ода.
   Ее же поддерживало и поразительное исчезновение стен  и  башен,  которые,
как мы имели все основания полагать, возвышались некогда  на  этом  глиняном
слое  с  остатками  каменных  фундаментов,  которые  кое-где  сохранились  в
очертаниях стен и башен.
   Рал нерешительно предположил, что враг был так  одержим  ненавистью,  что
постарался стереть с лица земли все следы древних. И мы соглашались с этим.
   - Это возможно. Но куда девались тысячи тонн обтесанных камней?  спросила
Салли.
   - Их разбросали по равнине, - предположил Рал.
   - Подвиг Геркулеса, к тому же тогда на месте равнины было озеро.
   Чтобы избавиться от камней, их должны были рассеять на узкой полосе между
холмами и озером. Но тут ни следа.
   С виноватым видом Питер Уилкокс напомнил нам место в  книге  Кредо  Мутва
"Индаба, дети мои" о том, как древний город был перенесен его жителями, блок
за блоком, с запада и как был этот город заново построен как Зимбабве.
   - Это красный песчаник, - резко вмешалась Салли, - а Зимбабве построен из
гранита, высеченного из скалы, на которой он стоит. Зимбабве в 275 милях  на
восток отсюда. Требуемая для этого работа немыслима. Я  могу  признать,  что
передалось искусство, технология, но не сам материал.
   Больше никаких соображений не было, и мы от теорий перешли к фактам.
   В конце шестой недели  нас  впервые  за  все  это  время  навестил  Лорен
Стервесант. Все раскопки и другие  работы  были  прекращены,  и  мы  провели
двухдневный  семинар,  со  мной  в  качестве  председателя,  на  котором  мы
предъявили Лорену все наши достижения и выводы.
   А они были внушительны. Прежде всего список различных предметов, обломков
керамики и других находок занял 127 страниц машинописи. Большая часть из них
принадлежала Питеру и Хитзер, и они и открыли семинар.
   - До сих пор наши раскопки вне стен города проводились к северу  от  него
примерно в тысяче футов от внешнего периметра. По-видимому, здесь находилось
множество небольших помещений или домов из глины-сырца, крытых тростником, с
крышей, поддерживаемой столбами...
   Питер подробно описывал этот район, указывая средний размер  помещений  и
точное положение каждого найденного предмета.  Лорен  уже  начал  ерзать  на
стуле и поигрывать своей сигарой. Питер педантичен, как старая дева, в своем
отношении к работе. Наконец  он  добрался  до  заключения.  "Таким  образом,
предположительно на этой территории находился базар или рынок". И провел нас
на  склад,  чтобы  ознакомить  с  находками.   Здесь   были   куски   сильно
проржавевшего железа, бронзовый гребень, ручка ножа в форме  женского  тела,
четырнадцать бронзовых розеток - мы предположили, что это украшение щита,  -
двадцать пять фунтов бронзовых дисков, предметы  в  форме  солнца  и  звезд,
очевидно, украшения, шестнадцать  изогнутых  и  измятых  бронзовых  пластин,
которые, как мы полагали, являются частью  нагрудника  -  элемент  защитного
вооружения, великолепное бронзовое блюдо двадцати четырех дюймов в  диаметре
с изображением солнца в центре и сложным узором  по  краям  и  еще  примерно
сорок фунтов бронзовых обломков, настолько поврежденных, что  определить  их
назначение невозможно.
   - Здесь все до сих пор обнаруженные бронзовые предметы,  -  сказал  Питер
Лорену. - Обработка грубая, но ни в замысле, ни в исполнении не  принадлежит
банту. Ближе всего  финикийская  работа.  В  отличие  от  римлян  и  греков,
финикийцы мало внимания уделяли искусству. Их артефакты,  как  и  их  здания
тяжелые  и  грубо  исполненные.  С  другой  стороны,   привлекает   внимание
преклонение перед солнцем. Очевидно, это было политеистическое общество,  но
с явным преобладанием преклонения перед солнцем. Представляется, что в  этом
поселении главный финикийский бог Баал персонифицировался в виде  солнечного
диска.
   Хотя  Питер  допустил   обычную   ошибку   профессионала,   рассуждая   о
неинтересных другим тонкостях, я позволил ему продолжать, не вмешиваясь.
   Обсудив отдельно каждый предмет,  Питер  подвел  нас  к  следующему  ряду
столов, где были расставлены стекло и керамика.
   - Стеклянные бусы весом в сто  двадцать  пять  фунтов,  всех  цветов,  но
преимущественно синего и красного. Финикийские цвета, причем зеленые,  белые
и желтые обнаруживаются только в уровнях 1 и П. Иными словами, позже, чем 50
год нашей эры, что приблизительно совпадает  с  последней  фазой  поглощения
финикийской  цивилизации   римлянами   в   Средиземноморье   и   последующим
исчезновением этой цивилизации.
   Я  вмешался:  "Римляне  так  тщательно  поглощали  финикийцев  и  все  их
достижения, что мы о них почти ничего не знаем."
   Я обратил внимание на Салли. Она была в великолепном  настроении,  полная
перемена  по  сравнению  с  предшествующими  шестью  неделями,   когда   она
оставалась неразговорчивой и отчужденной. Она промыла волосы,  и  они  стали
мягкими и блестящими. Кожа ее тоже блестела золотыми оттенками там,  где  ее
коснулось солнце. Салли подкрасила губы и подвела глаза. Ее красота поразила
мое сердце. Я заставил себя вернуться к обсуждению.
   - ...а также обнаруженная керамика, - говорил Питер. Он указал на большую
выставку фрагментов, частей и  иногда  почти  целых  предметов.  -  На  всех
предметах, за одним исключением, нет ни единой надписи. А вот и  исключение.
- Он взял обломок, лежавший на почетном месте, и протянул его  Лорену.  Хотя
мы все уже много раз его видели, мы столпились вокруг Лорена.
   На обоженной глине виднелась буква.
   - Обломок вазы или чаши. Буква, предположительно, пуническое Т.
   Наконец нетерпение Лорена проявило себя. Он повернулся ко мне  и  положил
руку мне на плечо. "Делай вывод, Бен. Признают это?"
   - Конечно, нет, Ло. - Я с сожалением покачал головой.  -  Будут  кричать:
"Импортировано". Старый трюк: все, что не  можешь  объяснить,  все,  что  не
укладывается в твои теории,  объявляй  привозным  или  полученным  торговыми
путями.
   - Похоже, тебе не выиграть, Бен,  -  с  сочувствием  сказал  Лорен,  и  я
улыбнулся.
   - По крайней мере нам не попалась китайская керамика четырнадцатого  века
или комнатный горшок с портретом королевы Виктории.
   Со смехом мы перешли  к  выставке  меди  и  медной  проволоки.  Тут  были
браслеты и броши, позеленевшие и полусгнившие.  Связки  медной  проволоки  и
медные слитки в форме креста Святого  Андрея,  каждый  в  двенадцать  фунтов
весом.
   - Это не ново, - заметил Лорен.
   - Конечно, - согласился я. - Их  находят  во  всей  центральной  и  южной
Африке. Но форма слитков точно такая же,  как  и  на  финикийских  шахтах  в
Корнуэлле, а также медных слитков в древних шахтах Кипра.
   - И это не бесспорное доказательство? - спросил Лорен. Я покачал  головой
и повел его к находкам из  железа.  Все  они  настолько  проржавели  и  были
повреждены, что об их первоначальной форме и назначении  можно  было  только
догадываться. Тут были сотни наконечников стрел,  в  основном  найденных  на
уровнях 1 и П, наконечники копий, мечи, головки топоров и ножи.
   - Судя по количеству оружия или того, что мы принимаем за оружие, древние
были воинственным народом. Или напротив, они боялись нападения и были хорошо
защищены от него, - предположил я, вызвав общий ропот несогласия. От  секции
железа мы перешли к выставке моих  фотографий,  показывающих  каждую  стадию
раскопок, виды нижнего города, акрополя, храма и пещеры.
   - Очень хорошо, Бен, - признал Лорен. - Это все?
   - Самое хорошее напоследок, - я не мог удержаться от сценических эффектов
и специально загородил конец склада. Я провел Лорена за первый экран, и  вся
моя  команда  с  беспокойством  следила  за  его  реакцией.  И  не  осталась
разочарованной.
   -  Боже!  -  Лорен  остановился  перед  фаллическими   колоннами   с   их
орнаментальными вершинами. - Птицы Зимбабве!
   Их было три. Хоть и  неполные,  они  достигали  пяти  футов  в  высоту  и
тридцать  дюймов  в  окружности.  Только  одна  из  них  была   относительно
неповрежденной, две другие сильно повреждены и с трудом распознавались.
   Резная вершина каждой колонны  первоначально,  по-видимому,  представляла
собой изображение грифа  с  тяжелым  клювом,  согнутыми  плечами  и  хищными
когтями. Точно таких же птиц нашли в Зимбабве Холл, Макайвер и другие.
   - Не птицы Зимбабве, - поправил я.
   - Да, - подхватила Салли. - Именно с этих  птиц  были  скопированы  птицы
Зимбабве.
   - Где вы их нашли? - спросил Лорен, придвинувшись, чтобы лучше разглядеть
фигуры из зеленого мыльного камня.
   - В храме, - я улыбнулся Ралу и Лесли, которые приняли скромный вид, - за
внутренней  стеной.  Вероятно,  это  религиозные  объекты,  посмотри,  внизу
изображение солнца. Очевидно, они связаны с поклонением Баалу как солнечному
богу.
   - Мы назвали их птицами солнца, - объяснила Салли, - так как  Бен  решил,
что название "птицы Офира" слишком претенциозно.
   - Почему они так повреждены? - Лорен указал на  следы  ударов,  разбивших
хрупкий мыльный камень.
   - Можно только догадываться. Но мы  знаем,  что  они  были  опрокинуты  и
лежали в беспорядке в слое пепла на уровне 1.
   - Очень интересно, Бен. - Глаза Лорена устремились к последнему экрану  в
конце склада. - Ну, старый таинственный ублюдок, а что у тебя там?
   - То, на чем основан город  и  вся  колонизация,  -  я  отодвинул  экран,
золото!
   Что-то есть  в  этом  прекрасном  маслянистом  металле,  что  захватывает
воображение. Все затихли. Предметы были старательно очищены,  и  теперь  они
испускали мягкое сияние, безошибочно свидетельствовавшее - золото.
   Холодное  перечисление  отвлекает  от  тайны  и  восхищения.  Общий   вес
предметов 683 унции. Тут было пятнадцать прутьев золота размером  в  мужской
палец. Сорок восемь предметов украшения, булавки, броши и гребни.
   Статуэтка - женская фигура в четыре с половиной дюйма высотой...
   - Астарта, Танит... - прошептала Салли, погладив  ее.  -  Богиня  луны  и
земли.
   Вдобавок  горсть  золотых  бус  с  давно  исчезнувшими  нитями,   десяток
солнечных дисков и множество осколков, обломков, кружков, назначение которых
оставалось неясным.
   - И наконец вот это, - я поднял тяжелый  кубок  чистого  золота.  Он  был
распущен, но основание осталось неповрежденным.  -  Посмотри,  -  сказал  я,
указывая на необыкновенно тонкий рисунок.
   - Анк? Египетский символ вечной жизни? - Лорен взглянул на  меня,  ожидая
подтверждения, я кивнул.
   - Для христиан и  язычников  среди  вас.  Мы  знаем,  что  фараоны  часто
использовали финикийцев для пополнения своих сокровищниц. Может,  это,  -  я
повернул в руках кубок, - дар фараона царю Офира?
   - А помните чашу в правой руке  Белой  леди  из  Брандберга?  -  спросила
Салли.
   Этого нам хватило для обсуждения чуть не до утра,  а  на  следующий  день
Салли с помощью Хитзер Уилкокс представляла свои рисунки  и  изображения  из
пещеры. Когда она демонстрировала фигуру  белого  царя,  странное  выражение
опять  появилось  на  лице  Лорена,  и  он  стал  внимательней  разглядывать
изображение. Мы долго стояли молча, наконец он поднял голову и посмотрел  на
Салли.
   - Я  бы  хотел,  чтобы  сделали  копию  этого  рисунка  для  моей  личной
коллекции. Вы не против?
   - С величайшим удовольствием - Салли  счастливо  засмеялась.  Ее  веселое
улыбчивое настроение оказалось заразительно.  Подобно  большинству  красивых
женщин, Салли не всегда возражает против  того,  чтобы  быть  на  виду.  Она
знала, что выполнила хорошую работу, и теперь наслаждалась аплодисментами.
   - Я не могла решить, что это такое, - сказала  она  улыбаясь  и  повесила
новый лист. - До сих пор я обнаружила семнадцать аналогичных символов.
   Хитзер называет их ходячими огурцами и двойными ходячими огурцами. У кого
какие идеи?
   - Головастики? - попробовал Рал.
   - Многоножки, - чуть удачнее сказала Лесли.
   Наше воображение иссякло, и мы замолкли.
   - Есть еще идеи? - спросила Салли. - Мне казалось, что от собрания  таких
всемирно  известных  умных  людей  и  специалистов  можно  было  ожидать   и
большего...
   - Бирема, - негромко сказал Лорен. - И трирема.
   - Клянусь Юпитером! - я тут же увидел их. - Ты прав!
   - Ниневийская квинкверема  с  далекого  Офира,  -  радостно  процитировал
Питер.
   - Форма корпуса, расположение весел - все соответствует, - продолжал я. -
Конечно... такие корабли регулярно плавали по озеру.
   Мы с этим согласились, но другие, очевидно, не согласятся.
   После ланча мы отправились осматривать раскопки, и Лорен  снова  высказал
несколько блестящих догадок. В углу, образованном утесом и  внешней  стеной,
группа Пита обнаружила серию больших  правильных  ячейкоподобных  помещений.
Они соединялись длинным  коридором,  сохранились  остатки  мощеного  пола  и
дренажной  системы.  Каждое  помещение  достигало  примерно  двадцати   пяти
квадратных футов. Это, кажется,  было  единственное  сооружение  за  стеной,
сделанное из камня, а не из глины.
   Мы условно называли эти помещения "тюрьмой".
   - Неужели мне придется проделывать здесь всю работу? - вздохнул Лорен.  -
Вы ведь только что показывали мне изображения боевых слонов.
   - Слоновьи стойла? - спросил я.
   - Быстро соображаешь,  парень!  -  Лорен  хлопнул  меня  по  плечу,  и  я
вспыхнул. - В Индии их называют слоновьи линии.
   После обеда я около часа работал в своей затемненной комнате, проявив три
пленки. Закончив, пошел отыскивать Лорена. На следующее утро он  должен  был
улететь, и нам еще многое нужно было обсудить.
   В доме для гостей его не было, в гостиной тоже, и когда  я  спросил,  Рал
сказал: "Мне кажется, он пошел в пещеру, доктор. Он попросил у меня фонарь".
   Лесли как-то значительно взглянула на него, нахмурилась, быстро  покачала
головой, но для него это означало не больше, чем для меня. Я пошел за  своим
фонарем и двинулся по молчаливой роще, осторожно пробираясь  между  открытых
раскопок. Из отверстия туннеля за большим  фиговым  деревом  не  было  видно
света.
   - Лорен! - позвал я. - Ты здесь? - Голос мой глухо отразился  от  камней.
Эхо стихло, снова наступила тишина, и  я  вошел  в  туннель.  Зажег  фонарь,
увертываясь от стаи летучих мышей, слышал звук собственных шагов в тишине.
   Никакого света я не увидел, остановился и окликнул снова.
   - Лорен! - Мой голос гулко отозвался в пещере. Ответа не было, и я  пошел
дальше.
   Когда я вышел из туннеля в пещеру, меня неожиданно  ослепил  луч  мощного
фонаря.
   - Лорен? - спросил я. - Это ты?
   - Что тебе нужно, Бен? - спросил он из темноты за фонарем. Голос  у  него
был раздраженный, даже гневный.
   - Я хотел поговорить с тобой о дальнейших планах, - я заслонил  глаза  от
света.
   - Поговорим завтра.
   - Ты улетаешь рано, давай поговорим сейчас.
   И я пошел к нему, отводя взгляд от луча света.
   - Направь луч куда-нибудь в сторону, - попросил я.
   - Ты оглох? - Голос  Лорена  звучал  резко,  голос  человека,  привыкшего
распоряжаться. - Я сказал завтра, черт тебя возьми!
   Я застыл, ошеломленный, сконфуженный. Никогда в жизни он не  разговаривал
со мной таким тоном.
   - Ло, с тобой все в порядке? - с беспокойством спросил я. Что-то не так в
пещере. Я чувствовал это.
   - Бен, повернись и уходи. Поговорим завтра утром.
   Я еще мгновение колебался. Потом повернулся и пошел назад по туннелю.
   Я даже мельком не видел Лорена за этим лучом.
   Утром Лорен был очарователен, каким только он может быть. Он извинился за
предыдущий вечер: "Просто я хотел побыть в одиночестве, Бен.
   Прости. Иногда я бываю таким".
   - Я знаю, Ло. Я тоже.
   Через десять минут мы согласились, что  хотя  свидетельств  существования
финикийского города множество, неопровержимых среди них нет.
   Придется подождать с объявлением об открытии, а тем временем  Лорен  дает
нам carte blanche для продолжения раскопок и исследований.
   Он улетел на рассвете, и я знал, что  на  следующий  день  завтракать  он
будет в Лондоне.

***

   Недели, последовавшие за отлетом Лорена, были для меня нелегкими.
   Хотя раскопки руин успешно продолжались и энтузиазм  и  изобретательность
моих ассистентов не убывали, результаты меня разочаровывали.
   Были новые находки, множество, но они повторялись. Керамика, даже осколки
золотых украшений больше не вызывали во мне дрожи возбуждения. Не добавилось
ни крошки к тем знаниям,  что  мы  уже  накопили.  Я  беспокойно  бродил  по
раскопкам, останавливался над новыми траншеями или  обнажившимися  уровнями,
молясь, чтобы следующая лопата обнажила  какой-нибудь  невероятный  щит  или
камень склепа. Где-то находится ключ к древней загадке, но он скрыт от нас.
   Помимо   отсутствия   прогресса   в   исследованиях,   было   еще    одно
обстоятельство: мои отношения с Салли изменились очень странно, и я  не  мог
этого объяснить. Естественно, никакой возможности для интимной  близости  не
было с момента появления других в Лунном городе. Салли была  непоколебима  в
своем стремлении скрыть нашу связь от остальных. Она  искусно  противостояла
моим дилетантским попыткам застать ее в одиночестве. Ближе всего к успеху  я
был, когда днем приходил в пещеру. Но и тут с ней постоянно был ее помощник,
а часто и Хитзер Уилкокс.
   Салли казалась отчужденной, замкнутой и мрачной. Днем она  сосредоточенно
работала, а вечером, сразу после ужина, обычно ускользала к себе. Однажды  я
пошел за ней, негромко постучал в дверь ее  дома,  потом  неуверенно  открыл
дверь, когда не услышал ответа. Салли не было. Я ждал в полумраке,  чувствуя
себя подсматривающим. Было уже заполночь, когда она вернулась,  выскользнула
из тихой рощи, как призрак, и направилась прямо в свой дом, где Лесли  давно
уже погасила огонь.
   Было неспокойно видеть мою смеющуюся Салли такой необычно молчаливой, и я
на следующий день навестил ее в пещере.
   - Хочу поговорить с тобой, Салли.
   - О чем? - Она с легким удивлением взглянула на меня, как  будто  впервые
за день заметила, что я существую. Я отослал молодого африканца помощника  и
уговорил Салли сесть со мной на камни у изумрудного бассейна,  надеясь,  что
его красота смягчит ее настроение.
   - Что случилось, Салли?
   - Боже, что могло  случиться?  -  Разговор  шел  как-то  неловко.  Салли,
казалось, считает, что я вмешиваюсь в дела,  которые  меня  не  касаются.  Я
чувствовал поднимающийся гнев, я хотел крикнуть ей:
   - Я твой любовник, черт возьми, и все касающееся тебя, касается и меня!
   Но здравый  смысл  победил:  я  был  уверен,  что  такая  самонадеянность
разорвала бы последнюю тонкую нить, связывавшую нас. Вместо этого я взял  ее
за руку и, ненавидя себя на краску, сразу  появившуюся  на  щеках,  негромко
сказал: "Я тебя люблю, Салли. Помни об этом. Если я чем-то могу помочь..."
   Вероятно, это было  лучшее,  что  я  мог  сказать,  потому  что  лицо  ее
смягчилось, а глаза затуманились.
   - Бен, ты очень хороший человек. Не обращай  на  меня  внимания.  У  меня
просто хандра, и тут никто мне не поможет. Она пройдет, если ее не замечать.
   На мгновение она стала прежней Салли, легкая улыбка дрожала в углах рта и
в больших зеленых глазах.
   - Дай мне знать, когда она пройдет. - Я встал.
   - Конечно, доктор. Ты узнаешь первым.

***

   На следующей неделе  я  вернулся  в  Йоханнесбург.  Предстояло  ежегодное
собрание попечителей Института, на котором я не мог не присутствовать; кроме
того, я должен был прочесть несколько лекций на  археологическом  факультете
университета Витвотерсренда.
   Я должен был отсутствовать одиннадцать дней. Я  взял  с  Питера  Уилкокса
слово, что он немедленно известит меня, если будет открыто что-то  новое,  и
оставил все в его надежных руках.
   Три  женщины  суетились  вокруг  меня,  упаковывали   чемодан,   готовили
бутерброды и целовали на полосе перед взлетом. Должен  признать,  что  такое
отношение мне нравилось.
   Я часто обнаруживал, что слишком тесный контакт сужает поле зрения.