенное количество плетей было нанесено его трупу.
     В 1823 году к наказанию кнутом были присуждены семь татар, занимавшихся
в описываемой стране  грабежами  и  убийствами.  Приговором  суда  наказание
должно было быть приведено в исполнение именно в тех городах, где разбойники
совершали преступления. Таким образом, их сначала били  в  одном  городе,  а
затем  в  цепях  доставляли  для  дальнейшей  экзекуции  в   другой.   Порка
производилась на рыночных площадях в присутствии сотен любопытных  зрителей.
Преступников поочередно привязывали к позорному столбу с кольцом  в  верхней
части его; в последнее продевалась голова и фиксировалась при этом так,  что
жертва  лишена  была  возможности  кричать.  Затем   руки   и   ноги   также
привязывались  к  столбу,  причем  пластырь,  наклеенный   на   раны   после
предшествовавшей экзекуции, обязательно сдирался.
     Приглашенный  на  место  экзекуции   татарский   священник   перечислял
совершенные  присужденными  к  наказанию  кнутом   преступления,   а   также
прочитывал  полностью  состоявшийся  над   ними   приговор.   Такая   лекция
продолжалась приблизительно полчаса. Ремень кнута был очень толст,  почти  в
руку взрослого человека. С таким инструментом после священника приближался к
своей жертве палач, и раздавался свист первого удара.  Затем  палач  отходил
шагов на сорок назад и снова приближался к преступнику. Так продолжалось  до
тех пор, пока положенное количество ударов не было отсчитано полностью.  При
каждом ударе появлялись брызги крови, но, благодаря указанным выше мерам, ни
единого крика или стона не раздавалось. Вслед за  первым  наступала  очередь
второго и т. д. Затем  всех  наказанных  отвязывали  от  столба,  обклеивали
пластырем и укладывали на повозку, где каждый ожидал окончания наказания над
своим товарищем.
     Уже во втором городе один из них умер, никто же из остальных  шести  не
дожил до последнего этапа.
     Другой род наказания называется здесь бегом "сквозь строй", под ударами
шпицрутенов. Чаще всего наказание это применяется  в  армии,  хотя  довольно
продолжительное время под шпицрутенами стонали  жители  одной  из  провинции
описываемой страны. После того, как приговор прочитывался перед  собравшимся
на плацу или казарменном дворе полком, палач привязывал руки  преступника  к
стволу своего ружья; другой солдат шел впереди наказываемого и держал  перед
ним  также  ружье,  но  штык  последнего   был   обращен   на   подсудимого,
приблизительно  на  высоте  живота  его.  Барабанный  бой  возвещал   начало
экзекуции Преступник, голова которого была выбрита догола,  начинал  шествие
среди двух  рядов  солдат,  образовавших  собою  длинную  шеренгу  с  каждой
стороны. Каждый из этих солдат был вооружен  длинным  орешниковым  прутом  и
должен был нанести им удар своему провинившемуся товарищу,  когда  последний
поравняется с ним. Если наказываемый имел  намерение  ускорить  шаги,  чтобы
таким образом сократить время экзекуции, он натыкался на  обращенный  к  его
телу штык; чтобы воспрепятствовать ему уклоняться в стороны, назначались два
солдата.
     Крайне редко кому-либо удавалось пройти вдоль всей линии выстроенных  с
розгами солдат; когда же  несчастный  впадал  в  обморочное  состояние,  его
отправляли в  лазарет  с  тем,  чтобы  после  поправки  подвергнуть  полному
количеству определенных судом ударов. Один из правителей установил  наносить
при наказании шпицрутенами двенадцать тысяч ударов, но  если  приговором  не
имелось в виду забить преступника  до  смерти,  то  назначалось  только  две
тысячи ударов.
     Сектанство в описываемой  стране  являет  собою  удивительную  главу  в
истории религиозного фанатизма, и, таким образом, мы  не  должны  удивляться
тому обстоятельству,  что  именно  здесь  сильно  процветает  флагеллянтизм,
пожалуй, в такой степени, какая в  остальной  Европе  наблюдалась  только  в
средневековый  период.  Здесь  существует,  например,  секта,  последователи
которой носят название "мужей старой веры"; в определенное время  мужчины  и
женщины сходятся в назначенном месте, обнажают тело до пояса и, стоя босиком
на усыпанной мелким щебнем земле, хлещут друг друга до крови. Богослужение у
этих Хлыстунов совершается в  виде  дикой  пляски,  сопровождаемой  свирепым
бичеванием. Посреди комнаты, играющей роль молельни, стоит сосуд с водой,  в
котором смачивают руки и из которого пьют воду. Затем  начинается  пляска  и
взаимное истязание, продолжающиеся до тех пор, пока люди не валятся без  сил
на пол, бьются в судорогах и произносят  бессвязные  речи,  почитаемые,  как
пророческие слова. Ежегодно в Страстную Субботу у них установлен праздник  в
честь Божьей Матери, во время которого  избранная  на  роль  жертвы  молодая
девушка  до  того  жестоко  избивается  сектантами,  что  на  веки  остается
изуродованной.
     Другая секта основывает свое вероучение  на  словесном  комментировании
девятнадцатой главы Матвея. Они убеждены, что  весь  мир  переполнен  одними
грешниками и что все населяющие землю люди должны вымереть, ибо достойны  за
свое поведение только смерти.  На  брак  поэтому  сектанты  смотрят  как  на
смертный грех. Но пока люди еще не  вымерли,  так  сказать,  с  корнем,  они
должны оставаться, по крайней  мере,  добродетельными,  в  полном  отношении
безупречными и не употребляющими спиртных напитков. Сектанты призваны давать
живой пример всем братьям. У каждого из  них  имеется  паспорт,  подписанный
самим Иисусом Христом, чем гарантируется свободный пропуск в рай; при  жизни
же  они  видят  свое  назначение  в   том,   чтобы   проповедовать   ближним
необходимость прекращения  всего  рода  человеческого.  А  если  они  вообще
существуют на свете, то только лишь для того, чтобы убеждать других  в  том,
что жизнь сама по себе представляется грехом. И если бы у них не было  этого
священного призвания, то они давным-давно  поголовно  наложили  бы  на  себя
руки.
     Поскольку описанная "догма" совмещает это, упомянутая секта  причисляет
себя к ортодоксальной церкви.


        ^TРОЗГА В РОССИИ^U

     "Полвека отделяет  нас,  -  говорит  Жбанков  {Д.  Н.  Жбанков.  "Когда
прекратятся телесные наказания в России". -  Весь  отдел  "Розга  в  России"
составлен доктором медицины А. 3-им.}, - от того ужасного, мрачного времени,
когда большинство русского населения -  крестьяне  -  находилось  в  рабском
состоянии, когда личность в России вовсе не уважалась, и телесные  наказания
и всякие насилия и надругательства были бесконечно распространены повсюду  и
над всеми: мудрено было прожить в России без битья".  Рабство,  угнетения  и
позорные наказания развращали всех, не  проходили  бесследно  и  для  высших
сословий, по всем гуляла властная рука, вооруженная розгой, кнутом,  плетью,
палкой, шпицрутенами. Конюшни для крестьян, "сквозь строй" и  дисциплинарные
батальоны для военных, эшафот - плети, шпицрутены и кнут  для  преступников,
бурса, корпуса и другие учебные заведения, не исключая и высших, для детей и
юношей, третье отделение с розгами для вольнолюбивых чиновников и  державная
"дубинка" для вельмож; стыд и женская честь не признавались, и женщины -  от
крестьянок до знатных дам - также наказывались позорно и публично. Как щедро
рассыпались  позорные  и  ужасные  по   страданиям   наказания,   достаточно
свидетельствуют несколько примеров.
     В гимназиях Киевского округа в самом конце 50-х годов  пороли  ежегодно
от четверти до половины всех учеников. В духовных  учебных  заведениях  было
еще хуже, и били артистически, с наслаждением,  пороли  "на  воздусях",  под
колоколом, солеными розгами,  давали  по  300  и  более  ударов,  наказанных
замертво на рогоже уносили в больницу; часто наказывали десятого, полкласса,
весь класс. Известный писатель Помяловский за время учения в  семинарии  был
высечен целых четыреста раз, и потом он часто спрашивал:  "пересечен  я  или
еще не досечен?" Не этой ли распространенностью) розог в  духовных  училищах
нужно объяснить тот грустный факт, что наши  духовные  -  эти  представители
религии Милосердия и Любви - всегда отстаивали телесные наказания. В  начале
60-х годов за них горячо ратовал московский митрополит Филарет, и его защита
позорных  розог  оказала  большое  влияние.  Три  года  тому  назад  епископ
Витебский Серафим также писал: "А кто же не знает, насколько такие  события,
как  телесное  наказание,  расширяют   и   проясняют   умственный   кругозор
потерпевшего, разом  снимая  с  действительности  ее  фальшивые  прикрасы  и
показывая размер способности пострадавшего к благодушному перенесению  таких
жестоких испытаний?" Ведь эти слова -  явное  надругательство  над  здоровым
рассудком и лучшими чувствами людей, - но не для себя и не для своих хвалили
эти проповедники позорные и мучительные кары, иначе их благодушие заменилось
бы жаждой мести. Такое жестокое воспитание детей  было  прежде  обычно  и  в
самых высших  сферах;  так,  Ламздорф,  воспитатель  императора  Николая  I,
позволял себе бить его линейками, шомполами, хватал мальчика за воротник или
за грудь и ударял его об стену так, что он почти лишался  чувств,  -  и  это
делалось не тайно, а записывалось в дневники. Раз позор и страдания от битья
не признавались в высших сословиях, то что  же  проделывалось  с  низшими  и
крепостными?
     В самом конце 50-х годов сотни женщин ежегодно наказывались  плетьми  и
розгами, и многие из них публично на эшафоте. Солдатам и преступникам  плети
назначались сотнями, а шпицрутены тысячами, и это  было  гораздо  ужаснее  и
мучительнее смертной казни; тело наказанных обращалось в  рубленое  мясо,  и
они обыкновенно умирали или  во  время  наказания,  или  вскоре  после  него
(свирепый палач мог убить одним-двумя ударами кнута или плети). И  в  то  же
время Россия гордилась перед иностранцами, что у  нас  нет  смертной  казни.
Так, император Николай  I,  в  виде  акта  милосердия,  на  рапорте  о  двух
приговоренных к смертной  казни  написал:  "виновных  прогнать  сквозь  1000
человек  12  раз  (т.  е.  они  должны  были  получить  по  12  000   ударов
шпицрутенами). Слава Богу, смертной казни у нас  не  бывало,  и  не  мне  ее
вводить". Конечно, наказанные умерли. Наконец, с безответными крепостными не
стеснялись, их били кто, как и сколько хотел; недаром поэт  сказал,  что  по
народным спинам "прошли леса дремучие". Били их помещики, полиция, бурмистры
и всякие управляющие; не отставали  и  дамы,  изводившие  побоями  население
"девичьих", били по форме - на конюшне,  били  и  походя;  число  ударов  не
считалось, но помещики могли назначать от 1000  до  5000  розог,  что  часто
также бывало равносильно смерти. И как это повальное битье  развращало  всех
избивающих и избиваемых! Барыня читала чувствительный роман или  молилась  в
церкви, а на конюшне по ее приказанию нещадно драли "мужиков, баб и  девок".
Крестьяне  и  сами  били  друг  друга  и   восхищались   сильными   ударами;
старик-крестьянин с восторгом вспоминает о подвигах приказчика: "как  хватит
плеткой тетку Дарью через плечо, так титька  пополам,  -  долго  в  больнице
лечилась!". И ни тени злобы или возмущения в этом воспоминании. Что касается
самого властелина крепостного времени-барина, то  его  отношение  к  насилию
прекрасно выражено Некрасовым в словах помещика Обол