он начал  объяснять  суть
письма и был вознагражден тем, как быстро уловил  Тимон  суть  фонетического
алфавита.
   На полоске кожи черными чернилами из сажи Хай написал имя Тимона,  и  они
вместе произнесли его по  буквам.  Тимон  радостно  смеялся  своему  первому
достижению.
   - Да, - думал он, - тут есть чему учиться, но времени у меня мало.

***

   В глиняном ящике легионы Гая Теренция  Варрона  ударили  в  слабый  центр
Ганнибала. Центр подался, с засасывающим сопротивлением теста. Как и задумал
Ганнибал, испанцы и галлы отступили.
   -  Ты  видишь,  Тимон?  Какая  красота,   какая   гениальность   замысла!
возбужденно воскликнул Хай на пуническом, переставляя фишки.
   - А где теперь Мархабал? - столь же возбужденно и на том же языке спросил
Тимон. Спустя два года он бегло говорил на пуническом,  и  только  протяжное
произношение гласных нарушало его совершенное владение языком.
   - Здесь, - Хай коснулся фишек, обозначавших кавалерию, - он держит  своих
коней на короткой узде. - Тимон знал, что лошадь  -  это  быстрое  животное,
похожее на зебру. На спинах таких животных едут воины.
   - Теперь Варрон окружен? - спросил Тимон.
   - Да! Да! Ганнибал заманил его и окружил. И что он теперь делает, Тимон?
   - Резервы, - предположил Тимон.
   - Да! Ты понял! Нумидийские и африканские резервы. -  Хай  в  возбуждении
подпрыгивал вверх и вниз. -  Он  выпустил  их,  оценив  точный  момент,  как
великий мастер. Они ударили во фланги Варрона, зажали его в тиски,  стеснили
так, что его солдаты не  могли  маневрировать.  И  что  теперь,  Тимон,  что
теперь?
   - Кавалерия?
   - Да! Кавалерия! Мархабал! Верный брат. Начальник кавалерии, ждавший весь
день. Вперед! крикнул Ганнибал. - Хай возбужденным жестом взметнул  руки.  -
Вперед, брат мой! Скачи со своими дикими иберийцами! Они ударили на  римлян,
Тимон. В нужный момент, в самый нужный  момент.  Пять  минут  -  и  было  бы
слишком рано. Еще пять минут - и слишком поздно. Расчет! Расчет!
   Талант великого полководца - в точном расчете  времени.  А  также  талант
государственного деятеля, юриста, бизнесмена, торговца. Правильное  действие
в нужное время.
   - А результат, высокорожденный, каков результат? - умолял Тимон,  мучимый
любопытством. - Была ли победа?
   - Победа? - спросил Хай. - Да, Тимон.  Победа.  Победа  и  бойня.  Восемь
хваленых римских  легионов  уничтожены  до  единого  человека,  целиком  две
консульских армии.
   - Восемь легионов, высокорожденный, -  удивился  Тимон.  -  Сорок  восемь
тысяч человек в одной битве?
   - Больше, Тимон.  Погибли  и  вспомогательные  войска.  Шестьдесят  тысяч
человек! - Хай провел рукой по ящику, сметая фишки римских  легионов.  -  Мы
выигрывали битвы, Тимон, но они выигрывали войны. Три  войны.  Три  кровавые
войны, которые уничтожили нас... - Хай замолк. Голос его звучал сдавленно.
   Он быстро отвернулся и прошел к кувшину с водой. Тимон заторопился к нему
и держал кувшин, пока Хай мыл руки и причесывал  бороду.  -  Этим  кончается
наше изучение кампаний Ганнибала, Тимон. Я приберегал Канны напоследок.
   - Кого будем изучать дальше, высокорожденный?
   - Того, кого сам Ганнибал считал наиболее искусным полководцем в истории.
   - Кто же это?
   - Александр Третий, - ответил  Хай,  -  царь  македонский.  Тот,  который
уничтожил  Персидскую  империю,   кого   Дельфийский   оракул   провозгласил
непобедимым, а люди назвали Великим.
   Тимон подал Хаю плащ, и Хай застегнул пряжку, выходя  из  храмовой  школы
через маленькую калитку во внутренней стене. Тимон шел на шаг за ним, одетый
в короткую голубую одежду домочадцев Хая, с легкой золотой цепью, кинжалом и
кошельком на поясе - знаком высокого доверия рабу. Он шел слева от  хозяина,
чтобы не мешать его правой руке; свою руку он держал на рукояти кинжала.
   - Высокорожденный, способ, которым Ганнибал окружил Варрона...
   - Да? - подбодрил его Хай.
   - Разве нельзя было укрепить центр и наступать флангами? - Хай  объяснил,
и они пустились в обсуждение боевой тактики и стратегии, пока  не  оказались
за главными воротами района храма. Тут уже беседа стала невозможной,  потому
что странную пару тут же заметили. Гигантский черный раб  и  его  маленький,
похожий на гнома хозяин. Хая приветствовали, пытались притронуться  к  нему,
послушать, о чем он говорит, а может, и получить монету из кошелька на поясе
Тимона.
   Хаю его популярность нравилась. Он улыбался, шутил и протискивался сквозь
толпу. Победоносный  полководец  -  после  рейда  за  рабами  были  еще  две
кампании, почитаемый жрец, известный остроумец и  певец,  богатый  филантроп
(состояние Хая за последние два года значительно  увеличилось),  он  повсюду
становился объектом низкопоклонства и лести.
   Они пересекли рынок с его зрелищами, звуками и  запахами  -  пряностей  и
открытых сточных канав. В одном  месте  продавали  девушку-рабыню  смешанной
крови юе, и аукционер заметил Хая в толпе и обратился к нему.
   - Мой  господин,  произведение  искусства  для  тебя.  Статуя  из  желтой
слоновой кости, - и он распахнул плащ девушки, обнажив ее тело.
   Хай рассмеялся и в знак отказа махнул рукой. Они прошли  вдоль  каменного
причала, где рядами стояли корабли,  почти  касаясь  друг  друга,  их  трюмы
открыты, бегают грузчики, разгружая и нагружая товары. Из  таверн  и  винных
лавок, окружающих причал, доносился запах  кислого  вина  и  взрывы  пьяного
смеха. Проститутки манили  клиентов  из  узких  проходов  между  магазинами.
Тусклое освещение смягчало их накрашенные охрой щеки и губы  Хай  подивился,
какое удовольствие находит мужчина в их обществе.
   За шумной гаванью находился район домов аристократических семей и богатых
купцов, каждый дом  окружала  высокая  глиняная  стена  с  прочными  резными
деревянными воротами. Дом Хая был одним из наименее презентабельных  в  этом
районе, с входом со стороны узкого переулка и с видом  с  плоской  крыши  на
озеро.
   Пройдя за ворота, Хай снял плащ и  меч  и  отдал  их  Тимону  со  вздохом
облегчения и прошел через мощеный центральный дворик.
   Принцы и принцессы уже  ждали  его.  Их  было  четырнадцать  во  главе  с
близнецами Хеланкой и Имилце. Девочки за прошедшие годы выросли и вступили в
период  между  девичеством  и   женственностью.   Слишком   молодые,   чтобы
кокетничать, слишком взрослые, чтобы встретить Хая поцелуями.
   У более юных представителей семьи Барка таких сдерживающих соображений не
было,  и  они  окружили  Хая.  Хай  сам  возложил  на  себя  обязанности  по
религиозному обучению детей царского дома, и несмотря  на  охлаждение  между
царем и жрецом Ланнон не вмешивался  в  это  дело.  Не  разрешал,  но  и  не
запрещал. Хай провел своих учеников в просторную гостиную дома.
   Во дворе одна из нянек подождала, пока ее подопечные уйдут с Хаем, прежде
чем повернуться и отыскать  глазами  Тимона.  Это  была  высокая  девушка  с
сильными плечами, тонкой талией и широкими бедрами.  Ноги  у  нее  прямые  и
сильные, а руки с узкими розовыми ладонями изящной формы. Волосы у нее  были
убраны и смазаны маслом по обычаю венди, потому  что  она  была  из  племени
Тимона. Взятая в большом рейде, она не была рождена рабыней и отличалась  от
покорных слуг, знавших только рабство. Ее  стойкость  и  независимость  были
такими же, как у Тимона. Кожа у  нее  чуть  светлее,  чем  у  него,  а  зубы
маленькие и ровные - и очень белые, когда она улыбнулась Тимону.
   Тимон резко наклонил голову, отдавая приказ, и девушка-рабыня - ее  звали
Селена - кивнула в знак согласия. Когда Тимон со двора через кухню  пошел  в
помещения для рабов, она последовала за ним.
   Он  ждал  ее  в  своей  крошечной  комнате  с  единственным  тростниковым
матрацем. Она без колебаний подошла к нему и  прижалась  к  мощным  мускулам
груди, живота и бедер. Ее круглые груди, выставляющиеся из пурпурной  одежды
дома Барка, прижались к Тимону.
   Они прижимались лицами, принюхивались друг к другу, ко рту, к  глазам,  к
ноздрям, цеплялись друг за друга в своем желании.
   - Когда я держу тебя, я снова король венди, а не рабский  пес,  прошептал
Тимон, и девушка застонала от любви.
   Нежными руками, которые могут насмерть сжать человека, Тимон снял  с  нее
одежду и отнес девушку на матрац. Склонившись над ней, он сказал: "Ты будешь
первой из моих жен. Будешь моей королевой и матерью моих сыновей".
   - Когда это будет? - спросила она, и  голос  ее  дрожал  от  сдерживаемых
чувств.
   - Скоро, - пообещал он. - Теперь уже скоро. У меня  есть  то,  за  чем  я
пришел, и я возьму тебя с собой за реку. Я стану величайшим королем  племен,
а ты будешь моей королевой.
   - Я тебе верю, - прошептала Селена.

***

   - Мои царские высочества и прекрасные леди. - Дети завизжали от восторга:
такое обращение к ним Хая было одной из его шуток. - Сегодня у меня для  вас
особое удовольствие! - Снова разразился ад.  Удовольствия  Хая  всегда  были
особыми.
   - А что это? - затаив дыхание, спросила Имилце?
   - Сегодня вечером вы встретитесь с пророчицей Опета, - объявил Хай, и шум
тут же стих. Самые маленькие не поняли, но их  заразила  общая  серьезность.
Старшие дети слышали о пророчице, ее именем их пугали няньки.
   И вот теперь им предстоит встретить это загадочное существо, и  атмосфера
стала  напряженной.  Все  застыли  в  предчувствии   чего-то   страшного   и
сверхъестественного.
   Анна высказала общую мысль, когда спросила потерянным голосом:  "Она  нас
не съест?"
   Танит вошла, села и сбросила  с  лица  полу  плаща.  Улыбнулась  детям  и
негромко сказала: "Я расскажу вам одну историю. -  Улыбки  и  обещания  было
достаточно, чтобы снять общее напряжение, все  придвинулись  к  ней.  -  Это
история брака великого бога Баала и богини Астарты".
   Танит начала рассказывать миф,  служивший  основой  праздника  Плодородия
Земли который отмечался каждые  пять  лет.  В  этом  году,  в  538  году  от
основания Опета, праздник будет отмечаться в 106 раз. Начнется он  завтра  и
продлится десять дней.
   Танит очаровала свою молодую  аудиторию,  говоря  повелительным  голосом,
которому ее учил Хай; она использовала жесты и манеры, также  усвоенные  под
руководством Хая. Хай смотрел на нее со смесью профессионального одобрения и
восхищения очарованного влюбленного.
   За два года она утратила последние следы неотесанности, и хотя  ей  всего
двадцать лет, есть теперь в ней  внутреннее  спокойствие,  ясность  мысли  и
выражения, соответствовавшие  ее  роли  пророчицы  и  религиозной  советницы
нации. Неважно, что ее пророчества  готовились  и  тщательно  репетировались
Хаем Бен-Амоном, она произносила их и делала это  убедительно.  Материальный
успех Хая за последние два года во многом объяснялся теми вопросами, которые
задавали богатые купцы и  торговые  синдикаты  Опета,  и  ответами  на  них.
Просители обычно оставались довольны ответами Танит, хотя эти ответы  всегда
звучали сознательно двусмысленно, чтобы застраховаться от обвинений. И разве
главное, что при этом соблюдались и интересы Хая Бен-Амона?
   Таким же образом, несмотря на утрату царского расположения, Хай  сохранял
влияние в руководстве государственным кораблем. Он был  уверен,  что  Ланнон
Хиканус прекрасно сознает источник советов и пророчеств Танит.
   Тем не  менее  Ланнон  регулярно  навещал  пророчицу  в  ее  гроте  возле
молчаливого зеленого бассейна Астарты.
   Завтра утром посещение  Ланноном  пророчицы  станет  официальным  началом
праздника Плодородия Земли. Именно поэтому Хай пригласил Танит  к  себе.  Он
должен подготовить ее ответы на вопросы царя.  Хай  достаточно  точно  знал,
какими будут эти вопросы, потому что его  информаторы  входили  в  ближайшее
окружение царя. И опять-таки Хай догадывался, что  Ланнон  сознательно  дает
возможность сообщить ему эти вопросы, так чтобы они вовремя дошли до  Хая  и
пророчица получила возможность дать правильный ответ.
   Мысли о Ланноне всегда вызывали у Хая печаль.  Два  года  Хай  был  лишен
радости видеть улыбку Ланнона, ощущать  его  рукопожатие,  и  за  это  время
острота потери не сгладилась, а ощущалась еще сильнее. Он часами ждал, чтобы
мельком  увидеть  старого  друга,  приставал  к  другим,  требуя  рассказать
мельчайшие  подробности  придворных  празднеств,  на  которые  сам  не   был
приглашен. В каждую  годовщину  рождения  царя,  а  также  в  годовщину  его
восшествия на престол Хай сочинял сонет и отправлял его с красивым  подарком
во дворец. Подарок принимали, но сонет оставался непрочитанным, насколько он
знал.
   Хай прервал печальные  мысли  и  посмотрел  на  свою  возлюбленную.  Дети
окружили ее, молчаливые, большеглазые, внимательные. Четырехлетний Ганнибал,
названный в честь своего знаменитого предка, забрался на колени  к  Танит  и
сосал палец, глядя ей в лицо.
   Серьезная маска слегка соскользнула с лица Танит, с детьми она сама стала
похожа на ребенка, выражение ее оживилось, голос стал возбужденным.
   Такой она еще больше нравилась Хаю, и он почувствовал, что сердце у  него
разбухает в груди. Сколько еще ему ждать? И чего ждать?  Потребовались  годы
тщательно  спланированных  действий,  чтобы  завоевать  ее  доверенность.  А
сколько же потребуется, чтобы завоевать сердце? А  тогда  на  что  он  может
надеяться? Ведь она посвящена  богине  и  не  может  принадлежать  смертному
мужчине.
   Танит кончила рассказ, и  дети  с  криками  требовали  еще,  одолевая  ее
просьбами, мольбами и подкупающими поцелуями, но Хай изобразил гнев и  начал
ругать их, а они смеялись и хлопали в ладоши. Он позвал нянек, они пришли, и
среди них высокая молчаливая  женщина,  в  присутствии  которой  Хай  всегда
ощущал тревогу, когда она смотрела на него  своими  непостижимыми  яростными
глазами.
   Он сказал ей: "Селена, тьма приближается, скажи Тимону, чтобы он проводил
тебя с фонарем до ворот дворца". - Она склонила голову, принимая приказ,  но
не проявляя благодарности.
   Когда дети ушли, Хай, Танит и Айна, престарелая жрица, компаньонка Танит,
поужинали. Хай избрал Айну по двум причинам. Она почти ничего  не  видела  и
была совершенно глухой.  Хай  проверил  это,  делая  непристойные  жесты  на
расстоянии двадцати шагов от нее. Айна никак на это не прореагировала; точно
так же она себя вела, когда он подкрался к  ней  сзади  и  выкрикнул  грубое
слово. Она была именно такой компаньонкой, которая требовалась.
   Они ели при низко горящих фитилях ламп, еду подавала  старуха  рабыня,  и
когда они закончили, Хай провел Танит по внутренней лестнице на крышу, и они
сели у парапета на тростниковые циновки  и  кожаные  подушки.  С  озера  дул
прохладный ночной ветер, ярко горели желтые звезды. Хай взял  лютню  и  стал
наигрывать негромкий мотив, к которому приучил Танит: при  этом  мотиве  она
впадала в гипнотический транс. Прежде чем прозвучали последние  ноты,  Танит
начала дышать медленно и ровно,  тело  ее  застыло  в  неподвижности,  глаза
потемнели и перестали видеть.
   Все время повторяя мотив, Хай начал  говорить.  Говорил  он  монотонно  и
негромко, а Танит неподвижно сидела в звездном свете  и  слушала  внутренним
слухом.

***

   В первый день  106  праздника  Плодородия  Земли  Ланнон  Хиканус,  сорок
седьмой Великий Лев Опета, во главе процессии  отправился  в  храм  Астарты,
чтобы получить пророчество.
   Он прошел через вход в храм  Баала,  где  священные  башни  указывают  на
солнце, охраняемое вырезанными из камня птицами солнца, и где молча  ожидало
население города.  Подойдя  к  ущелью  в  красной  скале,  которое  ведет  к
священному гроту, он отстегнул свой меч и протянул его  маленькому  бушмену,
щит и шлем передал оруженосцам  и,  простоволосый  и  невооруженный,  прошел
через ущелье в храм к пророчице.
   За каменным троном пророчицы  находился  тайный  вход  в  архивы  города,
расположенные в  скале,  а  за  архивами,  охраняемые  массивными  каменными
дверьми и проклятием богов, сокровищница и усыпальница царей.
   Ланнон остановился у бассейна, и к нему приблизились жрицы и  сопроводили
к самому краю бассейна. Тут они помогли ему снять доспехи и одежду.
   Он стоял, высокий и обнаженный, золотоволосый и  прекрасно  сложенный,  у
начала лестницы, ведущей в зеленые воды. Тело  у  него  мускулистое,  как  у
тренированного спортсмена, особенно мощные мышцы на плечах и шее  -  признак
человека, много работающего с мечом. Живот и бока, однако, стройные, и мышцы
под кожей едва заметны. Полоска красно-золотых волос спускается от  пупа  по
плоскому  животу  и  расцветает  солнечно-огненными   завитками   там,   где
расходятся ноги. Ноги длинные и прекрасной формы, они легко несут его мощное
тело.
   Верховная жрица благословила его и призвала на него благословение богини.
Затем Ланнон спустился по лестнице и погрузился в священные,  дарящие  жизнь
воды.
   Пока две молодых послушницы вытирали его тело и  одевали  царя  в  свежие
одежды, Хай Бен-Амон спел хвалебную песнь богине, а  когда  он  кончил,  все
взгляды устремились к отверстию  в  крыше  пещеры  высоко  над  поверхностью
зеленой воды.
   Ланнон громко воскликнул: "Астарта, мать луны и  земли,  прими  вестника,
которого мы посылаем тебе, и благосклонно откликнись на наши просьбы".
   Все стоявшие вокруг бассейна высоко подняли руки в жесте солнца, и жертву
по сигналу столкнули с каменной плиты в отверстие. Прозвучал короткий  вопль
обреченной души, но тут же человек ударился о воду и сразу  ушел  в  зеленые
глубины под тяжестью надетых на него цепей.
   Ланнон отвернулся от бассейна и между рядами жриц прошел в склеп.
   Помещение пророчицы были лишь немногим больше гостиной  в  доме  богатого
человека. Ровным светом горели  лампы.  Пламени  был  придан  неестественный
зеленоватый оттенок, стоял тяжелый подавляющий запах горящих трав. За троном
пророчицы занавеси падали до полу, скрывая то, что находится сзади.
   Пророчица сидела на троне, маленькая фигурка, закутанная в белые  одежды,
лицо скрыто в тени капюшона.
   Ланнон остановился в центре помещения и, прежде чем заговорить,  еще  раз
восхитился тому, как все здесь продумано и  ставит  просителя  в  невыгодное
положение.  Босой,  еще  мокрый,  лишенный  оружия  и  украшений,  одетый  в
непривычные одежды и вынужденный смотреть на сидящего на троне снизу  вверх,
вдыхая слегка наркотический воздух, - все это должно выбить  из  равновесия.
Ланнон почувствовал, как в нем начинает шевелиться гнев, и голос его  звучал
резко, когда он произнес формальное приветствие и задал первый вопрос.
   Хай следил из своего  укрытия  за  троном.  Он  получал  удовольствие  от
физической близости друга, вспоминал его манеры и голос,  видел  знакомое  и
любимое лицо, улыбнулся, увидев ту смену выражения, какую и ожидал:  быстрый
приступ гнева в бледно-голубых глазах, затем интерес, проблеск улыбки, когда
следовал хороший совет.
   Танит говорила тем же монотонным голосом, какой использовал Хай, подбирая
ответ из вариантов, которыми вооружил ее Хай.
   Когда Ланнон кончил и собирался покинуть комнату, Танит сказала:
   - Еще одно.
   Ланнон удивленно повернулся: он не привык к предоставляемым без просьбы и
неоплачиваемым советам от пророчицы. Танит заговорила:
   - У льва  был  верный  шакал,  который  предупреждал  его  о  приближении
охотника, но лев прогнал его прочь.
   -  У  солнца  была  птица,  на   крыльях   которой   прилетали   к   нему
жертвоприношения, но солнце отвернуло от нее свой лик.
   - У руки был топор, который защищал ее, но рука отбросила его прочь.
   - О гордый лев! О неверное солнце! О беззаботная рука!
   Хай за занавесом затаил дыхание. Когда  он  сочинял  это,  звучало  очень
умно, но теперь, произнесенное в этой каменной комнате, шокировало даже его.
   Бледные глаза Ланнона застыли, когда он задумался над этой  загадкой,  но
она оказалась нетрудной, глаза Ланнона прояснились, гневно  блеснули,  кровь
прилила к лицу и шее.
   - Будь ты проклята, ве