тят ему  глаза. Вскоре он стал возмущаться, объясняя, что из-за них у
него  болит голова  и  он плохо видит. Ему разрешили снять  очки.  Затем  он
заинтересовался целым рядом заданий, выполнение которых требовало напряжения
зрения; такими  заданиями были  чтение  книги, которую держали  на  довольно
большом расстоянии, продевание нитки в иголку и т. п. Он  легко выполнял это
в  течение  целого   часа  без  субъективных  жалоб.  Потом  его  немедленно
переориентировали на настоящий  возраст и разбудили. Оказалось,  что  у него
нет никакого чувства дискомфорта. В качестве контрольной меры ему предложили
без очков выполнить такие же задания  в обычном состоянии после пробуждения,
и  каждый раз у  него возникала сильная головная боль, которая длилась почти
полчаса.
     Дальнейшие опыты, проводившиеся в течение нескольких  недель, показали,
что гипнотическая  регрессия этого субъекта  к  различным возрастным уровням
дает следующие результаты.
     1. На уровне восьми и девяти лет.
     а) Отказ носить обе  пары  очков и жалобы на то, что они причиняют боль
глазам.
     б) Никаких субъективных симптомов напряжения зрения.
     в)  Отсутствие  головных болей в возрасте восьми  лет,  но признание  о
наличии таковых в девятилетнем возрасте.
     г) Никаких субъективных  симптомов напряжения  зрения после пробуждения
на этих возрастных уровнях. 2. На уровне десяти и тринадцати лет.
     а) Готовность носить первую пару очков и отказ от второй пары.
     б) Быстрое появление головных  болей, когда ему внушают  обходиться без
очков.
     в) Жалоба на головную боль после внушения носить вторую пару очков.
     г)  Сохранение головных болей, когда его разбудили  из состояния транса
после напряжения зрения.
     д) Исчезновение головных болей,  когда ему внушалась регрессия к любому
предыдущему возрастному уровню после напряжения зрения.
     е) Невозможность вновь вызвать головную боль, вызванную переориентацией
на  более  ранний  возраст   с  последующей  переориентацией  снова  на  тот
возрастной уровень, при котором возникла головная боль, до тех пор,  пока не
указана точная дата.
     3. На уровне четырнадцати лет и дальше.
     а) Согласие носить  первую пару  очков,  но  субъективные  жалобы после
внушения  носить  их  больше  часа.   Готовность  носить   вторые  очки  без
субъективных жалоб.
     б) Появление головных болей при напряжении зрения.
     в)  Сохранение у  субъекта  головных болей,  когда  он  пробуждается из
состояния транса после такого напряжения зрения.
     г) Исчезновение головной боли  сразу  же при регрессии  к более раннему
возрасту  с  последующей переориентацией  на возрастной  уровень, в  котором
возникали головной боли, пока не указана точная дата.
     Контрольные   тесты,   проведенные   в  обычном   состоянии   транса  и
пробуждения, показали,  что субъект не может  отказаться от  очков,  которые
носит в настоящий момент, или носить  первые очки без  того, чтобы у него не
появились головные боли.
     Когда субъекту сообщили о результатах  экспериментов, он засомневался в
их истинности. Он попросил  повторить различные процедуры,  при  которых его
приятель,  тоже интерн медицинского колледжа,  мог  бы выступить в  качестве
наблюдателя и подтвердить, что субъект может обходиться без очков и при этом
у  него не появляется  головная  боль,  когда он  переориентируется на более
ранний возраст. Результаты повторных экспериментов подтвердили предыдущие.
     Эти результаты похожи на те, что были описаны ранее в связи с очевидным
проявлением фобий при оживлении в памяти забытых травматических  состояний и
в повторных сеансах, когда отмечалось, что фобические реакции не возникали у
субъектов,  которым  внушалась  регрессия к  тому периоду  жизни, когда этих
проявлений еще не было.
     Описание   этого    случая   показывает,   что,   в   противоположность
действительному,  существующему   на  данный  момент  физическому  состоянию
субъекта, возникла  выраженная  положительная  корреляция  между ношением  и
отказом  от очков и появлением  головных болей  в соответствии с прошлым (по
хронологии) опытом и физическим состоянием.
Заключение
     Эти  результаты   представляют  собой  экспериментальную   демонстрацию
неожиданных и  нереализованных связей, которые  существуют  между различными
модальностями  поведения  и понимание  которых очень важно для  комплексного
изучения симптомов психопатологических  состояний.  В частности, выяснилось,
что  психопатологические  проявления  не обязательно  должны  сопровождаться
комплексными нарушениями нескольких различных модальностей поведения. Скорее
всего,    результаты    исследования    доказывают,    что    изменение    в
одной-единственной  модальности может  быть  выражено  в  нескольких  других
сферах  поведения  как  несвязанные  (на первый  взгляд  с этим  изменением)
нарушения. Следовательно,  различные  на вид  симптомы могут быть различными
аспектами  одного  явления,  для   которого  было   бы   верным   пренебречь
модальностью  поведения.  Точно  так  же  у  гипнотически  глухого  субъекта
возникают,  как  часть  состояния  глухоты,  дополнительные   сенсорные  или
двигательные  изменения;   так,  психопатологические   явления,  в   которые
вовлечены несколько модальностей поведения, фактически являются результатами
только  одного  нарушения  и  только  в  одной модальности  поведения. Таким
образом,  задача  терапии  и различных  психопатологических  состояний может
зависеть  прежде  всего  от  способа,  на  первый  взгляд  не  связанного  с
действительной  проблемой:  например,  гипнотическая  глухота   лучше  всего
достигается в том случае, если сначала индуцировать анестезию.
     Эти экспериментальные результаты  дают основание предположить, что  для
понимания  сущности  психопатологических явлений  имеет значение  не  только
проявления различных модальностей, но и фундаментальные связи между ними.
     Литература
     Эриксон  М. Исследование специфической  амнезии (The British journal of
medical psychology. 1933, No 13. P. 143.)
     Эриксон    М.   Изучение   экспериментального   невроза,   гипнотически
индуцированного в  случае преждевременной эякуляции (The  British journal of
medical psychology. 1933, No 15. P. 34.)
     Эриксон  М.  Выявление  явного  бессознательного  состояния   во  время
гипнотического оживления травматического случая. (The journal of nervous and
mental diseases. 1937, No38. P. 1282.)
     Эриксон  М.  Изучение клинических  и  экспериментальных результатов  по
гипнотической  глухоте.  1.  Клинический  опыт  и  его  результаты  (General
psychology. 1938, No 19. Р. 127.)
     Эриксон  М. Изучение клинических  и  экспериментальных  результатов  по
гипнотической глухоте. 2. Экспериментальные результаты в связи с применением
метода обусловленной реакции (General psychology. 1938, No 19. Р. 151.)
     Эриксон М. Индуцирование дальтонизма с  помощью гипнотического внушения
(General psychology. 1939, No 20. Р. 61.)
     Эриксон М. Экспериментальные сеансы психопатологии повседневной  жизни.
(Archive neurology and psychiatries, 1939, No 8. Р. 338.)
     Эриксон  М.  Демонстрация   умственных  процессов  с  помощью  гипноза.
(Archive neurology and psychiatries, 1939, No 42. Р. 367.)
     Эриксон М. X.  Экспериментальное изучение регрессии (Доклад,  сделанный
на конференции  членов ассоциации американских  психиатров).  Чикаго,  1939,
май.
     Эриксон  М.  Управляемое экспериментальное использование  гипнотической
регрессии  при  лечении  приобретенного отвращения  к некоторым видам  пищи.
("Journal of psyhosomatic medicine", 1939, No 4. Р. 67.)
     Вернуться к содержанию
     СПЕЦИАЛЬНОЕ  ИССЛЕДОВАНИЕ  ПРИРОДЫ   И  ХАРАКТЕРА  РАЗЛИЧНЫХ  СОСТОЯНИЙ
СОЗНАНИЯ, ПРОВЕДЕННОЕ СОВМЕСТНО С ОЛДОСОМ ХАКСЛИ
     American journal of clinical hypnosis, 1965, No 8, pp. 14--33.
     Почти  целый  год  Олдос  Хаксли  и  автор  потратили  на  планирование
совместного  психологического  исследования  различных  состояний  сознания.
Каждый в отдельности составил план исследований, возможных методов изучения,
вопросов, которые следовало  рассмотреть. Цель планирования  состояла в том,
чтобы подготовить  общую основу  для  предполагаемого совместного  изучения,
которая отражала  бы  собственное  мышление  каждого,  не влияя  при этом на
мнение другого. Мы надеялись, что  сможем затронуть  как можно более широкий
диапазон  идей,   руководствуясь  планами,   которые  составлены   с  учетом
различного понимания того, что нам предстояло сделать.
     В начале I960 года я встретился с Хаксли в его доме в  Лос-Анджелесе. Я
очень  заинтересовался  подходом  Хаксли  к  психологическим проблемам,  его
методом  мышления  и уникальным применением его подсознательного мышления. А
Хаксли интересовался вопросами гипноза, и предыдущая короткая работа с ним в
состоянии  глубокого   транса  показала   его   компетентность   в  качестве
сомнамбулического субъекта.
     Мы оба поняли,  что эта встреча будет  лишь  предварительным опытом,  и
решили,  что сделаем этот опыт как можно более обширным и содержательным, не
стараясь завершить  какой-то отдельный пункт нашей программы. Мы дали оценку
будущим  встречам  и  определенным  экспериментальным  сеансам. Кроме  того,
каждый из нас преследовал свои собственные цели: Олдос имел в  виду  будущую
литературную  работу,  а  мои  интересы  лежали в  области  экспериментов по
гипнозу.
     Работа в этот день началась ровно  в восемь часов утра и не прерывалась
до шести  часов  вечера. Мы  просмотрели все  замечания  в  своих блокнотах,
согласовали их, выяснили все неясные пункты, расшифровали сокращения и т. д.
Мы решили, что записи в наших блокнотах имеют мало различий  и в то же время
в достаточной степени отражают наши индивидуальные планы.
     Наш план состоял в том, чтобы оставить эти записи у Хаксли, так как его
феноменальная память  и литературные  способности позволяют написать хорошую
совместную статью, основанную на наших дискуссиях  и экспериментах этого дня
работы.  Однако  я  решил  воспользоваться  несколькими  отрывками  из  этих
записей,  касающихся   поведения   Хаксли,   когда  он,   выступая   в  роли
экспериментального субъекта, не мог вести соответствующую запись о  себе. Мы
предполагали, что,  исходя  из  этих нескольких  страниц,  я должен написать
статью, которую Хаксли использует в своей  будущей работе. Хаксли скопировал
эти страницы в свой блокнот, чтобы пополнить свои собственные данные.
     К  сожалению,  случившийся позже  лесной  пожар  разрушил  дом  Хаксли;
погибла  и его  огромная  библиотека,  содержащая  множество  редких  книг и
рукописей, а также тетради с отчетом о нашей совместной работе. В результате
нам  пришлось  отказаться от продолжения этой работы, так  как  Хаксли очень
болезненно  воспринимал  все  разговоры на эту тему; но  недавняя его смерть
заставила меня внимательно прочесть те несколько страниц, которые находились
в моем  блокноте.  Изучив их, я понял, что могу представить на суд  читателя
небольшую часть нашей совместной работы в тот день. Читатель должен помнить,
что цитаты, приписываемые  Хаксли, не всегда стенографически точны,  так как
его наиболее длинные высказывания были записаны в сокращенной форме.  Однако
по своей сути  они верны. Нужно также учесть, что Хаксли прочел мои записи в
день нашего совместного исследования и в основном согласился с ними.
Начало проекта
     Выполнение проекта  началось с того, что  Хаксли решил уточнить понятие
сознательного  мышления  в  состоянии  гипноза  у  себя  самого и  у  других
субъектов.  Затем   я   высказал   свою  точку  зрения   на   его  понимание
гипнотического состояния. Цель  обсуждения состояла в том, чтобы выяснить, в
чем  совпадают и в чем  расходятся наши  взгляды,  что  обеспечило бы  более
надежное  исследование  этого  вопроса,  представляющего  для  нас  огромный
интерес.
     Затем  мы  долго  и  подробно  обсуждали  его  психоделические опыты  с
мескалином, которые  позже были описаны  в  его книге "Двери  к  восприятию"
(Нью-Йорк, 1954).
     Далее Хаксли перешел к  детальному описанию своей практической работы с
тем, что  он называл "глубокой  рефлексией".  Он описал "глубокую рефлексию"
(автор  не дает  полного описания, поскольку  тогда  у него  не было  особых
причин  подробно  записать  его в своем блокноте)  как  состояние физической
релаксации   с   наклоненной   головой   и   закрытыми   глазами,   глубоким
прогрессирующим уходом от внешних сторон жизни, но  в то же время без потери
ощущений  физической  реальности,  без  амнезии  и  без  потери  ориентации;
отстранением от всего, не имеющего  к нему прямого отношения, а затем полным
мысленным погружением в то, что его интересует. Однако Хаксли констатировал,
что был настолько свободен в этом состоянии, что брал острый карандаш вместо
притупившегося, чтобы автоматически записывать свои мысли, и делал  все это,
не  вполне  осознавая,  какое физическое  действие  он выполняет. По  словам
Хаксли, у него было впечатление, будто это действие не является неотъемлемой
частью  его  мышления.  Во  всяком  случае,  говорил  он,  такая  физическая
деятельность  не влияла на "течение моих мыслей,  так заинтересовавших тогда
меня, не  замедляла и  не  ускоряла  его.  Эти  действия носят ассоциативный
характер  --   Я  должен  сказать,   что  такие  действия  тесно  связаны  с
периферией...". Приводя еще один пример, Хаксли  вспомнил еще об  одном типе
физической  деятельности.  Он  вспомнил  о состоянии "глубокой рефлексии", в
котором находился в тот день, когда жена поехала в город за покупками. Он не
мог вспомнить, какие  мысли  и  идеи посетили  его в тот день,  но отчетливо
помнил,  что,  вернувшись  домой,  жена  спросила  его,  записал  ли  он  то
сообщение, которое она передала по телефону. Он явно пришел в замешательство
от ее вопроса,  ничего не  мог  вспомнить  о  телефонном  звонке, о  котором
говорила жена, пока они вместе не нашли  запись  о сообщении в блокноте, что
лежал возле телефона, стоявшего рядом с креслом, в котором  он любил сидеть.
Они  с  женой пришли  к  заключению, что  в  момент  телефонного  звонка  он
находился в  состоянии  "глубокой рефлексии"; он поднялся  с  кресла, взял в
руки трубку телефона  и сказал  в  нее,  как обычно: "Алло, я слушаю". Затем
выслушал  сообщение,  записал в блокнот и  впоследствии  абсолютно  забыл об
этом. Он просто  помнил,  что  в этот  день работал  над рукописью,  которая
поглощала  все  его  интересы.  Он объяснил, что у него  сложилась  привычка
начинать рабочий день с погружения в "глубокую рефлексию".
     Хаксли рассказал  также о  другом  случае,  когда его жена,  вернувшись
домой  после короткого отсутствия, обнаружила в  холле на столике для прессы
очень важное письмо. Она нашла Хаксли спокойно сидящим в кресле, очевидно, в
состоянии глубоких размышлений.  Позже  в  этот же день она спросила,  когда
пришло письмо, и Хаксли не мог припомнить  даже  самого факта его получения.
Однако  оба понимали, что,  несомненно,  почтальон позвонил, Хаксли  услышал
звонок,  прервал на время свои занятия,  подошел к двери, открыл ее, получил
письмо,  запер дверь,  положил  письмо  в соответствующее место и вернулся к
креслу, где его и нашла жена.
     Оба  эти случая произошли сравнительно недавно.  Он вспомнил о них лишь
как об эпизодах, но не ощущал, что эти события составляли часть описания его
поведения.  Он мог только заключить,  что  находился  в состоянии  "глубокой
рефлексии", когда происходили эти события.
     Впоследствии  жена  Хаксли  подтвердила  предположение о  том,  что его
поведение было полностью "автоматическим,  как  у машины, движущейся в точно
заданном^ направлении. Очень интересно наблюдать за  ним, когда он  вынимает
книгу  из  книжного  шкафа, садится  в  кресло,  медленно  открывает  книгу,
надевает очки,  прочитывает  какой-то фрагмент, а потом откладывает  книгу и
очки в сторону. Спустя некоторое время, иногда даже через несколько дней, он
замечает  книгу и спрашивает,  почему она здесь лежит. Он никогда не  помнит
того,  что делает  и  о  чем  думает, когда  сидит  в этом  кресле. Но самое
неожиданное вы увидите  тогда, когда  мой  муж  сидит  в кабинете  и  упорно
работает".
     Другими   словами,  когда   человек  находится  в  состоянии  "глубокой
рефлексии"  и,  кажется,  полностью  оторван  от внешнего мира,  целостность
задачи, которую  он выполняет  в  этом  душевном  состоянии, не  разрушается
внешними  стимулами, но какая-то периферийная часть сознания  заставляет его
все  же принимать их,  правильно  на них реагировать; при  этом в  памяти не
запечатлеваются ни  сами  стимулы,  ни  реакция  на  них. Жена Олдоса Хаксли
рассказывала,  что,  когда  она  дома, он, находясь  в  состоянии  "глубокой
рефлексии", не  обращает  внимания на телефонные звонки, хотя телефон  стоит
рядом с ним, и  на  звонки в дверь. "Он  просто во всем тогда полагается  на
меня,  но если  я говорю ему, что ухожу, он  всегда  отвечает на  телефонный
звонок и открывает дверь, когда кто-то звонит".
     Хаксли считал, что ему требуется приблизительно пять минут, чтобы войти
в состояние "глубокой рефлексии", и для этого ему нужно  "просто отбросить в
сторону все  якоря" сознания. Что он под этим  понимал, Хаксли  объяснить не
мог.  "Это  весьма  субъективные ощущения", при  которых  он  явно добивался
состояния "упорядоченной умственной организации",  что  позволяло его мыслям
течь свободно и упорядочение в то время, как  он писал,  --  таково было его
окончательное  объяснение. Он никогда не  занимался анализом своей "глубокой
рефлексии" и не считал, что сможет ее  проанализировать.  Зато  он предложил
провести экспериментальное исследование  такого  состояния в  течение одного
дня.  При этом  исследовании  быстро  обнаружилось, что,  погружаясь в  свои
мысли,  чтобы  достичь  состояния  "глубокой  рефлексии",  он  действительно
"отбрасывал  в  сторону  все  якоря"  и,  казалось,  терял  всякую  связь  с
окружающей обстановкой. При попытке субъективно пережить состояние "глубокой
рефлексии" и вспомнить процессы вхождения в такое состояние  он смог развить
его  за  пять  минут,  а выйти  из него буквально  через две минуты.  Хаксли
прокомментировал  это   следующим  образом:  "Я  приношу   свои   извинения.
Неожиданно я обнаружил, что приготовился работать, но мне нечего делать. И я
понял, что мне  лучше выйти из этого состояния". Перед следующей попыткой мы
договорились, что  я  должен дать  сигнал, когда ему  выходить из  состояния
"глубокой  рефлексии". Вторая попытка  была  так  же удачна, как  и  первая.
Хаксли  спокойно  сидел  в  течение  нескольких минут,  а  потом я подал ему
условный знак. Он так прокомментировал это: "Я обнаружил, что чего-то жду. Я
не  знал,  чего  именно.  Это  было  просто  „что-то"  вне  времени  и
пространства, что должно произойти. Мне кажется, я в первый  раз заметил это
ощущение. Я всегда над чем-то размышлял в это время. Но на сей раз у меня не
было  никакой работы,  я был  ничем не  заинтересован, ко всему безразличен,
просто  ждал  чего-то и чувствовал настоятельную  потребность выйти из этого
состояния. Интересно, вы подали мне условный сигнал или нет?".
     Ряд  заданных ему вопросов показал, что он явно не  помнит о данных ему
стимулах. У  него только  было ощущение, что  пришло время  выйти  из  этого
состояния. Многократное повторение опыта  дало такие же результаты. И каждый
раз  у него  возникало  ощущение  пустоты  без  времени,  без  пространства,
спокойное   ожидание  "чего-то"  неопределенного  и   возврата  к   обычному
осознанию.  Хаксли   кратко  охарактеризовал  свои  результаты  "как  полное
отсутствие чего-либо на пути  туда и на пути назад и  бессмысленное ожидание
чего-то такого, чего обычно  ожидает  человек в  состоянии  нирваны, так как
больше  делать