ьно и хитро. Со своего
места на  невысоком  холме  Ланнон  и  Хай  видели  уходящую  вдаль  равнину
туннелеобразной формы, по  обе  стороны  огражденную  холмами.  На  вершинах
холмов горели сигнальные  костры:  там  стояли  в  ожидании  воины,  готовые
отогнать всякую дичь, которая попытается уйти в стороны.
   В отдалении, не видные глазу, по равнине растянулись два легиона. Они уже
двинулись, 10 000 человек, накатываясь на травяную  равнину,  как  волна  на
берег. Пыль, поднятая ими, уже поднялась в голубое небо, а под покровом этой
пыли изредка мелькало отражение солнца на шлеме или копье.
   - Началось, - с удовлетворением сказал Ланнон.
   Хай взглянул на десятки тысяч животных, пасущихся стадами на равнине.
   Десятая большая охота за  пятьдесят  дней,  и  от  убийств  его  начинало
тошнить.
   Он посмотрел туда, где равнина сужалась и где ее пересекала река. В конце
долины между крутыми холмами виднелось отверстие в  пятьсот  шагов  шириной,
которое давало возможность уйти в бесконечные травянистые равнины за  рекой.
Вся поверхность заросла редкими акациями с плоской кроной.
   Со своего места Хай с трудом различал тройную  линию  ям,  перегородившую
выход их долины. Здесь в засаде ждала тысяча  лучников  Ланнона,  у  каждого
триста стрел и запасной лук.
   А за ними двойная  линия  сетей,  тяжелых  плетеных  сетей  на  непрочных
кольях, которые упадут, когда в сеть влетит бегущее животное. Оно запутается
в сети, и тогда лежащие в  укрытии  гоплиты  подбегут  с  копьями  наготове,
прикончат животное и снова поставят сеть. Этого  в  готовности  ждет  тысяча
копейщиков.
   - Пора спускаться. - Ланнон допил вино и стряхнул крошки с плаща.
   - Подождем еще немного, - предложил Хай. - Мне хочется посмотреть.
   Стада на равнине начали беспокоиться.  Беспокойство  распространялось  от
тех животных, которые ближе всего к  линии  загонщиков.  Гну  начали  бегать
бесцельными кругами, почти упираясь носами в землю, их длинные черные тела с
летящими гривами легко проносились в воздухе. Стада зебр собирались плотными
массами по 200 - 300 животных и с любопытством  смотрели  на  приближающихся
загонщиков.  Их  близкие  родственники  квагга,   приземистые   и   плотные,
собирались меньшими стадами; у  них  шкура  темнее,  чем  у  зебры.  С  ними
смешивались стада ярко-желтых и рыжих бубалов, пурпурные сассаби  и  топи  и
большие, похожие на быков антилопы канна, величественные, с мощными гривами.
И все это огромное  множество  животных  зашевелилось  и  начало  двигаться,
медленно отступать в сторону выхода, и вокруг поднялись столбы пыли.
   - Ах, - сказал Ланнон. - Какая добыча!
   - Большей никогда не было в истории охоты, - согласился Хай.
   - Сколько, как ты думаешь? - спросил Ланнон.
   - Не знаю... пятьдесят, сто тысяч... их невозможно пересчитать.
   Теперь нарастающая тревога передалась длинношеим  жирафам,  они  покинули
убежища среди акаций и присоединились к общему движению, их телята бежали за
ними. Среди стад кое-где виднелись одиночные носороги, большие и  неуклюжие,
фыркающие и высоко поднимающие массивные ноги.
   Как течение, удерживающее  всю  массу  вместе,  двигались  большие  стада
дымчато-коричневых антилоп-прыгунов. Эти газели,  двигаясь  быстрее  других,
как воды наводнения, запрудили долину,  и  пыль  поднялась  выше,  завиваясь
удушливыми облаками. Холмы заставляли животных  сжиматься  теснее,  а  когда
бубалы и сассаби попытались убежать через холмы, на вершинах возникли  линии
кричащих, потрясающих оружием людей. И животные устремились вниз  с  холмов,
распространяя панику среди тесно сбившихся стад.
   Стада устремились вперед, и топот  их  копыт  поднялся,  как  звук  бури,
прибоя и ветра. Земля задрожала. "Пошли!" - крикнул Ланнон и побежал вниз по
склону. Хай еще несколько мгновений смотрел на невероятно огромное скопление
живых существ, с громом несущихся к выходу из долины, затем  подхватил  свой
топор и побежал вслед за Ланноном. За ним летели длинные  черные  пряди,  он
бежал легко, как коза, быстро, как кролик, так что на равнину они с Ланноном
выбежали вместе, и Хай первым добрался до центра сужения, где для  них  была
выкопана яма и лежали наготове десятки копий.
   Ланнон спрыгнул  вслед  за  ним.  "У  забега  не  было  золотого  приза",
рассмеялся он.
   - Надо было назначить, - ответил Хай, и они устремились к переднему  краю
ямы и выглянули в долину. Зрелище было ужасающее. Вся долина от края до края
заполнилась живыми существами,  над  ними  поднималась  стена  пыли,  сквозь
которое зловеще просвечивало низкое солнце.
   Головы и гривы передовых животных вздымались  и  падали,  как  течение  в
урагане, вверху поднимались похожие на палки шеи жирафов и страусов.  И  все
это  летело  на  них,  и  земля  дрожала,  и  они  смотрели  в  изумлении  и
благоговейном страхе.
   Ланнон искусно выбрал момент, дождавшись, пока первая волна дичи достигла
специально  обозначенного  места.  Как  только  этот  момент  наступил,   он
выкрикнул приказ своему трубачу. Прозвенела единственная  нота  -  сигнал  к
нападению, она резко повторялась снова и снова.
   С земли прямо перед надвигающейся живой стеной встала линия лучников.
   Они успели выстрелить четыре раза, прежде чем живая волна пронеслась  над
ними. За двадцать секунд они выпустили четыре тысячи стрел, и о ряды упавших
животных спотыкались другие, падая, ломая ноги, крича от боли.
   Животные своим огромные весом прорвали линию стрелков, и тут же перд ними
встала другая, и третья, внося опустошение в их  ряды,  а  трупы  и  раненые
животные образовали большие груды.
   Дичь меньшего размера была уничтожена лучниками, но  большие  толстокожие
животные прорвались со стрелами, торчащими из боков. Огромные серые носороги
с дикими глазами неслись  к  сетям,  угрожающе  раскачивая  своими  длинными
рогами. Скакали длиннононогие подгоняемые ужасом жирафы.
   Плотной массой пробежало стадо буйволов, плечо к плечу, как в упряжке.
   Они попадали в сети, падали, бились и кричали. В них впивались копья, они
катались с криками по земле, тяжелая сеть  душила  их.  Ланнон  и  его  люди
торопливо освобождали сети от  мертвых  животных  и  снова  ставили  их,  но
напрасно. Их теперь было слишком много, и смерть ждала за безопасностью  ям.
Взбешенные раненые  животные  набрасывались  на  всякого  человека,  который
попадался им на пути.
   Хай видел, как разгневанный носорог отшвырнул солдата. Тот несколько  раз
перевернулся в воздухе, упал на  жесткую  землю  и  тут  же  был  растоптан,
превращен в кровавое месиво бегущими стадами.
   Из своей ямы теперь Ланнон с  необыкновенной  точностью  и  силой  бросал
копья, целясь в мягкие ребра или плечи пробегающей добычи. Вокруг ямы  росла
груда тел, а Ланнон кричал и смеялся в возбуждении охоты.
   Хая оно  тоже  заразило.  Он  приплясывал,  кричал,  размахивал  топором,
охраняя спину и бока Ланнона, бросая время  от  времени  копье  в  животное,
которое могло упасть в яму им на головы.
   Они с Ланноном насквозь промокли от собственного пота и покрылись  коркой
высохшей пыли. Камень, вырвавшийся из-под ноги бегущего животного, до  кости
разрезал лоб Хая; Хай оторвал  край  одежды  и  быстро  перевязал  рану,  не
прерывая возбужденного танца.
   Линия лучников перед ними была прорвана весом набегающих животных.
   Истратив стрелы, лучники укрылись  в  ямах  и  позволили  рядам  животных
пронестись над ними.
   Хай увидел набегающие стада, схватил своего обезумевшего от крови царя  и
стащил его на дно ямы, и они лежали, закрыв головы руками, а  края  ямы  над
ними обрушивались от ударов копыт. Земля засыпала их, и  они  прикрыли  лица
одеждой и с трудом дышали.
   Молодая зебра упала в яму прямо на них. Она лягалась, ржала в ужасе, и ее
мощные желтые зубы без разбора рвали все вокруг. Опасность смертельная.
   Хай  откатился  от  острых,  как  бритва,  копыт.  На  мгновение  застыл,
прицеливаясь,  и  выбросил  вверх  правую  руку.  Острие  топора  с  грифами
вонзилось под челюсть испуганного животного и глубоко проникло в мозг.
   Зебра забилась, мягкая, теплая, над ними, и ее туша защитила  их  от  той
бури копыт, которая продолжала бушевать вверху.
   Буря стихла, миновала, теперь она гремела на расстоянии. В  последовавшей
тишине Хай повернулся к Ланнону.
   - Ты не ранен? -  Ланнон  с  трудом  выполз  из-под  мертвой  зебры.  Они
выбрались из ямы и с удивлением огляделись.
   В ширину на 500 шагов и в глубину  на  такое  же  расстояние  земля  была
сплошь покрыта тушами мертвых и умирающих животных. Из ям выбирались лучники
и копейщики и смотрели по сторонам с оцепенелым видом пьяных людей.
   Линия загонщиков, казалось, приближается вброд по морю  пыли,  даже  небо
затмилось пылью, и болезненные крики и блеяние раненых и умирающих  животных
заглушали все вокруг.
   Загонщики приближались линиями по  полям  окровавленной  плоти,  их  мечи
вздымались и  падали:  они  добивали  раненых.  Хай  достал  кожаную  фляжку
зенгского вина.
   - На тебя всегда можно положиться, - улыбнулся Ланнон и с жадностью  стал
пить. Капли вина, как кровь, блестели в его бороде.
   - Была ли когда-нибудь подобная охота? -  спросил  он,  возвращая  фляжку
Хаю.
   Хай отпил и посмотрел на поле. "Не могу в это поверить", - ответил он.
   - Добычу прокоптим и высушим - и снова начнем охоту, - пообещал Ланнон  и
зашагал, чтобы навести порядок в бойне.

***

   Высокий купол оранжевого света повис над  равниной,  света  десяти  тысяч
костров. Всю вторую половину дня  и  всю  ночь  армия  разделывала  огромную
добычу. Мясо  резали  полосами  и  развешивали  на  стойках  над  дымящимися
кострами. Сладкий запах свежего мяса, затхлая вонь внутренностей  и  шипение
жарящегося мяса разносились по всему  лагерю.  Хай  сидел  в  своей  кожаной
палатке и работал при мерцающем свете масляной лампы.
   Из темноты появился Ланнон, все еще покрытый пылью и засохшей кровью.
   - Вина! Птица Солнца, ради любви к другу. - Он сделал вид,  что  шатается
от жажды, и Хай протянул ему амфору и  чашу.  Презрительно  отодвинув  чашу,
Ланнон напился прямо из горлышка и рукой вытер бороду.
   - Я принес новости, - улыбнулся он. - В добыче 1 700 голов.
   - И сколько среди них человеческих?
   - Пятнадцать человек умерло, есть раненые, но разве дело того не стоило?
   Хай не ответил, и Ланнон продолжал.
   - Есть и еще новости. И другое мое копье попало в цель. Аннель пропустила
месячные.
   - Южный воздух благотворен. У всех беременность за два месяца.
   - Вовсе не воздух, - Ланнон рассмеялся и снова отпил вина.
   - Я доволен, - сказал Хай. - Больше древней крови для Опета.
   - Когда это ты беспокоился о крови, Хай Бен-Амон? Ты доволен,  что  можно
будет баловать больше моего отродья. Я тебя знаю. - Ланнон подошел  и  встал
рядом с Хаем. - Ты пишешь? - спросил он без необходимости. - Что это?
   - Стихотворение, - скромно ответил Хай.
   - О чем?
   - Об охоте, о сегодняшней охоте.
   - Спой его мне, - приказал Ланнон и упал на меховую постель Хая, все  еще
держа амфору за горлышко.
   Хай взял лютню и присел  на  тростниковую  циновку.  Он  запел,  а  когда
кончил, Ланнон некоторое время молча лежал на постели, глядя  через  входное
отверстие во тьму ночи.
   - Я не так это видел, - сказал он наконец. - Для меня это просто  взятие,
урожай мяса.
   Он снова замолк.
   - Тебе не понравилось? - спросил Хай, и Ланнон покачал головой.
   - Ты на самом деле считаешь, что то, что мы сегодня  сделали,  уничтожило
нечто невосстановимое?
   - Не знаю. Может, и нет. Но если мы так будем охотиться каждый  день  или
хотя бы один из десяти дней, разве не превратим мы эту землю в пустыню?
   Ланнон размышлял  над  полупустой  амфорой,  потом  посмотрел  на  Хая  и
улыбнулся.
   - Мы сделали достаточный запас мяса. Больше  в  этом  году  охотиться  не
будем, только за слоновой костью.
   - Мой господин, кувшин вина прилип к твоей руке? - негромко спросил  Хай,
и Ланнон смотрел на него некоторое время, потом расхохотался.
   - Поторгуемся. Еще одна песня, и я отдам тебе вино.
   - Честный договор, - согласился Хай.
   Когда амфора опустела, Хай послал  одного  из  своих  стариков  рабов  за
другой.
   - Пусть принесет две, - посоветовал Ланнон. - Сбережет время позже.
   К полуночи Хай помягчел от вина и почувствовал себя несчастным от красоты
собственного голоса. Он заплакал,  и  Ланнон,  видя,  что  он  плачет,  тоже
заплакал.
   - Нельзя, чтобы такая красота записывалась на звериных шкурах, воскликнул
Ланнон, слезы катились по его пыльным щекам и застревали в бороде. - Прикажу
сделать свиток из чистого золота, и на нем ты будешь записывать свои  песни,
о моя Птица Солнца. Они будут жить вечно, чтобы радовать моих детей и  детей
моих детей.
   Хай перестал плакать. В нем проснулся художник,  мозг  его  сразу  оценил
обещание, которое, он знал это, утром Ланнон не вспомнит.
   - Это великая честь, мой господин, -  Хай  опустился  на  колени  у  края
кровати. - Не подпишешь ли сейчас же приказ в сокровищницу?
   - Пиши, Хай, пиши немедленно, - приказал Ланнон. - Подпишу.
   И Хай побежал за своим стилем.

***

   Колонна медленно двигалась по большой окружности сначала на юг, потом  на
восток по южным травяным равнинам.  Это  такие  безграничные  просторы,  что
пятнадцатимильная колонна на них заметна не более, чем цепочка муравьев.
   По пути встречались реки и хребты, леса и равнины, кишащие дичью.
   Единственные встреченные люди - гарнизоны охотничьих царских лагерей.  Их
задача  заключалась  в  непрерывной  поставке  сушеного  мяса  для  прокорма
множества рабов, этого основания национального благосостояния.
   Через шесть месяцев после выхода из Опета они пересекли реку на юге (река
Лимпопо. - Прим. автора), а через сто миль - хребет из густо поросших  лесом
голубых гор (Заутпансберг. - Прим. автора), которые обозначали южную границу
царства.
   Они остановились лагерем у  входа  в  темное  скалистое  ущелье,  которое
врезается в самое сердце гор, и Ланнон и Хай в сопровождении когорты  пехоты
и лучников прошли по опасной тропе через  ущелье.  Странное  место:  высокие
черные каменные утесы нависали над ревущим глубоко внизу потоком.
   Холодное и темное место, куда редко проникает тепло солнца.  Хай  дрожал,
но не от холода, и крепче сжимал свой топор. В течение трех дней,  во  время
которых они шли сквозь горы, он почти непрерывно  молился,  потому  что  это
место, несомненно, населяли демоны.
   Они остановились на южных склонах гор и разожгли  сигнальные  костры,  от
которых высоким столбом поднялся дым, видный на пятьдесят миль.
   Глядя  на  бесконечные  золотистые  равнины  и  темно-зеленые  леса,  Хай
испытывал чувство благоговейного  страха.  "Я  бы  хотел  спуститься  в  эту
землю", - сказал он Ланнону.
   - Ты был бы здесь первым, - согласился Ланнон. -  Интересно,  что  в  ней
скрывается. Какие чудеса, какие сокровища?
   - Мы знаем, что далеко на юге есть мыс с горой с  плоской  вершиной,  там
был уничтожен флот Хикануса 1Х, но это все.
   - Мне хочется пренебречь пророчеством и возглавить экспедицию  на  юг  за
эти горы. Что скажешь, Хай?
   - Я не советую, мой господин, - Хай отвечал с соблюдением  формальностей.
-  Ничего  хорошего  не  добьешься,  бросая  вызов  богам,   они   чертовски
злопамятны.
   - Вероятно, ты прав, - согласился Ланнон. - Но искушение очень сильно.
   Хай сменил тему, потому что почувствовал себя неуверенно. Не следовало бы
даже затрагивать ее.
   - Интересно, когда они придут, - он взглянул на сигнальные  столбы  дыма,
поднимавшиеся в спокойное голубое небо полудня.
   - Придут, когда будут готовы, - пожал плечами Ланнон. - Но  я  хотел  бы,
чтобы это произошло побыстрее. А пока ждем, поохотимся на леопарда.
   Десять дней они охотились на больших пятнистых кошек, которые в  изобилии
водились в туманных утесах и  лесистых  ущельях  гор.  Охотились  с  помощью
специально обученных собак и львиных копий. Собаки преследовали добычу, пока
не загоняли ее в ловушку, а потом люди окружали ее и вызывали нападение.
   И затем человек, на которого набрасывался рычащий зверь, принимал его  на
конец копья. За эти десять дней были убиты два охотника, и один из них  внук
Асмуна, старого аристократа. Храбрый красивый юноша, и все  его  оплакивали,
хотя это хорошая и почетная смерть. Тело его сожгли, потому что  он  умер  в
поле, и Хай принес жертву, чтобы его душа благополучно прибыла к солнцу.
   Утром  одиннадцатого  дня,  когда  Хай  уже  приветствовал   Баала,   все
позавтракали и готовились к  очередной  охоте,  Хай  заметил  возбуждение  и
беспокойство маленького хозяина охоты бушмена Ксаи.
   - Что тебя тревожит, Ксаи? - спросил он  на  его  языке,  которым  теперь
бегло владел.
   - Мой народ здесь, - ответил бушмен.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю! - просто ответил бушмен, и Хай заторопился по  лагерю  к  палатке
Ланнона.
   - Пришли, мой господин, - сказал он.
   - Хорошо. - Ланнон  отложил  львиное  копье  и  начал  снимать  охотничьи
доспехи. - Позови искателей камней.  -  На  зов  торопливо  явились  царские
геологи и металлурги.
   Место встречи находилось у подножия гор, где густой лес резко  обрывался,
образуя широкую поляну.
   Ланнон повел свой отряд вниз меж скал, на краю поляны они остановились  и
выставили защитный заслон из лучников. В центре поляны, там, куда не долетит
стрела ни из леса, ни от скал, в мягкую землю был вкопан столб,  и  к  нему,
как флаг, подвесили хвост дикой утки.  Это  был  знак,  что  торговля  может
начаться.
   Ланнон кивнул старшему искателю камней  Азиру  и  хранителю  сокровищницы
Рид-Аддаи. Эти двое безоружные прошли к середине поляны,  за  ними  шли  два
раба. Каждый раб нес кожаный мешок.
   У основания столба лежала бутылка из  тыквы,  а  в  ней  пригоршня  ярких
камней разных цветов от прозрачных до ярко-алых.
   Двое чиновников тщательно осмотрели камни, некоторые отвергли, сложив  их
аккуратной грудой на земле, другие приняли, уложив их обратно в тыкву.
   Затем из кожаных мешков они скупо выделили стеклянные бусы, положив их  в
стеклянный кувшин, который поставили около тыквы. И ушли за скалы, где ждали
Ланнон и его лучники.
   Они видели, как десяток маленьких фигурок вышел из леса и  приблизился  к
столбу. Бушмены присели  на  корточки  возле  тыквы  и  кувшина,  последовал
длительный горячий спор, после чего они  опять  исчезли  в  лесу.  Тогда  на
поляну снова вышли два чиновника и обнаружили тыкву и кувшин нетронутыми.
   Их предложение отвергнуто. Они  добавили  десяток  железных  наконечников
стрел.
   При  третьей  попытке  договор  был  заключен:   бушмены   унесли   бусы,
наконечники стрел и медные браслеты, оставив камни.
   Затем у столба была оставлена еще одна партия камней, и торговля началась
заново. Скучные переговоры заняли целых четыре дня, и пока  они  ждали,  Хай
значительно расширил свои познания в геологии.
   - Откуда эти солнечные камни? - спрашивал он Азиру,  рассматривая  желтый
алмаз величиной с желудь, который был куплен за несколько фунтов  стеклянных
бусин.
   - Когда солнце и луна вместе видны на небе, может случиться так,  что  их
лучи встречаются и становятся горячими и тяжелыми. Они падают  на  землю,  и
если встречаются с водой, застывают и превращаются в один из таких солнечных
камней. - Хай нашел это объяснение вполне убедительным.
   - Любовные выделения  Астарты  и  Баала,  -  прошептал  он  с  почтением.
Неудивительно, что они так прекрасны. - Он  посмотрел  на  Азиру.  -  А  где
пигмеи их находят?
   - Говорят, они ищут их в гравийных руслах рек и на берегах озер, объяснил
Азиру. - Но они не умеют отличать подлинные  солнечные  камни,  и  среди  их
предложений много обычных камней.
   Распродав все алмазы, бушмены предложили купить нескольких детей племени.
Маленькие желтые существа были оставлены связанными у столба.
   Глаза