в  -  тысячи  воспоминаний,  от  которых  горел  его  мозг.   Он
массировал толстые мозоли от цепей на руках, смотрел на врагов, и в  глубине
его души горела  ненависть,  угрожая  затмить  его  разум,  как  раскаленная
докрасна лава действующего вулкана.
   Он хотел обрушить на них свою армию. Хотел уничтожить их, уничтожить  все
следы их.
   Он с удивлением обнаружил, что дрожит, все его тело дрожало от ненависти,
с огромным усилием воли он справился с собой. Пот выступил  на  его  лице  и
теле в прохладном ночном воздухе, остро пахнущий пот ненависти.
   - Мое время еще не пришло, - подумал он. - Но оно придет.
   Кто-то шевельнулся рядом с ним в темноте, и он обернулся.
   - Зама? - спросил он, и его лейтенант негромко ответил:
   - Светает.
   - Да, - кивнул Тимон. - Пора начинать.

***

   Танит любовно заплела его бороду, потом подогнула  ее  под  подбородок  и
укрепила, так чтобы она не цеплялась за нагрудник и  не  давала  возможность
ухватиться врагу.
   Работая,  она  шептала  ласковые  слова,  нежности   бездетной   женщины,
говорящей с ним, как со своим  ребенком.  Хай  спокойно  сидел  на  кушетке,
наслаждаясь проворными мягкими прикосновениями  ее  рук,  тихими  словами  и
любящим тоном голоса; все это так не  соответствовало  жестокостям,  которые
принес день. Когда Танит встала, чтобы принести его  тяжелый  нагрудник,  он
испытал острое чувство утраты.
   Она помогла ему одеться, наклонилась, завязывая ремешки поножей, возилась
с полами его плаща, и хотя она улыбалась, он слышал страх в ее голосе.
   Он неловко  поцеловал  ее,  и  железо  смяло  ее  грудь.  Она  попыталась
освободиться, потом сдалась и, не обращая  внимания  на  боль,  прижалась  к
нему.
   - О Хай, - прошептала она, - мой господин, любовь моя.
   Старая жрица откинула тростниковый занавес и вошла в палатку. Она увидела
их, прижавшихся друг к другу, забывших обо всем. Айна смотрела на них своими
старческими глазами, потом рот ее раскрылся в  беззубой  улыбке,  она  молча
отступила и опустила занавес на место.
   Наконец Танит оторвалась. Подошла к стене, к которой был прислонен  топор
Хая, взяла его и отвязала мягкий  кожаный  чехол.  Подошла  к  Хаю,  подняла
лезвие и поцеловала его.
   - Не подведи его! - прошептала она топору и отдала его Хаю.
   В предрассветной тьме группы офицеров на стенах крепости смотрели вниз по
течению, на вражеский лагерь. Все были вооружены и стоя  ели  утреннюю  еду.
Бурными возгласами они приветствовали Хая и Танит, и Танит слушала, как  они
обсуждают события предстоящего дня. Она не понимала, как можно с энтузиазмом
ребятишек, собирающихся пошалить, рассуждать о предстоящей смерти.
   Она  чувствовала  себя  исключенной  их  этого   удивительного   мужского
товарищества и поразилась изменению, происшедшему с Хаем. Ее нежный поэт, ее
уединенный ученый и стыдливый любовник  был  так  же  воспламенен,  как  все
остальные. Она  видела  все  признаки  возбуждения  в  его  быстрых  жестах,
лихорадочных пятнах на щеках, в высоком голосе и смехе, с какими он встречал
непристойности Бакмора.
   - День пришел. Хватит ждать, -  заявил  Хай,  глядя  вниз  по  течению  в
полутьме. Над рекой стоял густой  туман,  и  дым  10  000  костров  закрывал
видимость. Хай начал беспокойно расхаживать. - Будь проклят этот  туман!  Не
вижу, растянули ли они свои веревки на реке.
   - Приказать галерам произвести разведку? - спросил Маго.
   - Нет. - Хай отбросил это предложение. - Скоро узнаем, и я пока  не  хочу
привлекать внимание  к  галерам.  -  Он  подошел  к  тому  месту,  где  была
приготовлена пища. Налил себе чашу горячего вина,  приправленного  медом,  и
поднял ее. - Яркого лезвия вашим мечам.
   Когда  солнце  показалось  над  красным  дымным  горизонтом,   Хай   спел
приветствие Баалу и затем, стоя с обнаженной головой, привлек внимание богов
к тому обстоятельству, что собирается сегодня дать сражение. В  сильных,  но
почтительных выражениях он указал, что хотя под  его  командованием  собраны
отличные воины, но их мало, враги намного превосходят по численности, и  ему
понадобится поддержка. Он надеется  на  содействие  богов.  Он  сделал  знак
солнца и резко повернулся к своему штабу.
   - Хорошо, вы знаете свои позиции и обязанности. - Они  разошлись,  а  Хай
отвел в сторону Бакмора. - Ты выделил человека для присмотра за жрицей?
   Бакмор подозвал поседевшего пехотинца, который стоял поблизости,  и  этот
человек подошел.
   - Ты знаешь свои обязанности? - спросил Хай, и солдат кивнул.
   - Я весь день буду находиться рядом с жрицей.
   - Ни разу не выпустишь ее из виду, - предупредил Хай.
   - Если враг победит и будет опасность, что она попадет ему в руки, я...
   - Хорошо, - резко прервал его Хай. - Удар должен быть быстрым и точным.
   Хай не мог смотреть на Танит, он отвернулся и быстро пошел туда, где  его
ждала небольшая лодка, чтобы отвезти на галеру.
   Хай стоял на башне галеры и ждал. Солнце уже поднялось  высоко,  и  туман
рассеялся. Галера стояла на якорях, носом навстречу течению.  Гребцы  сидели
на своих скамьях, щиты и оружие у их ног, весла вынесены и готовы.
   Армия рабов  продолжала  переправу.  Двадцать  веревок  было  натянуто  к
илистому острову, и теперь прокладывались веревки  от  острова  к  северному
берегу.
   Брод был забит огромной массой людей. Цепляясь за  веревки,  рабы  шли  в
воде к острову. Виднелись только их головы, длинные линии черных  точек  над
бурлящей водой. Пятнадцать или двадцать тысяч рабов уже находились в воде, и
число их быстро увеличивалось, все новые и новые на южном берегу брались  за
веревки и входили в воду.
   Все шло  так,  как  и  предполагал  Хай.  Скоро  толпа  на  южном  берегу
уменьшится, и с ней легко справятся томящиеся в ожидании воины Бакмора.  Хай
улыбнулся, представив себе, как сердится Бакмор из-за задержки. Придется ему
еще подождать, решил Хай, глядя, как первые рабы выходят их зеленой  воды  и
радостно ковыляют по острову, их мокрая черная кожа блестит на солнце.
   Радость их преждевременна, подумал Хай. От безопасности их  отделяет  еще
северная часть русла реки. Рабы начали заполнять остров, а сзади веревки  из
коры прогибались под тяжестью массы людей,  скоро  остров  весь  был  покрыт
обнаженной черной плотью. Ужасное зрелище, такая масса людей в  реке  и  еще
большая плотная масса на южном берегу.
   Если  это  Тимон,  то,  конечно,  лучших  он  оставит  в  арьергарде.  Он
всматривался  в  людей,  дожидавшихся  своей  очереди  на  берегу,   и   ему
показалось, что они держатся лучше и увереннее, чем те, что уже в воде.
   Нужно, чтобы число их еще уменьшилось, прежде чем  он  рискнет  небольшим
отрядом Бакмора.
   Хай снова перенес внимание на брод, головы в воде теперь начали двигаться
от острова к северному берегу. Хай понял, что предстоит трудный выбор.  Если
он еще затянет нападение,  многие  беглецы  доберутся  до  густого  леса  на
северном берегу и там будут навсегда потеряны. Но  если  он  ударит  раньше,
Бакмору придется сражаться с намного превосходящим его противником.  Трудный
выбор, и Хай задумался. Решение было принято, когда он подумал о том  дне  в
будущем, когда доложит царю: "Ни один не ушел, величество". И почти  услышал
ответ: "Я не сомневался в этом, моя Птица Солнца".
   Хай повернулся к капитану галеры, стоявшему рядом.
   - Подними флаг, - негромко сказал он, и тут  же  приказ  был  передан  на
переднюю палубу. Золотое боевое знамя поднялось на мачте.
   С  гребных  скамей  послышался  хриплый  крик.  Хай  увидел,  как  сигнал
нападения появился и на второй галере.
   На носу  моряк  взмахнул  топором,  перерубив  якорный  канат,  и  галера
прыгнула на крыльях весел. Весла опускались и поднимались, влажные,  золотые
и серебряные в свете солнца. Под ногами Хая корабль устремился  по  течению,
так быстро, что  Хай  пошатнулся  и  восстановил  равновесие.  Галеры  плыли
строем, их большие крылья бились,  они  постепенно  расходились,  так  чтобы
каждая оказалась в одном из протоков.
   - Правь по центру их линии, - приказал Хай капитану галеры, и приказ  был
передан на корму.
   Они неслись прямо на веревки, усеянные, как бусами, головами людей.
   Шум воды и скрип весел перекрывал крик  ужаса  от  людей,  увидевших  над
собой несущие смерть громады кораблей.
   Хай подошел к борту и посмотрел вниз.  Увидел  обращенные  к  нему  лица,
белые зрачки на темном фоне. Проклял зашевелившуюся в  нем  жалость,  потому
что это не люди. Это враги.
   Лучники на кораблях начали стрелять. Хай видел, как  стрела  попала  рабу
прямо в лицо, раб высоко взмахнул руками, и его унесло течение.
   Галера  разрезала  нагруженные  веревки,  слегка  наклоняясь,  когда  они
задерживали  ее  продвижение  вперед,  потом  веревка  лопалась,  и   галера
устремлялась  вперед,  а  течение   под   градом   стрел   уносило   цепочки
барахтающихся людей в глубокое место, под стены крепости,  где  ждали  своей
очереди лучники Хая.
   Галеры миновали брод, царапая дно килями, и оказались снова  на  глубине.
Хай побежал на корму и посмотрел  назад.  Река  от  берега  до  берега  была
заполнена кричащими тонущими людьми. Некоторые цеплялись за  ветви  нависших
деревьев, другие - за скользкие скалы или плывущие обломки  дерева  и  пучки
папируса. Остров был сплошь покрыт  одеялом  из  черной  дрожащей  плоти,  и
по-прежнему рабы пытались вскарабкаться на него, барахтаясь в воде.
   Их было так много, что они напомнили Хаю мигрирующих насекомых.
   Муравьи, десятки тысяч муравьев. Хай уцепился за эту  мысль,  прежде  чем
отдать следующий приказ.
   - Хорошо, капитан, - сказал Хай, помня, что они не люди, а муравьи.
   Капитан немедленно стал выкрикивать приказы, корабль развернулся боком  к
течению. Вторая галера повторила этот  маневр,  и  с  носов  обоих  кораблей
полились смертоносные потоки тайного оружия Опета - "огня Баала".
   Они разливались по поверхности реки, расстилались ровно,  солнце  создало
радужную пленку на воде, запах был маслянистый и зловонный.
   И вдруг жидкость неожиданно вспыхнула, вся поверхность реки  превратилась
в сплошное оранжевое пламя, от которого  поднимался  черный  дым.  Жар  стал
таким сильным, что Хай быстро отступил, чувствуя, что ему опалило бороду.
   - Во имя Баала, - прошептал  Хай,  глядя,  как  пламя,  названное  именем
великого бога, распространяется по воде, заполняя от берега  до  берега  всю
реку, закрывая небо черными облаками дыма. Оно налетело на остров,  а  когда
миновало, на нем грудами лежали обгоревшие тела, а бурелом и папирус  горели
погребальными кострами.
   Стена пламени понеслась вниз по течению,  мимо  крепостных  стен,  сжигая
растительность по берегам, уничтожая в реке жизнь. За десять коротких  минут
погибли 20 000 душ, и их обгоревшие  тела  поплыли  к  морю  или  лежали  на
песчаных берегах реки.

***

   Пламя прошло. Тимон стоял, ужасаясь, и смотрел на опустошение. Он не  мог
поверить  своим  глазам:  больше  половины  его  армии  погибло  в   краткие
мгновения. У него осталась небольшая часть первоначального состава.
   Остались лучшие  люди,  но  он  знал,  что  они  не  могут  сравниться  с
противостоящими им когортам. Он понимал, что должен подготовиться  к  атаке,
которая вскоре последует, но потратил несколько секунд, с  тоской  глядя  на
северный берег реки, где лежит его родина. Он отрезан от  нее,  может  быть,
навсегда.
   Галеры стояли в сотне шагов от берега, носами к нему.  Они  были  так  же
страшны, как два огромных ящера, и теперь он видел их в действии.  Глядя  на
них, Тимон ощущал холодок страха.
   За ним раздавались крики и звон оружия. Тимон повернулся. Началось второе
нападение, как он и опасался. Оно пришло именно в тот момент и именно в  том
месте, где он ожидал. Оно обрушилось на его тыл в тот момент, когда его люди
еще не пришли в себя от страшного уничтожения, свидетелями  которого  только
что были.
   Тимон почувствовал, как разгорается его гнев, поднимая его вверх.
   Ненависть росла вместе с  гневом.  Гнев  и  ненависть  -  теперь  на  них
строилась вся его жизнь. Гнев оттого,  что  он  должен  сражаться  с  такими
людьми и таким жалким оружием. Собираясь присоединиться к  схватке,  он  дал
клятву, которую повторял сотни раз  и  раньше.  Я  создам  армию  из  своего
собственного племени, которая сможет сражаться с бледнокожими дьяволами.
   Тимон пробивался к тылу сквозь  ряды  своих  людей.  Атака  медленно,  но
настойчиво прижимала его людей к реке, стеснив их так, что они не  могли  ни
маневрировать, ни свободно владеть оружием.
   В попытках пробраться через это раскачивающееся, бушующее море черных тел
он почувствовал  кошмарное  ощущение.  Тимон  отчаянно  выкрикивал  приказы,
стараясь навести порядок, продвинуть своих людей  вперед,  развернуться,  но
голос его терялся в  реве  битвы,  и  даже  его  огромная  сила  оказывалась
беспомощной в тисках черных тел.
   Над головами своих людей он видел блестящие шлемы и плюмажи врагов.
   Меч и топор вздымались и падали в едином ритме, и  перед  ними  его  люди
бросали оружие, поворачивались спинами и пытались зарыться в сплошной  массе
своих товарищей. Давление постоянно усиливалось, сминая задние ряды и  тесня
их к реке.
   Над головами нападающих лучники и  копейщики  посылали  град  снарядов  в
центр Тимона, и так там было тесно, что мертвецы не могли упасть, но стояли,
поддерживаемые соседними телами.
   Но вот неторопливо к берегу приблизились галеры, и  с  их  башен  лучники
начали стрелять  в  тыл  армии  Тимона.  Берег  начал  рушиться  под  ногами
отчаявшихся людей, и живые и мертвые скользили и падали в быстрые воды.
   Скоро вода из зеленой стала коричневой, а потом и ярко-алой от крови.
   - Кровавая  река,  святейшество,  -  заметил  разговорным  тоном  капитан
галеры. - Я слышал, об этом раньше писали поэты, но вижу впервые в жизни.
   Хай молча кивнул. Он видел, что битва достигла пункта равновесия.
   Отряд  Бакмора,  даже  усиленный  солдатами  Маго,  не   мог   продвинуть
противника дальше ни  на  ярд.  Скоро  давление  уменьшится,  топорники  уже
устали. И тогда армия рабов рванется наружу, как освобожденная тетива. Нужно
еще ничтожное давление,  чтобы  опрокинуть  рабов  в  реку,  но  оно  должно
начаться в ближайшие несколько минут.
   Хай нетерпеливо прошептал: "Давай,  Бакмор.  Ты  ослеплен  кровью?  Жажда
битвы затуманила твой разум? Момент настал, но он проходит". - И  Хай  начал
беспокойно расхаживать по палубе. Ему ясно было, что нужно  сделать,  и  его
изумляло, что окружающие не видят этого.
   - Давай, Бакмор, давай! - просил он и тут же облегченно вздохнул.
   - Точно в срок!
   Бакмор ударил боевыми слонами в остатки армии Тимона. С топотом и  криком
огромные серые животные брели прямо по  телам,  топча  их  ногами,  поднимая
хоботами и швыряя в небо. 10 000 глоток испустили отчаянный  крик,  и  армия
Тимона устремилась в воду.
   - Пора! - крикнул Хай, и галеры устремились к берегу. Они подошли  рядом,
и с них устремились 400 топорников во главе с Хаем Бен-Амоном.
   Его люди старались не отставать от него.  Потому  что  в  Шестом  легионе
самое почетное место в битве - рядом с верховным жрецом. Но топор с  грифами
так быстро прокладывал дорогу, что нужно было быстро идти, чтобы не  отстать
от него.
   - За Баала! - И они пожинали кровавую жатву, так  что  земля  у  них  под
ногами превратилась в красную грязь, и река ярко расцвела.
   Хай увидел Тимона. На мгновение, пораженный, он замедлил движения руки, и
в него ударило копье, царапнув ребра.  Обратным  движением  топора  он  убил
копейщика, а потом начал прорубать себе путь к Тимону. Работа шла  медленно,
а Тимон отступал перед ним к берегу реки.
   - Тимон! - отчаянно закричал Хай, и ужасные дымящиеся глаза повернулись к
нему и на мгновение задержались. Это были глаза леопарда в ловушке, жестокие
и безжалостные.
   - Вызов! - крикнул Хай. - Сражайся со мной!
   В ответ Тимон откинулся и бросил в Хая свое копье. Хай присел,  и  копье,
задев его шлем, погрузилось в горло соседа. Тот закричал и упал.
   Тимон повернулся и тремя большими шагами  достиг  берега.  Он  прыгнул  в
красную воду и поплыл мощными гребками, которым его научил Хай.
   Хай тоже добрался до берега, сорвал шлем и  нагрудник,  разрезал  кожаные
ремни поножей и скинул сандалии.
   Обнаженный, если  не  считать  пояса,  на  котором  держался  топор,  Хай
посмотрел на реку. Тимон был вне пределов досягаемости лучников с берега, на
полпути к острову за то время, какое понадобилось Хаю, чтобы раздеться.
   Хай нырнул с берега и ударился о воду.  Потом  поплыл  в  кровавой  воде,
гребя длинными мощными руками и вспенивая воду ногами.
   Тимон на острове нашел оружие. Копья сгоревших лежали на земле.
   Когда Хай коснулся дна и пошел на остров,  Тимон  бросил  в  него  первое
копье. Взмахом топора Хай отразил  копье,  копье  попало  в  голову  топора,
похожую на большую бабочку, и Хай отбросил его, будто это насекомое.
   Тимон бросил еще и еще, а Хай  преследовал  его  по  скалистой,  усеянной
телами почве, и каждое брошенное копье  отражал  топор,  и  оно,  беспомощно
вращаясь, падало на землю.
   В отчаянии Тимон подобрал булыжник размером с голову. Он поднял  его  над
головой обеими руками  и,  сделав  шаг  вперед,  бросил.  Камень  нанес  Хаю
скользящий удар в плечо и сбил на землю. Хай упал на спину,  топор  вырвался
из его рук.
   Тимон бросился на него, забыв обо всем в своем  гневе  и  ненависти.  Хай
приподнялся, как копье, устремившись вперед.
   Голова Хая ударила Тимона в грудь, в районе ребер,  и  с  громким  звуком
весь воздух вырвался из легких Тимона. Тимон согнулся и опустился на колени,
сжимая грудь обеими руками.
   Хай нагнулся к нему и ударил по голове, как гладиатор, Ударил кулаком под
ухо, и Тимон без чувств свалился на камни.
   - Я не могу убить тебя, Тимон. - Голос Хая долетал к  нему  сквозь  серый
туман и как бы с большого расстояния. - Хоть ты и заслуживаешь  смерти,  как
никто до тебя. Ты поднял меч против меня и  моего  царя  -  ты  заслуживаешь
смерти.
   Зрение прояснилось, и Тимон увидел,  что  лежит  на  спине  с  вытянутыми
руками. Он попробовал шевельнуться и  понял,  что  связан.  Кожаные  веревки
плотно прижимали его к земле. Он повернул голову  и  увидел,  что  лежит  на
северной стороне острова, скрытый от  наблюдателей  с  южного  берега  реки,
наедине с Хаем.
   Рядом горел небольшой костер. Хай  разжег  его  от  тлевших  остатков,  и
теперь в нем нагревался широкий наконечник копья и отбитым древком.
   - У нас мало времени. Скоро меня станут искать, и  тогда  дело  уйдет  из
моих рук. - Хай начал объяснять. - Я поклялся своим богам, поэтому  не  могу
наказать тебя так, как ты того заслуживаешь. Но у меня долг перед моим царем
и народом. Я не могу допустить, чтобы ты снова поднял на нас меч.
   - Римляне нашли для этого способ, и  хотя  я  ненавижу  все  связанное  с
римлянами, мне придется воспользоваться их способом.
   Хай встал и склонился к Тимону.
   - Я ошибся в тебе. Никто не может приручить дикого леопарда. - Хай держал
свой топор в правой руке. - Ты никогда не был Тимоном, ты  всегда  оставался
Манатасси. Ты так же отличен от меня, как  цвет  твоей  кожи  отличается  от
моей. Между нами нет связи, это была иллюзия, и хотя говорим мы на  одном  и
том же языке, слышим совершенно разные звуки.
   - Твое назначение - стараться уничтожить все, что я считаю дорогим,  все,
что создал мой народ. Мое назначение - защищать это всей своей жизнью. - Хай
помолчал, и когда продолжил, в голосе его звучало искреннее сожаление.  -  Я
не могу убить тебя, но  я  могу  быть  уверен,  что  ты  больше  никогда  не
поднимешь меч.
   Запел топор, и Тимон крикнул один раз, а потом  застонал,  а  отрубленная
правая рука дергалась и дрожала, как умирающее животное, на сожженной  земле
острова.
   Хай взял с костра раскаленный на