все  наше
объединенное   очарование,   он   хранил   подозрительное   молчание.    Так
продолжалось, пока он не покончил с первой порцией джина. Я заказал  другую,
и он начал оттаивать, а на середине третьей стал игривым и разговорчивым.
   - Читали ответ Уилфрида Снелла на вашу книгу "Офир" в "Журнале"?  спросил
он.  Уилфрид  Снелл  -  наиболее  шумный  и  безжалостный  из  моих  научных
противников. - Забавная статья,  а?  -  И  Элдридж  заржал,  как  назойливый
жеребец, и сжал одно из прекрасных бедер Салли.
   Я мирный человек, но в тот момент пришлось с усилием  напомнить  себе  об
этом. Должно быть, выражение у меня стало свирепым, пальцами одной руки, как
когтями, я сжал другую, борясь с искушением потаскать Элдриджа по комнате за
ноги.
   Салли  выскользнула  из  его  исследовательской  руки,  и   я   предложил
сдавленным голосом: "Давайте поедим".
   Последовала небольшая игра со стульями за обеденным столом: Элдридж хотел
оказаться на расстоянии руки от Салли, а я пытался этому помешать.
   Мы перехитрили его в коварной двойной игре, позволив  сесть,  после  того
как он загнал Салли в угол рядом с собой, и тут я  воскликнул:  "Салли,  там
сквозняк!" И, как пара балетных танцовщиков, мы поменялись местами.
   Теперь я  смог  расслабиться  и  уделить  фазану  внимание,  которого  он
заслуживал, хотя бургундское, которое предложил заказать Элдридж,  оказалось
грубоватым.
   С характерным тактом Элдридж сам поднял тему,  к  которой  мы  собирались
приступить.
   - Встретил вашего друга недавно, большой яркий парень, помесь натурщика и
профессионального борца. Акцент как у австралийца. Рассказывал мне  небылицы
о каких-то свитках, будто бы найденных вами в пещере возле  Кейптауна.  -  И
Элдридж опять заржал  так  мощно,  что  мгновенно  прекратил  все  остальные
разговоры в ресторане. - Глупец предлагал мне чек. Я знаю этот  тип,  ничего
за душой, а хочет заставить меня поверить. На нем  с  ног  до  головы  всюду
написало "мошенник".
   Мы с Салли уставились на него, пораженные невероятной проницательностью и
точным проникновением в характер Лорена.
   - Конечно, я отправил его подальше, - оживленно продолжал Элдридж и набил
себе рот фазаном.
   - Вероятно, вы поступили правильно, - пробормотал я. -  Кстати,  раскопки
находятся в северной Ботсване, оттуда 1 500 миль до Кейптауна.
   - Да? - спросил Элдридж, как можно вежливее проявляя полнейшее отсутствие
интереса, насколько это можно сделать со ртом, полным фазана и гнилых зубов.
   - И Лорен Стервесант в списке тридцати богатейших людей мира "Таймса",  -
добавила Салли. Элдридж открыл  набитый  рот,  показав  нам  полупрожеванную
грудку фазана.
   - Да, - подтвердил я. - Он финансирует мои раскопки. Потратил уже 200 000
долларов и никаких ограничений не делает.
   Элдридж повернул ко мне искаженное лицо. Такие меценаты  почти  столь  же
редки, как единороги, и Элдридж неожиданно понял, что находился  в  пределах
досягаемости одного их них и дал  ему  уйти.  Вся  самоуверенность  покинула
профессора Гамильтона.
   Я попросил официантку убрать свою тарелку. Клянусь, я искренне в  глубине
сердца сочувствовал Элдриджу, открывая портфель  и  доставая  цилиндрический
свиток, завернутый в защитный брезентовый футляр.
   - Завтра у меня свидание в Тель-Авиве с Рубеном Леви, Элдридж. - Я  начал
снимать чехол.
   - У нас 1 142 таких кожаных свитка. Следующие несколько  лет  Руби  будет
очень занят. Конечно, Лорен  Стервесант  сделает  пожертвование  в  100  000
долларов факультету археологии Тель-Авивского университета за содействие,  и
я не удивлюсь, если факультету будут также подарены некоторые свитки.
   Элдридж проглотил своего фазана, будто  это  толченое  стекло.  Он  вытер
салфеткой пальцы и рот, прежде чем начать рассматривать свиток.
   - С южных травяных равнин, - шепотом прочел  он,  и  я  заметил,  что  он
переводит несколько по-другому, -  получено  192  больших  слоновьих  клыка,
весом в 221 талант... - Голос его стих, но губы двигались: он читал  дальше.
Потом снова заговорил, и голос его дрожал от возбуждения.
   - Пунический язык, стиль второго столетия до рождества Христова, обратите
внимание  на  лигатуру  в  середине  М,  это  опускание  буквы   тоже   явно
свидетельствует  о  времени  до  первого  столетия.   Салли,   вы   заметили
архаическую перекладинку у А?
   - У нас тысяча таких свитков, сохранившихся  в  хронологическом  порядке,
Леви чрезвычайно возбужден, - прервал я эти  технические  подробности  своей
легкой неправдой. Леви пока даже не знает о их существовании.
   - Леви, - фыркнул Элдридж, и его очки гневно сверкнули. - Леви!
   Выведите его за пределы древнееврейского и египетского, и он как  ребенок
в диком лесу! - Теперь он держал меня за руку.
   - Бен. Я настаиваю. Я категорически требую эту работу.
   - А как же критика Уилфридом  Снеллом  моих  теорий?  Вам  она  оказалась
забавной, - теперь я держал его на крючке и  мог  позволить  себе  небольшое
нахальство.  -  Неужели  вы  согласитесь  работать  с  человеком  с   такими
подозрительными взглядами?
   - Уилфрид Снелл, - энергично заявил Элдридж, -  большой  осел.  Когда  он
находил тысячу пунических свитков?
   - Официант, - позвал я, - принесите две большие порции коньяка.
   - Три порции, - сказала Салли.
   Мягкое тепло от коньяка разливалось по телу. Я слушал излияния  Элдриджа,
он требовал у Салли точных сведений, где, когда и как мы обнаружили  свитки.
Я обнаружил, что он начинает мне нравиться. Конечно, зубы у него как  пни  в
выгоревшем лесу, но я и сам  не  образец  физического  совершенства.  Правда
также, что у него  слабость  к  джину  и  красивым  девушкам,  но  здесь  он
отличается от меня только выбором напитка, а кто я такой, чтобы  утверждать,
что Глен Грант лучше?
   Нет, решил я, несмотря на свои предубеждения, я  смогу  с  ним  работать,
конечно, пока он будет держать свои костлявые руки подальше от Салли.
   Элдридж прилетел через неделю после нашего возвращения в Лунный город,  и
мы встречали его на полосе. Я опасался,  что  переход  от  северной  зимы  к
нашему лету с его сорокаградусной жарой отразится на  его  способностях.  Но
мне не нужно было беспокоиться. Он оказался одним из тех англичан,  которые,
нахлобучив тропический шлем, идут по полуденному солнцу и  даже  не  потеют.
Багаж его состоял  из  одного-единственного  саквояжа  с  личными  вещами  и
десятка больших ящиков с химикалиями и оборудованием.
   Я предоставил ему грантур А для знакомства  с  раскопками,  стараясь  без
всякого успеха вызвать интерес к городу  и  пещере.  Но  Элдридж  был  узким
специалистом, и больше его ничего не интересовало.
   - Да, - говорил он. - Интересно. А где свитки? - Я думаю,  даже  тогда  у
него сохранились сомнения, но я отвел его в  архив,  и  он  замурлыкал,  как
худой старый кот, двигаясь вдоль уставленных каменных полок.
   - Бен, - сказал он, - надо решить еще одну проблему. Статью о  свитках  я
напишу сам, договорились? - Мы странное племя, работаем не ради  золота,  но
ради славы. Элдридж хотел быть уверенным в своей доле.
   - Договорились. - Мы обменялись рукопожатием.
   - Ну, тогда ничего мне не мешает сразу начать, - сказал он.
   - Конечно, ничего, - согласился я.

***

   Работа со свитками - скорее искусство,  чем  наука.  Для  каждого  свитка
приходилось  вырабатывать  свои   средства,   в   зависимости   от   степени
сохранности, качества кожи, состава  чернил  и  других  факторов.  В  момент
слабости Салли призналась мне, что не смогла бы выполнить  эту  работу,  для
нее требуется огромный опыт, которого у нее не было.
   Элдридж работал как средневековый алхимик, пропаривая, смачивая,  брызгая
и крася. Его кабинет пропах химикалиями  и  другими  странными  запахами,  и
пальцы  у  него  и  Салли  всегда  были  окрашены.   Салли   доложила,   что
поглощенность работой снизила его животные инстинкты  до  уровня,  когда  он
лишь изредка делал попытки поинтересоваться наиболее выдающимися частями  ее
тела.
   Каждый  свиток  расправляли,  оценивали  его  содержание,   и   начинался
подробный перевод. Один за  другим  перед  нами  раскрывались  бухгалтерские
книги городской торговли или  приказы,  отданные  Великим  Львом  и  советом
девяти семейств. Запись делали безымянные чиновники, стиль у них был  сжатый
и экономный, без всякого полета воображения и ненужных  описательных  строк.
Абсолютно  прагматичный  взгляд,   который   соответствовал   стилю   жизни,
реконструируемому по нашим находкам на раскопках. По  вечерам  мы  обсуждали
результаты.
   - Это типично для финикийцев, - соглашался  Элдридж.  -  У  них  не  было
интереса к пластическим искусствам, их керамика груба и однотипна. По  моему
мнению, их скульптура, вернее, то немногое, что от нее  сохранилось,  просто
отвратительна.
   -  Для  искусства  нужно  богатство,  свободное  время  и   безопасность,
предположил я.
   - Верно, хорошие примеры - Рим и Греция. Карфаген, а раньше Финикия  были
в слишком опасном положении, им приходилось постоянно бороться за выживание.
Торговцы и воины,  они  больше  интересовались  богатством  и  приобретением
власти, чем роскошествами жизни.
   - Не нужно углубляться так далеко, современное искусство тоже возникает у
наций, обеспечивших себе безопасность и богатство.
   - А мы, белые африканцы, подобны карфагенянам древности, - сказала Салли,
- когда в холмах скрывается золото, никто не интересуется картинами.
   Свитки подтверждали нашу теорию. Золото с Зимбао и Пунта, слоновая  кость
с южных травяных равнин или из лесов вдоль большой  реки,  шкуры  и  сушеное
мясо, соленая рыба с озер, вино и масло из расположенных на  террасах  садов
Зенга, медь с холмов Тии, соль с котловин вдоль западных берегов озер, олово
с места слияния двух рек, зерно в корзинах плетеного  камыша  из  срединного
царства, солнечные камни с южной реки крокодилов, железные  слитки  из  шахт
Салы - и рабы, тысячи и тысячи человеческих существ, с  которыми  обращались
как с домашними животными.
   Отсчет времени в хрониках начинался с какого-то  неизвестного  момента  в
прошлом; мы полагали, что это дата основания нашего города, и  каждая  новая
запись начиналась с такой примерно даты: "год 168,  месяц  слона".  Их  этих
записей мы сделали вывод о десятимесячном годе, состоявшем из 365 дней.
   Как только была установлена природа свитков, я предложил Элдриджу не идти
последовательно с начала к концу, а брать отдельные свитки выборочно,  чтобы
попытаться установить историю города.
   Он согласился с моим мнением, и скоро перед  нами  стала  разворачиваться
картина обширной колонизации  центральной  и  южной  Африки  воинственным  и
энергичным народом, с центром в городе Опет, которым  правил  наследственный
царь, Великий Лев, и олигархия из девяти аристократических семейств. Декреты
совета  девяти  касались  огромного  множества  проблем,  начиная  от   мер,
необходимых для расчистки каналов, ведущих в озеро, чтобы они  не  зарастали
водорослями, до выбора вестников, которых посылали к богам Баалу и  Астарте.
Астарта здесь, казалось, упоминалась чаще, чем обычная для Карфагена  Танит.
Мы полагали, что "вестники" - это человеческие жертвоприношения.
   Мы обнаружили тщательно записанные семейные древа, основанные,  как  и  у
евреев, на генеалогии по женской линии.  Каждый  аристократ  мог  проследить
свое происхождения до самого основания города. Из хроник  также  явствовало,
что религия составляла важную черту образа  жизни  и  была  распространенной
формой политеизма, с двумя главными мужским и женским божествами - Баалом  и
Астартой.
   Продвигаясь вперед во  времени,  мы  обнаруживали  новые  факторы,  новые
сложные обстоятельства занимали внимание правящего царя.  Быстрое  высыхание
озера Опет начало угрожать существованию города, и в 296  году  Великий  Лев
послал 7 000 рабов в помощь тем, кто расчищал каналы,  ведущие  к  морю.  Он
также отправил тысячный отряд собственной гвардии под командованием  боевого
командира Рамуза с  приказом  "двигаться  на  восток  навстречу  восходящему
солнцу, не останавливаясь и не теряя решительности", пока они  не  доберутся
до восточного моря и не найдут пути к  северным  землям,  чье  существование
было доказано капитаном и навигатором Хаббакук Лалом.
   Год спустя Рамуз  вернулся  всего  с  семьюдесятью  солдатами,  остальные
погибли в земле чумных болот и гнилостных лихорадок. Однако он  добрался  до
восточного моря и там обнаружил город торговцев и  мореплавателей,  "смуглых
людей,  бородатых,  одетых  в  красивые  ткани  и  закрывающих  лбы  тем  же
материалом".  Они  приплыли  из-за  восточного  моря.  Рамуз  был  награжден
двадцатью пальцами золота и двадцатью рабами. Наши люди из Опета  установили
первый  контакт  с  арабами,  известными  им  под  именем  "дравы",  которые
колонизировали берег Софала.
   Мы узнали об  отчаянных  поисках  новых  источников  рабов,  которые  вел
Великий Лев. Во все шахты были разосланы приказы  о  том,  чтобы  как  можно
дольше продлевалась жизнь рабов. Увеличились рационы мяса и  зерна,  повысив
стоимость продукции, но увеличив продолжительность жизни рабов.
   Рабовладельцам    предписывалось    регулярно    оплодотворять    рабынь,
прекратилась практика пожалования поместий.  Все  дальше  и  дальше  уходили
экспедиции за рабами, повсюду охотились за юе. По описанию этого желтокожего
народа мы догадались, что юе - предки готтентотов.
   Неожиданно Великий Лев  получает  радостное  сообщение  о  возвращении  с
севера экспедиции с пятьюста "дикими  нубийцами,  высокими  и  сильными",  и
руководитель этой экспедиции получает десять пальцев золота. Этот успех  все
более забывается на протяжении следующих ста  лет,  когда  севернее  большой
реки появляются обширные массы черных народов. Началась грандиозная миграция
банту, и теперь Великий Лев озабочен тем, чтобы преградить путь  движущемуся
на юг потоку, и его легионы постоянно патрулируют вдоль северных границ.
   Записи позволяли нам заглянуть в прошлое, но  все  они  были  лишь  сухим
перечислением фактов. Как нам не хватало пунического Плиния или Ливия, чтобы
вдохнуть жизнь в эти аккуратные перечисления накопленных богатств.
   Каждый факт ставил  перед  нами  сотни  неразрешимых  вопросов.  Наиболее
настоятельными из них были следующие: откуда пришли люди Опета и когда?
   Куда ушли и почему? Мы надеялись, что  где-то  в  многочисленных  записях
скрываются ответы и на эти  вопросы,  а  тем  временем  занимались  поисками
ответа на другие, менее настоятельные.
   Сравнительно  легко  оказалось  локализовать  местности,  упоминаемые   в
свитках. Зимбао и  Пунт  -  это  южные  и  северные  территории  современной
Родезии, большая река - Замбези, озера исчезли, сады Зенга, очевидно,  сотни
тысяч акров террас на холмах в районе Иньюнга в восточной Родезии, холмы Тия
- это богатая медью местность севернее Синои; шаг за шагом мы  устанавливали
присутствие людей Опета почти во всех древних  поселениях,  в  то  же  время
складывалась картина постоянно накапливавшихся огромных сокровищ. Хотя часть
из них отсылалась "за пределы",  но  постоянно  упоминалось  "десятая  часть
Великому Льву".
   Где хранились эти сокровища и что с ними стало? Погибли вместе с  городом
или по-прежнему лежат в какой-нибудь тайной кладовой, вырубленной в Кровавых
холмах?
   Как  упражнение  для  развития  ума  я  попытался   примерно   определить
количество этих сокровищ. Предположив, что "палец золота" - это  те  похожие
на  пальцы  слитки  драгоценного  металла,  которые  изредка  попадались   в
раскопках, я подсчитал общий приход золота за  двадцать  случайно  выбранных
лет, начиная с 345 и кончая 501 годом. И обнаружил,  что  предыдущие  оценки
были безнадежно неточны. Вместо 750 тонн золота общее поступление из древних
шахт не могло быть меньше 4 000 тонн, и десятая часть  была  долей  Великого
Льва.
   Допустим, половина из этих 400 тонн была потрачена на  содержание  армии,
на строительство храмов и другие общественные работы, но оставалось огромное
количество - 200 тонн золота могло быть спрятано где-то в городе,  а  двести
тонн - это целое состояние в 80 000 000 фунтов.
   Когда в следующее появление  Лорена  на  раскопках  я  показал  ему  свои
расчеты, я увидел в его голубых глазах алчный блеск. Он взял у меня листок с
расчетами и,  когда  на  следующее  утро  садился  в  Лир,  чтобы  лететь  в
Йоханнесбург, заметил нейтральным тоном: "Знаешь, Бен, я бы хотел, чтобы  вы
с Ралом больше  времени  занимались  раскопками  у  подножия  холмов,  а  не
проводили все время в архиве".
   - А что нам искать, Ло? - Как будто я не знал.
   - Ну, эти парни в старину наловчились прятать  свои  пожитки.  Это  самый
таинственный народ в истории, а мы до сих пор не нашли их кладбище.
   - Значит, ты хочешь, чтобы мы стали грабителями могил, - улыбнулся  я,  и
он рассмеялся.
   - Конечно, Бен, если ты натолкнешься на сокровища, я не стану тебя за это
ненавидеть. В конце концов восемь больших М - неплохая добыча.
   Мы уже переместили 261 кувшин в хранилище, и у Элдриджа и  Салли  хватало
работы на следующие несколько месяцев, поэтому я решил  исполнить  пожелание
Лорена, прекратить работу в архиве и предпринять еще одни тщательные  поиски
на территории города. Мой расчет оказался безупречен.
   Рал находился всего в пяти футах от того места, где в темном углу  стояли
небольшие кувшины, запечатанные изображением птицы солнца.  Размером  они  в
два раза меньше остальных и потому полностью скрывались за  ними.  Мы  и  не
включили их в первоначальный подсчет. Рал постоянно продвигался в их строну,
еще три дня - и он их обнаружил бы, но я снял его с этой работы для  поисков
в холмах.
   Стоял ноябрь, месяц, который мы в Африке называем "самоубийственным".
   Солнце било как молот, земля стала наковальней, но мы, несмотря  на  это,
работали в холмах. Отдыхали только два  часа  в  середине  дня,  когда  жара
становилась  смертельной  и  зеленые   прохладные   воды   бассейна   манили
неудержимо.
   Мы представляли себе теперь хитрости и уловки древних  обитателей  Опета.
На собственном горьком опыте узнав, как они могут скрывать свои следы и  как
искусно их каменщики прячут  соединения  плит,  я  вернулся  к  тем  местам,
которые  мы  уже  обследовали.   Использовал   собственные   уловки,   чтобы
перехитрить древних. Мы с Ралом перефотографировали каждый дюйм  пещеры,  но
на этот раз на чувствительную к инфракрасному излучению пленку. Но больше не
нашли скрытых проходов.
   Оттуда мы перешли наружу. Каждый день я намечал трехсотфутовый участок, и
мы  тщательно  прочесывали  его.  Не  удовлетворяясь  просмотром,   мы   все
прощупывали. Отыскивали путь, как слепцы.
   Каждый день сопровождался происшествиями, меня преследовала черная гадюка
- восемь футов  раздражительности  и  неожиданной  смерти,  с  глазами,  как
стеклянные бусины, и мелькающим черным языком; она возмутилась  тем,  что  я
прощупываю углубление, которое было ее  домом  и  крепостью.  Рал  поразился
тому, какую скорость я развил на пересеченной местности, и предложил,  чтобы
я перешел в профессионалы.
   Через неделю я мог вернуть его насмешки, заметив, что двадцать диких пчел
очень усовершенствовали его внешность. Лицо его стало  похоже  на  волосатую
тыкву, а глаза превратились в щелочки в воспаленной плоти. Пять дней  бедный
Рал был для меня бесполезен.
   Прошел ноябрь, и в середине декабря случился  небольшой  дождь,  что  для
этой части Африки вполне нормально. Он около часа сбрызгивал пыль, и на этом
сезон дождей кончился. Я предположил, что в древности  озеро  Опет  вызывало
более регулярные и сильные дожди в этом районе. Открытая водная  поверхность
способствует дождю и испарением, и охлаждением  воздуха,  благодаря  чему  и
происходит выпадение осадков.
   Мы с Ралом работали без видимых результатов, но это  не  уменьшало  н