самом деле
содержит в себе все частные, особые умы и не только равен всей их
совокупности, но даже больше ее. Равным образом и жизнью он обладает не
так, как одна индивидуальная душа, а как совокупность всех душ, и
вследствие этого обладает всемогущей силой творить такие, т.е.
индивидуальные души. По этой же причине он есть совершеннейшее или
всеобъемлющее живое существо, т.е. такое, в котором содержится не один
только человек /но все роды и виды живых существ/, потому что в противном
случае и на земле не было бы никого более, кроме одного человеческого рода.

9. Нам возразят: что ум /божественный/ содержит в себе идеи животных
благородных, с этим еще можно согласиться, но как может быть в нем место
для животных ничтожных, лишенных разума? Ибо, если достоинство живого
существа измеряется степенью его разумности, то понятно, что как разумность
живого существа выражает его благородство, так отсутствие в нем разумности
равносильно его ничтожности, или низменности. Конечно, не легко понять, как
это что-либо лишенное смысла и разума может быть достоянием, или
произведением ума, в котором все сущее пребывает и от которого все
происходит. Прежде, чем войти в ближайшее исследование этого вопроса, мы
желали бы поставить на вид, во-первых, что человек земно совсем не таков,
как тамошний /в божественном уме/, как равно и все животные здешние совсем
не таковы, как тамошние - ибо там все существа несравненно совершеннее, чем
каковы они здесь, и во-вторых, что там /в божественном уме/ нет ни одного
такого существа, которое было бы разумным в строгом смысле слова, ибо
разумность, т.е. рассудительность появляется /в живых существах/ только уже
здесь, между тем как там имеют место лишь те высшие и чистые акты /ума/,
которые предшествуют всякому рассуждению. Поэтому, если спрашивают, почему
здесь /на земле/ один только человек мыслит, рассуждает, а другие существа
нет, то на это может быть дан такой ответ: так как там /в ноуменальном
мире/ человек представляет собой совсем иной акт /божественного ума/, чем
все прочие живые существа, то и разум его здесь отличается от разума прочих
животных, у которых тоже ведь замечаются некоторые следы разумности,
сообразительности. Но почему, спросят все животные не в одинаковой степени
разумны? А почему /спросим мы в свою очередь/ сами-то люди не одинаково
мудры? Ведь, стоит только вдуматься в дело, и станет сразу понятно, что все
эти жизни, представляющие такую массу движений и все эти умы,
представляющие такое множество, не могут быть совершенно одинаковыми, но
должны непременно чем-нибудь отличаться друг от друга. Отличие же это может
состоять не в чем ином, как в том, что одни существа имеют и проявляют
больше ума и жизни, другие меньше, что стоящие в первом порядке отличаются
первостепенными качествами, стоящие во втором порядке - второстепенными и
т.д. Таким-то образом между умами одни суть божества, другие составляют
второй порядок существ, наделенных разумом, и третьи составляют тот порядок
существ, которых мы называем неразумными. Но даже то, что нами называется
неразумным, там /в ноуменальном мире/ есть разум и ум, ибо там например,
как мыслящий коня есть ум, так равно и мышление коня /т.е. идея коня/ есть
ум. А если так, если там имеет место одна чистая мысль, то ничего нет
невозможного или немыслимого в том, что эта мысль, оставаясь /в каждом
акте/ мыслящей, имеет иногда своим предметом - /полагает к существованию/ и
нечто такое, что само не мыслит. Однако, так как оказывается, что /в
божественном уме/ и мысль и мыслимая вещь одно и то же, как же это
предметом или продуктом мысли может быть и бывает вещь, лишенная мысли, -
неужели - так, что ум мысля /полагая такую вещь/ от самого себя отрекается
- делается бессмысленным? - Конечно, нет, - но только /в каждой мыслимой
вещи, в каждой идее/ ум принимает особую определенную форму ума, как равно
и особую, определенную форму жизни, и подобно тому, как какая бы то ни была
/даже самая низшая/ форма не может быть совсем лишенная жизни, так никакая
определенная форма уже не может быть лишенной всякого смысла. Притом же тот
ум, который присущ тому или другому живому существу, например человеку, не
перестает от этого быть универсальным умом всех существ и вещей, так что
какую часть его ни взять, тут и весь и все, но только в каждой из них - в
иной форме; актуально он проявляется всегда только в такой или иной
определенной форме, но потенциально он есть совокупность всех возможных
форм. Мы-то имеем дело, главным образом с индивидуальными /чувственными/
вещами, существующими актуально, а они представляют собой то, что есть
последнее /в порядке бытия/. Так, например, такое живое существо, как конь,
есть одна из последних ступеней проявления ума; ум, в своем движении от
более совершенных форм жизни в менее совершенным, на известной ступени
творить коня, а даже еще какую-нибудь низшую форму жизни, потому что чем
дальше он раскрывает свои силы, тем более он как бы истощаются и на каждой
новой степени как бы теряют нечто из своего первоначального избытка. Но
зато, по мере того как живые существа становятся все менее и менее
совершенными, обыкновенно отсутствие у них такого или иного совершенства
искупается прибавкой чего-нибудь нового для удовлетворения жизненных
потребностей, - появляются например когти, копыта, рога, клыки и т.п.
Таким-то образом хотя ум нисходит /до таких низших ступеней творения/, то
он и тут проявляет неисчерпываемую полноту своей природы, в самом себе
находя всяческие средства вознаградить такие или иные недостатки /своих
тварей/.

10. Но как это и почему, скажут, дает там /в ноуменальном мире/ такое
несовершенство? Почему, например, даже ноуменальное животное имеет рога, да
и зачем, неужели для защиты? Конечно, - не для этого, - в для того, чтобы,
будучи таким, а не иным животным, оно было совершенным с своем роде, -
совершенным как живое существо, как творение ума, как жизнь, имея чем
восполнить недостающее в свое природе. Эти и подобные отличительные
особенности появились и существуют для того, чтобы каждая из них заменяла и
вознаграждала каждую другую и чтобы таким образом, все существа составляли
из себя одно совершеннейшее живое существо, одну совершеннейшую жизнь, один
совершеннейший ум, и в тоже время каждое из них было совершенным, насколько
можно и должно быть совершенным существу отдельному. Так как ноуменальный
мир должен представлять собой единство во множестве, то понятно, что
элементы этого множества не могут быть одинаковыми до полного тождества,
ибо в противном случае этот мир представлял бы собой совсем иное единство -
чистое, полное, неразличимое. Поскольку он есть единство сложное,
составное, то он должен содержать в себе различные ряды и виды вещей,
притом так, чтобы каждый из них /не терял в его единстве, а/ сохранял в
целости свои специфические различия, свою особую форму и сущность. Поэтому,
все такие формы, как например форма /родовая/ человека, должны сдержать в
себе каждая, свойственное ей многоразличие видов, между которыми, не смотря
на их единство /рода/, одни более совершенны, другие - менее, подобно тому,
как например, о глазе или пальце, как членах одного тела, можно говорить,
что тому и другому, принадлежит меньшая степень совершенства, чем всему
телу в целости. Таким только путем и достигается возможно большая полнота
совершенства /в мире/. Ведь например, понятие живого существа - содержит в
себе /кроме общей, родовой сущности/ еще и нечто другое /видовые различия/,
как и в понятии добродетели есть элемент и общий и специфический, то и
наоборот, если все существующее в целом прекрасно, то это потому, что
таково, т.е. одинаково прекрасно то общее и единое, которым все объемлется.

11. Мир, говорит /Платон в Тимее/, не пренебрег ни одной из пород всех
живых существ, которые в нем появились по той причине, что он, как
вселенная должен содержать в себе полноту существующего. Откуда же,
спрашивается, мир имеет все то, что в себе содержит? Не оттуда ли - свыше?
Конечно, - так, - конечно, он имеет все лишь потому, что все это есть там
/в ноуменальном мире/ как произведение ума, как идеальные сущности, и если
в мире есть огонь и вода, то в нем должны быть также и растения. Однако как
же это так /в ноуменальном мире/ могут быть даже растения? Да и огонь и
земля, как они там могут обладать бытием и жизнью? Или, быть может, они там
мертвы, так что не все там живы. Как, в каком виде вообще находятся там и
эти и подобные вещи?
Что касается прежде всего растительного царства, то связь его с миром
разума может быть признана уже в виду того обстоятельства, что даже здесь
/на земле/ каждое растение, как своего рода живая сущность, обладает своего
рода разумным началом. А если так, - если этот разумный принцип,
составляющий /внутреннюю сущность растений, оказывается в нем материальным
как особого рода жизнь, как особого рода душа, как особое начало единства
/всех органов растения и их функций/, то разве может быть он первым
растением "т.е. первым началом растительного царства/?! Конечно, - нет,
конечно прежде и выше его стоит то первое растение, от которого происходит
он сам /как организующий принцип такого-то, а не иного растения/. Первое
растение /его идеальная сущность/ представляет собой единство, между тем
как эти растения /в их родах и видах/ представляют собой вытекающее из него
с необходимостью множество. А если так, то это значит, что первое растение,
как сама сущность /или сила/ растения, обладает жизнью в гораздо высшей
степени, чем все эти /земные/ растения, которые существуют и живут только
по его мановению и потому обладают лишь второй, а то даже только третьей
степенью жизни.
Ну, - а земля-то как там /в ноуменальном мире/ может иметь место? Какова ее
/идеальная/ сущность? Имеет ли и она там жизнь, и если да, то каким
образом? Прежде, чем ответить на этот вопрос, спросим, какова эта наша
земля, в чем состоит ее сущность? Несомненно одно, - что она должна иметь и
имеет свою особую форму, а вместе с формой и свой особый /формирующий и
значит/ разумнообразный принцип. Но мы выше показали, что присущий
растительному царству /морфологический/ принцип - есть принцип - живой
/одушевляющий/. Спрашивается, присущ ли такой принцип и нашей земле?
Конечно присущ, потому что если мы возьмем даже вещи, так сказать, наиболее
земляные, то и в них увидим присутствие ее особой природы /производящей
силы/: даже ни проявление камней и их возрастание, ни вздымание и
образование гор не могло бы иметь на земле места, если бы ей не присущ был
некий одушевленный принцип, который и производит все это изнутри
посредством скрытой /от глаз/ внутренней работы. Этот формирующий принцип
земли должен быть представляем по аналогии с тем принципом, который
составляет /внутреннюю/ природу, или сущность дерева /вообще растений/, и в
силу этой аналогии землю можно сравнить со стволом дерева, а /оторванную/
от земли скалу - с ветвью оторванной от дерева. Поэтому, и наоборот, когда
представим, что эта скала не подверглась отторжению от земли, а стоит с ней
в столь же внутренне связи, как и ветвь, до отторжения с живым деревом, то
для нас станет понятно не только то, что эта творческая природа земли
представляет своего рода жизнь не чуждую разума, но и то, что земля там /в
ноуменальном мире/ обладает еще более полной и совершенной жизнью и что эта
ее ноуменальная жизнь и есть сама земля, или та первая земля, от которой
происходит эта наша земля.
Потом, если огонь, подобно всему прочему, представляет собой материальную
сущность, то и его появление и существование /в чувственном мире/ нельзя
представлять, как беспричинное и случайное. Откуда, от него в самом деле,
происходит он. Говорят, от трения. Но ведь прежде всего во вселенной, да и
в телах, которые трутся одно об другое, должен присутствовать огонь /для
того, чтобы он мог получиться от трения/. А если так, то не в материи же
огонь свой источник, потому что материя сама по себе даже потенциально его
в себе не имеет, значит, и произвести не может. Понятно, что творческим
началом огня должен быть также принцип /не материальный, а/
формообразующий, - вопрос только в том, что же это за принцип? Конечно, он
есть не что иное, как своего рода душа /сила/, способная производить огонь,
то есть, своего рода жизнь и своего рода мысль, составляющие из себя одну и
ту же сущность. Вот почему Платон говорит, что во всех этих вещах /телах/
есть душа, то есть сила, способность производить чувственный огонь. Само
собой понятно, что тот огонь тамошний /ноуменальный/, который служит
первоисточником здешнего, представляет собой своего рода огненную жизнь и
есть огонь несравненно более совершенны; будучи же более совершенным /чем
земно/, он обладает и более совершенной жизнью; итак, и самоогонь живет.
То же самое следует сказать и /об остальных двух стихиях/ о воде и воздухе.
Почему, в самом деле, не быть им одушевленными точно также, как и земля?
Ведь, и они /вместе с двумя прочими/ содержатся в идее универсального,
всеобъемлющего живого существа, как его части. То правда, что жизнь в них
неявна, незаметна, как незаметна она и в земле; однако, мы можем заключать
о жизни в них на том же основании, по которому заключаем о жизни земли,
т.е. по ее произведениям, потому что ведь живые существа рождаются и живут
даже в огне, и тем более в воде и в воздухе. А что здешний огонь, то
возгорающийся, то вдруг потухающий, этой, своей мимолетностью, так сказать,
проскользает мимо универсально души, то это потому, что он, не имея для
себя постоянной /несгораемой/ массы, не может и проявить всю свою душу
/т.е. силу, живучесть/. То же самое следует сказать о воздухе и воде: если
эти стихии имели природу более устойчивую, то они явно показывали бы свою
душу /жизненную и жизнетворящую силу/: но так как природа их есть текучая,
то они и не обнаруживают явно души, хотя имеют ее. Они в этом отношении
похожи на влаги, циркулирующие в нашем теле - такие, как например, кровь:
ведь мясо, которое нам кажется явно одушевленным, образуется и живет за
счет крови, и на этом основании в крови тем более должна бы присутствовать
душа, а между тем кровь кажется лишенной души потому что она сама по себе
нечувствительна, не способна оказывать сопротивление /приражениям извне/ и
легко отделяется от одушевляющей /все тело/ души: таковы же приблизительно
в рассматриваемом отношении и все три вышепоименованные стихии. Что
касается в частности воздуха, то можно думать, что живые существа,
образованные из сгущенного воздуха, хотя способны чувствовать, но не
подвержены страданию, и что подобно тому как свет нераздельный и
перманентный проникает собой воздух лишь настолько, насколько этот
последний сам перманентен, так и в такой же степени и душа проникает и
окружает воздух, сама однако, не совпадая с ним /самим своим существом/. То
же самое приложимо и ко всем прочим стихиям /в рассматриваемом отношении/.

12. Ко всему этому присоединяется и такое соображение, если мы вынуждены
допустить, что наша вселенная имеет своим первообразом мир ноуменальный, то
уже тем более должны принять, что этот последний, есть весь и всецело живой
и что он, вместе со всей полнотой совершенств, содержит в себе и всю
полноту существ. А это значит, что там /в ноуменальном мире/ и небо живо и
не лишено того, что мы здесь называем звездами, ибо в этом /в полной
звездной системе/ и состоит существо неба, и земля там не мертва, а жива и
не пуста. А полна всеми теми животными, которые у нас известны под именем
земнородных и пешеходящих, а равно и растениями, насколько и растения
произрастают из живого начала, и море там со всеми водами представляет из
себя неиссякаемый поток жизни и содержит в себе всех животных, водных,
наконец и воздух там есть со всеми животными. имеющими соответственную с
ним природу и способным жить в нем. Да и возможно ли, чтобы все эти
существа не были живыми там - в самом живом, в самом первоисточнике жизни,
когда они даже здесь обладают жизнью? И разве мыслимо, что там каждый род
существ не определяется к бытию никакой /разумно/ необходимостью? Если
необходимостью /т.е. разумной целесообразностью/ определяется там природа
великих частей мира, то ею же определяется и природа тех существ, которые
между ними распределены, так что таковым необходимо быть небу, таково оно и
есть, таковы же, а не иные /т.е. сообразные с его природой/ и существа его
наполняющие; не быть им совсем, или быть иными, чем каковы они есть, можно
было бы только под условием, если бы самого неба не было, или оно было бы
совсем иным. Поэтому недоумевает и спрашивает, почему и как такие-то живые
существа /наполняющие небо/, значит спрашивать, откуда и почему небо
таково, а это опять значит спрашивать, откуда, как и почему жизнь
универсальная, душа универсальная, ум универсальный, т.е. такое бытие, в
котором нет никакого недостатка, лишения, несовершенства, а напротив, все
исполнено жизни и как бы кипит жизнью. Все истекает отсюда, как река - из
одного источника, который следует представлять себе не как ветер дующий и
не как теплоту согревающую, но как такую некую единую силу, которая
производит и сохраняет все и всякие качества - приятность самых дивных
запахов, крепость вина и сладость самых тонких соков, яркость самых чистых
цветов, мягкость самого нежного на осязание, рифм и гармонию звуков самых
приятных для слуха.

13. Ни ум, ни происходящая от него душа, повторяем, не суть
абсолютно-простые сущности, но объемлют в себе всю полноту и все
разнообразие сущностей, которые конечно просты, то есть, не сложны,
насколько представляют собой /сверхчувственных/ начала и энергии, ибо там
/в ноуменальном мире/ энергия тех сущностей, которые занимают последнее
место, просты /также индивидуальны/, а энергии занимающих первое место,
всеобщее, всеобъемлющее. Так, что касается преде всего ума, то конечно
движение его есть всегда одинаковое и тождественное, но не такое, чтобы
каждый акт его был тождественен с каждым другим и представлял собой одну
неделимую /особую и самостоятельную/ часть, а также, что каждый акт его
/будучи отличным от каждого другого, в то же время/ содержит в себе многое,
все, поскольку тут даже то, что есть часть, вовсе не есть абсолютно -
простое единство, но единство делимое до бесконечности. Конечно, в этом
своем движении, ум как бы проходит известный путь от какого-нибудь
начального до какого-нибудь последнего пункта, но неужели то, что
полагается им в середине между этими двумя пунктами, есть нечто столь же
однообразное, как например, линия, или односоставное, не обладающее
различными свойствами тело?! Что за честь и слава для ума, если бы в самом
деле было так? Ибо ясно, что если бы ум не простирался /своей
деятельностью/ на разнообразие, если бы постоянно нечто иное, или новое не
влекло, не будило его к /проявлению/ жизни, то он не был бы актуальной
энергией и состояние его ничем не отличалось бы от бездействия, а если бы
деятельность его однообразная и могла каким-нибудь образом быть постоянной,
то все же это /однообразие деятельности/ означало бы, что он обладает
только одним видом, одной формой жизни, а не жизнью универсальной,
всеобъемлющей. А так как ему надлежит жить всяческой жизнью, - обладать
жизнью везде и отовсюду, так чтобы в нем не оставалось ни одного пункта не
живого, то ему необходимо и двигаться, или быть движимым ко всему /что
должно существовать, жить/. Понятно, что всякий раз, как он совершает одно
единственное известной формы движение, он производит только одну
единственную сущность или становится едино с ней, пока не переходит ни к
какой другой, а коль скоро переходит к какой-либо другой сущности, то /в
этом новом акте/ он сам становится этой другой, и таким образом /вместо
одной/ оказываются две сущности. Если бы эти две сущности были совершенно
тождественны, то это значило бы, что сам ум не выступил в них из своего
единства /т.е. после акта, положившего первую из них, н