Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
ющимся, и много трудов стоило "барам" отучиться от веками присвоенного
им преимущества. Когда был обнародован царский указ о даровании свободы и
крепостные, почуяв свое право, уклонялись от производства работ, польские
помещики все-таки прибегли к экзекуциям. Один из шляхтичей выразился так: "С
нашими рабами уже просто и выдержать нельзя, они от рук отбились с тех пор,
как вообразили себя свободными людьми. Прежде чем уехать из дому, я приказал
хорошенько высечь десятокдругой мужчин и женщин: пусть они на своей шкуре
почувствуют, что я еще их господин и повелитель. Недавно я, вообразите себе,
застал повара на кухне в обществе других дворовых, и он объяснял им их новые
права! Само собой разумеется, я приказал хорошенько наказать этого каналью
плетью!"
Богатые поляки содержали огромный штат дворни и поддерживали известную
субординацию исключительно при содействии плети, розог и других подходящих
инструментов. Каждое отступление от заведенного порядка, каждое не
пришедшееся по вкусу блюдо наказывалось жестокими порками. В определенный
день и час накануне Пасхи хозяйки-польки имели обыкновение наказывать весь
штат прислуги. Всех дворовых собирали в одно помещение, сюда являлась барыня
с плетью в руках и, не делая никакой разницы между полом, возрастом и
положением, била по очереди всех своих верноподданных. Что касается девушек,
то и они не избегали экзекуций, с той только разницей, что их наказывали не
прилюдно, а каждую в той комнате, в которой она жила.
^TНАКАЗАНИЯ В ВОЙСКАХ^U
Долгое время среди наказаний в войсках телесные занимали первое место.
Древние римляне послужили примером для других наций, что мы ясно видим из
сочинений Ливия, Полибия и Тацита, Большинство европейских народов
производило в позднейшие времена наказания в войсках с помощью палки, причем
неоспоримым является тот факт, что в период Тридцатилетней войны величайшие
полководцы представляли собой также и самых завзятых палачей.
Первыми, кто отказался от телесного наказания в войсках, явились
французы, сохранив в армии только тюремное заключение и смертную казнь. В
своде военных постановлений у французов имеется не менее сорока пяти
преступлений, караемых смертной казнью; двадцать шесть проступков влекут за
собой тюремное заключение от пяти до двадцати лет, с прибавлением или без
оного так называемого le poulet, т. е. пушечного ядра, прикрепляемого к ноге
или туловищу с помощью особой цепочки. Девятнадцать преступлений караются
принудительными работами или галерами, но не свыше трех лет содержания или
заключением в специальных работных домах.
Приводимые ниже примеры ясно показывают, как высоко оцениваются во
французских войсках наказания: за дезертирство полагается три года и
упомянутое выше ядро. Преступник должен тащить за собой на цепи ядро в
восемь фунтов весом и работать, зимой восемь часов, а летом - десять часов в
день. В нерабочее же время он содержится в одиночном заключении в отведенной
для него камере, повторное дезертирство полагается десять лет "с ядром", же
побег совершен с поста, то к означенному сроку прибавляется еще два года.
Если лицо военного звания я инициатором бунта, то ядро - двойного веса. За
непослушание в мирное время виновные наказуются шестимесячным тюремным
заключением. За угрозы начальнику - год тюрьмы с закованием в цепи; если же
преступление это было совершено при наличности оружия в руках, срок
заключения удваивается. Десятью годами закования в цепи или смертной казнью
карается нанесение начальнику оскорбления действием; за промотание казенной
аммуниции - два года на цепь, за продажу или залог оружие - пятилетнее
содержание на цепи.
Вот только некоторые наказания, введенные во французской армии.
Пруссии существует два типа, или разряда, солдат, ййовобранец вступает
в первый разряд, причем ни офицер, ни унтер-офицер не могут ни бить, ни
оскорблять его бранными словами. Если же по приговору военного суда нижний
чин переводится во второй разряд, то его уже можно и бить, и вообще
применять к нему различные строгости, в зависимости от совершенного им
преступления или проступка. На войне удары наносятся плоской частью клинка
палаша, если экзекуция предпринимается по приговору суда, то производит ее
обыкновенно унтер-офицер с помощью особых небольших палок либо в караульном
помещении, либо в палатках и непременно в присутствии всех сослуживцев
наказуемого. Приведение наказания в исполнение в частном помещении без
свидетелей строжайше запрещается.
Каждый командующий офицер имеет право наложить на подведомственного ему
нижнего чина, переведенного во второй разряд, телесное наказание по своему
усмотрению, но количество ударов все-таки ограничивается сорока. Преступника
обыкновенно не раздевают совершенно, а оставляют в нижней рубашке и тиковой
куртке. Если переведенный в разряд штрафованный ведет себя хорошо, то он
может быть с соответствующими почестями снова переведен в первый разряд; во
время церемонии восстановления его в потерянных правах, над ним развевается
полковое знамя, и при всех товарищах ему возвращаются все внешние отличия в
форме.
В прусских кадетских корпусах телесное наказание строжайше запрещено
законом; каждое оскорбление действием почитается здесь оскорблением чести.
Лет тридцать-сорок тому назад потсдамских кадетов в возрасте от одиннадцати
до четырнадцати лет наказывали еще изредка розгами. Один из генералов,
пытавшийся наказать воспитанника кадетского корпуса в Берлине, в котором
содержатся мальчики от четырнадцатилетнего до восемнадцатилетнего возраста,
встретил решительное сопротивление. Кадет убежал в спальную комнату,
вооружившись предварительно своей шашкой. Когда дверь в дортуар была
выломана, отчаянный юноша ранил первого подвернувшегося лейтенанта в руку,
причем и самому генералу достался меткий удар по голове, повредивший кожные
покровы. Другой кадет, которого собирались наказать, вырвался из рук
палачей, выбросился через окно на улицу и тут же на мостовой скончался от
сильных ушибов и сотрясения мозга.
В Австрии, как и в России, также практиковались телесные наказания в
войсках, со шпицрутенами и палкой во главе. При назначении наказания
количество ударов находится здесь в зависимости от состояния здоровья
преступника, но выше пятисот никогда не доходит. При наказаниях шпицрутенами
выстраивается сто человек солдат, причем наказуемый в самых крайних случаях
пробегает сквозь этот строй шесть раз.
Телесное наказание, равно как и шпицрутены, могут быть назначены только
простому солдату; при экзекуции наказуемый обычного своего платья не снимает
Бьют в Австрии не концом палки, а продольной частью ее, причем сама палка
должна быть не толще ружейного ствола и хорошо обстругана.
У богемцев, венгерцев и валахов телесное наказание практикуется очень
часто.
В Венгрии каждый офицер может по своему произволу назначать любому из
солдат телесное наказание. Стоит только показаться с расстегнутой пуговицей,
поздно явиться на службу или вывести недостаточно хорошо убранную лошадь,
как офицер тут же заставляет солдата улечься и отдает приказание выпороть
провинившегося. Только что произведенный офицер и тот может за малейшую
оплошность наградить нижнего чина "березовой кашей". Рассказывают, что некий
начальник пожурил подведомственного ему молодого гусарского лейтенанта за
то, что во вверенной ему части замечается отсутствие надлежащей дисциплины.
Лейтенант извинился и попросил разрешения применять телесные наказания в
более обширных размерах, чем это обыкновенно практикуется. "Через месяц я
восстановлю полный порядок", сказал он. Разрешение было дано, и лейтенант
сдержал данное генералу обещание. Но за все это время у него не было ни
одной покойной минуты, ни один день не проходил без экзекуций, и все-таки в
конце концов в команде начала царить образцовая дисциплина.
В бельгийской армии, со времени воцарения короля Леопольда, применение
палки совершенно в войсках оставлено.
В Португалии провинившихся солдат наказывают саблей. Капрал
набрасывается на виновного и плоской поверхностью клинка бьет его по спине.
В данном случае требуется только осторожность, но и известная опытность, ибо
подобный удар так сильно отзывается на всем организме, что нередко
следствием его является чахотка или подобные заболевания; сначала может
показаться, что наказанный остался невредимым, но рано или поздно, особенно
при неумелом ударе, более или менее опасные явления все-таки сказываются.
Свод военных постановлений североамериканских Соединенных Штатов вовсе
исключает телесные наказания; тем не менее нечто подобное имеется и там, а
именно "ядро и цепи", представляющиеся чрезвычайно болезненными. В военное
время то здесь, то там прибегают также и к палочным ударам.
В течение долгого времени после 1689 года в английской армии телесное
наказание являлось одним из главных за всякие военные преступления и
проступки. Военные суды сначала пользовались правом назначать наказания в
любом размере, и нередко солдат запарывали до смерти. В конце последнего
столетия очень часто постановлялись приговоры, в силу которых виновные
присуждались к пятистам и даже восьмистам ударам.
В своем сочинении "Заметки о военных законах" сэр Чарлз Нейпир писал в
1837 году, что за сорок лет до появления его книги в свет ему приходилось
присутствовать на таких экзекуциях, где преступники-солдаты получали очень
часто от шестисот до тысячи ударов и исключительно по приговору полкового
суда, причем нередко солдат выписывали из госпиталя для того, чтобы дать им
недополученное ими сполна количество ударов, невзирая на то, что раны от
первой порции не успели как следует залечиться. У офицеров и унтер-офицеров
были постоянно в руках тростниковые палки, которыми они угощали солдат
направо и налево за малейшую со стороны последних неосмотрительность, очень
часто поставленную в вину совершенно напрасно. В 1792 году сержант Грант был
присужден к двум тысячам ударов за то, что допустил переход двух гвардейских
барабанщиков на службу в Ост-Индийское общество. Да, в блаженной памяти
времена никаких границ при назначении телесных наказаний, как мы видим, не
существовало, и военный суд мог засечь и засекал солдата до смерти!
В 1811 году в парламенте возникло первое движение против применения в
войсках телесного наказания, по крайней мере, в мирное время. Сэр Фрэнсис
Бердетт предложил вниманию Палаты Общин случай, в котором один солдат, член
городской милиции в Ливерпуле, был приговорен к двумстам ударам за то, что
вместе с товарищами пожаловался на плохую выпечку хлеба и затем написал по
этому поводу язвительные стихи. Наказание было после понижено на полтораста
ударов, т. е. всего назначено было пятьдесят. На запрос последовал ответ,
что приговор состоялся не за сочиненные солдатом стихи, а за то, что
обвиняемый явился подстрекателем опасной шайки пьяниц, сославшихся на плохой
хлеб только чтобы поднять бунт. Даже сам осужденный находил назначенное ему
наказание весьма скромным. На этом и закончилась первая попытка, но в
следующем году сэр Фрэнсис возобновил свое ходатайство, причем самым
энергичным образом настаивал на уничтожении в армии телесных наказаний. Хотя
его предложения и были отвергнуты, они тем не менее имели чрезвычайно
благотворное влияние, и герцог Йоркский внес предложение об ограничении
чрезмерных злоупотреблений с применением "кошки". За исключением тяжких
преступлений, количество ударов, назначаемых компетенцией полкового суда, не
должно было превышать трехсот, и одно это обстоятельство необходимо было
считать большим шагом вперед.
В 1851 году один солдат был приговорен в Динапоре к тысячи девятистам
ударам (1900!) плетью, причем сэра Эдварда Пачета упрекали в
слабохарактерности, ибо он уменьшил наказание до 750 ударов. В 1829 году
военные суды имели право назначать не более трехсот ударов, в 1832 году и с
этого числа была сбавлена целая сотня. В 1847 году количество понизилось до
пятидесяти, а в 1859 году преступления в войсках были подразделены на
различные категории, причем самые тяжкие из них карались телесным
наказанием, и то только в тех случаях, когда в лице преступника правосудие
имело дело с рецидивистом.
В 1876 году парламенту было доказано, что телесные наказания 1)
являются бесчеловечными; 2) обесчещивают человеческую личность, 3) не имеют
никакого исправительного явления; 4) препятствуют правильному вступлению в
войска новобранцев. Основания эти взяли верх над старыми предрассудками, и
телесные наказания в мирное время в английской армии окончательно
уничтожены.
^TВОЕННЫЕ НАКАЗАНИЯ. ЭКЗЕКУЦИЯ ЗОМЕРВИЛЛЯ^U
Инструментом для выполнения телесных наказаний являлась в британской
армии кошка о девяти хвостах. В "Военном Словаре" Джемса этот инструмент
рисуется "плетью девятью веревочными концами, снабженными узлами, корой
наказывались солдаты и матросы, - иногда кошка была только о пяти концах".
Предание приписывает это изобретение Вильгельму III, ибо до его прибытия в
Англию применявшаяся в войсках плеть состояла только из трех концов. Военная
"кошка" представляла собою оружие, имевшее приблизительно восемнадцать
дюймов в длину, с десятью такой же длины концами, каждый из которых был
снабжен пятью или шестью узлами, которые были до того вытянуты и
запрессованы, что концы их производили впечатление роговой поверхности.
В "Автобиографии рабочего" Зомервилль поделился с читателями теми
сведениями, которые он приобрел в области применения плети в то время, когда
был простым армейским рядовым. В 1832 году он был судим военным судом за
недостойное солдата поведение в день 28 мая, когда он без соизволения сошел
с лошади, состоя учеником кавалерийской школы, и не захотел, несмотря на
приказание, снова забраться на седло". Мы считаем излишним касаться здесь
справедливости вынесенного Зомервиллю вердикта: несколько времени тому назад
вопрос этот явился предметом чрезвычайно интересных обсуждений.
Военный суд признал подсудимого виновным и приговорил к "двумстам
ударам, причем время и место приведения приговора в исполнение вполне
зависит от усмотрения командующего его частью офицера". Наказание состоялось
в день произнесения приговора, после обеда. Полк построился в четыре колонны
и занял дворовые стены кавалерийской школы. Для офицеров была отведена
особая площадка. Тут присутствовали полковой врач, госпитальный сержант и
два лазаретных служителя-санитара. У находившегося здесь же сержанта был в
руке зеленый мешок (в нем хранилась пресловутая "кошка"), и, кроме того, по
"кошке" в руке удержали кузнец Симпсон и полковой барабанщик. Рукоятки
плетей были сделаны либо из дерева, либо из китового уса; они имели в длину
два фута. Концы веревок были так же длинны, как в обыкновенных плетках, но
по толщине они были в три раза, по крайней мере, ужаснее первых. На каждом
конце имелось по шести твердых узлов. Тут же находились заранее
приготовленные скамья и стул; на них стояло ведро воды, лежали несколько
полотенец, предназначенных для наложения на спину преступника, и чашка, из
которой обыкновенно наказываемому дают испить водички, если он впадает в
бессознательное или обморочное состояние. К одной из стен была приставлена
лестница, и с нее спускались несколько крепких веревок с узлами. Когда
Зомервилля ввели во двор, один из офицеров прочитал приговор и затем сказал
ему: "Сейчас вас будут наказывать. Раздевайтесь!" Зомервилль не заставил
повторить приказание и разделся до брюк включительно, после чего был
привязан руками и ногами к упомянутой выше лестнице таким образом, что грудь
его и лицо были прижаты к ней, а сам он лишен был возможности пошевелиться.
Стоявший за Зомервиллем с карандашом и бумагой в руках сержант, обязанность
которого должна была, между прочим, заключаться в ведении счета ударов,
скомандовал: "Симпсон, исполняйте вашу обязанность!" "Обязанность"
началась... "Кошка" два раза закружилась над головой и отвесила удар, затем
веревки ее были быстро проведены палачом через пальцы своей левой руки (для
удаления приставших к концам кожи, мяса и крови), снова инструмент засвистал
над головой, опустился на несчастного т. д.
Далее рассказчик говорит: "Симпсон после приказания вооружился кошкой,
хотя я сам этого, разумеется, не видел; помню только, что вскоре ощутил
оглушающее чувство боли между лопатками, пониже затылка; боль эта пронизала
все тело до кончиков пальцев на руках и ногах включительно; по сердцу же она
резанула меня словно ножом. Сержант-майор закричал "раз!", а я подумал, что
Симпсон сделает очень хорошо, если теперь ударит не по тому же самому месту.
Второй удар пришелся несколько глубже, и я сейчас же решил, что первый в
сравнении с этим должен считаться нежным и приятным... Третий удар пришелся
по правому плечу, четвертый - по левому. Плечи же мои оказались настолько же
чувствительными, как и все тело, и мышцы мои дрожали с головы до ног. Время
между одним ударом и другим проходило для меня в смертельном страхе, и
все-таки оказывалось, что каждый удар наступал слишком быстро. Пятый
пришелся снова по спине; это был ужасный удар, и когда сержант воскликнул
"пять!", то я мысленно стал считать и сказал себе, что мною пережита лишь
сороковая часть общего количества, доставшегося на мою долю. После двадцать
пятого удара сержант закричал: "Стой!". Симпсон отошел в сторону, его место
занял молодой барабанщик. Он нанес мне несколько ужасных ударов по ребрам;
вдруг раздалось чье-то приказание: "Выше, выше!". Боль в легких ощущалась
еще сильнее, нежели прежде была она на спине; мне все казалось, что вот-вот
они вовсе лопнут. Я поймал себя на том, что с губ моих срываются звуки
страдания; чтобы не выказывать стонами малодушия, я зажал язык между зубами
и сделал это с такой энергичностью, что почти прокусил его. Кровь с языка,
губ и еще откуда-то из внутреннего органа, разорванного, очевидно, под
влиянием нечеловеческих мучений, едва не задушила меня. Лицо мое совершенно
посинело. Всего пока я получил пятьдесят ударов, самочувствие было таково,
будто всю жизнь я провел в муках и терзаниях, причем то время, когда жизнь
была для меня праздником, представлялась мне сном давно прошедшего
времени...
Снова Симпсон принялся за обработку моего тела. По всем вероятиям, ему
показалось, что он - мой друг и приятель, ибо удары стали гораздо слабее и
менее остры: они походили на тяжелый груз, опускающийся на мою кожу. Сержант
снова произнес: "Симпсон, исполняйте свою обязанность", после чего удары
пошли посильнее, но, как мне показалось, и потише. Трудно передать, как
тяжело протекло то время, пока сержант просчитывал в третий раз двадцать
пять! Затем явился снова барабанщик, и, когда этот довел количество ударов
до сотни, распоряжавшийся экзекуцией офицер крикнул: "Стой! Довольно! Он еще
молодой солдат!"
Преступника освободили от веревок, наложили на его спину мокрые
полотенца и отвели в лазарет. Там стали прикладывать мокрые холодные
примочки, но от них заметного улучшения не наступало: по целым дням
Зомервилль не был в состоянии сдвинуться с места, и при перекладывании
примочек служители п