и переодеваться: гражданскую одежду они меняли  на  защитные
мундиры парашютистов. Я увидел нашивки с красной звездой,  и  последние  мои
сомнения рассеялись. Я повернул голову и увидел, что Тимоти смотрит на меня.
   - Да, доктор, - он кивнул. - Солдаты свободы.
   - Или вестники тьмы, смотря как взглянуть.
   Тимоти нахмурился. "Я всегда считал вас  гуманным  человеком,  доктор.  Я
надеялся, что вы поймете и поддержите наши стремления".
   - Мне трудно поддерживать бандитов с пистолетами в руках.
   Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Потом он неожиданно  встал
и прошел в радиорубку, остановившись рядом со мной. Включил радио, посмотрел
на свои часы и начал менять частоты. Послышался  громкий  голос  диктора,  и
сразу все в самолете застыли, все слушали:
   - Южноафриканская радио-корпорация. Семь  часов.  Новости.  Представитель
южноафриканской полиции сообщил, что сегодня  утром  в  2-15  отряд  полиции
безопасности, действуя в соответствии  с  полученной  информацией,  захватил
ферму на окраине Рандбурга, пригорода Йоханнесбурга.  Произошло  решительное
сражение  между  полицией  и  большим   отрядом   неизвестных,   вооруженных
автоматическим оружием. Часть банды попыталась скрыться в машинах,  и  после
преследования двум машинам удалось уйти. По первоначальному сообщению восемь
членов банды  убиты,  четверо  захвачены  в  плен  ранеными  и  невредимыми.
Предполагается, что среди сбежавших тоже есть раненые.
   Проводится крупномасштабная полицейская операция, перекрыты  все  дороги,
ведущие из района Витвотерсренд, контролируются все  аэропорты.  С  глубоким
прискорбием сообщается о смерти  трех  полицейских  и  тяжелом  ранении  еще
двоих...
   Радостные возгласы послышались в самолете, и один  или  два  члена  банды
подняли сжатые кулаки в коммунистическом салюте.
   - Поздравляю, - саркастически сказал я Тимоти и отвернулся.
   - Смерть ужасна, рабство еще хуже, - спокойно ответил он.  -  Доктор,  мы
связаны друг с другом.
   - У меня слишком болит голова и лицо, чтобы слушать твою коммунистическую
болтовню, - ответил я, - не трать красивых слов, ублюдок.
   Ты хочешь сжечь мою землю и залить ее кровью. Хочешь уничтожить все,  что
я считаю дорогим и священным. Это моя страна, и  я  люблю  ее  со  всеми  ее
недостатками. Ты мой враг. Между нами нет больше связи, только нож.
   Снова мы какое-то время смотрели в глаза друг другу, затем он кивнул.
   "Пусть будет нож", - согласился он и отвернулся. Дакота шла на север, мои
ушибы начали болеть. Я  закрыл  глаза  и  слушал,  как  длинные  волны  боли
поднимаются в желудке и взрываются в голове.

***

   Реактивный Мираж появился на востоке и пересек гладкой серебряной  линией
наш курс перед самым носом. Он прошел на большой скорости, и я  ясно  увидел
круги военно-воздушных сил и голову пилота в шлеме и очках.  Самолет  исчез,
но сразу ожило радио.
   - ZА-СЕЕ. Говорит истребитель военно-воздушных сил  красный  2.  Вы  меня
слышите? - Я смотрел в окно рядом с головой, и видел, как серебряная искорка
Миража появилась снова вверху. Подбежал Тимоти, сел рядом со мной и какое-то
время смотрел на него. Атмосфера сразу стала напряженной.
   Тимоти отвечать не мог, у него слишком заметный акцент банту.
   Снова впереди появился истребитель.  Человек  с  пистолетом  за  Роджером
присел, чтобы его нельзя было увидеть.
   - ZА-СЕЕ, - вызов был повторен. Тимоти начал потеть, лицо его посерело от
напряжения и боли в раненой руке. Он повернулся в кресле  и  подозвал  двоих
своих людей.
   - Приведите  его,  -  он  показал  на  белого  инженера.  Его  втащили  в
радиорубку и держали передо мной. Лицо у него побледнело и блестело от пота,
в глазах застыл ужас, он жалобно смотрел на меня, во рту торчал  кляп.  Один
из бандитов встал сзади, откинул голову инженера и обнажил его  горло,  кожа
натянулась и стали видны голубые пульсирующие артерии. Бандит прижал к горлу
инженера сверкающее лезвие траншейного ножа.
   - Я серьезен, доктор, - заверил меня Тимоти, разрезая веревки у  меня  на
руках и сунув мне в руку микрофон. - Успокойте их.  Скажите,  что  на  борту
только два человека и вы направляетесь в обычный рейс к Лунному городу. - Он
положил палец на кнопку передатчика, готовый отключить его.
   Испуганный инженер что-то промычал в кляп, нож был плотно  прижат  к  его
пульсирующему горлу. Его пригнули так, чтобы я ясно видел его лицо.
   - Истребитель военно-воздушных сил красный два, говорит ZА-СЕЕ, прохрипел
я в микрофон, глядя в пораженное ужасом лицо инженера.
   - Сообщите назначение и количество людей на борту.
   - Говорит доктор Кейзин, Стервесант, Африка, полет по расписанию,  говоря
это, я увидел, как они расслабились, Тимоти убрал руку с выключателя.  Глаза
инженера не отрывались от меня. Я хотел сказать ему, что мне очень жаль, что
я хотел бы спасти его. Я  хотел  сказать,  что  отдаю  его  жизнь  за  жизнь
четырнадцати злейших врагов нашей страны, что жертва того  стоит,  что  я  с
готовностью заменил бы его. Вместо этого я закричал в микрофон:
   - Мы похищены террористами!  Стреляйте  в  нас!  Не  заботьтесь  о  нашей
безопасности! - Рука Тимоти устремилась к передатчику, в то же мгновение  он
обернулся к заложнику. Я думаю, он хотел вмешаться, остановить убийство.  Но
было поздно.
   Нож перерезал напряженное горло, глубоко  впиваясь  под  челюстью.  Кровь
брызнула, как вода из  пережатого  садового  шланга,  она  красным  фонтаном
залила Тимоти и меня. Сильной жидкой струей она плеснула  по  крыше  кабины,
потом закапала сверху на пол. Инженер испустил высокий воющий звук, как пар,
вырывающийся из  котла,  воздух  из  его  легких  пошел  через  перерезанное
дыхательное горло, и розовая пена забрызгала радиоустановку.
   По радио послышалось: "Немедленно смените курс на противоположный.
   Подтвердите получение. Подтвердите немедленно, иначе открываю огонь".
   Тимоти бранился, вырывая у меня из рук  микрофон,  я  кричал  и  старался
разорвать веревки.
   - Звери! Грязные кровожадные звери-убийцы!
   Один из бандитов поднял пистолет, собираясь  ударить  меня  по  лицу,  но
Тимоти оттолкнул его руку.
   - Уберите его отсюда! - он головой указал на  все  еще  дергающийся  труп
инженера, и его вытащили в грузовое отделение.
   - Мираж атакует! - закричал Роджер из кабины,  и  мы  увидели  серебряную
точку, идущую наперерез нам.
   Тимоти поднес микрофон ко рту. Его лицо было залито кровью инженера.
   - Не стреляйте! - закричал он. - На борту заложники.
   - Атакуйте! - кричал я, стараясь порвать  свои  путы.  -  Нас  все  равно
убьют. Открывайте огонь!
   Мираж, не открывая огонь, круто  поднял  нос  прямо  перед  нами.  Дакоту
сильно качнуло в зоне пониженного давления. Я по-прежнему кричал и  старался
вырваться. Я хотел добраться до них. Стальное кресло подо мной раскачивалось
из стороны в сторону. Я уперся ногами в стену фюзеляжа и  надавил  изо  всех
сил. Кресло наклонилось, и бандит снова поднял пистолет.
   - Нет! - крикнул Тимоти. - Он нужен нам живым. ПустьМэри принесет морфий.
   Мираж отвернул в сторону, потом повернул назад и повис в ста футах справа
от нас. Я видел, как пилот беспомощно смотрит на нас.
   - Вы слышали доктора Кейзина, - предупредил Тимоти пилота истребителя.  -
У нас еще четверо заложников  на  борту.  Одного  белого  заложника  мы  уже
казнили и, не колеблясь, казним  другого,  если  вы  предпримете  враждебные
действия.
   - Нас все равно убьют! - закричал я, но Тимоти уже прервал контакт.
   Им пришлось держать меня впятером, чтобы сделать укол,  но  наконец  игла
впилась мне в руку, и хотя  я  пытался  противиться  наркотику,  все  начало
расплываться и затягиваться  туманом.  Я  все  равно  пытался  бороться,  но
движения мои  становились  летаргическими,  координация  утрачивалась,  и  я
потерял сознание. Последнее, что я помню: Тимоти дал Роджеру новый курс.
   Меня разбудили боль и жажда. Во рту все слиплось, голова страшно  болела.
Я попытался сесть и громко вскрикнул.
   - Как вы. доктор? Спокойней. - Голос Роджера ван  Девентера.  Я  заставил
себя сосредоточить на нем взгляд.
   - Есть вода?
   - Простите, доктор. - Он покачал головой, и я осмотрел  голую,  с  белыми
стенами  комнату.  Всю  ее  мебель  составляли  четыре  деревянные  койки  и
ведро-параша. Дверь закрыта и  забрана  решеткой.  Три  банту  из  наземного
экипажа сидели в углу, выглядели они испуганными и несчастными.
   - Где мы? - прошептал я.
   - Замбия. Нечто вроде военного лагеря. Приземлились час назад.
   - А куда делся истребитель?
   - Повернул назад,  когда  мы  пересекли  Замбези.  Они  ничего  не  могли
сделать.
   Мы тоже. Пять дней мы просидели в душной, раскаленной, как печь, комнате,
с этим вонючим ведром. На пятый день за мной пришли. С криками и  множеством
ненужных толчков и ударов меня провели по коридору  в  скудно  меблированную
комнату. Главным предметом мебели  был  большой  портрет  Председателя  Мао.
Тимоти Магеба встал из-за стола и приказал стражникам удалиться.
   - Садитесь, доктор - На нем была  форма  парашютиста  и  линии  и  звезды
полковника Китайской Народной Армии.
   Я сел на деревянную скамью, и глаза мои  устремились  к  ряду  бутылок  с
тускерским пивом на  подносе.  Бутылки  запотели  от  холода,  и  мое  горло
сжалось.
   - Я знаю, вы любите холодное  пиво,  доктор.  -  Тимоти  открыл  одну  из
бутылок и протянул мне. Я покачал головой.
   - Нет, спасибо. Я не пью с убийцами.
   - Понятно. - Он кивнул, и я увидел  сожаление  в  его  темных  задумчивых
глазах. Он поднял бутылку ко рту и отпил. Я с жадностью следил за ним.
   - Казнь инженера не была преднамеренной, - сказал он. - Я не хотел этого.
Поймите, пожалуйста, доктор.
   - Да. Понимаю. А когда дым от нашей горящей  земли  затмевает  небеса,  а
запах мертвых доходит даже до твоей черной души, ты  тоже  говоришь:  "Я  не
хотел этого"?
   Тимоти отвернулся и подошел к окну. Он смотрел на плац,  где  под  жгучим
солнцем маршировали взводы одетых в мундиры людей.
   - Я смог добиться вашего освобождения, доктор.  Вам  позволят  улететь  в
Дакоте. - Он подошел ко мне и перешел с английского на венди:
   - Сердце мое плачет оттого, что вы уходите, мачане: вы мягкий, сильный  и
храбрый человек. Некогда я надеялся, что вы присоединитесь к нам.
   Я ответил тоже на венди:  "И  мое  сердце  плачет,  потому  что  человек,
который был моим другом, кому я верил, считал человеком доброй воли, ушел  в
мир преступников и разрушителей. Он умер для меня, и сердце мое плачет".
   Я понял, что сказал правду. Я не хотел пристыдить его.  За  ненавистью  и
гневом скрывалось чувство печали и утраты. Я верил в него. Я видел  в  таких
людях, как он, надежду нашего бедного измученного  континента.  Мы  смотрели
печально друг на друга с расстояния в четыре фута,  и  было  это  расстояние
широко, как небо, и глубоко, как пропасти ада.
   - Прощайте, доктор, - негромко сказал он. - Идите в мире, мачане.

***

   Нас, босых, раздетых до белья, отвезли в крытом грузовике в аэропорт.
   От грузовика к самолету вела двойная линия людей. Их было около двухсот в
мундирах парашютистов, и мы были вынуждены идти  по  узкому  коридору  между
усмехающимися черными лицами по обе стороны от нас.  Были  тут  и  китайские
инструкторы, их гладкие черные волосы выбивались из-под матерчатых форменных
шапок. Они  широко  улыбались.  Я  видел  всюду  насмешливые  глаза,  слышал
насмешки по адресу своей согнутой спины и торопливо шел к Дакоте. Неожиданно
один из них преградил мне путь. Он плюнул мне в  лицо,  послышался  громовой
хохот. С большим желтым плевком в волосах  я  вскарабкался  в  самолет.  Как
только мы пересекли Замбези,  нас  встретил  Мираж  военно-воздушных  сил  и
сопровождал до военного аэропорта Вуртреккер Хугт. Но мое почти истерическое
облегчение от освобождения оказалось короткоживущим. Как только врач очистил
и перевязал засыхающие и нагноившиеся раны на голове, меня увезли в закрытой
машине на встречу с четырьмя неулыбчивыми мрачно вежливыми офицерами полиции
и военной разведки.
   - Доктор Кейзин, это ваша подпись?
   Моя рекомендация на выдачу паспорта Тимоти Магеба.
   - Доктор Кейзин, вы помните этого человека?
   Китаец, с которым  я  встретился,  когда  навестил  Тимоти  в  Лондонском
университете.
   - Вы знали, что он агент коммунистического правительства Китая, доктор?
   На фотографии мы втроем пьем пиво на бечевнике у Темзы.
   - Расскажите, о чем вы разговаривали с ним, доктор.
   Тимоти сказал мне, что китаец известный археолог, и мы обсуждали открытия
Лики в ущелье Олдувай.
   - Вы рекомендовали Магеба на получение стипендии Стервесантов, доктор?
   - Знали  ли  вы,  что  он  был  в  Китае  и  там  прошел  подготовку  как
руководитель партизанской войны?
   - Вы подписали этот заказ на вывоз двадцати шести бочек с  шпатлевкой  из
Гон-Конга, доктор? На таможенной декларации ваша подпись?
   Стандартные институтские бланки, и я свою подпись узнал издали. Сам  груз
я не помнил.
   - Вы знали, что в  бочках  находится  сто  пятьдесят  фунтов  пластиковой
взрывчатки, доктор?
   - Вы узнаете это, доктор?
   Брошюры на десятке африканских языков. Я прочел первые строки.
   Террористическая пропаганда. Взрывай и убивай, жги и уничтожай.
   - Вы знали,  что  все  это  печатается  в  типографии  вашего  Института,
доктор?
   Вопросы  продолжались  бесконечно,  я  устал,  был  смущен,  даже   начал
противоречить себе. Я указал на раны на голове, на следы веревок на руках  и
ногах, но вопросы продолжались. Голова у меня болела, мозг стал как  взбитое
желе.
   - Вы узнаете это, доктор?
   Автоматический пистолет, боеприпасы.
   - Да! - закричал я. - Такой пистолет приставили к моей  голове,  к  моему
животу!
   - Знаете ли вы, что это оружие ввозилось в ящиках для книг,  адресованных
в ваш Институт?
   - Получая разрешение на полет Дакоты, доктор, вы заявили...
   - На меня набросились после телефонного разговора.  Я  объяснял  это  уже
десятки раз, черт возьми!
   - Вы знали Магеба двенадцать лет. Он был вашим протеже, доктор.
   - Вы хотите нас убедить, что Магеба ни разу не искал к вам подхода?
   Не обсуждал с вами вопросы политики?
   - Я не один из них! Клянусь... - Я вспомнил кровь,  брызнувшую  на  крышу
кабины, вспомнил удар металлической рукояткой по черепу, плевок в волосах. -
Вы должны мне поверить. Боже, пожалуйста! - Думаю, я потерял  сознание,  все
потемнело, и я упал на стул.
   Пришел  я  в  себя  в  больничной  палате,  лежа  на   чистых   хрустящих
простынях... и рядом с кроватью сидел Лорен Стервесант.
   - Ло, слава Богу! - Я чуть не задохнулся от облегчения.  Лорен  здесь,  и
теперь все будет в порядке.
   Он наклонился вперед, не улыбаясь, прекрасное  холодное  и  жесткое  лицо
будто  выковано  из  бронзы.  "Тебя  считают  членом  банды.  Что   ты   все
организовал,  использовал  Институт   как   штаб-квартиру   террористической
организации".
   Я смотрел на него, а он безжалостно продолжал: "Если  ты  предал  меня  и
нашу страну, если ты перешел к нашим врагам, не ожидай от меня милосердия".
   - Ну хоть не ты, Ло. Этого я не вынесу.
   - Это правда?
   - Нет. - Я покачал головой. - Нет! Нет!  -  Неожиданно  у  меня  полились
слезы, я дрожал, как ребенок. Ло наклонился вперед и крепко схватил меня  за
плечи.
   - Хорошо, Бен. - Он говорил с бесконечной нежностью и  жалостью.  Хорошо,
партнер. Я все улажу. Все кончено, Бен.

***

   Лорен не позволил мне вернуться в мою холостяцкую квартиру в Институте, и
я поселился в помещениях для гостей в Клайн Шуур, резиденции Стервесантов.
   В первую же ночь Лорен разбудил меня.  Я  кричал  в  кошмарном  сне,  мне
снилась кровь и насмешливые черные лица. Лорен был  в  пижаме,  его  золотые
локоны встрепаны от сна. Он сидел рядом с моей кроватью, и мы  разговаривали
о том, что делали с ним и что нам еще предстоит сделать в  будущем,  пока  я
наконец не уснул спокойно.
   Десять ленивых идиллических дней я провел в  Клайн  Шуур,  меня  баловала
Хилари, вокруг барахтались дети;  я  был  защищен  от  голодной  на  новости
прессы, защищен  от  реальностей  и  тревог  внешнего  мира.  Синяки  сошли,
царапины зажили, и я обнаружил, что  мне  все  труднее  находить  что-нибудь
новое в ответ на детские крики: "Расскажи!" Они  выкрикивали  хором  ударные
фразы и поправляли меня в подробностях. Пора возвращаться к жизни.
   В  течение  неприятной,  занявшей  целый  день  сессии  я  рассказывал  о
похищении  в  публичном  судебном  заседании,  потом  отвечал   на   вопросы
журналистов со всего мира. А потом Лорен отвез меня  в  самолете  на  север,
назад в Лунный город.
   По пути я рассказал ему о своем замысле  поискать  карьер  -  и  кладбище
древних.
   Когда он улыбнулся и сказал: "Вот это тигр! Давай,  парень,  включайся  и
раскопай все до дна!", я понял, что в словах моих слишком много энтузиазма и
эмоций. Я вспомнил, как Ксаи подражал солнечной птице, и плотно прижал  руки
к коленям.
   В  Лунном  городе  меня  приняли  как  героя,  тут   следили   за   моими
приключениями по радио. Открыли ящик пива Виндхук и расселись вокруг костра,
и я рассказал все заново.
   - Этот Тимоти, он  всегда  вызывал  у  меня  странное  чувство.  -  Салли
проявила удивительную способность видеть задним  числом.  -  Я  хотела  тебе
сказать, что в нем что-то подозрительное. - Потом она  встала  и  поцеловала
меня в лоб перед  всеми,  а  я  покраснел.  -  Мы  рады,  что  теперь  ты  в
безопасности, Бен. Мы все беспокоились о тебе.
   На следующее утро, отвезя Лорена на полосу и проследив, как он  взлетает,
я отправился на поиски Рала Дэвидсона. Он оказался на дне  траншеи,  измерял
размеры плиты из песчаника. Он был одет в шорты, которые ему слишком малы, и
копну волос, почти совершенно закрывавших лицо, но  на  солнце  он  загорел,
стал худым и стройным. Мне он очень  нравился.  Мы  сели  на  краю  траншеи,
свесив ноги, и я объяснил ему свой идею насчет карьера.
   - Здорово,  док!  Как  это  мы  сразу  не  догадались?  -  с  энтузиазмом
воскликнул  он.  Вечером  мы  разработали  схему  поисков,  решив  ежедневно
увеличивать район поиска по спирали. Команда  Рала  временно  была  снята  с
раскопок внутри храма и вооружена мачете для  расчистки  дороги  в  зарослях
густой колючей растительности на вершине холмов.
   Поиск планировался как военная операция. Мне ужасно хотелось  испробовать
набор уоки-токи, которым Лорен снабдил нас, хотя мы его и не заказывали.  Мы
с Ралом перекликались по радио, выкрикивая вещи вроде "Конец  приема",  "Вас
понял", "Слышу вас ясно пять, пять" и так далее.
   Питер Уилкокс бормотал что-то  насчет  бойскаутов,  но  мне  кажется,  он
немного ревновал, что его не  пригласили  участвовать  в  поисках.  Лесли  и
Салли,  однако,  заразились  нашим   энтузиазмом   и   снабдили   экспедицию
продовольствием, достаточным для того, чтобы кормить и поить целую  армию  в
течение недели. Они встали на рассвете, в пижамах, а Лесли еще и  в  бигуди,
чтобы помахать нам рукой и пожелать удачи. Чувствуя себя Скоттом или храбрым
Кортецом, во главе толпы приверженцев, нагруженных едой и  оборудованием,  я
повел их к расщелине в холме, которая стала нашим обычным путем на  вершину,
-  и  десять  часов  спустя,  потный,  оборванный,  исцарапанный  колючками,
ужаленный гиппопотамовой мухой и другими насекомыми, пропеченный на солнце и
в дурном настроении, я привел их обратно.
   Так повторялось в течение следующих десяти  дней,  и  на  десятый  вечер,
когда мы остановились в расщелине на полпути вниз, Рал  неожиданно  взглянул
на крутые стены расщелины и удивленно сказал:
   - Док, вот же он!
   Десять дней мы пользовались ступенями, высеченными  древними  в  карьере.
Густые заросли скрыли аккуратные террасы, с которых брался камень. Мы  нашли
несколько полуобработанных плит еще in situ <в месте нахождения (лат.)>,  их