бы  я  стал
делать без тебя. Никогда не оставляй меня, Хай".
   Хай вспыхнул, он испытывал замешательство, к такому настроению Ланнона он
не привык. "Нет, величество, - хрипло ответил он, - я всегда буду с  тобой".
- И Ланнон опустил руку и рассмеялся, тоже в замешательстве.
   - Великий Баал, мы стали сентиментальны, как девушки. Или  это  старость,
как ты думаешь, Хай? - Он ополоснул в воде свою чашу, избегая взгляда Хая. -
В озере еще осталась рыба, а светлого времени еще часа два, давай используем
его.
   В темноте они вернулись туда, где под пальмами на  берегу  стояла  старая
заброшенная хижина. Когда Хай, ведя скиф шестом, обогнул выступ,  он  увидел
стоящую у берега галеру. На ее мачте был поднят царский штандарт дома Барка,
на корме и носу горели лампы. Отражения ламп плясали в темной воде, и до них
ясно доносились звуки голосов.
   Хай остановил скиф и облокотился на шест. Молча они смотрели на  корабль.
Потом Ланнон произнес:
   - Мир нашел нас, Хай. - Голос его звучал устало. - Окрикни их.

***

   Лампа,  свисавшая  на  цепи  в  каюте  на   корме,   освещала   их   лица
неестественным светом, выделялись щеки и носы, но глаза оставались в тени.
   Они собрались вокруг стола и с мрачными лицами слушали вестника с севера.
   Хотя  вестник  был  молод,  прапорщик  первого  года  службы,  но  в  нем
сказывалось высокое происхождение, и докладывал он уверенно.
   Они описывал волнения, происшедшие вдоль  северных  границ  за  последние
несколько недель, небольшие инциденты, передвижения масс людей,  видимых  на
расстоянии,  дым  и  огни  больших  лагерей.  Шпионы  доносили  о   странных
происшествиях, о новом боге с когтями льва, который поведет племена в земли,
богатые травой и водой. Разведчики сообщили о появлении большого  количества
дравских кораблей на реке, всюду какие-то передвижения,  встречи  неизвестно
кого с кем.
   Возникло  ощущение  беспокойства,   давления   на   границу,   напряжение
возрастает,  происходит  что-то  необычное.  Грозовые  тучи   собираются   в
отдалении, долетает отблеск молний. Что-то чувствуется,  но  не  осознается,
знаки указывают на неизвестность.
   Ланнон слушал спокойно, слегка нахмурившись, подперев подбородок кулаком,
глаза его оставались в тени.
   - Мой командир просил передать, что боится, как  бы  не  решили,  что  он
придумал все и поддался воображению.
   - Нет. - Ланнон отбросил просьбу юноши воспринять его доклад серьезно.  -
Я хорошо знаю старого Мармона. Он не примет земляного червя за змею.
   - Есть еще кое-что, - сказал юноша и положил на стол кожаную сумку.
   Развязал ее и достал несколько металлических предметов.
   -  Один  из  речных  патрулей  перехватил  отряд  язычников,   пытавшихся
переправиться ночью. У них у всех было это.
   Ланнон взял один из тяжелых наконечников копья и с любопытством  осмотрел
его. Форма и техника изготовления характерны, и Ланнон взглянул на Хая.
   - Ну? - И его собственное мнение укрепилось, когда Хай ответил:
   - Дравы. Несомненно.
   - У язычников?
   - Может, взяли у убитых дравов или украли.
   - Может быть. - Ланнон  кивнул.  Он  долго  молчал,  потом  посмотрел  на
молодого  офицера.  -  Ты  хорошо  справился,  -  и   парень   вспыхнул   от
удовольствия. Ланнон повернулся к Хаббакук Лалу. - Можешь доставить  нас  за
ночь в Опет? - Адмирал улыбнулся и кивнул.
   Ланнон и Хай стояли на  корме  и  смотрели,  как  их  остров  исчезает  в
темноте. Галера быстро шла, оставляя сверкающий в свете луны след.
   - Когда еще мы вернемся сюда,  Хай,  -  негромко  сказал  Ланнон,  и  Хай
беспокойно шевельнулся рядом с ним, но ничего не ответил. - Я чувствую,  что
оставляю что-то. Что-то  ценное,  чего  у  меня  никогда  больше  не  будет,
продолжал Ланнон. - А ты чувствуешь это, Хай?
   - Может, это наша молодость, Ланнон.  Может,  в  эти  последние  дни  она
кончилась. - Они молчали, раскачиваясь вместе с галерой под ровное  движение
весел. Когда остров исчез, Ланнон заговорил снова.
   - Я посылаю тебя на границу, Хай. Будь  моими  глазами  и  ушами,  старый
друг.

***

   - Это ненадолго, сердце мое,  -  извинялся  Хай,  хотя  Танит  ничего  не
сказала, она была поглощена изящным  поеданием  пурпурного  винограда.  -  Я
вернусь назад, прежде чем ты поймешь, что я ушел.
   Танит сморщила лицо, будто  ей  попалась  кислая  виноградина,  и  Хай  с
раздражением посмотрел на ее лицо. Оно было спокойным, милым и неуступчивым,
как лицо самой богини.
   Хай изучил все  настроения  Танит,  каждое  выражение  и  наклон  головы,
выдававшие их. Он с восхищением смотрел, как она меняется,  то  ребенок,  то
зрелая женщина, как из почки распускается цветок, он изучал ее с терпением и
преданностью любви, но такое настроение он не знал, как рассеять.
   Танит  кончиком  языка  облизала  пальцы,  потом  с  интересом  принялась
разглядывать свою руку, поворачивая ее и подставляя под свет.
   - Царь больше никому не может доверить это поручение. Это дело величайшей
важности.
   - Конечно, - прошептала Танит, по-прежнему осматривая  руку.  -  И  никто
другой не может с ним рыбачить.
   - Послушай, Танит, - пытался объяснить Хай, -  мы  с  Ланноном  друзья  с
детства. Прежде мы часто с ним бывали на островах. Это как  паломничество  в
нашу юность.
   - А я в это время сижу с набитым тобой животом, одна.
   - Но ведь всего пять дней.
   - Всего пять дней!  -  передразнила  его  Танит,  и  щеки  ее  вспыхнули,
показывая, что настроение ее меняется от льда  к  пламени.  -  Клянусь  моей
любовью к богине, что я тебя не понимаю! Ты заявляешь, что любишь  меня,  но
стоит Ланнону поманить пальцем, как ты бежишь к нему, взвизгивая, как щенок,
и подставляя живот, чтобы он мог почесать его.
   - Танит! - Хай улыбнулся. - Ты ревнуешь!
   - Ревную! - закричала Танит и схватила чашу с фруктами. - Я  тебе  покажу
ревность! - Она швырнула чашу, и пока та  еще  летела,  стала  искать  новый
снаряд.
   Старая Айна, дремавшая на солнце в конце террасы, проснулась  среди  этой
бури и присоединилась к Хаю в его бегстве. Они нашли убежище за углом стены,
оттуда Хай произвел осторожную разведку поля  битвы  и  обнаружил,  что  оно
покинуто, но он слышал, как где-то в доме плачет Танит.
   - Где она? - спросила Айна.
   - В доме, - ответил Хай, вычесывая фрукты из бороды  и  стряхивая  брызги
вина с одежды.
   - Что она делает?
   - Плачет.
   - Иди к ней, - приказала Айна.
   - А если она снова набросится на меня? - нервно спросил Хай.
   - Выпори ее, - ответила Айна. - А  потом  поцелуй.  -  И  она  улыбнулась
беззубой, но понимающей улыбкой.
   - Прости меня, святой отец, - прошептала Танит,  и  слезы  ее,  мокрые  и
теплые, полились на шею Хая. - Я вела себя  по-детски,  я  знаю,  но  каждая
минута, проведенная без тебя, для меня потеряна.
   Хай обнимал ее, гладя по голове, успокаивая, и сердце его разрывалось  от
любви к ней. Он сам был близок к слезам, слыша ее голос.
   - А мне нельзя отправиться с тобой в этот раз? -  она  сделала  последнюю
попытку. - Пожалуйста, святой отец. Прошу тебя, любовь моя.
   Хай ответил с сожалением, но твердо: "Нет. Я буду передвигаться быстро, а
ты уже на третьем месяце".
   Она наконец сдалась. Села на кровать и вытерла глаза. Улыбка ее была лишь
чуть кривой, когда она попросила: "Расскажи мне еще раз, что ты  готовишь  к
рождению нашего ребенка".
   Она сидела рядом с ним, теплая и мягкая,  и  лампа  освещала  белизну  ее
живота и новую тяжесть грудей. Она слушала внимательно, кивала, улыбалась  и
хлопала в  ладоши,  когда  Хай  объяснял,  как  это  будет:  приемная  мать,
прохладный и здоровый воздух холмов, поместье в Зенге. Он рассказывал, каким
здоровым и сильным вырастет их ребенок и как они будут навещать его там.
   - Его? - игриво переспросила Танит. - Не его, а ее, мой господин!
   - Нет, его!  -  поправил  Хай,  и  они  рассмеялись.  Но  в  смехе  Танит
чувствовалась печаль. Не будет так. Она не видела этого,  не  могла  уловить
этого счастья, не слышала смеха своего ребенка,  не  чувствовала  тепла  его
тела.
   На мгновение разошлась темная завеса  времени,  и  она  увидела  будущее,
увидела формы, людей, события, которые привели ее в ужас.
   Она прижалась к Хаю, слушая его голос. Он придавал ей спокойствие и силу,
и наконец она негромко спросила: "Если я принесу лютню, ты споешь для меня?"
   И он пел песню о Танит, но в ней были новые строки. Каждый раз  когда  он
пел ее, в ней появлялись новые строки.

***

   Мармон  был  губернатором  северного  царства  и  командиром  легиона   и
крепости, охранявших северную границу.
   Он был старым другом Хая, и хоть старше его на тридцать  лет,  но  считал
себя его учеником. Мармон увлекался военной  историей,  и  Хай  помогал  ему
писать историю третьей войны с Римом. Это был высокий  костлявый  человек  с
роскошной седой гривой, которой очень гордился. Волосы  он  мыл  шампунем  и
аккуратно расчесывал, Кожа у него гладкая, как у девушки, и туго натянута на
проступающие кости внушительного черепа, но лихорадка придавала ей и  белкам
его глаз желтоватый оттенок.
   Он был одним из наиболее доверенных генералов империи, и в  течение  двух
дней они  с  Хаем  обсуждали  ситуацию  на  северной  границе,  рассматривая
глиняный макет территории, и Мармон показывал Хаю, где происходят тревожащие
его события. Худые руки Мармона  касались  отдельных  предметов  на  макете,
проводили линии, обозначали спорные или беспокойные районы, а Хай  слушал  и
задавал вопросы.
   В конце второго дня они вместе поужинали, сидя  на  стене  крепости,  где
было прохладнее. Рабыня смазала их тела ароматным  маслом,  чтобы  отпугнуть
насекомых, и Мармон собственноручно наполнил вином чашу Хая, но сам пить  не
стал. Лихорадка повреждает печень, и для него вино теперь яд.
   Хай  поблагодарил  Баала  за  свой  иммунитет  к  этой  болезни,  которая
свирепствует в болотистых местах и вдоль рек.  Хая  занимала  мысль:  почему
лихорадка одних убивает, других делает инвалидами, а третьих не трогает?
   Почему она встречается только в низинах, а не на возвышенных  местах?  Он
должен постараться найти ответ на эти вопросы.
   Но Мармон снова заговорил, и Хай оторвался от своих мыслей, возвращаясь к
сегодняшним проблемам.
   - Я создаю шпионскую сеть, которой можно доверять, - говорил Мармон.
   - В племенах есть люди, которые регулярно мне докладывают.
   - Я хотел бы встретиться с ними, - вмешался Хай.
   - Я предпочел бы, чтобы  этого  не  было,  -  начал  Мармон,  но  заметил
выражение Хая и гладко продолжил:
   - Один из них должен появиться со дня на день. Это мой наиболее  надежный
информант. Его зовут Сторч, он венди и бывший раб. Через него я связываюсь с
другими шпионами за рекой.
   - Я поговорю с ним, - сказал Хай, и беседа перешла на другие темы.
   Мармон спрашивал у Хая совета относительно своей рукописи.  Они  говорили
как старые друзья, пока не стемнело и рабы  зажгли  факелы.  Наконец  Мармон
почтительно спросил:
   - Мой господин, ко мне обратились с просьбой офицеры.  Некоторые  из  них
никогда не слышали твоего пения, а те,  что  слышали,  хотели  бы  послушать
вновь. Они назойливы, святейшество, но, может, ты им уступишь?
   - Пошли на мою квартиру за лютней. - Хай покорно пожал плечами, и один из
молодых офицеров подошел с лютней в руках.
   - Мы уже принесли ее, святой отец.
   Хай пел песни легиона, песни пиров и маршей, непристойные песни и песни о
славе. Офицеры молча стояли на стене вокруг Хая, а внизу  во  дворе  простые
солдаты собрались с поднятыми лицами, готовые подхватить припев.
   Было уже поздно,  когда  через  толпу  протиснулся  адъютант  и  негромко
заговорил с Мармоном. Тот кивнул, отпустил адъютанта, а потом прошептал Хаю:
"Святейшество, человек, о котором я говорил, пришел".
   Хай отложил лютню. "Где он?"
   - В моей квартире.
   - Пошли к нему, - предложил Хай.
   Сторч оказался высоким человеком, гибким и  грациозным,  как  большинство
венди, но гладкая бархатная кожа на плечах была испорчена рубцами хлыста.
   Он увидел  взгляд  Хая  и  прикрыл  плащом  плечи,  но  Хай  заметил  его
вызывающий взгляд, хотя лицо его сохраняло бесстрастное выражение.
   - Он не говорит на пуническом, - объяснил Мармон. - Но  я  знаю,  что  ты
говоришь на его языке.
   Хай кивнул, и шпион посмотрел на него, прежде чем обратиться  к  Мармону.
Голос его звучал негромко, без гнева и обвинений.
   - Мы договаривались, что никто не увидит моего лица, - сказал он.
   - Тут другое дело, - быстро объяснил Мармон. - Это не обычный человек,  а
верховный жрец Опета и главнокомандующий всеми царскими  армиями.  -  Мармон
помолчал. - Это Хай Бен-Амон.
   Шпион кивнул, лицо его оставалось бесстрастным, даже когда Хай  заговорил
на венди.
   Они  разговаривали  час,  потом  Хай  повернулся  к  Мармону   и   сказал
по-пунически:
   - Этот человек  не  согласен  с  тем,  что  ты  мне  рассказывал.  -  Хай
нахмурился и раздраженно постучал пальцами по столу. - Он ничего  не  слышал
ни о боге с львиными когтями, ни об  отрядах  воинов,  вооруженных  дравским
оружием.
   - Да, - согласился Мармон. - В этом районе сохраняется спокойствие.
   Доклады пришли из других мест.
   - У тебя есть здесь шпионы? - спросил Хай.
   - Немного, - ответил Мармон, и Хай задумался.
   - Я пойду на восток, - принял решение Хай. - Выступлю на рассвете.
   - Через пять дней прибудет патрульная галера.
   - С палубы галеры я ничего не увижу. Пойду пешком.
   - Охрана будет ждать тебя на восходе солнца.
   - Нет, - отказался Хай. - Я пойду быстрее  и  привлеку  меньше  внимания,
если буду один. - Он посмотрел на Сторча. -  Этот  человек  может  послужить
проводником, если ему можно доверять, как ты говоришь.
   Мармон передал приказ Хая шпиону и закончил: "Теперь можешь идти.
   Поешь и отдохни и будь готов к восходу солнца".
   Когда шпион ушел, Хай посмотрел ему вслед  и  спросил:  "Сколько  ты  ему
платишь?"
   - Мало, - признал Мармон. - Соль, бусы, несколько медных украшений.
   - Интересно, почему он это  делает,  -  негромко  сказал  Хай.  -  Почему
работает на нас, хотя рубцы от хлыста еще не зажили на его теле?
   - Меня больше не удивляют поступки людей, - сказал Мармон.  -  Я  столько
раз видел странное поведение, что больше не спрашиваю себя о его причинах.
   - А я  спрашиваю,  -  прошептал  Хай,  по-прежнему  глядя  вслед  шпиону,
обеспокоенный   его   предательством,   которое   так   не   соответствовало
представлениям Хая о чести.

***

   В последующие четыре дня Хай попытался узнать  что-нибудь  о  шпионе,  но
безуспешно. Сторч был молчалив,  говорил,  только  когда  его  спрашивали  и
всегда очень кратко. Он никогда не смотрел на  Хая  прямо,  глаза  его  были
устремлены куда-то за Хая.
   Хая его присутствие смущало, хотя Сторч прекрасно знал все  изгибы  реки,
каждую складку местности, по которой они шли.
   Они побывали в двух крепостях на южном берегу, и  от  их  гарнизонов  Хай
узнал  много  нового.   Дважды   они   находили   следы   больших   отрядов,
переправлявшихся через реку по загадочным делам, и было еще немало признаков
тайной деятельности, которые усилили беспокойство Хая.
   Его беспокоило, что  эти  признаки  противоречат  утверждениям  Сторча  о
спокойствии и устойчивом положении за рекой.
   Они двигались  быстро  и  тихо,  ночевали,  как  лесные  духи,  в  густых
зарослях. Шли вечером и по ночам, а  в  жару  отдыхали.  Ели  мало,  экономя
припасы и не тратя времени на охоту.
   На четвертый день они пришли на вершину небольшого  гранитного  холма,  с
которого открывался вид на обширную долину, панораму,  которая  тянулась  от
одного хребта к другому и терялась в голубой дымке на  горизонте.  Тут  река
поворачивала на юг, делал петлю во много миль длиной и возвращалась почти  к
прежнему месту.
   Хотя петля была длиной в двадцать или двадцать пять миль,  в  поперечнике
она едва достигала пяти миль,  а  дальше  находилась  еще  одна  крепость  с
сильным гарнизоном. В жарком воздухе они видели дым от  кухонных  костров  в
крепости.
   Хай долго смотрел на изгиб реки, выбирая между долгим днем  утомительного
пути или быстрым проходом и связанным с ним риском.
   - Сторч, - спросил он, - можем ли мы пересечь реку? Есть ли там  люди  из
племен?
   Шпион  не  смотрел  на  Хая,  лицо  его  оставалось  невыразительным.  Он
неподвижно сидел на граните рядом с Хаем, и Хаю показалось, что он не  понял
вопроса.
   - Короче пройти напрямик. Но безопасно ли это?  -  спросил  он,  и  Сторч
ответил:
   - Я узнаю. Подожди меня.
   Он вернулся за час до темноты и провел Хая на берег.  Здесь  в  тростнике
было запрятано узкое выдолбленное каноэ. Оно было источено червями  и  пахло
рыбой. Хай почувствовал подозрение.
   - Как ты его нашел?
   - Тут ниже по течению семья рыбаков.
   - Сколько их?
   - Четверо.
   - Венди.
   - Нет, софии.
   - Воины?
   - Рыбаки. Седобородые старики.
   - Ты сказал им обо мне?
   - Нет.
   Хай колебался, всматриваясь  в  темные  глаза  Сторча,  пытаясь  отыскать
признаки предательства.
   - Нет, - сказал Хай, - мы не будем переправляться. Пойдем долгим путем. -
Это была проверка. Он ждал реакции  Сторча,  ждал,  что  он  будет  спорить,
пытаться убедить Хая переправиться.
   - Как скажешь. - Сторч кивнул и начал укрывать каноэ тростником.
   - Хорошо, - согласился Хай, - перевези меня.
   С помощью течения Сторч направил утлый челнок  под  нужным  углом.  Перед
ними бакланы били воду в попытках взлететь, между  стеблями  лилии  мелькали
мелкие рыбки, а в  глубокую  воду  с  берегов  соскальзывали  зловещие  тела
крокодилов.
   Они причалили к глинистому берегу,  испещренному  следами  многочисленных
животных, которые приходят сюда на водопой, и Сторч спрятал каноэ. Он провел
Хая вверх, на поляну, поросшую ядовито-зеленой болотной травой. Они по  пояс
брели среди тесно сросшихся стеблей, и почва под ногами  была  податливой  и
влажной.
   В центре поляны Сторч  неожиданно  остановился  и  знаком  велел  Хаю  не
двигаться. Он наклонил голову и прислушался. Они долго стояли, застыв, потом
Сторч попросил Хая оставаться на месте, а сам прошел вперед.
   Пройдя сто шагов, он снова остановился, но теперь повернулся и  посмотрел
на Хая.
   Впервые за все время на лице его появилось чувство, дикое  возбуждение  и
торжество.
   Он поднял правую руку, обвиняющим жестом  указал  на  Хая  и  крикнул  на
венди: "Вот он! Возьмите его!"
   Трава на поляне зашуршала и дрогнула, как будто подул сильный ветер, и из
укрытий ряд за рядом появилось множество воинов венди.  Соединив  щиты,  они
образовали концентрические круги  вокруг  Хая,  полностью  окружили  его,  и
плюмажи их головных уборов угрожающе качались.
   Как руки, сжимающие горло, круги воинов приближались к Хаю.  Он  отчаянно
осматривался, ища пути к спасению. Его не было, и он сорвал чехол  с  лезвия
топора с грифами и бросился, как терьер на черного буйвола.
   - За Баала! - вызывающе  крикнул  он,  ударяя  в  сплошную  массу  черных
воинов.

***

   - Здесь дурно пахнет, - пожаловался Ланнон,  принюхиваясь.  -  Нельзя  ли
пробить вентиляционные шахты на поверхность?
   - Величество! - Риб-Адди не мог скрыть своего ужаса. - Подумай,  что  это
значит! Рабочие - здесь?! - Он  широким  жестом  обвел  сокровищницу.  Можно
представить себе, что они станут рассказывать и как  это  разожжет  алчность
всех разбойников четырех царств.
   Именно по этой причине местоположение и содержимое  царской  сокровищницы
хранилось  в  величайшей  тайне.  Это  была  самая  большая  тайна  империи,
известная только царю, верховным жрецу и  жрице,  Риб-Адди  и  еще  четверым
чиновникам.
   - Я бы сразу после окончания работы послал их к богам, - объяснил разумно
Ланнон.
   Риб-Адди  удивленно  замигал.  Он  не  предусмотрел  такого  радикального
решения проблемы. Потребовалось поскрести бороденку и подумать,