мышца
его была  напряжена,  он  стоял,  полуприсев,  плоская  змееподобная  голова
поднята, как бы уравновешивая длинные белые клыки,  которые  почти  касались
шерсти на груди.
   Морда  зверя  полосатая,  полосы  черные  и  ослепительно  белые,  и  это
усиливает золотой свирепый блеск широко расставленных глаз,  усы  и  ресницы
длинные и белые и, казалось, смягчают свирепое  выражение  морды.  Но  когда
зверь встает, поднимается темно-багровое кольцо шерсти вокруг шеи, и  всякое
впечатление мягкости исчезает.
   Ростом с человека, весом с лошадь,  вооруженная  легендарными  клыками  и
когтями, это была  самая  опасная  и  смертоносная  кошка,  какую  порождала
природа.
   Кошка повернулась и пошла к последней своей жертве, лежавшей  в  короткой
траве на равнине. Она склонилась к мертвому буйволу, и казалось невозможным,
что такой большой зверь способен двигаться так быстро.
   Великий лев  поднял  голову,  раскрыл  мощные  челюсти,  показался  между
невероятными клыками длинный изогнутый розовый язык. Зверь заревел.
   Звук этот, казалось, потряс пурпурное небо рассвета, вся земля задрожала,
и заволновалась спокойная поверхность озера.

***

   На рассвете на узком болотистом берегу Хай Бен-Амон приветствовал  своего
бога. На нем были легкие  охотничьи  доспехи:  кожаный  нагрудник,  короткая
кожаная накидка и кожаная юбочка, украшенная бронзой; оружие  он  отложил  в
сторону, собираясь принести  жертву,  послать  вестника  к  великому  Баалу.
Вестника, который должен отнести богу просьбу Ланнона Хикануса.
   Принц и свита полукругом стояли возле жреца, все  смотрели  на  восточную
часть неба. Над горизонтом показался огненный шар Баала, и все протянули ему
навстречу руки. Пальцы расставлены знаком солнца.
   - Великий Баал, - Хай начал приветствие мягким, но торжественным голосом,
который должен долететь до неба. -  Твои  дети  приветствуют  тебя!  Смуглое
крючконосое лицо Хая осветилось  мистическим  блеском,  который  придал  ему
странную красоту.
   -  Мы  пришли  сюда  избрать  царя  для  нашего  народа  и  просим   тебя
благословить наши старания. - Хай хорошо знал своих богов и,  хоть  и  любил
их, знал все их человеческие  слабости.  Они  тщеславны,  непоследовательны,
раздражительны,  алчны  и  иногда  ленивы.  Им  нужно  льстить,   их   нужно
упрашивать, подкупать, веселить, нужны специальные церемонии, чтобы привлечь
их интерес и внимание, нужны жертвы -  сам  Хай  находил  отвратительной  их
страсть к теплой крови.  Недостаточно  просто  принести  жертву,  это  нужно
проделать со всеми необходимыми церемониями, чтобы боги ее приняли, и  когда
младший жрец подводил к нему белого быка, Хай  размышлял,  правильно  ли  он
поступил, убедив Ланнона  принести  в  жертву  животное,  а  не  раба.  Боги
предпочитают человеческую кровь, но Хай убедил Ланнона,  что  бык  сейчас  и
обещание человеческого жертвоприношения позже  окажется  более  эффективным.
Хай  не  испытывал  никаких   угрызений   совести,   торгуясь   с   великими
бессмертными,  особенно  если  это  позволяло  отдалить  момент,  когда  ему
приходилось смотреть в полные ужаса и мольбы глаза обреченного раба.  За  те
пять лет, что Хай управлял религиозной жизнью Опета, было принесено в жертву
не больше ста человек, а ведь в истории города  были  времена,  когда  такое
количество отправлялось к богам во время одной церемонии.
   - Мы шлем тебе с нашей просьбой прекрасного белого быка. - Хай повернулся
и приблизился к животному. Это было низкорослое  животное  опетской  породы,
белое, с серыми пятнами, с жирными плечами и широкими  прямыми  рогами.  Оно
спокойно стояло, а Хай взял у одного из жрецов свой топор с грифами.  Кружок
аристократов слегка расступился, освобождая место для размаха топора и брызг
крови.
   - Великий Баал, прими нашего вестника! - воскликнул Хай, топор взметнулся
вверх, отразив от своей блестящей поверхности низкие лучи солнца. Он  гневно
свистнул, падая, шея быка была перерублена, голова  отскочила  от  туловища.
Безголовое тело опустилось на колени, полилась кровь.
   Хай оперся на свое оружие характерным жестом отдыхающего топорника.
   - Знак, великий Баал! - закричал он, и звучало это не как просьба, а  как
требование. - Дай твоим детям знак! - Голос  его  разнесся  по  безбрежности
болот, под небом и над водой. На них обрушилось бесконечное молчание  болот,
тишина веков дымчато-пурпурного рассвета.
   Несколько гусей пролетело над головой, они тяжело били крыльями,  вытянув
длинные шеи, темные силуэты на фоне розовых освещенных солнцем облаков.  Хай
с надеждой смотрел на них, испытывая  искушение  объявить  их  полет  знаком
бога.
   - Знак, великий  Баал!  -  Он  отбросил  искушение,  но  раздражение  его
увеличивалось.  Жертвоприношение  совершалось  в   точном   соответствии   с
правилами вплоть до одного-единственного удара топором - неужели это один из
тех случаев, когда внимание богов чем-то отвлечено, или же  он  был  слишком
упрям? В заливе зашевелился и плеснул гиппопотам, Хай с надеждой  повернулся
к нему, но большая жирная морская корова только хлопнула  ушами,  как  пчела
крыльями, и погрузилась в воду.
   - Знак, великий Баал! - Третья  и  последняя  просьба,  и  почти  тут  же
послышался ответ.
   Из тростника послышался звук,  от  которого  птицы  изменили  направление
своего полета, задрожали пушистые верхушки папируса, казалось, дрогнуло само
небо. Никто из них никогда раньше не слышал этого звука. Рев великого льва.
   Хмурое выражение Хая сменилось ослепительной улыбкой, он взглянул  своими
газельими глазами с длинными ресницами на принца.
   -  Боги  ответили  тебе,  Ланнон   Хиканус.   -   Он   видел,   с   каким
сверхъестественным страхом смотрят  на  него  жрецы,  аристократы,  воины  и
охотники. Позже он  принесет  личную  жертву  Баалу,  ничего  показного  или
дорогого, может быть, пару цыплят, но он поблагодарит за  этот  великодушный
отклик. Это один из лучших его обрядов. Хай так обрадовался  своему  успеху,
что не смог удержаться от театрального жеста.
   - Иди, принц Опета, и бери своего великого льва, - сказал Хай.

***

   Маленький бушмен вел их по тропе буйволов.  Это  был  зеленый  туннель  в
тростниках, головки папируса смыкались вверху,  закрывая  небо,  под  ногами
влажная торфяная почва,  в  ноздрях  болотный  запах.  Потом  они  вышли  на
открытое пространство,  поросшее  травой.  Короткая  зеленая  трава  примята
бесчисленными стадами буйволов, населявших этот берег озера.
   Бушмен повернул и повел их вдоль края одной из зарослей тростника.
   Процессия получилась громоздкая,  четыреста-пятьсот  воинов,  потому  что
некоторые аристократы из числа девяти не  хотели  появляться  на  берегу  по
соседству с великим львом без плотного кольца лучников и топорников  вокруг.
Вся эта процессия тащилась вслед за  группой  принца,  которая  состояла  из
Мурсила, начальника охоты, от которого пахло  ароматным  фруктовым  зенгским
вином, бушмена, Хая, самого принца и двух его оруженосцев.
   Боги держали свое обещание. Бушмен провел отряд вокруг  выступающей,  как
палец обвинителя, полоски тростника, и, обогнув его, они  оказались  на  еще
одной открытой поляне. Она представляла собой  естественную  арену,  с  трех
сторон окруженную стенами  темных  зарослей,  большое  круглое  пространство
роскошной травы примерно полмили в поперечнике.
   В центре этого пространства на равных расстояниях друг  от  друга  лежали
шесть больших темных предметов, отчетливо видных на открытой  местности.  Но
до предметов слишком далеко, и сразу узнать их нельзя.
   Мурсил, начальник охоты, быстро  заговорил  с  бушменом  на  бесформенном
диалекте. Хай сделал пометку в памяти изучить этот  язык:  это  единственный
язык в четырех царствах, которого он не знал.
   - Мой господин, он говорит,  что  это  мертвые  буйволы,  убитые  великим
львом, - перевел Мурсил, и слова его долетели в облаке винных паров.
   - А где зверь? - спросил Ланнон, и бушмен указал.
   - Он там, за второй тушей. Он увидел и услышал нас и спрятался,  объяснил
Мурсил.
   - Он его видит? - спросил Ланнон.
   - Да, мой господин. Он видит кончики его ушей и глаза. Великий лев следит
за нами.
   - На таком расстоянии? - с недоверием сказал Ланнон, глядя на бушмена.  -
Я в это не верю.
   - Это правда, мой господин. У него глаза орла.
   - На твой риск, если он ошибся, - предупредил Ланнон.
   - На мой риск, - с готовностью согласился Мурсил, и Ланнон  повернулся  к
Хаю.
   - Подготовимся, моя Птица Солнца.
   Пока они снимали с Ланнона вооружение, перевязывали талию тканью, одевали
ему на ноги охотничьи сандалии, подтянулись все остальные.
   Некоторые из старших аристократов  были  в  носилках.  Асмун,  хрупкий  и
седовласый, остановил своих носильщиков возле Ланнона.
   - Хорошей добычи, - пожелал он принцу. - Как  та,  что  досталась  твоему
отцу. - И его унесли туда, откуда он мог видеть все поле.  Отряд  растянулся
вдоль тростника. Оружие и защитное вооружение сверкало на солнце, пурпурная,
белая и красная одежда яркими пятнами выделялась на  темном  фоне  папируса.
Когда Ланнон сделал шаг вперед и повернулся лицом к ним, все смолкли.
   Тело  принца  обнажено,  если  не  считать  повязки,   кожа   гладкая   и
поразительно белая, только лицо и конечности загорели на солнце.
   Прекрасное тело, высокое, с правильными пропорциями, с широкими  плечами,
узкими бедрами и плоским животом.  Волосы  перевязаны  пурпурной  лентой,  а
красно-золотая борода причесана и пригнута к шее.
   Он посмотрел на ряды свидетелей.
   - Предъявляю свои права на город Опет и  все  четыре  царства,  -  просто
сказал он, и его голос донесся до каждого.
   Хай передал ему  оружие.  Щит.  Из  шкуры  буйвола,  овальный,  ростом  с
человека и шириной с его плечи. В центре "глаза", белым и желтым  изображена
пара свирепых глаз. Когда эти глаза показывают зверю, он воспринимает их как
агрессивных сигнал и обычно нападает.
   - Пусть щит защитит тебя, - негромко сказал Хай.
   - Спасибо, старый друг.
   Затем Хай протянул львиное копье. Такое тяжелое и громоздкое оружие,  что
пользоваться им мог  только  очень  сильный  человек.  Древко  из  тщательно
подобранного  твердого  дерева,  обожженного  и  обтянутого  свежей  шкурой,
которая высыхала, съеживалась и плотно обтягивала его. Копье толщиной в руку
Ланнона и вдвое больше его роста.
   К древку  полосками  кожи  привязано  острие,  соответственно  широкое  и
тяжелое, его конец заточен, как лезвие. Оно должно как можно глубже войти  в
тело, образуя большую рану, которая вызывает обильное кровотечение.
   - Пусть это острие найдет сердце, - прошептал Хай и чуть громче добавил:
   - Рычи для меня, Великий Лев Опета.
   Ланнон коснулся плеча жреца. Легко сжал его.
   - Лети для меня, Птица Солнца, - ответил он и  отвернулся.  Со  щитом  на
спине, тщательно оберегая "глаза", чтобы  раньше  времени  не  показать  их,
Ланнон двинулся вперед к ожидавшему зверю. Он шел, высокий и гордый, в свете
солнца, царь во всем, кроме титула, и сердце Хая устремилось вслед ему.  Хай
молча начал молиться, надеясь, что боги по-прежнему слушают.
   Ланнон шел по траве, которая задевала  его  колени.  Он  припомнил  совет
старейшего и лучшего из своих охотников, повторяя каждое слово.
   - Жди, чтобы он зарычал, прежде чем показать ему глаза.
   - Заставь его двигаться к тебе под углом.
   - Он нападает с низко наклоненной  головой.  Ты  должен  целить  в  грудь
сбоку.
   - Череп как железо, кости плечей отразят самый прочный металл.
   - Есть только одно уязвимое место. У основания шеи, между плечами.
   Потом он вспомнил слова единственного человека  среди  всех,  кто  своими
глазами видел великого льва, Гамилькара Барки, сорок шестого  Великого  Льва
Опета: "Как только копье вонзилось, держись за него, сын мой,  цепляйся  изо
всех сил. От этого зависит твоя жизнь. Потому что великий лев еще жив, и это
копье - единственное, что отделяет тебя от него, пока он не умер".
   Ланнон шел, глядя на черную с вздутым брюхом тушу  буйвола,  не  видя  ни
следа зверя, на которого охотился.
   - Они ошиблись, - подумал он. - Там никого нет.
   Он слышал в тишине биение собственного сердца, слышал свои шаги  и  свист
своего дыхания. Смотрел на мертвого буйвола и шел вперед, зажав древко копья
под правой рукой.
   - Там никого нет, великий лев ушел, - подумал он и вдруг заметил  впереди
движение. Лишь на мгновение два уха  дернулись  и  снова  легли,  но  Ланнон
теперь знал,  что  зверь  ждет  его.  Он  почувствовал,  что  поневоле  идет
медленнее, ноги отяжелели от страха, но он заставлял себя идти вперед.
   - Страх разрушитель, - думал он, стараясь отогнать его, но страх холодной
тяжестью лежал в его желудке, как масло, и вдруг  великий  лев  встал  из-за
туши буйвола. Стоял, разглядывая его,  подняв  уши,  лениво  махая  хвостом,
приподняв голову, и Ланнон  вслух  ахнул.  Он  не  думал,  что  зверь  такой
большой. Он заколебался, споткнулся. Зверь невероятно огромен, как  чудовище
из кошмарного сна.
   Теперь он находился в двухста шагах от зверя, но продолжал  приближаться,
пряча "глаза" и следя за хвостом гигантской кошки. При его приближении хвост
дергался все более раздраженно.
   Сто шагов, и теперь хвост гневно бьет, как хлыст, по бокам зверя.
   Кошка слегка присела, прижала уши к голове. Ланнон теперь хорошо видел ее
глаза, горячие желтые глаза на морде-маске.
   Он шел вперед, и грива великого льва поднялась  дыбом,  голова  от  этого
стала огромной, кошка присела еще ниже. Хвост ее хлестал яростно,  а  Ланнон
продолжал идти.
   Теперь их разделяло только пятьдесят шагов, и великий лев заревел.
   Глухая угроза отдаленного грома, дрожь земли в землетрясении,  грохот,  с
которым обрушивается прибой на берег. Ланнон остановился, он  не  мог  идти,
слыша этот звук. Он стоял, окаменев, и  смотрел  на  страшного  зверя,  гнев
которого все усиливался.
   Несколько  долгих  секунд  Ланнон  колебался,  затем  резким   движением,
рожденным страхом, сорвал щит со спины и показал "глаза". Эти круги  -  все,
что необходимо,  чтобы  усилить  ярость  зверя.  Черный  хвост  с  кисточкой
неподвижно застыл, чуть поднятый над уровнем спины, голова низко опущена  на
грудь. И зверь прыгнул.
   В тот же момент Ланнон приподнялся на пальцах ног и тоже прыгнул.
   Страх слетел с него, и он легко запрыгал навстречу нападающему зверю.  Он
бежал наискось, заставляя  великого  льва  поворачиваться,  обнажить  шею  и
боковую сторону груди.
   При этом Ланнон держал копье прямо перед собой.
   Великий лев приближался быстро, нагнув голову, так что невероятные  клыки
почти касались груди, изогнутые и белые, как слоновая кость.  Он,  казалось,
ползет по траве, но через мгновение его огромный корпус закрыл  Ланнону  все
поле зрения.
   В последний возможный миг Ланнон слегка приподнял острие копья, целясь  в
уязвимое место у основания шеи, и великий лев  всем  своим  весом  насел  на
копье, глубоко загоняя его в себя.
   Копье  глубоко  погрузилось  в   пушистое   коричневое   тело,   ушло   в
несопротивляющуюся плоть, и от толчка Ланнон упал на колени, но копье из рук
не выпустил.
   Вокруг него гремела буря, огромные волны  звука  поглощали  его,  били  в
барабанные перепонки  -  это  великий  лев  ревел  в  агонии.  Древко  копья
дергались, вырывалось из рук, било о грудную клетку, рвало кожу и тело,  все
тело дрожало, зубы стучали, терзая язык. Ланнон не выпускал копье.
   Его подняло с земли, вместе в копьем он полетел  вперед  -  это  отскочил
великий лев, потом снова бросило на  землю,  когда  кошка  прыгнула.  Ланнон
чувствовал, как  рвутся  сухожилия  и  мышцы  у  него  на  руках  и  плечах,
чувствовал, как  когти  великого  льва  рвут  кожу  его  нагрудника,  ощущал
слабость в теле и темноту в голове, а буря  продолжала  реветь  и  сотрясать
его.
   Снова взревел великий лев, Ланнон почувствовал, что летит в небо,  древко
копья лопнуло, как хрупкая веточка, и Ланнон отлетел в сторону, держа в руке
обломок копья. Он летел несколько долгих секунд, летел как птица,  потом  от
удара о землю воздух вырвался у него из легких. Испытывая сильную  боль,  он
сел и, ошеломленный, осмотрелся, прижимая обломок копья к груди.
   В десяти шагах к нему по траве полз великий лев. Сломанное  древко  копья
торчало точно из  того  места,  куда  целил  Ланнон.  Агония  великого  льва
безжалостно вогнала копье в его тело,  проделав  ужасную  рану,  из  которой
хлестала яркая кровь, но глаза великого льва не отрывались  от  человека,  а
огромные клыки стремились рвать врага.
   - Умри, -  подумал  Ланнон,  ошеломленно  глядя  на  зверя,  раздавленный
схваткой, не в силах двигаться. - Умри быстрей.  -  И  неожиданно  последний
приступ агонии подхватил хищника. Спина его изогнулась, когти  рвали  землю,
широко раскрылась розовая пасть, зверь застонал. Последний болезненный стон,
и он умер.
   Свидетели, стоявшие полукругом, закричали, их  приветствия  потерялись  в
обширности болот, они начали медленно приближаться к одинокой фигуре царя на
травянистой равнине. Но Хай побежал. Ноги у него  были  слишком  длинны  для
смятого туловища, он, казалось, танцует над  землей,  длинные  черные  пряди
развевались сзади, боевой топор он нес на плече.
   Он уже был на полпути к сидящему Ланнону,  когда  из-за  туши  ближайшего
буйвола показался второй великий лев, скрывавшийся там.  Хай  увидел  его  и
закричал на бегу:
   - Ланнон! Сзади! Берегись!
   Ланнон оглянулся и увидел зверя. Это была самка, более светлая и  гораздо
более  свирепая,  чем  самец.  Она  двинулась  к  Ланнону  со   смертоносной
сосредоточенностью кошки, выслеживающей добычу.
   - Баал, дай мне скорость! - молился Хай, продолжая бежать к принцу.
   Тот  попытался  встать.  Великий  лев  приближался  короткими   прыжками,
прижимаясь к земле.
   Хай бежал изо всех сил, его гнали ужас и страх за принца.  Ланнон  теперь
был на ногах; пошатываясь, он пытался уйти от крадущейся кошки. Это движение
вызвало у кошки охотничий рефлекс, и она начала безжалостное сближение.
   Хай закричал ей: "Эй! Сюда!" - И кошка впервые заметила его. Она  подняла
голову  и  посмотрела  на  него.  Блеснули  длинные  бледные  клыки,  желтые
великолепные глаза.
   - Да! - кричал Хай. - Я здесь! - Он увидел, как Ланнон пошатнулся и упал,
в высокой траве его стало не видно но все его  внимание  было  устремлено  к
кошке. Хвост зверя застыл, голова опустилась.  Он  начал  нападение,  и  Хай
остановился.
   Он готовился к встрече; прочно став на ноги, держа топор на плече, он дал
кошке возможность приблизиться.
   Кошка приближалась, а Хай не отрывал взгляда  от  черного  рисунка  между
глазами великого льва; он плотнее обхватил рукоять топора.
   Когда  великий  лев  преодолевал  последние  метры  быстрыми  скользящими
движениями, топор взлетел вверх, высоко над маленьким горбуном.
   - За Баала! - взревел Хай, и топор засвистел в полете. Лезвие вонзилось в
череп, вошло в мозг зверя и мгновенно было вырвано у  него  из  руки,  когда
мертвый зверь всем своим весом ударил его в грудь.
   Хай вырвался их длинного туннеля ревущей тьмы, и когда он пришел в  себя,
над ним в свете солнца склонялся Ланнон Хиканус, сорок седьмой  Великий  Лев
Опета.
   - Глупец, - сказал царь прямо ему в лицо в синяках,  распухшее,  покрытое
высохшей кровью. - Храбрый маленький глупец.
   - Храбрый - да, - с трудом прошептал Хай. - Но не глупец, величество.
   - И увидел, как в глазах Ланнона появилось облегчение.

***

   Влажные шкуры двух великих львов развесили на главной мачте  флагманского
корабля, и Ланнон, лежа на мягкой, покрытой  мехом  кушетке,  принял  клятвы
верности от глав девяти семейств Опета. Несмотря  на  возражения  царя,  Хай
Бен-Амон держал при этом чашу жизни.
   - Ты должен отдохнуть, Хай. Ты серьезно ранен, я думаю, у тебя ребра...
   - Мой господин, я носите