ас и
первоначально был таковым, но к первоначальной природе присоединилось и
нечто другое, что сделало нас худшими, потому что это другое имеет свое
начало, не в том всеобъемлющем сущем, которое не допускает никакого
увеличения, а в том, что ему противоположно. Каждый из нас, становясь
индивидуумом вследствие присоединения /к первоначальной природе/ несущего
тем самым выделяется из области бытия универсального, и наоборот по мере
того, как отрешается от несущего, он как бы увеличивает, расширяет свое
бытие. Но только когда мы всецело отрешимся от всего прочего, в нас
вселяется то истинно-сущее, а в противном случае не является нам. Впрочем,
когда оно бывает присуще нам, то это не то значит, что оно прошло,
приблизилось к нам /а то, что мы себя к нему приблизили/, равным образом,
когда оно не присуще нам, то это потому, что мы от него удаляемся /а не оно
от нас/; строго говоря, мы даже не удаляемся от него, так как оно всегда и
везде близко к нам, - а только отвращаемся от него, направляя себя на
что-либо иное, или даже противное ему. Подобным образом, боги нередко, в
присутствии многих являются только одному из всех присутствующих, потому
что этот один способен зреть их, - боги, которые /по словам Гомера/
принимая различные образы, посещают разные страны. Но все страны - вся
земля и все небо во власти того высочайшего Бога находятся, через него и в
нем существуют. От чего же происходит все сущее, все истинные
/сверхчувственные/ сущности до души и жизни включительно, и все они, на нем
одном утверждаясь бытием своим, составляют единство, которое бесконечно,
потому что изъято из условий пространства.


                                     29

                               VI.6 О ЧИСЛАХ
                                Вступление.

1. Бесформенное множество - дурно, оформленное - благо.

1. Есть ли множество отступление /отпадение/, от единого и безграничность -
окончательное отпадение, в виду того, что оно - бесчисленное множество, и,
потому безграничность /есть ли нечто/ дурное, и мы - дурны ли, поскольку
являемся множеством?

2. /Да/, именно, - всякое /явление становится/ множественным, когда,
бессильное оставаться в себе, разливается и растягивается в своем
рассеянии: совершенно лишаясь при этом в /своем/ растекании, единого,
/единства/, оно становится /таким/ множеством, в то время как, /ибо/, одна
часть /уже/ не единиться с другой частью.

3. Если же что-нибудь в своем растекании всегда останется пребывающим
/самим собой/, то оно становится величиной.

4. А что ужасного в величине? а/ /Это ужасное/ было бы здесь, если бы /эта
вещь/ его ощущала; именно, она ощущала бы себя как ушедшую от самой себя и
/как/ распространяющуюся во вне. b/ /ОДнако/, ведь всякая вещь ищет не
чего-нибудь иного, но себя саму: поход же вовне /всегда/ или тщетен, /и
тогда его, собственно говоря, нет/, или он необходим, /и тогда он
безвреден/. с/ Скорее же, всякая вещь существует не потому, что она стала
многой или большой, но потому, что остается при себе /принадлежит себе/, а
быть при самом себе значит быть согласным с самим собой. d/ Исход же,
/стремление к тому, чтобы стать большим в той или иной мере, есть
принадлежность уже того, что не знает истинной природы большого, и что
направляется не туда, куда следует /на себя самого/, но вне: а /стремиться/
к себе значит быть внутри себя /в своем отечестве, дома/. е/
Доказательством этого является /все/, что возникло при помощи /осмысления
себя как/ величины; если /вещь/ отделяется /от самой себя так/, что
/начинает/ существовать каждая из ее частей, то получаются /именно/ эти
отдельные /части/, а не она сама /какой она была/ вначале, /т.е. когда она
была не величиной или воплощенны эйдосом, но - эйдосом просто/: если же она
будет /именно/ самой собой, то необходимо, чтобы нее /ее/ части имели
отношение к единому, /что она собой представляет/. f/ Таким образом, самой
собой она существует не потому, что она большая, а потому, что она так или
иначе /нечто/ одно /единое/.

5. Тем не менее становится /вещь вещью/ благодаря величине: и при том
постольку /она становится/, поскольку в этой величине теряет из самой себя:
поскольку же содержит в себе единство, она продолжает содержать саму себя.

6. Но ведь Все, /вселенная/, именно велико и прекрасно. а/ И это только
потому, что оно не могло устремиться в бесконечное рассеяние, но охвачено
единым. b/ и прекрасно оно не потому, что велико, но благодаря прекрасному
и нуждаться-то стало в прекрасном потому, что стало великим, ибо и без
него, /прекрасного/, оно оказалось бы настолько безобразнее, насколько
больше объемом. с/ И таким образом, "большое/ - /только/ материя для
"прекрасного", ибо /оно будучи просто/ множественным, нуждается в красоте,
так что /само по себе/ большое и более нестройно и более безобразно.


                      I. Отрицательное учение о числе


                                     а

2. /Число не может быть беспредельным и бесформенным множеством/.

Что же сказать о т.н. беспредельном числе? Но, прежде всего, как /возможно/
число, если оно беспредельно? - 1. /Бесконечного числа нет в чувственном
мире, потому что/, в самом деле, а/ ни бесконечных чувственных вещей не
существует /так что нет и соответствующего им числа/; b/ ни счисляющий не
счисляет беспредельность, но даже если удваивает он /вещи/ или /вообще/
умножает, он /все равно/ полагает для них предел и даже если относит /их/ у
будущему или к прошедшему, или также туда и сюда, он /все равно и в этом
случае так или иначе/ полагает для них предел /ограничивает/. Но может
быть, число беспредельно не просто, но так, что /его беспредельное число
раз/, всегда можно применять? это невозможно, так как числовое созидание
/применение числа/, зависит не от считающего, но оно определено уже /само
по себе/ и предстоит /в законченном и оформленном виде, будучи установлено
свойствами самого числа/.

2. /Нет бесконечного числа и в умном мире, а/ ибо/ как имеет /четкий/
предел сущее, так же количеством сущего определено в умном /мире/ и число.
b/ Мы же в каком смысле делаем множественным одного человека, многократно
применяя /к нему те или другие свойства, в красоту и прочее, так же и с
образом, /эйдосом/ каждой /вещи мы соответственно/ устанавливаем
одновременно в образ, /эйдос/ числа; и как мы можем увеличивать некий город
/не субстанциально/, /но оставляя его той же единичностью, что и раньше/,
таким же образом производим и увеличение чисел. с/. И /нам кажется при
этом, что/ мы исчисляя, положим промежутки времени, /правильно поступаем/,
перенося на эти времена числа, благодаря которым мы эти времена получаем, а
/на самом деле/ числа пребывают в нас /совершенно самостоятельно вне
всякого увеличения и вообще изменения/.

3. /Однако и самая беспредельность немыслима сама по себе как сущая и
мыслимая лишь в связи с эйдосом/.


1. Но как, следует спросить, субстанциально есть беспредельное в качестве
сущего беспредельного? Ведь все, что есть некая субстанция и /вообще/ есть,
уже /тем самым/ охвачено числом. - а/ Но прежде всего, /спросим/: если
множество действительно пребывает в сущем, как множество может быть дурным?
b/. /мы знаем уже, что множество не может быть дурным/, раз оно
объединяется, и так как, будучи единичной множественностью, /тем самым/ уже
испытывает препятствие быть множественностью во всех отношениях. И,
вследствие этого, оно, поскольку содержит множество, менее /значительно/,
чем единое и в отношении единого - хуже; и, не имея его природы /единого/,
но находясь в отрыве /от нее/, оно уменьшается /в значимости/. Тем не
менее, благодаря своему единству, оно получает от него определенную
ценность, /значение/, обращает множественность к единству и /таковым/
пребывает и /дальше/. - /Так существует определенное множество. Но тогда
наш вопрос повторяется/.

2. Как же /все-таки/ существует беспредельность, /беспредельное множество/?
а/ именно если /она/ в сущем, то /этим/ она уже ограничена /определена/; а
если она не ограничена, то, значит, ее нет в сущем, но она, пожалуй, - в
становящемся, равно как и о времени /можно сказать то же/. b/ Но даже если
она определена, то именно в силу этого /оно/ беспредельно, ибо определяется
/только/ беспредельное, а не предельное. Да и нет ничего, как известно,
другого, /кроме становления/, между пределом /как определяющим/, и
беспредельным, что принимало бы природу, /значимость/, определения,
/границы/.

3. Отсюда - вывод, что беспредельное само бежит идею /цельного лика/
предела и схватывается лишь внешним охватом. а/ /Но это не значит, что/ оно
бежит из одного места в другое /пространственно/, ибо оно /вообще/ никакого
места не занимает, и, наоборот, - место образуется там, где оно
схватывается. b/ И вследствие этого нельзя утверждать относительно него
никакого т.н. пространственного движения, и никакого другого движения в нем
из тех, которые имеются в виду в разговоре, так что надо предположить, что
оно, надо полагать и не движется. с/ Но /тогда/ оно также и не покоится,
ибо где же оно покоится, если самое "где" возникает только впоследствии?

4. Похоже, скажут, что движение свойственно беспредельному в том смысле,
что оно не пребывает /постоянно неподвижным/. а/ /Но если так, то/ так ли
оно существует, что возвышается в одном и том же /месте/, или /так, что
носится туда и сюда, /вверх и вниз/? b/ Ни то, /конечно/, и ни другое, ибо
там и здесь, оно относится к /определенному/ тождественному месту, в одном
случае - как в вышине /и/ не склоняющееся, в другом случае как
склоняющееся. - Но в таком случае за что же ее считать /беспредельность в
умном мире/?

5. /Беспредельное существует тогда/, когда мы мысленно определяем
/ограничиваем/ /эйдос/. Что же мы, собственно, тут будем мыслить. а/ Мы
мыслим одновременно противоположное и непротивоположное, как например,
большое и малое, ибо /беспредельное/ становится и тем и другим, /и мыслим
одновременно/ и покоющееся и движущееся, так как /оно/ становится и этим.
b/ Однако, ясно, что ни то ни другое, до того, как /беспредельное/
становится /тем и другим одновременно ни в какой мере/ не определено, а
если определено, то это мы сделали сами, /независимо от всей системы
взаимоопределения эйдоса и меона/. Стало быть то и другое /мыслится/, надо
полагать, именно тогда /или беспредельное только тогда становится
совмещающим противоречия/, когда /природа беспредельного/ и /сама/
беспредельна и все то, /что получается в результате взаимоопределения
эйдоса и беспредельности, тоже обстоит/ беспредельно и неопределенно. /Это
видно также и из следующего/. Именно, подойти к беспредельному без
накладывания определенных границ, как бы без набрасывания сетки, ты
увидишь, что оно ускользает /как бы сквозь пальцы/ и не найдешь его
чем-нибудь одним /определенным/, ибо иначе - оно уже было бы определенным,
/а не беспредельным/. Подойдя же к чему-нибудь как к единому, мы
обнаруживаем его как многое, а назвавши его многим, мы в свою очередь,
опять ошибемся, ибо раз нет каждой отдельной единичности, то нет и ничего
многого. /Следовательно, оно должно быть одновременно и единым и многим/.
с/ /Ясно, что/ самая природа ее /беспредельности/, с точки зрения отличия
от /наших/ представлений, есть движение, а с точки зрения того, куда
направились наши представления - покой. Или: то обстоятельство, что ее
/беспредельность/ нельзя увидеть через нее саму, /конституирует собой/
движение и отправление от ума, и то, что она не может исчезнуть,
сдерживается отвне /некиим/ кругом и не может выступить /за пределы себя
самой, т.е. различаться и рассеяться/, есть покой. таким образом, ни в коем
случае нельзя сказать, что беспредельности свойственно только движение.
/d/. Беспредельности свойственно, значит, одинаково и движение и покой; и
потому мыслится она может не сама по себе, но лишь в связи с эйдосом,
который только один и может, входя во взаимоопределение с беспредельностью
одновременно и двигаться и покоиться/.


                                     b


4. /Беспредельное число немыслимо/. Необходимо рассмотреть, каково
положение чисел в умном /мире/.

1. Существуют ли они а) в результате присоединения к другим видам,
/эйдосам/, или в качестве их постоянных спутников, например, когда мы
поскольку сущее /уже само по себе/ таково, что оно есть первое уже /тем
самым/ помыслили единицу, и затем - уже "три", так как на него /из сущего,
появляется/ движение и покой, и /вообще/ отдельный /новый эдос/ при каждом
/новом числе/; другими /словами, числа тут оказались количествами других
вещей, других - в отношении к ним самим/.
b) Или не так, по каждому /эйдосу/ имманентно была присуща одна единица,
т.е. первому сущему - единица, последующему же, если есть
/последовательный/ ряд - двойка /и вообще/ такое число, каково множество
каждого /эйдоса/, как-то десятка, если /дано/ десять /последовательных
вещей/; c) или же, /наконец, и/ не так, но число мыслится само по себе и в
таком случае /возникает эйдос/: до или после других /эйдосов оно/ так
мыслится? /Значит, или число - исчесляемое количество вещей, или оно -
созерцается цельно с исчисляемой вещью, или оно - созерцается само по себе,
как и всякий эйдос/.

2. /Платон уже пытался разрешить эти вопросы. А именно/ а/ Платон,
сказавши, что люди пришли к понятию числа благодаря /наблюдению за/ сменой
дня и ночи, поставил мышление /чисел и связь/ с инаковостью вещей и тес
самым b/ должен был утверждать, что исчисляемые предметы создают число,
прежде /всего/, именно через /свою/ инаковость, так что с/ число
составляется при переходе души, идущей от одного предмета /т.е. в моменты
психического процесса счислений/, d/ т.е. проходя их /ряд вещей/, и отличая
в самой себе одну вещь от другой, в предположении, что она, по крайней мере
пока мыслит одно и то же, а не другое что-нибудь, следующее за ним, /так и/
называет его "одним".

3. Однако, /тот же Платон/, говоря, что в истинном числе заключена сущность
и в сущности - число, должны опять-таки в свою очередь утверждать, а/ что
есть некая ипостась /чистая существуемость/, числа самого в себе, b/ и что
оно существует не /только/ в счисляющей душе, но с/ впервые понятие числа
возбуждается в ней благодаря /объективному/ различии чувственных вещей
/самих по себе/.


                                     d


5. /Итак, если число - не просто субъективно-психический процесс,
определяемый эмпирическим воздействием чувственных вещей, то что же оно
такое само по себе? Прежде всего, число само по себе не есть только спутник
и нечто как бы только присозерцаемое при сущности/. Итак, какова природа
его? Спутник ли оно /эйдосов/ и как бы /нечто/ присозерцаемое в каждой
сущности?

1. Если мы положим, что "человек" и "один человек" или "сущее" и "одно
нечто сущее" - одно и то же, и /также точно/ - относительно всякого умного
предмета и каждого числа /то возникает ряд недоразумений/ а/. Как тогда
возможно было бы двойку и как все /другое/ /измерять единицей/ и как:
/возможно было бы/ такое число свести к единому? Ведь при этих условиях
получится /лишь/ множество единиц, и - в то же время ничто не будет в
соответствии с единым кроме простой /первоначальной/ единицы. b/ если
только не скажут, что двойка и есть сама вещь, скорее нечто созерцаемое в
вещи, состоящей из двух в совокупности взятых потенций, /смысловых
возможностей/, как бы соединенное в одно, или, если /не будет иметь в виду
числа/, о которых говорили пифагорейцы, по каковым, как известно, числа
есть результат пропорциональности /вещам/, как например, справедливость
есть четверица и другие вещи - другое число, с/ Но ведь подобным способом
скорее /можно достигнуть только того, что/ некое множество, образующее одну
/определенную/ вещь, соединится вместе с числом, которое соответственно /с
этой вещью/ есть /то же нечто/ единое, как например десятка d/ А ведь мы не
то называем десяткой /о чем можно сказать, только то, что оно есть одно/,
но /мы изучаем сейчас десятку/, соединяя в одно именно десять раздельных
/моментов, и именно их называя десяткой/.

2. Но не признать ли, что десять лет мы называем десяткой тогда, когда из
многого возникает одно, подобно тому, как и там /в умном мире существуют/
такие же /раздельные цельности, соединяемые в одно/? а/. но если так, то,
раз созерцается в вещах число, должна ли уже существовать ипостась,
/умно-смысловая сущность/, числа? b/ скажут: тогда ничто не мешает
существовать в вещах и ипостаси делизны, на том сновании, что белизна
созерцается в вещах; а равно существовала бы и ипостась движения наличного
в сфере сущего, раз /само/ движение созерцается в сфере сущего. с/
/Разумеется, и это все имеет свои ипостаси. Но тут существенная разница/.
Число /устанавливается/ не так, как движение. Но в виду того, что движение
есть нечто, то так же и единичность, говорим, в нем созерцается, /и потому
единичность первее движения, белизны и прочего/. Затем, /во-вторых/
ипостась, подобная /ипостаси движения, белизны и прочего/ отрывает число от
пребывания в качестве сущности и делает его скорей акциденцией, и даже,
вообще, /говоря/, не вполне и акциденцией, ибо акциденция тоже должна быть
чем-нибудь /самим по себе/ до акцидентирования /собой/ вещей; и даже в
случае нераздельности /с вещью/ в ней се равно есть некая самостоятельная
природа, так например, белизна: и служить в виде предиката другой /вещи/ -
она может только тогда, /когда в ней/ уже будет то, что должно быть
предикатом.

3. итак, если к числу относиться, как к умному числу и созерцать его
ипостась, то, выходит, число есть нечто предшествующее каждой отельной
определенности. а/ Поэтому, если каждой /вещи можно приписать предикат
единства, b/ и /стало быть/ "человек" и "один человек" - не одно и то же,
но "человек" и "одно" - разное, и "одно" - общее и в каждой прочей вещи, то
с/ "одно" /"единое", по смыслу/, надо полагать, раньше "человека" и каждой
другой вещи, чтобы и "человек" и каждая другая вещь могли оказаться
отдельной вещью, /причастной/ категории единого. d/ И, конечно, /единое/ -
раньше движения, если только само движение - едино и раньше сущего, чтобы и
это последнее могло оказаться /причастным/ категории единого /под единым же
я понимаю не то единое, которое, как известно, мы называем трансцендентным
сущему, но то, которое предицируется о каждом виде /эйдосе/. е/. И десятка,
разумеется, /по смыслу своему/ - раньше того, о чем десятка предицируется,
и в /этом случае/ она будет самодесяткой, /десяткой в себе/, в виду этого
самодесяткой будет очевидно, не та десятка, которая видится в /чувственной/
вещи. f/ Стало быть, самодесятка имманентна сфере сущего и по происхождению
и по реальности. Но если она имманентна сущему как /его/ акциденция /а не
как сущее же/, как например, здоровье - человеку, то и /в этом случае/ ему
необходимо быть /предварительно/ самим по себе, и если единое /трактуется
как/ элемент сложного, необходимо сначала самому единому существовать в
качестве единого, чтобы быть /потом/ и с другим /элементом/. А затем,
смешавшись с /этим/ другим /элементом/, который через него стал единым, он
уже только по ложной /видимости/ может создавать единство, /на самом же
деле/ создает из него два /предмета/. так же обстоит дело и с десяткой.
Какую, в самом деле, нужду имеет в десятке то, что окажется десяткой в
результате столь великой потенции, /превращающей его в чисто-умную
десятку/? /Десятка-в-себе есть эдос в отношении /к десяти вещам; это умный
смысл, обрамляющий внесмысленную материю/. Но если /умная десятка/
эйдетически осмысляет их /реальные десять вещей/ как материю, и десять
/реальных вещей/ могут быть десятью и десяткой, - именно в силу присутствия
/умно/ десятки, то необходимо, чтобы самой по себе десятка была не иначе,
как десяткой просто /существующей до всякого воплощения и материи и до
осмысления ею чувственных вещей/.



                                     с


6. Но если са