осталось только подрубить. Они почти не пострадали от  выветривания  в  этой
закрытой расщелине. Следы пил были так свежи, будто рабочие только  накануне
отложили свои орудия, а не 2 000 лет назад. Затем мы  нашли  блоки,  которые
были намечены к  обработке,  нашли  полуобтесанные  блоки,  а  также  блоки,
которые уже начали перевозить и бросили посреди карьера.
   Мы расчистили вокруг них растительность и смогли проследить каждый шаг  в
изготовлении. Все пришли к нам на помощь.  Успех  вызвал  всеобщий  восторг,
потому  что  все  уже  приуныли  от  отсутствия  заметного   прогресса.   Мы
зарисовывали и наносили на карту,  измеряли  и  фотографировали,  спорили  и
теоретизировали, и все испытывали прилив воодушевления. Чувство,  что  мы  в
своих  исследованиях  зашли  в  тупик,  рассеялось.   У   меня   сохранилась
фотография, сделанная десятником банту, который решил, что мы сошли с ума.
   Мы гримасничаем, позируя на большом обтесанном камне. Питер стоит в  позе
Наполеона, засунув руку за пазуху куртки, волосатый лик Рала украшен ужасной
гримасой, и он убийственно поднимает кирку над головой Питера.
   Лесли застенчиво демонстрирует ватрушку, и это почти так же  ужасно,  как
гримаса Рала, потому что своими ногами она могла бы на смерть лягнуть слона.
Я сижу на коленях у Хитзер и сосу палец. У Салли на носу  очки  Питера,  моя
шляпа нахлобучена у нее на уши, она старается казаться страшной, но  ей  это
решительно не удается. Фотография иллюстрирует наше настроение тех дней.
   Когда помощь уже была не  нужна,  остальные  с  новой  энергией  занялись
своими прежними делами. Мы с Ралом  оставались  в  карьере.  Я  принес  свой
теодолит, и мы принялись измерять количество  извлеченного  камня.  Конечно,
точные данные получить  в  таком  неправильном  карьере  невозможно,  но  мы
решили, что было извлечено примерно полтора миллиона кубических ярдов камня.
   Затем, изучая методы обработки и примерно подсчитав количество  брошенных
блоков, мы решили, что отношение обтесанных камней к отброшенному  материалу
составляет 40 к 46. Таким образом, мы  получили  число  600  000  кубических
ярдов.
   До сих пор мы в целом работали с надежными данными, но теперь  перешли  к
предположениям.
   - По крайней  мере  не  так  трудно,  как  изобразить  динозавра  по  его
отпечатку, - защищался Рал, когда мы с помощью карты основания храма и наших
расчетов попытались реконструировать высоту исчезнувшего Лунного города.
   - Дай-ка мне! - Салли отобрала у меня кисточку в первый же  вечер,  после
того как десять минут следила за моими усилиями.
   - Мне кажется, скос главной стены слишком велик, - критично сказал Питер,
наблюдая за  ней,  -  если  сравнить  со  стенами  эллиптического  здания  в
Зимбабве...
   - Да, но возьми храм Тарксиена на  Мальте,  -  вмешалась  Хитзер.  -  Или
главные стены Кносса. - И прежде чем я смог помешать, проект стал всеобщим и
сменил наши вечерние импровизированные концерты.
   И вот с учетом всего, что  найдено  было  в  раскопках,  с  учетом  наших
разнообразных способностей мы сделали несколько рисунков города.
   Массивные красные стены, украшенные шевроном  -  рисунком  волн,  которые
сделали Финикию такой знаменитой. Красные  стены,  на  которые  падают  лучи
заходящего солнца, вечернее благословение великого бога солнца Баала.
   Высокие башни, символы плодородия и процветания, встают из  темно-зеленой
листвы молчаливой рощи. За ними  вертикальный  разрез  в  утесе,  ведущий  в
загадочную пещеру. И опять символ органов размножения. Разумеется это  место
посвящено Астарте, которую в Карфагене обычно называли Танит, богине земли и
луны, и вот процессия одетых в белое жрецов движется по роще, мимо  башен  в
таинственную пещеру.
   Мы знали, что финикийцы приносили  своим  богам  и  богиням  человеческие
жертвы. Ветхий Завет описывает, как младенцев бросали  в  пламенеющее  чрево
Баала, и гадали, какие ужасные ритуалы видел наш мирный изумрудный  бассейн.
Мы изобразили на краю бассейна жертву, одетую в золото  и  драгоценности,  а
верховный жрец рядом поднимает жертвенный нож.
   - Если бы он не  был  так  глубок!  -  воскликнула  Салли.  -  Бен  хотел
исследовать его  с  помощью  ныряльщиков,  но  так  глубоко  они  не  смогут
работать.
   В пространстве между внешней и внутренней стеной храма, где  лежит  самый
толстый слой пепла  и  где  найдено  большинство  золотых  бусин  и  богатых
украшений, мы  нарисовали  жилые  помещения  жрецов  и  жриц.  Это  лабиринт
глиняных стен и тростниковых крыш. Мы реконструировали улицы и дворы  жрецов
и аристократов.
   - А как же царь и его двор? - спросил Питер. - Разве они тоже не жили  за
стенами?
   И мы отделили помещения жрецов от двора царя, привлекли то немногое,  что
известно о Кноссе, Карфагене, Тире и Сидоне, чтобы вдохнуть в картину жизнь.
Рал обнаружил ворота во внешней  стене,  это  был  единственный  вход  и  он
смотрел на запад.
   - Отсюда дорога должна была вести прямо к гавани. - Салли нарисовала ее.
   - Да, но рядом с гаванью должен быть базар, место торговли  и  обмена,  -
предложил Рал и показал на карте. - Вот где  это.  Район,  который  озадачил
Питера.
   - Представьте себе, какие  там  груды  слоновой  кости,  меди  и  золота,
вздохнула Лесли.
   - И рабы, предназначенные на продажу, - подхватила Хитзер.
   - Погодите! Погодите! Ведь  у  нас  научное  исследование,  -  пытался  я
сдержать их.
   - И корабли, вытащенные на берег, - Салли  начала  рисовать  их.  Большие
биремы с носами, как головы таранов, покрытые позолотой и эмалью.
   Снова поднялись стены и  башни,  озеро  наполнилось  блестящей  водой,  а
гавань и таверны населили люди, умершие две тысячи лет назад.
   Прогуливались воины,  стонали  рабы,  проезжали  в  носилках  благородные
женщины, с  восточных  земель  приходили  караваны,  нагруженные  золотом  и
сокровищами, и белый царь проходил через большие ворота,  повесив  на  плечо
щит, украшенный розетками, и его вооружение сверкало на солнце.
   Замысел забавный, к тому же он подстегивал воображение. К  тому  времени,
когда Салли положила последние мазки на картину,  прошло  четыре  недели,  а
прямым результатом  этого  стало  открытие  Питером  верфи:  биремы,  как  и
предполагала Салли, лежали на берегу озера.
   Мы обнаружили стапель, на  нем  киль  и  остатки  корпуса.  Незаконченный
корабль сгорел, а обгоревшие остатки рассыпались. Только воображение и  вера
могли опознать в этом  корабль.  Я  знал,  что  мои  научные  противники  не
признают открытия, но анализ с помощью углерода 14 дал ту же  дату  300  год
нашей эры; между собой мы называли это время "временем большого огня".
   Замысел давал мне возможность больше времени проводить с Салли. Я брал  с
собой  в  пещеру  ланч  и  купальник.  Вначале  между  нами  была   какая-то
неловкость, но я  очень  старался  успокоить  Салли,  и  вскоре  между  нами
установились прежние дружеские отношения, благодаря которым  мы  так  хорошо
работали  вместе.  Только  однажды  я  упомянул  о  наших   более   интимных
отношениях.
   - У тебя по-прежнему хандра, Салли? - спросил я, и она долго смотрела  на
меня, прежде чем ответить.
   - Пожалуйста, дай мне время, Бен. Я должна кое-что решить про себя.
   - Хорошо. - Я  улыбнулся  как  можно  бодрее  и  приготовился  к  долгому
ожиданию.
   Иногда к нашему ланчу у бассейна присоединялись другие,  и  хотя  снаружи
стояла сорокашестиградусная жара, в пещере было прохладно. Мы  плескались  в
воде, перекрикивались, и нам отвечало гулкое эхо. Одно из моих  неизгладимых
воспоминаний - Лесли в коротком бикини резво и кокетливо возится в бассейне,
как самка гиппопотама в брачный период, преследуемая неутомимым Ралом.
   Через пять недель после своего возвращения я пришел в  пещеру  с  хорошей
новостью.
   - Я только  что  получил  сообщение  по  радио  от  Ларкина,  Сал.  Лорен
прилетает завтра утром.
   Ее негативная реакция меня разочаровала: мне казалось, что она преодолела
свою первоначальную неприязнь к Лорену и что он ей начал нравиться.
   Я пошел встречать Лорена на полосу и, увидев его, поразился.  Он  потерял
20 фунтов веса, и кожа его, которая обычно была здорового золотого  оттенка,
стала бело-серой, как мел. Под глазами виднелись темные  пятна,  похожие  на
синяки.
   - Бен! - Он обнял меня за  плечи.  -  Как  приятно  тебя  видеть,  старый
разбойник. - Но голос у него был усталый, и я  заметил  впервые  появившиеся
серебристые полоски на висках.
   - Боже, ты ужасно выглядишь.
   - Спасибо. - Он сухо улыбнулся и забросил свой багаж в  заднее  отделение
лендровера.
   - Серьезно, Ло. Ты не болен? - Меня расстроил его усталый  и  болезненный
вид.
   - Мне нелегко приходилось, Бен, - признался он, садясь в лендровер  рядом
со мной. - Четыре недели шли переговоры, и мне приходилось самому вести  их,
никому не мог доверить. А противная  сторона  посылала  команды,  меняя  их,
когда они уставали.
   - Ты себя убиваешь, - бранил я его, как надоедливая жена. Он  легко  сжал
мне руку и рассмеялся.
   - У тебя рука ослабла, партнер.
   - А стоило ли браться? Чем ты занимался?
   - Это замечательно, Бен! Грандиозно! Медь и железо, Юго-Западная  Африка,
возле реки Гунене, массивное месторождение руды: с низким содержанием меди и
высоким - железа. А вместе это настоящее сокровище. Усталость  покинула  его
голос. - Я разложил  этих  японских  ублюдков  на  столе  и  высек  их.  Они
финансируют строительство глубоководной  гавани  и  железной  дороги,  чтобы
получить металлы. Это обойдется им в 150  миллионов.  -  Он  был  возбужден,
бледные  щеки  порозовели.  -  Строительство  будет  вести  одна   из   моих
строительных компаний, конечно. - Он жестом  заговорщика  коснулся  пальцами
губ, и я рассмеялся. В таком настроении он мне особенно нравится.
   - Будем строить обогатительную фабрику и... - Он продолжал объяснять свой
замысел, смеясь и сжимая мне руку, когда упоминал каждый  пункт  сделки,  по
которому ему удалось победить.
   - А что это тебе даст? - спросил я наконец, и он взглянул на меня, слегка
сбитый с толку.
   - Ты имеешь в виду деньги?
   - Конечно! А что еще?
   - Дьявол, Бен. Я уже  объяснял.  Деньги  не  самое  главное.  Дело  не  в
деньгах, а в экспорте и занятости, в  открытии  новых  источников  ресурсов,
строительстве будущего, в реализации потенциала нашей страны и... и...
   - И еще в том, чтобы выбить дух из соперников, - предположил я.
   Он снова рассмеялся. "Ты слишком проницателен, Бен. Ты  прав,  это  тоже.
Сама игра, а не счет".
   - Видел последний выпуск журнала "Тайм"?  -  спросил  я,  зная,  что  это
заденет его.
   - Ради Бога, Бен!
   - Твое имя среди тридцати богатейших людей мира.
   - Ублюдки! - мрачно сказал он. - Теперь все удвоят цены.  Почему  они  не
занимаются своими делами и не дают мне заниматься моими?
   - И в этом процессе ты себя убиваешь.
   - Ты прав, Бен. Я действительно устал и беру неделю отпуска. Целая неделя
каникул.
   - Как хорошо, - усмехнулся я, - каникулы с  твоими  УМЛ,  которые  каждые
полчаса приезжают на совещания,  а  все  остальное  время  ты  будешь  вести
переговоры по радио.
   - Забудь об этом, - он улыбнулся. - Я собираюсь смыться, и ты пойдешь  со
мной.
   - Как это, Ло?
   - Расскажу позже. -  Он  не  стал  отвечать  на  вопрос,  потому  что  мы
приблизились к  развилке  грязной  дороги,  и  я  автоматически  затормозил,
собираясь поворачивать к домам.
   - Прямо, Бен, - сказал Лорен. - Я хочу в пещеру.  Неделями  я  мечтал  об
этом. - Голос его стал мягким и задумчивым. - Когда  за  столом  переговоров
мне приходилось худо, я вспоминал о мире и спокойствии этого места.
   Кажется, что... - он замолк и кашлянул в замешательстве. Лорен  не  часто
так говорит.
   Салли работала у задней стены пещеры. На ней была розовая шелковая  блуза
и брюки цвета хаки. Волосы распущены и блестят. Когда  она  пошла  навстречу
Лорену, я с легким удивлением отметил,  что  она  впервые  за  много  недель
накрасила губы.
   Она сразу заметила его усталый вид, и в глазах ее  появилось  озабоченное
выражение, хотя она ничего не сказала. Приветствие  ее  было  поверхностным,
почти бесцеремонным, и она сразу вернулась к своей работе.
   А Лорен немедленно направился к портрету белого царя. Я пошел с ним, и мы
некоторое  время  молча  рассматривали  странную   фигуру.   Наконец   Лорен
заговорил:
   - Тебе не кажется, что он хочет нам что-то сказать, Бен?
   Странный вопрос для Лорена, но я ответил серьезно, потому что  и  задавал
его Лорен вполне серьезно.
   - Нет, Ло, мне так не кажется.
   - Что-то в нем есть, - сказал  Лорен  уверенно.  -  Что-то  ты...  мы  не
заметили. Ключ к этому месту, тайна всей пещеры.
   - Ну, Ло, мы можем... - начал я, но он не  слушал.  Салли  оставила  свой
мольберт и подошла к нам, она села рядом с Лореном и  внимательно  взглянула
ему в лицо.
   -  Меня  не  оставляет  это  чувство,  Бен.  Помнишь  шахту   в   пустыне
Опустошения? Мои  геологи  давали  отрицательную  оценку,  но  у  меня  было
чувство. Помнишь?
   Я кивнул.  Пустыня  Опустошения  давала  теперь  двадцать  тысяч  каратов
алмазов в месяц.
   - Что-то здесь есть. Я в этом уверен. Но что? - Он повернулся и посмотрел
на меня, как будто я что-то скрываю от него. - Где это, Бен?
   Пол, стены, крыша?
   - И бассейн, - сказал я.
   - Хорошо, начнем с бассейна, - согласился он.
   - Слишком глубоко, Ло. Никакой ныряльщик...
   - А что ты знаешь о нырянии? - спросил он.
   - Я нырял несколько раз.
   - Ради Бога, Бен! - резко прервал он меня. - Когда мне нужна операция  на
сердце, я отправляюсь к Крису Барнарду, а  не  к  местному  ветеринару.  Кто
лучший ныряльщик в мире?
   - Кусто, вероятно.
   - Прекрасно. Мои люди свяжутся с ним. Это с бассейном. Теперь пол.
   Иметь дело с Лореном все равно что оказаться в урагане. К концу  часа  он
наметил грандиозную схему тщательных исследований  пещеры,  потом  предложил
обычным тоном: "Ну, что ж, Бен, отправляйся в лагерь, Я хочу с часик  побыть
здесь в одиночестве". - Мне не хотелось лишаться его общества,  но  я  сразу
встал.
   - Идешь, Сал? - спросил я. Ведь Лорен хочет остаться один.
   - Бен, я как раз в середине...
   - Ничего, Бен, - сказал Лорен, - она мне не помешает. - И я оставил их  в
пещере.
   Гостевой дом был давно подготовлен, но я пошел туда, чтобы присмотреть за
выгрузкой багажа Лорена. Я заметил, что кто-то нарезал  букет  диких  лилий,
растущих под утесами, и поставил их в  пивной  кружке  у  постели.  Я  хотел
поблагодарить матабеле, назначенного нашим поваром, дворецким и содержателем
дома, за этот небольшой, но приятный сюрприз. Он смягчал унылость дома.
   Проверив, все ли нормально действует в доме Лорена,  я  пошел  в  большое
бунгало и убедился, что в холодильнике много льда  и  холодной  воды.  Потом
распечатал свежую бутылку Глен Грант: мы с Лореном  оба  питаем  слабость  к
этому нектару. Когда я занимался бутылкой, с раскопок пришли Рал и Лесли,  я
слышал, как они прошли в соседний кабинет. Я не  собрался  подслушивать,  но
перегородки здесь тонкие, как бумага.
   Рал рявкал, как рассерженный зверь, а Лесли пищала.
   - Ты  ужасен!  -  задыхаясь,  воскликнула  она;  ясно  было,  что  к  ней
применялось физическое воздействие. - Кто-нибудь увидит!
   - Но то, что я собираюсь делать ночью, никто не увидит, - объявил Рал.
   - Тише! - попыталась успокоить его Лесли, но тщетно.
   - Пять недель. Я думал, он никогда не приедет. Я сходил с ума.
   - О Ралли Далли, дорогой, - прошептала Лесли.
   Я покраснел. Тихо поставил бутылку и выбрался  из  комнаты.  Я  несколько
недоумевал, каким образом прибытие Лорена - ясно ведь, что  он  его  имел  в
виду, - внесло такое улучшение в физические взаимоотношения Рала и Лесли,  и
завидовал им, потому что у меня таких надежд не было.
   Всем нам осточертела диета из консервированной пищи. Лорен привез с собой
много свежих фруктов, овощей и мяса. На ужин у нас был  молочный  поросенок,
золотисто-коричневый в  своей  потрескавшейся  коже,  с  жареной  картошкой,
зеленым горошком и гигантской чашкой свежего салата. За столом разговаривали
очень мало.
   Когда унесли тарелки, Лорен зажег сигару. Я наполнил стаканы,  и  мы  все
сели кружком. Вначале я рассказал Лорену о нашем открытии карьера  и  о  тех
выводах, которые мы  сделали.  С  этого  перешел  к  выставке  реконструкции
города, выполненной Салли.
   Я не ожидал от Лорена такой реакции. Мне казалось, что ему,  как  и  всем
нам, будет просто интересно, но он принял это как доказанный факт. Он  очень
возбудился, вскочил  со  стула,  рассматривая  каждую  иллюстрацию,  задавал
множество вопросов, иногда снова садился  и  напряженно  всматривался.  Лицо
его, по-прежнему осунувшееся и изможденное, временами приобретало чуть ли не
безумное выражение.
   Салли  с  нарочитой  театральностью  приберегла   рисунок   белого   царя
напоследок. И когда повесила его на доску, я увидел, как застыл Лорен.
   Белый царь был изображен в полном боевом вооружении, шлем и нагрудник  из
сверкающей бронзы, в руке щит, на поясе короткий меч. Рыже-золотистая борода
причесана и уложена, и поза у него королевская. За ним через большие  ворота
идут его адъютанты, один несет боевой топор царя, другой его лук и колчан со
стрелами, а третий - золотой кубок вечной жизни.
   Салли проявила немалое искусство, делая этот рисунок, и из всей серии  он
производил наибольшее впечатление. Мы все смотрели  молча,  потом  я  быстро
наклонился, разлив немного виски от удивления. Я не  замечал  этого  раньше:
маскировала золотая борода, но теперь я вдруг понял, кого использовала Салли
в качестве модели  белого  царя.  Я  взглянул  на  Лорена:  тот  же  высокий
благородный лоб над  широко  расставленными  пронзительными  бледно-голубыми
глазами, тот же прямой нос и изящно вырезанные ноздри, тот же  гордый  изгиб
рта с чуть чувственной нижней губой.
   - Бен! - Голос его звучал хрипло, он не отрывал взгляда от портрета.
   - Замечательно! До сегодняшнего вечера я не осознавал, что это значит. До
сих пор это были всего лишь камни, несколько бусинок и  кусочков  золота.  Я
никогда не  думал  о  живших  тут  людях.  Как  это  важно,  Бен!  Эти  люди
путешествовали до конца своего мира, они создали величественные сооружения в
дикой местности... - Он замолчал и медленно покачал головой, думая о величии
древнего города. Потом повернулся ко мне.
   - Бен, мы должны узнать, что с ними случилось, с их городом. Неважно, как
много времени потребуется и сколько это будет стоить, но нужно узнать.
   Он  погасил  сигару,  вскочил  со  стула  и  принялся  расхаживать,  едва
сдерживая возбуждение.
   - Пора сообщать миру, Бен. Я созову пресс-конференцию. И ты  сможешь  все
объяснить. Мир должен узнать об этих людях.
   Я встревожился и, запинаясь, начал:
   - Но, Ло, этого нельзя делать. Не теперь, еще нет, пожалуйста...
   - Почему? - он яростно повернулся ко мне.
   - У нас нет достаточных доказательств, - я похолодел от ужаса, представив
себе, как вцепятся в меня мои критики,  как  они  меня  четвертуют,  если  я
выступлю на этом этапе с таким рассказом. - С меня снимут скальп,  Ло.  Меня
растерзают на куски.
   - Покажем им это. - Он указал на рисунки.
   - Боже! - Я задрожал при этой мысли.  -  Это  всего  лишь  предположение,
фантазия, единственная деталь, которую мы сможем доказать, это кубок.
   Лорен смотрел на меня, и я видел безумие  в  его  глазах.  Неожиданно  он
виновато рассмеялся и ударил себя по лбу ладонью.
   - Фью! - смеялся он. - Я действительно устал! На  мгновение  эти  картины
стали для меня реальностью, самой жизнью. - Он остановился перед портретом и
задумчиво посмотрел на него. - Я должен знать, Бен, - сказал  он.  -  Просто
обязан.

***

   На следующий день, когда мы ели ланч у  изумрудного  бассейна  в  пещере,
Лорен, сказал, что мы с ним отправимся в