странта.
   Землянин заглянул  в  Храм  Трех  Миров.  Его  "я"  влилось  в  небольшую
квадратную комнату на самом верху храма. Невидимые снаружи треугольные  окна
впускали сюда слабый вечерний свет.
   Столики и шкафы  из  черного  дерева  заполняли  пергаменты  и  предметы,
неопределенного назначения: мензурки, шары, колбы, дощечки, стеклянные жезлы
и прочее. У окна стоял высокий стройный  человек,  с  необыкновенно  холеным
лицом и пронзительным взглядом. Человек задумчиво смотрел в даль за окном...
   Это был Герцог. Он был во власти землянина,  читавшего  сейчас  потаенные
мысли  этого  сумасшедшего  существа.  Герцог   страдал.   Он   страдал   от
предчувствия, которого не  мог  объяснить  даже  самому  себе.  Он  победил.
Цевелов больше не будет в  этой  Вселенной,  но  вместо  удовлетворения  или
радости, Герцог боролся с тоской, близкой к отчаянию...
   Неожиданно для Сергея, Герцог вздрогнул, оглядывая потолок.
   В  дверь  постучали.  Повинуясь  взмаху  холеной  руки,  тяжелые  створки
раскрылись, впуская двух стариков, облаченных в черные хламиды с вышитым  на
спинах знаком Короны. Старики осторожно, на носках, приблизились к стулу. Их
глаза смотрели в пол, но головы держались высоко. Старики обладали  едва  ли
не такой же статностью, как сам Герцог.
   - Повелитель, все готово. - тихо произнес один из них.
   - Ты составил гороскоп, Икверд? - спросил Герцог.
   - Да, повелитель.
   - Что там?
   - Тьма примет дары.
   Герцог тяжело усмехнулся - он чувствовал, что эти дары будут последними -
но эту усмешку видел только Сергей, она была внутри Герцога,  лицо  которого
не дрогнуло.
   - Где Избранные?
   На вопрос ответил второй старик, таким же мягким шепотом.
   - Они готовы, повелитель. Мы сделали все, что нужно...
   - Ночь будет звездной... - задумчиво произнес Герцог.
   Хранители стояли, чуть склонив головы в знак почтения.
   - Аргалк, - Герцог обратил взгляд на второго старика. - Скажи, ты  ничего
не чувствуешь?
   Аргалк закрыл глаза и сделал широкий жест руками, Сергей удивился,  видя,
как биотоки  рук  старика  соприкасаются  с  энергией  космоса,  подчиненной
Короне. Старик задумался.
   - Ответь. - попросил Герцог.
   - Воздух полон грозой, повелитель. В нем повисла Сила. Это хороший знак.
   - Сила... Помнишь ли ты,  Аргалк,  еще  один  день,  когда  столько  Силы
спускалось над Рагоной?
   - Нет, повелитель. Это будет Великая Ночь.
   - Хорошо, Аргалк.
   - Позволь спросить, повелитель. - произнес Икверд.
   - Говори.
   - Готов ли главный дар?
   - Она готова. Чаша Цветка взяла ее силы, а кошмары Ночи не сломили воли.
   - Она сильнее многих мужчин храма. - восхищенно прошептал Аргалк.
   - Это потому, что в ней не умерла надежда. Она надеялась.
   - На что, повелитель?
   Герцог промолчал,  но  его  глаза  поднялись  к  потолку,  где  ощущалась
странная энергия.
   - Времена переплелись, Хранители. Будущее слилось с настоящим.
   - Пришельцы оставили нас. - напомнил Икверд.
   - Да, но с ними была Сила. Я знаю, что говорю.  Они  заключили  сделку  с
кем-то более могучим, чем мы. С тем, кто сильнее Тьмы. Они изменили Закон...
Они похитили сосуд с Тайным Знанием... Австрант ждут катастрофы!
   Старики задумчиво закивали головами.
   - Идите! - Герцог поднялся на ноги. - Мы принесем дары, когда три  звезды
Запада сойдутся в  одну  и  поднимут  волны  океана.  Смертные  увидят  ночь
Торжества!
   Старики вышли. Прошагав к окну, Герцог прислушался к своим ощущениям. Его
предчувствия боролись с логикой. Оглядевшись, он взял с полки стеклянный шар
и ловко уронил его. Шар закружился в  воздухе  и  повис,  не  касаясь  пола.
Герцог опять огляделся.
   - Воздух пропитан Силой! - задумчиво прошептал австрантиец.
   Сергею показалось, что Герцог видит его - ему  стало  не  по  себе  и  он
оставил комнату, перенеся внимание на крыши храмов, где в алтарях загорались
первые огни. Стеклянный шар упал на пол, расколовшись надвое...

***

   Рагона имела  площадь,  чуть  большую  ста  километров,  но  вид  острова
создавал впечатление, которого нельзя было забыть. С берега материка  остров
напоминал древний замок, загадочно вздымающийся над зеленой  волной  океана,
почти на самом горизонте, хмурый, неприступный, угловатый. Его  образовывала
сплошная гранитная порода - Рагона была одной большой глыбой гранита, высоко
поднявшейся над водой не только или даже совсем не по нелепой  игре  стихии.
Все плоскости Рагоны были гладкими  и  ровными,  горизонтальные  -  идеально
горизонтальны, вертикальные - строго вертикальны. На них  ничего  не  росло,
только камень правильных угловатых форм и  храмы,  воздвигнутые  людьми,  но
такие же темные и суровые, как и сами камни.
   В самом центре острова стояло древнее приземистое строение,  под  которым
открывался вход в лабиринт Вечного  Города.  Храм  Трех  Миров,  построенный
рядом с ним и затмевающий его своими титаническими размерами, был едва ли не
таким же древним. Древней была и правильная окружность  стены,  охватывающей
храмы.
   Быть может, такой же древней, как Вечный Город, была и  Площадь  Единства
Стихий  -  ровная,  четырехугольная  плоскость,  самая  высокая  на  Рагоне,
находящаяся за стеной и открытая  с  берега  материка.  Эта  плоскость  была
расчерчена ровными  бороздами,  залитыми  белой,  синей,  красной  и  черной
краской, образующими странный магический рисунок, образ которого  менялся  в
зависимости от того, с какого угла площади смотреть - с  северного,  южного,
западного или восточного.  В  каждом  образе  угадывалось  некое  мифическое
существо, взгляд которого был обращен к центру квадрата, где всеми  четырьмя
цветами обозначался Жертвенный Круг, на котором стояло каменное сооружение с
углублением в форме человеческого  тела.  Такие  же  круги,  только  меньших
размеров, занимаемые четырехугольными каменными пьедесталами, размещались по
Внутреннему Кругу, вписанному в квадрат Площади. Был еще и  Внешний  Круг  -
описанная окружность квадрата, где размещались осветительные башни,  похожие
на маяки. Кто построил Площадь, и зачем он сделал это, никто не знал.  Люди,
жившие на берегу материка, боялись этого места больше, чем самого Герцога  и
его  легионеров.  Тут  производилась  главная  церемония  праздника  Тьмы  -
приношение даров, самый жестокий и самый изощренный ритуал культа.  Несмотря
на панический страх, люди поклонялись Тьме и не могли пропустить  ни  одного
страшного торжества.
   Когда желтое  солнце  Австранта  опустилось  на  границе  между  зелеными
холмами берега на западе и  золотисто-красной  линией  океана,  от  материка
оторвалась целая флотилия больших и маленьких лодок, занимаемых  крестьянами
и богатыми горожанами,  приехавшими  поклониться  Герцогу  и  посмотреть  на
ритуал.
   Ступить на остров могли и осмеливались только избранные - несколько тысяч
знатных вельмож Великого Герцогства - остальные оставались в лодках, которых
к сумеркам стало столько, что военные гондолы знати  с  трудом  прокладывали
себе путь.
   Отраженные зеркалами, похожие  на  маленькие  солнца,  пылающие  шары  на
башнях ярко освещали пока еще пустую Площадь.
   Золотой легион выстроился перед башнями  Внешнего  Круга  -  часть  света
падала на сверкающие позолотой латы легионеров и на их обнаженные  клинки  и
наконечники копий. С воды, из лодок, люди видели высоко  над  головой  яркую
линию Площади, тонкие пики башен и ровную  цепь  легионеров,  стоявших  ниже
плоскости Площади во Внешнем  Круге.  Закаленные  в  боях  "золотые  демоны"
внушали людям уважение и благоговение.  Прибывшие  вельможи  поднимались  на
вершину  Рагоны  по  широким  гранитным  ступеням,  идущим  от   воды,   где
останавливались перед цепью легионеров и становились на колени на  уложенных
тканями плитах - они получили право видеть церемонию с близкого  расстояния,
но никто из них не смел шагнуть за Внешний круг  -  это  позволялось  только
Посвященным и Избранным.
   За два австрантийских часа  до  полуночи  над  Рагоной  разнеслись  звуки
музыки, настолько  красивой,  что  люди  затаили  дыхание.  Музыка  исходила
откуда-то из глубин острова.
   Постепенно ее тон понижался, переходя к самым низким нотам.
   Когда раскаты мелодии напомнили тональность  грома  во  время  грозы,  за
стеной храмов появилась длинная процессия. Она двигалась в  полной  темноте,
без факелов, так, что люди в лодках видели лишь темные тени, взбирающиеся по
ступеням к Площади.
   Неожиданно музыка оборвалась на самой низкой ноте.
   Процессия  уже  достигла  Внешнего  Круга  и  стояла  за  ним,  рядом   с
коленопреклоненной знатью.
   Углы квадрата-Площади осветились особенно ярко. В  каждом  из  них  стоял
монах, облаченный в халат с широкими рукавами, у  каждого  -  своего  цвета:
черный, красный, синий и белый. Лица и головы монахов скрывали капюшоны. Это
были Старшие Хранители.
   Рагона и воды вокруг  нее  погрузились  в  гробовую  тишину  -  церемония
начиналась.
   Двигаясь в странном немом танце, Старшие Хранители перешагнули Внутренний
Круг и остановились друг против друга.
   В полной тишине послышался шорох скидываемых капюшонов.
   Длинные,  распущенные  волосы  монахов  упали  на  плечи  -  волосы  были
покрашены в тот же цвет, что и  халаты:  черный,  синий,  красный  и  белый.
Монахи запели, обратив лица к центру Площади.
   Сначала тихо, а затем громче и громче. Чистые и красивые звуки взлетели в
звездное небо, наполняя его красками. Это была песня,  похожая  на  ту,  что
пела Лита в  святилище.  Эта  мелодия  была  красива,  как  древняя  сказка,
печальна, как осенний вечер,  сладка,  как  наркотик,  она  играла  струнами
человеческой души так же легко, как слабый ветерок играл рябью океана. Люди,
смотревшие на Площадь и слышащие песню монахов, оказались вовлечены в ритуал
против своей воли, их внимание обострилось, их вера возросла,  их  глаза  не
могли оторваться от вершины острова. Среди них были только мужчины - женщины
не допускались на праздник Тьмы, как  и  не  одна  женщина  Австранта  и  не
согласилась бы присутствовать на нем по доброй воле - но многие, даже  самые
закаленные люди, покрылись слезами, потеряв власть над своими чувствами.
   Песня была длинной. Чистые ноты разносились над  Рагоной  и  звенели  над
океаном. Постепенно казалось, что энергия поющих  возрастает.  Руки  монахов
поднимались, лица их светлели, глаза раскрывались. Неожиданно песня смолкла,
и в то же время в центре Площади, в круге, рядом  с  каменной  ложей  возник
кокон света, куда более яркого, чем свет башен. Из тысяч глоток завороженных
зрителей вырвался возглас удивления. Кокон несколько раз  изменил  цвет,  то
становясь ярко красным, то синим, то слепяще-белым, то  вдруг  обволакиваясь
языками черного дыма. Затем этот кокон увеличился, захватив весь  Жертвенный
Круг, так, что каменное ложе скрылось от глаз людей светом кокона,  и  вдруг
распался, осветив небо над Рагоной  брызгами  искр,  похожих  на  фейерверк.
Отвлеченные игрой света в небе, люди не сразу увидели, что на каменной  ложе
стоит  во  весь  рост  девушка  с  пылающим  золотом   волос,   с   зелеными
затуманенными гипнозом глазами, в короткой  белой  тунике  из  такой  тонкой
ткани, что даже слабое касание ветерка заставляло ее взлетать и  опускаться,
а свет башен пронизывал, как дым.
   Кожа  девушки   была   умащена   розовым   бальзамом,   отчего   казалась
пылающе-розовой, как лепестки розы. Каждая  линия  ее  тела  была  настолько
правильна и красива, что люди увидели в ней продолжение песни, теперь уже не
звуковой, а визуальной.
   Девушка, словно марионетка, безвольно  подняла  руки  к  голове,  опустив
кисти рук и прикрыв глаза, поднялась на носки  и  стала  танцевать  странный
красивый танец. Она двигалась тихо, в полной  тишине,  но  люди  чувствовали
ритм танца так хорошо, что в любой момент могли подхватить его  пением.  Это
был танец разлуки, танец прощания,  танец  глубокой  тоски.  Люди,  все,  от
"золотых"  легионеров,  до  наследных  принцев,  графов  и  простых  рыбаков
чувствовали на своих щеках огонь  слез,  но  не  могли  отвести  взгляда  от
хрупкой красоты на ярко освещенной площадке, и впервые  в  жизни  были  выше
того, чтобы стыдиться своей слабости.
   Сергей был над Площадью и  над  Рагоной.  Ему  было  тяжелее  их  всех  -
маленьких безвольных австрантийцев, он обволакивал Литу  дуновением  энергии
своего "я", смотрел ей в лицо, которое сводила заметная одному ему  судорога
бессильного сопротивления последних остатков воли, ощущал каждое движение ее
рук, колыхание ее груди. Он был на грани безумия, но не мог  помешать  тому,
что должно было произойти дальше. "Дождись, пока все решат, что она  умерла,
и только тогда..." Зачем он должен слушать Императоров? Их время  ушло,  они
там, куда нет пути даже для обладателя Короны, они  не  могут  распоряжаться
его жизнью - черт побери, он свободен, как никогда раньше!
   Какое ему дело до всего Австранта и всей Вселенной?! Почему самое дорогое
в мире существо должно мучиться у него на глазах, должно страдать от ужаса и
отчаяния, быть может сознавая, что где-то совсем  рядом  человек,  способный
прекратить все одним мановением руки, человек, который любит  ее  и  который
сделает это мановение, обязательно сделает...
   Крамольные мысли мучили сознание землянина, он бредил, он не находил сил,
чтобы совладать со своими эмоциями, но и он, как и все  другие  человеческие
существа, поддался вкрадчивому гипнозу происходящего, основанному  на  самых
сокровенных тайнах человеческой души. Он не понимал, зачем ему  смотреть  на
это, но не смел оставить Рагону и Литу ни на секунду. Он  мог  переместиться
туда, где все было бы уже кончено, но боялся даже подумать об  этом,  боялся
даже посмотреть туда.
   Воля Литы была связана и парализована. Ее тело двигалось против  желания,
а ее "я" было растеряно, напугано, сломлено, уничтожено.  Сергей  чувствовал
прилив  бешенства,  когда  видел,  что  в  действительности  управляет   его
возлюбленной.
   Четыре монаха, стоя в разных сторонах от Круга,  соединяли  свою  волю  и
направляли ее в центр, на девушку. Этой  волей  они  не  давали  расходиться
снопу энергии, извлеченному ими из недр острова и бьющему  мощным  невидимым
фонтаном. Лита находилась  в  центре  фонтана,  окруженная  конусом  силовой
стены, созданной монахами, и не могла сопротивляться - ее  тело  служило  не
ей, а Герцогу, обладавшему сейчас  субстанцией,  похожей  на  ту,  что  была
Сергеем. Герцог витал над девушкой, но энергетически  был  настолько  слабее
обладателя Короны, что не мог  даже  увидеть  его.  А  Лита  была  настолько
истощена, что оставалась в сознании только из-за  потоков  питающей  энергии
фонтана. Эти потоки перемещались, поднимались и  падали,  и  вместе  с  ними
взлетали к небу, колыхались  и  падали  руки  девушки,  тело  поднималось  и
опускалось над камнем, а ноги двигались в такт беззвучному ритму. Лита,  как
и все на Рагоне, находилась во власти тех сил, о которых люди знали когда-то
все, а вскоре должны были забыть навсегда...
   Ритм танца накалялся.
   Руки монахов влетели ладонями кверху. Во Внутренний Круг вбежали  младшие
Хранители и упали на колени, касаясь локтями друг друга. Обратясь к их живой
стене, Четверка зажгла над головой Литы голубое сияние. В  Жертвенные  Круги
Внутреннего Круга вошли Избранные - красивые молодые австрантийцы - юноши  и
девушки - обнаженные по пояс, в набедренных повязках  из  тонкого  шелка,  с
блестящими от бальзама распущенными волосами и розовой умащенной кожей.  Все
они были под гипнозом, и все продолжили танец, прерванный Литой. В это время
Четверка стала накапливать энергию, и источником ее служил  весь  Внутренний
Круг с танцующими жертвами и сидящими на коленях служителями.
   Голубое сияние становилось  ярче,  круг  его  разрастался  в  диаметре  и
толщине. Теряя свои силы, танцовщицы и танцоры двигались все  медленнее,  их
ноги и руки заплетались. Когда пылающий круг стал  равен  Внешнему  Кругу  и
опустился на головы монахов и жертв, танцоры рухнули, обессиленные,  а  лица
Четверки стали похожи на лица демонов...
   И тут в центре Площади, над Литой, возник Герцог. Он был в  слепяще-белой
сутане и в черном, как ночь, плаще, наброшенном сверху и вздымающимся высоко
над плечами, создавая игру черного и белого. Герцог был пронизан светом,  но
не голубым,  как  круг,  заставляющий  пылать  Площадь  и  лица  монахов,  а
светло-желтым  и  настолько  ярким,  что   нельзя   было   разглядеть   лица
сумасшедшего гения. Герцог стоял на жертвенном камне широко расставив  ноги,
над Литой, которой неожиданно вернули сознание,  испуганной  и  сжавшейся  в
своем  углублении.  Вокруг  Рагоны  прошел   стон   потрясения,   и   тысячи
австрантийцев упали лицами на камни или на днища своих посудин.
   В это время все Избранные очнулись, но были так напуганы, что не могли ни
двигаться, ни говорить.
   Герцог поднял руку - опять сомкнулась тишина, и взоры монахов  обратились
к небу. Там, над западным берегом материка, на границе между сушей  и  морем
горели три яркие звезды - планеты-сестры Австранта. Они были видны все три -
яркие, разных цветов, одна  чуть  касаясь  другой.  До  затмения  оставалось
несколько минут. Это время прошло в молчании. Люди подняли головы от земли и
тоже смотрели в небо.  Синее  сияние  колыхалось  над  Площадью,  все  более
сгущаясь в одних местах и пропадая в других - Четверка продолжала  совершать
тяжелый ритуал. За какую-то минуту до затмения, монахи  заставили  Избранных
лечь на жертвенные камни. Лита была растянута в углублении волей  Герцога  и
лежала, безумно глядя на него снизу-вверх.
   Настал кульминационный момент.
   Сергей понял, что должен что-то сделать. Он вдруг подумал, что, если Лита
действительно умрет, он не сможет перенести ее в свое настоящее  так,  чтобы
возродить к жизни! Он вдруг понял, что не знает, как "вдохнуть жизнь"!
   Планеты сходились в одну звезду.  Медленно  и  тихо  Избранных,  прижатых
невидимой  волей  к  холодным  камням,  обступили  монахи.  Сияние   приняло
законченные образы, которые постепенно теряли свою прозрачность,  приобретая
вполне материальный вид четырех гигантских мифических драконов,  тех  самых,
что изображались на камне Площади. Чудовища были неподвижны, а  их  огромные
круглые глаза смотрели прямо в сумасшедшие от ужаса глаза Литы.
   Затмение произошло. В тот же  миг  ударили  невидимые  барабаны,  драконы
ожили, тряся головами на длинных шеях.
   Монахи наклонились над жертвами, завязали им рты прочной черной тканью  и
быстрыми, отточенными касаниями витых ножей вскрыли вены на  руках  и  ногах
приговоренных. Кровь заструилась  по  желобкам  жертвенных  камней,  заливая
борозды Площади. После этого на обнаженной груди  каждого  умирающего  стали
рисовать магические знаки, стремясь успеть написать их как можно  больше  до
того, как жертва потеряет сознание. Остальные монахи ждали,  воздев  руки  к
небу и создавая отток энергии от умирающих.
   Молодые тела содрогались, пока еще  были  силы  сопротивляться,  барабаны
глушили стоны, драконы трясли головами, вращали глазами, налитыми кровью,  а
зрители сжимались от ужаса. Когда последний из  Избранных  умер,  все  взоры
обратились к Лите. Драконы дико завыли, перекрывая бой барабанов...
   Сергей спрашивал себя, действительно ли Герцог верит в  то,  что  делает.
Мифические существа были на самом деле голографическим изображением, но  эти
голограммы не только пугали зрителей, как можно было ожидать, но и создавали
концентрацию энергии в  строго  определенных  местах  Площади.  Эта  энергия
соединялась с той жизненной силой, которая истекала от Жертвенных Кругов,  и
вся  она  поглощалась  равномерными  потоками  верхними  ярусами   подземных
лабиринтов Рагоны, которых изменение гравитации, связанное с Парадом  планет
в космосе, сделало более активными. Сергей был уверен, что система, пи