но говоря, и тут свет истекает из этого
малого тела, лежащего в центре, вовсе не потому, что оно тело, и тело
центральное, а лишь потому, что оно есть тело светящее, - другими словами,
благодаря присуще ему особой силе, которая сама по себе бестелесна. А
теперь уничтожьте совсем в своей мысли массу этого малого центрального
тела, но сохраните неприкосновенной его светоносную силу: скажете ли вы
теперь, что свет вот там-то; или там? Не будет ли теперь свет одинаково и
внутри, в центре и во всех точках окружности? Вы не в состоянии теперь
заметить, где прежде был и где после появился свет, и не укажете ни откуда
он появился, ни где остановился; относительно этого вы будете в недоумении
и изумлении, видя, как свет сияет одновременно и равномерно и внутри - в
центре, и во вне - по всей окружности. Конечно, вы можете сказать, откуда
истекает распространяющийся через воздух солнечный свет, - можете, потому
что видите солнечное тело и замечаете повсюду тот же свет, что и в самом
солнце. Этот свет распространяется повсюду тоже не разделяясь, ибо все
предметы, воспринимающие его и освещаемые им, вовсе не раздробляют его, а
отражают его от себя туда же, откуда он приходит, и при том, тем самым
путем, каким приходит. Но будь это видимое солнце силой бестелесной, вы не
могли бы видеть, как от него распространяется свет, не могли бы сказать,
где его начало, откуда он исходит, - ибо это был бы повсюду один и тот же
свет, без всякой особой точки, от которой начинается, без всякого особого
начала, из которого истекает.

8. Так как тут свет истекает из тела, то конечно легко сказать, откуда он
происходит, зная, где находится это тело. Но когда дано бытие
невещественное - такое, которое не нуждается в теле, будучи само прежде и
выше тела, которое утверждается на самом себе, и совсем не нуждается ни в
каком для себя субстрате, то для него при такой его природе, нет и не может
быть никакого такого начального пункта, откуда оно появляется, ни места,
где бы оно всегда находилось, ни тела, от которого бы оно стояло в
зависимости. А если так, то разве можно сказать, что одна его часть здесь,
другая там? Ведь это значило бы, что есть где-то начальный пункт, откуда
оно появляется, и что оно стоит в зависимости от чего-то другого. Поэтому с
допущением, то все во вселенной участвует в этом бытии, должно быть
соединяемо также и признание, что все участвует в нем, как в одном целом,
при чем само оно не только не разделяется, но и не изменяется. Ибо только
сущности, соединенной с телом /душе/, свойственна пассивность и только как
акциденция; такая сущность представляется как страдательная и разделенная
/по всем органам тела/, насколько мыслится - как функция или форма тела. Но
то бытие, которое не соединено ни с каким телом, к соединению с которым
напротив, всякое тело стремится, ни коим образом не участвует в тех
страдательных состояниях, которые для тела столь же существенны, как и
делимость, служащая их причиной. Короче, - как все телесное, по самой
природе своей есть делимое, так бестелесное по самому своему существу есть
неделимое. Да и как это можно было бы разделить то, что не имеет ни какого
протяжения? Потому, если бытие протяженное участвует в бытие непротяженном,
то этим своим участвованием вовсе его не разделяет, а если бы разделяла, то
это значило бы, что и то непротяженное бытие есть протяженное. И так, когда
вы говорите, что то единое сущее есть во многом, то не представляйте себе
дела так, что само единое превращается во многое, но возводите множество к
единству и то единое созерцайте как нераздельное целое во всем этом
множестве, помня, что то единое истинно сущее не есть принадлежность ни
какого-либо индивидуума, ни всей совокупности вещей, что оно принадлежит
всецело лишь одному себе, есть само по себе и для себя всецело довлеет
самому себе, что оно не имеет ни такой величины, как вся вселенная, ни тем
более такой, как одна из частей вселенной, словом - абсолютно никакой
величины. Да и как это оно могло бы иметь определенную величину, когда
иметь ее свойственно лишь одному телесному? Поскольку же природа его совсем
иная, чем природа телесного, то и нельзя ему усвоять никакой величины, то
оно не находится ни здесь, ни там, словом нигде; а то иначе ему часто
приходилось бы быть то здесь, то там. И наоборот, если пространственное
разделение свойственно лишь такому бытию, одна часть которого здесь, другая
там, то как возможно такое разделение для того единого сущего, которое не
находится ни здесь, ни там? Итак, это единое сущее всегда пребывает в себе
как нераздельное, не смотря на то, что многие существа стремятся к единению
с ним. Они стремятся обладать им во все целости /а не разделять его между
собой/ и если достигают участия в нем, то участвуют в нем, как в едином
целом, насколько бывают к тому способны. Но участвуя в нем, они и не
участвуют в том смысле, что оно не становится никогда собственностью ни
одного из них. Только таким образом единое истинно-сущее и в себе самом
пребывает всецело и во всех тех вещах, в которых открывается его сила;
напротив если бы оно не было всегда нераздельным целым, тогда оно не было
бы бытием в себе и для себя, тогда и вещи не участвовали бы в его истинном
бытии, которого все и всегда жаждут, а участвовали бы в чем-то другом, чего
они совсем не желают.

9. Теперь же, если бы то единое существо /мировая душа/ делилось на
множество таких существ, из которых каждое вмещало бы в себе всю целость
его существа, тогда получалось бы множество /таких же, как оно само/ первых
существ, ибо каждое из них порознь было бы в таком разе первым. Как и чем
тогда все эти первые существа отличались бы друг от друга, чтобы не слиться
в одном и том же существе? Ведь не телами они различались бы и разделялись
друг от друга, да и формирующими принципами тел но могут быть существа
первые, так как они во всем должны быть подобны первому - высочайшему
началу, от которого непосредственно происходят. С друго стороны, если
допустить, что единое бытие разделилось на многие части и что эти части
суть его силы, тогда уже каждая из этих частей не будет уже содержать его в
себе во всей целости, а кроме того в таком разе сам собой возникает вопрос,
как же это могли эти многие силы от него отделиться, его покинуть, и куда
это они могли от него уйти? Потом, вполне уместен и такой вопрос: те силы,
которые присущи чувственному миру, находятся ли в то же время и в том
едином истинносущем, или нет? Если ответим: нет, то получится нелепое
допущение, будто то единое-сущее потерпело уменьшение, стало немощным
лишившись тех сил, которыми прежде обладало; кроме того, не менее нелепо и
другое тесно связанное с этим допущением, - что силы могут отделяться от
тех сущностей, которым они принадлежат. Напротив, если силы находятся и в
едином всеобъемлющем начале и еще где нибудь, тогда силы эти находятся
здесь /в этом мире/ или во всей своей целости, или только отчасти: если тут
находятся только их части, тогда они суть части тех самых сил, которые там
/во всей целости/; а если они тут во все полноте и целости, тогда опять они
здесь не иные, а те же самые, что и там; а это значит, что они и здесь не
разделены друг от друга и что единое всеобъемлющее начало есть везде одно и
то же без всякого разделения. Можно пожалуй, еще и так представлять себе
дело, что хотя силы многие все похожи друг на друга тем, что каждая
содержит в себе целую силу, целое, что везде с одной субстанцией соединена
одна сила. Но в таком разе все прочее пришлось бы принимать лишь за силы
/без субстанций/, а между тем одинаково не мыслима - как субстанция без
силы, так и сила без субстанции, ибо там /в сверхчувственном мире/ сила
есть непременно вместе субстанция и сущность, или даже нечто высшее, чем
сущность. Не таковы, конечно, силы здесь /в чувственном мире/: тут они
гораздо меньше, слабее, так как они истекают от единого всеобъемлющего
начала подобно тому, как от сильного яркого света истекает свет слабейший,
менее яркий, но и этим силам присущи те субстанции, ибо сила не может
существовать отдельно от субстанции - поэтому, насколько все эти силы по
некой необходимости всегда друг с другом сообразуются, необходимо признать,
что одна и та же всеобъемлющая сила везде /в них/ присутствует, а если не
везде одинакова, то все же где не присутствует, всегда присутствует вся в
целости, без разделения, наподобие того как одна душа в своем теле. А если
так, то почему ей не присутствовать во всей вселенной? Ведь если бы она в
частных силах делилась до бесконечности, тогда вследствие такого разделения
она потеряла бы свою целость и дошла бы наконец до полного истощения. Потом
/без такой единой целостной силы/ не было бы соответствия и согласия между
частными силами столь различными в разных частях мира. Наконец и то можно
поставить на вид, что образ /тень/ точно также не может существовать
отдельно от того, что дает от себя образ /или отбрасывает свою тень/, как и
свет отдельно от своего источника, и что если никакая вообще вещь,
обязанная своим существованием чему-либо другому и представляющая собой
лишь образ другого, не может существовать без своего оригинала, то и эти
силы /чувственного мира/ не могут существовать отдельно от того единого
всеобъемлющего начала, из которого проистекают. А если так, то это начало,
источающее эти силы, должно присутствовать всегда и везде, где оно есть,
при том присутствовать везде и во всем во всей своей целости, без всякого
разделения.

10. Нам могут возразить, что существование образа не связано необходимо с
существованием первообраза что есть такие образы, которые существуют и в
отсутствии своих оригиналов, что например, и по удалении огня теплота, им
произведенная, продолжает пребывать в согретых ею вещах и т.п. Вот наш
ответ касательно отношения образа к оригиналу. Вы пожалуй, для примера
возьмете образ, вышедший из под кисти живописца; но это будет пример не
подходящий, ибо тут не оригинал производит свой образ, а живописец. Мало
того, такой образ не есть в строгом смысле образ оригинала /им самим
произведенный/ и это даже в том случае всегда кто-либо пишет свой
собственный портрет, ибо и тут не тело живописца /само по себе/ рисует и не
форма, воспроизводимая в рисунке /сама себя в нем изображает/; даже такой
портрет гораздо правильнее считать продуктом соединения и расположения
цветов, в котором сам живописец отсутствует, ибо тут вовсе не имеет места
такое произведение образа /своим оригиналом/, какое бывает в зеркале, в
воде, в тени, где образ в строгом смысле слова истекает от
предсуществующего оригинала и в отсутствии его существовать не моет, а
между тем таким именно образом, по нашему мнению, происходят низшие силы от
высших. Что же касается указания на теплоту, способную существовать в
отсутствии огня, то можно прежде всего поставить на вид, что теплота вовсе
не есть образ огня, особенно если присутствие в ней огня отрицается, хотя и
в таком разе все равно теплота не оказывается способной существовать без
огня, потому что когда огонь удаляется от нагретого им тела, оно
охлаждается, если не вдруг, то постепенно. Поэтому те, которые полагают,
что все вообще силы чувственного мира способны таким же образом /как
теплота нагретого огнем тела/ истощаться, должны бы утверждать /и то, что
из него необходимо вытекает/, - что только один Первоединый бессмертен, а
души и духи смертны. Мнение это ложно уже потому, что в нем происходящее от
неизменной Первосущности признается текучим и тленным. Где, если бы солнце
стояло неподвижно, то оно изливало бы один и тот же равномерный свет всегда
в одни и те же места, а кто сказал бы, что свет солнечный не есть всегда
один и тот же /вследствие того, что оно движется/ тот должен был бы вместе
с тем утверждать, что само тело солнца подвержено течению и изменению.
Впрочем, мы уже в другом месте старались доказать, что все происходящее от
Первоединого нетленно и вечно, что души и духи бессмертны.

11. Но если сверхчувственное бытие во всей целости своей присутствует
везде, то почему не все существа участвуют в нем, не имеют его в себе во
все целости? Почему они представляют собой различные степени
/совершенства/, - одни занимают первое место, другие - второе и т.д.? Это,
конечно, потому, что те из них, которые более других способны воспринять
его, более других и ему соприсущи, а оно присутствует везде как истинно
сущее, не претерпевает никакого ущерба от того, что другие существа
соприсущи ему в той мере, в какой к этому способны, ибо они присутствуют в
нем не как в каком-нибудь месте, а на подобие того, как прозрачность
присутствует в свете; отношение к свету непрозрачного, конечно, совсем
иное. Поэтому, если есть в сверхчувственном мире существа первого, второго
и третьего порядка, то эти порядки не местами отделены один от другого, а
лишь отличны друг от друга достоинством, своими силами и своими
специфическими особенностями, ибо тут ничто не мешает быть вместе - в
единстве таким различным сущностям, как души и духи, или как разные науки
высшего и низшего порядка. Нечто подобное наблюдается и в мире чувственном,
как например, в одном и том же яблоке глаз видит его цвет, обоняние ощущает
его запах, и каждое из наших чувств воспринимает все иное и иное качество
яблока, между тем как все эти качества существуют вместе, а не отдельно
одно от другого.

Но, если так, то само сверхчувственное бытие не есть ли многое и
многоразличное? Конечно, оно есть многоразличное, хотя в то же время есть
простое; оно есть единое и многое вместе, ибо как разум его - единый и
множественный вместе, так и сущее /им мыслимое/ есть прежде всего единое,
потому что если в нем есть и иное и иное, то это иное есть его собственное
иное и инаковость есть его собственная инаковость, между тем как в несущем
не может иметь места никакая инаковость; от сущего не отделимо единство, но
где есть сущее, там есть и его единство, так что единое сущее зависит
всегда лишь от самого себя, утверждается на самом себе. Нет ведь ничего
невозможного даже в том, что одна сущность, будучи в известном отношении
особой отдельной от другой, в то же время целиком находится в этой другой.
Но конечно, возможны и есть различные виды присутствия одного в другом:
иначе пребывают чувственные вещи в сверхчувственном мире там, где в нем они
пребывают, иначе сверхчувственные сущности присутствуют друг в друге; иным
образом тело находится в душе, и иным в душе же находится знание, иначе
опять одно знание содержится в другом знании, в сравнении с тем, как оба
они содержатся в одном и том же разуме, наконец совсем иным образом одно
тело присутствует в другом теле.

12. Когда в воздухе среди тишины раздается звук, представляющий собой такое
или иное слово, то чье-либо ухо, вблизи находящееся, слышит этот звук и это
слово, - а если тут же будет другое ухо, то и к нему приблизится звук и
слово, или оно приблизиться к слову. Или вообразите, что многие глаза
рассматривают один и тот же предмет; все ведь они видят этот предмет /т.е.
имеют в себе образ его/, не смотря на то, что он занимает одно определенное
место. Таким-то образом один и тот же предмет служит источником различных
впечатлений в зависимости от того, что различные органы на него направлены
- оттого, что один из них есть глаз, друго - ухо. Подобно этому и все, что
только способно быть одушевленным, получает каждое иную душу от одного и
того же начала /мировой души/. Раздающийся в воздухе звук находится в нем
везде не как единство раздробленное, а как единство целостное везде - во
всяком месте. Равным образом, когда воздух принимает образ какого-либо
предмета, то имеет его во всей неразделенной целости, ибо где бы ни
поместился глаз, отовсюду видит один и тот же образ, впрочем не все
держатся этого мнения. Примеры эти мы приводим для того, чтобы сделать
понятным, что многие вещи могут участвовать в одном и том же начале. Яснее
всего показывает эту возможность пример звука, насколько в нем в самом деле
такая или иная форма вся в целости присутствует в воздухе тоже, как в одном
целом, ибо не могли бы люди слышать все одно и то же, если бы вылившееся в
звуках слово не находилось везде в целости, и если бы каждое ухо не
воспринимало его тоже в полной целости. Но если так, если каждое слово
целиком расходится в сем воздухе, как одном целом, без соединения такой-то
части слова с такой-то частью воздуха, без разделения на части и слова и
воздуха, то почему может казаться невероятным, что единая душа
распространена повсюду, не разделяясь от этого на части, что она во всей
своей целости присутствует везде, что она присуща всей вселенной, не делясь
для этого или от этого на те части, из коих состоит вселенная? Когда душа
соединена с телом, то в образе соединения своего с телом она представляет
близкую аналогию выговоренным и раздающимся в воздухе словом, а до
соединения с телом, она похожа на выговаривающего или только готовящегося
выговорить слово. Впрочем, даже соединенная с телом, она сохраняет в
некотором отношении сходство с тем, кто выговаривает слово и кто,
выговаривая его, не владеет им и в то же время отдает его /другому/.
Конечно, природа слова совсем иная, чем природа тех сущностей, для более
ясного представления которых мы прибегаем к слову, как к его примеру, но
все же между той и другой природой есть близкая аналогия.

Конечно, природа души совсем иная чем природа тел; поэтому следует
представлять себе положение дела не так, что душа /мировая/ частью в самой
себе пребывает, а частью находится в телах, а так, что она всецело
пребывает в самой себе и в то же время отражает свой образ во множестве тел
/подобно тому, как предмет отражается в зеркале или в воде/: все новое и
новое тело, вследствие непосредственной близости повсюду души, получает от
нее жизнь, которая доселе в нем не была дана, и обладает этой жизнью точно
так же, как обладало ею прежде другое тело /в котором она была/, ибо вовсе
не такой создана природа души /мировой/, чтобы такая-то часть ее помещалась
в определенном месте и ждала тут тела, в которое ей нужно войти, но эта
часть ее, о которой обыкновенно говорится, что она вошла в тело, как прежде
этого существовала до вселенной, то есть, в самой себе, так продолжает
существовать и теперь после того, как она видимо появилась вот здесь - в
этом теле. Да и как это она могла бы низойти сюда? А если так, если душа не
нисходит в какое-либо место, если она только реальное свое присутствие
обнаруживает там, или здесь, не дожидаясь тут тела, которому нужно в ней
участвовать, то ясно, что она пребывает в самой себе в то самое время, как
становится присуще тому или другому телу. А если душа, проявляя свое
присутствие в теле, пребывает при этом в самой себе, то это значит, что
/тут не душа входит в тело, а/ тело входит в душу, - тело, находящееся
доселе вне сферы истинно-сущего, теперь выступает сюда - в мир жизни. Так
как этот мир жизни и до этого всегда существовал в самом себе без
протяжения, а следовательно, и без разделения, то новое тело входит сюда,
как в область непротяженного и участвует не в какой-либо только части жизни
этого мира, а во всей его жизни; следующее новое тело точно также получит
участие во всей целости это жизни и т.д. Поэтому, если следует признать
правильным положение, что этот мир жизни весь в целости присущ всей этой
совокупности тел, то столь же правильно и положение, что он весь в целости
присущ и каждому из этих тел порознь, что он везде и во всем есть
тождественный, по числу единый, нераздельный и целостный.

13. Откуда же, спрашивается, происходит протяженность во всем нашем
чувственном мире, не исключая и существ, наделенных жизнью, если правда,
что мир жизни чужд протяжения? Верить этой правде мешает нам ощущение,
которое действительно показывает нам жизнь всегда то здесь, то там, между
тем как разум говорит нам, что если мы видим таким образом /в сфере
пространства/ жизнь, то это вовсе не потому,