ь  позвонки.  Хай  ударил,
смертоносный удар прорубил кость и разрезал мягкий желтый спинной мозг.
   Слон закричал и упал, дергаясь в предсмертной агонии.
   Хай спрыгнул с дергающегося тела и отскочил от ног  и  хобота  умирающего
слона. Он испытывал чувство огромного облегчения и триумфа. Он  сделал  это,
он летел на крыльях бури - и выжил.
   Он услышал дикий рев  второго  слона  и  резко  повернулся.  Один  взгляд
показал ему, что  дело  еще  не  закончено,  боги  еще  не  произнесли  свой
приговор.
   Задал ошибся. Вторым ударом он промахнулся по сухожилию, и теперь слон на
трех ногах, но быстро и проворно преследовал человека. Задал отбросил  топор
и бежал вверх по склону, слон за ним. Самец кричал от  гнева,  он  вытягивал
хобот, быстро догоняя человека.
   Хай бросился к нему. Но тут слон схватил хоботом Задала и подбросил его в
воздух.  Тело  Задала,  вращаясь,  поднялось  над  вершинами  самых  высоких
деревьев.
   Задал упал лицом вниз на каменистую поверхность, слон поставил  ногу  ему
на спину, а хоботом оторвал голову и отбросил в сторону. Голова запрыгала  и
покатилась по склону, как детский мяч.
   Хай бежал к слону, поднимаясь по склону. Слон нагнулся  к  изуродованному
телу и пронзил  клыком  грудь  Задала.  Он  был  так  занят  терзанием  тела
противника, что Хай незаметно зашел к нему с тыла.
   Он увидел рану в ноге слона, тут промахнулся  Задал.  Топор  засвистел  в
воздухе. На этот раз ошибки не было.

***

   - Я  даю  тебе  новое  звание.  -  Ланнон  высоко  поднял  свою  чашу,  и
аристократы и рыцари, сидевшие за столом, замолкли в ожидании.  -  Я  воздаю
воинские почести человеку, летевшему на крыльях бури.
   Хай скромно опустил глаза, слегка покраснев при свете факелов под кожаным
навесом палатки Ланнона.
   - Хай Бен-Амон, Топорник богов! - выкрикнул Ланнон титул,  и  аристократы
подхватили его, приветствуя Хая сжатыми кулаками.
   - Пей, Хай! Пей, моя Птица  Солнца!  -  Ланнон  передал  Хаю  собственную
винную чашу. Хай прихлебнул вино, улыбаясь окружающим. Сегодня он  не  будет
слишком глубоко  заглядывать  в  винную  чашу.  Он  не  хотел  затуманивать,
одурманивать чувство радости. Боги ответили ему, и он сидел,  тихо  улыбаясь
посреди шумной пирушки, почти не слыша смеха  и  разговоров,  вслушиваясь  в
голос, который внутри него пел: "Танит! Танит!"
   Когда он встал, чтобы уходить, Ланнон рассерженно  схватил  его  за  край
одежды.
   - Ты не уйдешь на своих ногах, Топорник. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя
унесли на кровать. Давай, вызываю тебя на соревнование в чашах вина.
   Хай со смехом отказался от вызова.
   - Один вызов в день, мой господин, прошу тебя.
   Снаружи было тихо, на небе ярко горели звезды.  Дневной  жар  миновал,  и
прохладный ночной ветерок был как прикосновение прядей Танит в его щеке.
   - Астарта! - Богиня поднялась над долиной, ее золотое лицо осветило землю
мягким светом. - Мать земли, благодарю тебя, - прошептал Хай и  почувствовал
на глазах слезы счастья.
   Он пошел по лагерю к собственной палатке, храня тепло своей любви.
   - Танит, - шептал он, - Танит.
   Он двигался в тени, но тут какое-то движение привлекло его внимание, и он
остановился. У костра сидела рабыня, она дробила на камне зерно для лепешек.
   Костер осветил правильные черты лица, блеснул на темной коже  ее  сильных
рук. Это была нянька Селена.
   Хай уже хотел уйти, когда девушка в ожидании подняла  голову.  К  ней  из
темноты приблизился мужчина, и лицо девушки вспыхнуло таким восторгом, такой
бесстыдной любовью, что Хай почувствовал, как у него дрогнуло сердце.
   Мужчина вступил в свет костра, и Хаю достаточно было  одного  взгляда  на
это мощное тело и круглую безволосую голову, чтобы узнать Тимона.
   Селена встала, быстро пошла навстречу Тимону, и они обнялись.
   Принюхивались  к  лицам  друг  друга  в  странном  любовном   приветствии
язычников, сжимая  друг  друга.  Хай  нежно  улыбнулся,  испытывая  симпатию
любящего к другим любящим.
   Тимон отодвинулся от девушки, держа ее на расстоянии  вытянутой  руки,  и
быстро заговорил. Хай не разбирал его слов.  Он  слышал  только  рокот  баса
Тимона, девушка кивнула.
   Тимон оставил ее и  исчез  среди  палаток.  Селена  вернулась  к  костру,
наполнила мешок размолотым зерном, потом украдкой оглянулась и  пошла  вслед
за Тимоном. Хай, улыбаясь, смотрел ей вслед.
   - Нужно поговорить с Ланноном, - подумал он. -  Я  могу  организовать  их
спаривание.
   В своей палатке Хай извлек  золотой  свиток  и  расстелил  его.  Поставил
лампу, достал орудие гравировки и начал писать стихотворение о Танит.
   - Волосы ее темны и мягки,  как  дым  от  костров  папируса  над  большим
озером, - писал он, и случай с Тимоном и Селеной был забыт.
   Вскоре после полуночи усталость одолела его, он упал и уснул,  прижимаясь
щекой к любовной поэме о Танит на золотом  свитке.  Огонь  лампы  замигал  и
погас.
   Грубые руки разбудили его  на  рассвете,  он  недоуменно  огляделся.  Его
разбудил начальник охоты Мурсил.
   - Великий Лев послал за  тобой,  святейшество.  Собаки  уже  на  поводке,
погонщики собрались. Убежали  два  царских  раба,  и  царь  приглашает  тебя
присоединиться к охоте.
   Еще не проснувшись окончательно, Хай  понял,  кто  эти  рабы,  и  испытал
сосущее чувство во внутренностях.
   - Глупцы, - прошептал он. - О, проклятые глупцы.  -  Потом  посмотрел  на
Мурсила. - Нет, - сказал он. - Не могу. Я... не пойду с ним. Я болен,  скажи
ему, что я болен.

***

   Селена стояла в тени и  прислушивалась  к  пьяным  возгласам  и  смеху  в
царской палатке. Под коротким плащом она прятала кожаный мешочек  с  зерном,
сухое копченое мясо, нарезанное полосками, и маленький глиняный горшок.
   Тут еда на двоих на четыре дня, а к этому времени они  будут  за  большой
рекой. Она испытывала страх и возбуждение  в  одно  и  то  же  время.  Этого
момента они ждали два  года,  и  много  чувств  испытывала  она,  неподвижно
ожидая.
   Наконец появился Тимон; он приблизился к ней сзади  так  неожиданно,  что
она ахнула. Он взял ее за руку и  повел  от  периметра  костров  лагеря.  Он
увидела, что на нем тоже плащ, и под ним лук и колчан со стрелами, а у пояса
короткий  железный  меч.  Такое  оружие  рабам  запрещено,  и  наказание  за
нарушение этого запрета - смерть.
   У выхода из лагеря  стояли  два  стражника.  Селена  заговорила  с  ними,
предлагая свое расположение, а Тимон подошел к ним сзади. Голыми  руками  он
сломал им шеи. Взял каждого в руки и тряхнул, как собака  трясет  крысу.  Ни
звука. Тимон осторожно положил тела у выходных ворот, и они прошли в них.
   Они прошли через углубление, где днем убивали слонов, и ночь  была  полна
отвратительным рычанием и воем стервятников.  Гиены  и  шакалы  боролись  за
куски окровавленных костей и шкур. Держа в руке обнаженный  меч,  Тимон  вел
Селену,  и  хотя  одна  из  гиен  с  рычанием  последовала  за   ними,   они
беспрепятственно вышли на тропу и пошли в  долину.  Луна  давала  достаточно
света, и они шли быстро. Остановились лишь  однажды  у  брода  через  ручей,
чтобы отдохнуть и напиться, а потом снова быстро пошли на север.
   Однажды они встретились со львом. Большой серый самец  с  темной  гривой.
Несколько долгих секунд они смотрели  друг  на  друга,  потом  лев  негромко
рявкнул и исчез в кустах у дороги.  Он  недавно  поел,  и  два  человека  не
вызвали у него интереса.
   Луна - четвертый день после полнолуния  -  прошла  по  звездному  небу  и
исчезла на темном горизонте. Когда она зашла, остался только свет  звезд,  и
на неровной крутой тропе Селена тяжело упала.
   Тимон услышал ее крик и быстро обернулся  к  ней.  Она  лежала  на  боку,
негромко стонала.
   - Ты поранилась? - спросил он, опускаясь рядом с ней на колени.
   - Лодыжка, - прошептала она,  от  боли  голос  ее  звучал  хрипло.  Тимон
пощупал ногу. Лодыжка была  горяча  на  ощупь,  и  он  чувствовал,  как  она
распухает.
   Тимон мечом отрезал полоску от плаща и плотно перевязал лодыжку, как учил
его Хай. Он действовал в отчаянной спешке, и черви ужаса уже зашевелились  в
его внутренностях.
   Когда он поставил Селену на ноги, она закричала от боли.
   - Можешь идти? - спросил Тимон, и она  сделала  несколько  шагов.  Селена
тяжело дышала, воздух со свистом вырывался из  ее  горла.  Она  прижалась  к
Тимону и беспомощно покачала головой.
   - Не могу идти. Оставь меня здесь. - Тимон опустил  ее  на  землю,  потом
распрямился, отбросив оружие и провизию. Оставил  только  короткий  меч.  Из
двух плащей сделал петлю для тела Селены, пометил  ее  в  эту  петлю.  Затем
надел себе на шею и плечо и поднял ее. Она лежала у  него  на  руках,  одной
рукой обнимая его за шею. Часть веса приходилась на петлю, висевшую  на  шее
Тимона. Он пошел, спускаясь по крутому склону к долине.
   К середине утра петля натерла ему шею, на темной коже  появилась  розовая
полоска. Жара усилилась, она тяжело надавила  на  беглецов,  отнимая  у  них
последние капли энергии. Тимон давно уже двигался тяжело,  усилием  воли  он
преодолевал физическую усталость.
   На краю одной из полян Тимон остановился и прислонился к стволу  большого
дерева моба-хоба. Он боялся опустить тело девушки на землю, у него может  не
хватить сил, чтобы поднять ее. Губы его побелели и  были  окружены  высохшей
слюной, в глазах виднелись красные вены. Он тяжело дышал.
   - Оставь меня, Тимон, - прошептала Силена. - Иначе мы умрем оба.
   Тимон не ответил, он нетерпеливым наклоном головы велел ей молчать.
   Затаил дыхание и прислушался. Она тоже услышала отдаленный  лай  собачьей
своры.
   Он сказал: "Поздно" и быстро осмотрелся в поисках места для защиты.
   Люди отстают от собак.
   - Ты можешь спастись, - настаивала она. - Большая река близко.
   - Без тебя нет спасения, - ответил он, она прижалась к нему, и он  пронес
ее по поляне к месту, где выступала скала. Груда обломков  камня  напоминала
развалины древнего замка.
   - Нас убьют, - сказала Селена. - Они всегда убивают беглых рабов.
   Тимон не ответил, он легко погладил ее по щеке.
   - Мы умрем страшной смертью, - сказала Селена, поворачивая голову и глядя
на него. - Разве не лучше умереть сейчас, пока не появились собаки?
   - Он не ответил, и немного погодя она продолжала.
   - У тебя есть меч, Тимон. Используй его.
   - Если с ними маленький жрец, у нас есть еще  шанс.  У  него  власть  над
царем, и между ним и мною есть связь. Он спасет нас.
   Теперь собаки были ближе и, казалось, лают громче, так как запах беглецов
стал сильнее. Тимон встал и извлек меч из ножен. Он прошел  между  камней  и
посмотрел на холмы, с которых они спустились. В полумиле от них из  леса  на
поляну вырвалась свора. Тридцать больших мускулистых  псов,  длинноногих,  с
грубой коричневой шерстью, с волчьими головами и клыками.
   Они выучены преследовать и сбивать с ног добычу.
   Тимон чувствовал мурашки на коже, глядя на бегущих собак. За ними  бежали
псари, в своих зеленых одеждах, с кнутами через плечо.
   Еще дальше двигались боевые слоны, пять слонов, в их башнях сидели  воины
и погонщики. Слоны легко следовали за сворой своей раскачивающейся походкой,
которая может покрыть пятьдесят миль за день.
   Тимон заслонил глаза, стараясь разглядеть  фигуру  жреца  среди  людей  в
башнях. Но слоны еще слишком далеко, а собаки быстро приближаются.
   Он обернул плащом левую руку и плотнее сжал рукоять меча. Повертел оружие
короткими взмахами, чтобы размять мышцы.
   Передние собаки увидели его среди скал, и тут же глубокий равномерный лай
сменился возбужденным  воем.  Прижимая  уши,  высунув  розовые  языки  среди
волчьих клыков, собаки развернулись веером.
   Тимон отступил в углубление, где лежала Селена, защищая ее от  нападающих
коричневых тел.
   Первый пес прыгнул на него, щелкая челюстями, целясь в лицо.
   Тимон принял  его  на  острие  меча,  погрузив  меч  у  основания  горла,
мгновенно убив собаку, но прежде чем он сумел  освободить  лезвие,  на  него
прыгнул второй пес. Тимон сунул ему в пасть закутанную в плащ руку и  ударил
мечом третьего.
   Они толпились вокруг него, а он  рубил,  колол.  отбивался.  Ударил  пса,
вцепившегося ему в руку, о скалу, раздавив ему ребра, но другой вцепился ему
в ногу, потащив на землю. Тимон вонзил лезвие ему в  спину,  и  пес  с  воем
отпустил его.
   Еще один бросился ему в лицо, Тмимон ударил его  рукоятью  меча.  Большое
шерстистое тело ударилось ему в грудь, клыки разорвали мышцы плеча.
   Их слишком много, они рвут его, терзают, подавляют своим весом  и  силой.
Он упал на колени, одной рукой удерживая брызжущее слюной животное  подальше
от своего лица и горла, придушив его, но в то же время чувствовал, как ему в
спину, бока, живот вцепляются другие.
   И вдруг рядом оказались псари, они хлыстами отогнали собак, окликивая  их
по именам, оттягивая и надевая ошейники.
   Тимон медленно встал  на  ноги.  Он  потерял  меч,  кровь  текла  по  его
сверкающему черному телу от многочисленных укусов и ран.
   Он посмотрел на возвышавшегося над ним боевого слона.  Последняя  надежда
его рассеялась, когда он увидел, что среди охотников нет Хая Бен-Амона и что
Ланнон Хиканус, Великий Лев Опета, смеется.
   - Хорошая попытка, раб, - смеялся Ланнон. - Я  думал,  ты  доберешься  до
реки. - Он  взглянул  туда,  где  лежала  Селена.  -  Мои  начальники  охоты
оказались правы. Они по следам решили, что женщина повредила ногу  и  ты  ее
несешь. Благородный жест, раб, весьма необычный для язычника. Но  все  равно
это тебе дорого обойдется. - Ланнон взглянул на надсмотрщиков. - Похоже, нет
смысла их возвращать назад. Казните их на месте.
   Тимон посмотрел на царя и произнес сильным чистым голосом:
   - Я живой символ этой любви, - и Ланнон вздрогнул,  вспомнив  эти  слова.
Смех исчез с его губ, он смотрел  на  окровавленного  раба,  смотрел  в  его
дымчатые желтые глаза. Несколько мгновений жизнь Тимона висела  на  волоске,
затем Ланнон отвел взгляд.
   - Хорошо, - кивнул он. - Ты напомнил мне о  моем  долге  по  отношению  к
другу. Клянусь, ты будешь жить  и  проклинать  момент,  когда  произнес  эти
слова. Ты будешь жить, но, живя, будешь тосковать по сладости  смерти.  Лицо
Ланнона  превратилось  в  маску  холодного  гнева,   и   он   повернулся   к
надсмотрщикам.  -  Этот  человек  не  будет  казнен,   но   он   объявляется
неисправимым, и на него нужно навесить цепи  в  два  таланта.  -  Почти  сто
фунтов цепей будет он теперь носить  днем  и  ночью,  бодрствуя  и  во  сне.
Отправьте его в  шахты  Хилии,  передайте  надсмотрщикам,  что  его  следует
использовать на самых глубоких уровнях.
   Ланнон следил за лицом Тимона, продолжая:
   - Женщина не может требовать моей защиты, но тем не менее мы возьмем ее с
собою. Привяжите ее к башне одного из слонов, пусть идет за ним.
   Впервые Тимон проявил чувства. Он сделал шаг  вперед  и  умоляюще  поднял
одну раненую руку, с которой свисали клочья мяса.
   - Мой господин, женщина ранена. Она не может идти.
   - Пойдет, - ответил Ланнон. - Или ее  потащат.  Ты  поедешь  на  слоне  и
будешь ее подбадривать. У тебя будет время решить, не лучше  ли  та  быстрая
смерть, которую я предлагал тебе, жизни, которую ты предпочел.
   Селену приковали за руки к легкой цепи в двадцать футов длиной.
   Другой конец цепи прикрепили к башне слона.
   Тимона, в тяжелых цепях на шее и на руках, усадили в башню. Посадили  его
лицом назад, и он видел Селену,  которая  стояла  на  одной  ноге,  оберегая
вторую от боли. Лицо ее посерело от боли, но она пыталась улыбаться Тимону.
   Первый же шаг слона заставил ее  упасть  лицом  вниз  на  жесткую  землю,
покрытую камнями и  поросшую  травой  с  острыми,  как  лезвие,  краями.  Ее
протащило пятьдесят футов, прежде чем она сумела встать и бежать  за  идущим
слоном. Колени и локти у нее были в  крови,  на  груди  и  животе  появились
кровоточащие царапины.
   Десять раз она падала и вставала, и каждый раз на ее теле появлялось  все
больше и больше ран. Последний раз она упала незадолго до заката.
   И Тимон, сидя в башне, закованный в цепи, произнес клятву. В гневе,  горе
и боли он произнес клятву мести, глядя, как безжизненное тело Селены тащится
за слоном, подпрыгивая по неровной земле, оставляя за собой красную  полосу.
А потом Тимон заплакал, последний раз в жизни он поддался слезам. Они бежали
по его лицу и смешивались с кровью и грязью, покрывавшими тело.

***

   Хай наполнил чашу вином из амфоры, которую когда-то  спрятал  для  особых
случаев.  Он  негромко  напевал  про  себя,  на  губах  у  него  все   время
распускалась легкая улыбка, темные глаза сверкали.
   Он вернулся  в  Опет  в  середине  ночи,  поспал  пять  часов  и  теперь,
выкупавшись, одетый в свежие одежды, послал раба с приглашением к  пророчице
прийти к нему. Вся кровь и страсть последних недель на берегах большой  реки
были забыты в предвкушении встречи с Танит. Забыт изуродованный труп Селены,
который втащил в лагерь слон, забыта высокая  фигура  Тимона,  склонившегося
под тяжестью цепей и горя. Когда его уводили надсмотрщики, ужасные дымящиеся
глаза не отрывались от Хая, Тимон поднял скованные руки  в  жесте  проклятия
или мольбы - Хай не мог решить, чего именно. Хлыст  надсмотрщика  щелкнул  и
опустился на плечи раба, оставив след толщиной в палец, но не разрезав кожу.
Впервые за все время с этого момента Хай  освободился  от  него,  охваченный
радостью любви.
   Задумчиво поджав губы, он капнул четыре  капли  из  голубого  стеклянного
флакона в вино. Покрутил сосуд в руках, потом помешал вино кончиком  пальца,
задумчиво облизал палец и сморщил  нос,  ощутив  слабый  гнилостный  привкус
наркотика.  Добавил  немного  дикого  меда,  чтобы  замаскировать   привкус,
попробовал снова и наконец, удовлетворенный,  поставил  чашу  на  деревянный
стул возле груды подушек. Тут уже стояло блюдо с печеньем и  конфетами.  Хай
накрыл  чашу  шелковой  тканью,  потом   с   удовольствием   осмотрел   свои
приготовления. Взял лютню, поднялся на  плоскую  крышу  и  сел  у  парапета.
Настроил инструмент, попробовал  голос,  пальцы,  посматривая  на  переулок,
ведущий к воротам в его дом.
   В ярком солнечном свете утра воды озера были голубыми, только чуть темнее
неба. Ветерок покрыл поверхность воды небольшими  вялыми  волнами,  одна  из
галер Хаббакук Лала осушила весла и плыла к гавани под  большим  треугольным
парусом. За ней следовали морские птицы, вились над ее кормой.
   Высоко над озером собирались  грозовые  тучи.  До  захода  пойдет  дождь,
подумал Хай, ощущая приближение грозы в воздухе, в  прикосновении  одежды  к
телу, в завитках бороды.
   Он затаил дыхание, пальцы его на струнах лютни застыли, когда две  фигуры
повернули в переулок и подошли к его воротам. На них были грубые  коричневые
плащи с капюшонами, какие надевают жрицы Астарты, выходя за  пределы  храма.
Однако неуклюжая одежда не смогла скрыть быстрой  походки  юной  фигуры  той
женщины, что торопливо шла впереди, а также  возраст  и  согбенность  второй
женщины, ковылявшей  за  первой.  Послышался  старческий  голос,  высокий  и
задыхающийся:
   - Моя госпожа, помедленнее!  Молю  тебя.  -  Хай  улыбнулся.  Раб  открыл
ворота, и когда женщины пересекали двор, Хай  коснулся  струн  лютни.  Танит
замерла. Старая компаньонка, ничего не  услышавшая,  проковыляла  в  дом,  а
Танит подняла голову и посмотрела на сидевшего на крыше Хая.
   Он запел,  и  девушка  отбросила  капюшон  на  плечи,  открыв  лицо.  Она
распустила волосы, глядя ему в лицо большими зелеными глазами, и лицо у  нее
стало восхищенным и торжественным. Он пел песню, написанную в  диких  краях,
песню  о  Танит,  записанную  в  золотом  свитке,  и  когда  последняя  нота
прозвучала в утреннем воздухе, щеки Танит пылали и губы дрожали.
   Хай спустился по лестнице и остановился рядом с ней, не касаясь ее.
   - Ты моя душа, - негромко сказал  он,