строил досадливую мину.  -  Запомни,  это  не
имеет никакого значения! У тебя высокие покровители. Просто  мы  немного
подстраховываемся.
   Констебль Мур принес Нелл какао. Ей была нужна одна рука для чашки  и
другая для блюдца, поэтому она вынула палец изо рта.
   - Что у тебя с рукой?
   - Поранилась, сэр.
   - Дай-ка глянуть. - Констебль взял ее руку в  свою,  отодрал  большой
палец от ладони. - Хорошо рассадила. Недавно?
   - Я порезалась о вашу саблю.
   - Сабли, они такие,  -  рассеянно  сказал  констебль,  свел  брови  и
повернулся спиной к Нелл.
   - Ты не плакала, - сказал он, - и не жаловалась.
   - Вы отняли эти сабли у грабителей? - спросила Нелл.
   - Нет... это было бы сравнительно легко, - ответил констебль Мур.  Он
некоторое время в раздумье смотрел на Нелл. - Знаешь, мы с тобой отлично
поладим, - промолвил он. - Погоди, я схожу за аптечкой.
 
Деятельность Карла Голливуда в театре "Парнас"; разговор над молочным коктейлем; как работает система телекоммуникаций; Миранда понимает тщетность своих желаний 
 
   Миранда нашла Карла Голливуда в пятом ряду партера с  большим  листом
умного ватмана в руках -  он  чертил  блок-диаграмму  следующего  живого
спектакля.  Похоже,  он  снабдил  ее  системой  перекрестных  ссылок  на
сценарий:  протискиваясь   между   рядами,   Миранда   слышала   голоса,
механически читавшие реплики,  а,  подойдя  ближе,  увидела  кружочки  и
крестики, отмечающие движения актеров.
   По краям схемы были нарисованы маленькие  стрелочки,  направленные  к
середине, и Миранда догадалась,  что  это  -  софиты,  установленные  на
балконах, и Карл их программирует.
   Она покрутила занывшей  шеей  и  взглянула  на  потолок.  Там  водили
хоровод  ангелы,  или  музы,  или  как  их  называют,  в   сопровождении
нескольких купидончиков. Миранда подумала о Нелл. Она  всегда  думала  о
Нелл.
   Карл дошел до конца явления и остановился.
   - Ты что-то хочешь спросить? - рассеянно произнес он.
   - Я наблюдала за тобой из ложи.
   - Сачковала, значит, вместо того, чтобы зарабатывать нам деньги?
   - Где ты всему этому выучился?
   - Чему? Режиссуре?
   - Нет. Как программировать свет и все такое.
   Карл поднял глаза.
   - Может, тебя это удивит, - сказал он,  -  но  я  всему  учился  сам.
Практически никто больше не ставит живых спектаклей,  и  нам  приходится
разрабатывать собственную методику. Весь софт я изобрел сам.
   - Ты изобрел маленькие юпитеры?
   - Нет. Я не такой дока в нанотехнологии.  Их  сделал  мой  лондонский
знакомый. Мы тогда махнулись - мои софт на его железо.
   - Я бы хотела пригласить тебя в ресторан, - сказала Миранда, -  чтобы
ты мне объяснил, как все это работает.
   - Ты многого хочешь, - сказал Карл, - но я согласен.
   - Тебе что, рассказать с самого начала, с  машины  Тьюринга?  -  Карл
явно подначивал. Миранда решила  не  обижаться.  Они  сидели  в  красном
виниловом уголке, в ресторане недалеко  от  Банда.  Обстановка,  похоже,
должна была изображать  американский  обед  в  канун  убийства  Кеннеди.
Китайские  битники  -  типичные  молодцы  из  Прибрежной  Республики,  с
дорогими стрижками  и  в  шикарных  костюмах  -  сидели  на  вращающихся
табуретах у стойки, потягивали шипучку и  скабрезно  улыбались  входящим
женщинам.
   - Наверное, да, - ответила Миранда.
   Карл Голливуд рассмеялся и покачал головой.
   - Я сострил. Тебе придется точно объяснить, что ты хочешь  узнать.  С
чего мы так заинтересовались программированием? Разве нам мало просто  с
него кормиться?
   Миранда мгновение молчала, зачарованная отблесками света на старинной
хромированной урне.
   - Это связано с принцессой Нелл? - спросил Карл.
   - А что, настолько очевидно?
   - Ага. Так чего ты хочешь?
   - Я хочу знать, кто она. - Миранда выразилась как можно мягче. Ей  не
хотелось осложнять дело, вываливая на Карла свои переживания.
   - Ты хочешь вычислить клиента, - сказал Карл.
   В таком переводе это прозвучало ужасно.
   Карл с силой втянул молочный коктейль, глядя через плечо  Миранды  на
бегущие по Банду машины.
   - Принцесса Нелл - маленькая девочка, верно?
   - Да. Я бы сказала, ей лет пять-семь.
   Карл поймал ее взгляд.
   - Ты и это можешь определить?
   - Да, - отвечала Миранда тоном, запрещающим дальнейшие расспросы.
   - Значит, по счетам платит не она. Кто-то другой. Тебе надо выйти  на
него, а через него - на Нелл. - Карл снова отвел глаза, покачал  головой
и безуспешно попытался присвистнуть заледенелыми  губами.  -  Невозможно
уже первое.
   Миранда вздрогнула.
   - Как-то уж  очень  категорично.  Я  ожидала  услышать  "сложно"  или
"дорого", но...
   - Нет, невозможно. Или, - Карл задумался, - правильнее будет  сказать
"астрономически невероятно". - Он с легкой тревогой смотрел, как Миранда
меняется в лице. - Связь нельзя просто  проследить  назад.  Коммуникация
работает не так.
   - Как же она работает?
   - Глянь в окно. Не на Банд, на Яньаньский проспект.
   Миранда повернулась к большому окну, частично  закрашенному  рекламой
Кока-Колы и фирменных горячих блюд. Яньаньский проспект, как большинство
Шанхайских  магистралей,  от  витрин  до  витрин   заполняли   люди   на
велосипедах и мотороликах. Во многих местах движение было такое плотное,
что быстрее оказывалось идти пешком.  Несколько  автомобилей  блестящими
валунами застыли в вялом буром потоке.
   Зрелище было настолько привычное,  что  Миранда  попросту  ничего  не
увидела.
   - Куда смотреть?
   - Видишь, они все что-то несут. Никто не едет пустым.
   Карл был прав. У каждого  имелся  хотя  бы  один  пластиковый  пакет.
Многие, особенно велосипедисты, были нагружены тяжелее.
   - Теперь попробуй  удержать  этот  образ  в  голове  и  подумай,  как
организовать глобальную телекоммуникационную сеть.
   Миранда рассмеялась.
   - Не могу. Подготовка не та.
   - Та. До сих пор ты мыслила в терминах телефонной системы  из  старых
пассивок. Там в каждом разговоре участвовали двое, соединенные проводами
с центральным коммутатором. Так каковы основные черты этой системы?
   - Не знаю, потому и спрашиваю, - отвечала Миранда.
   - Взаимодействуют только двое - раз. Два:  связь  создается  на  один
разговор и затем обрывается. Три: она крайне  централизована,  поскольку
не работает без коммутатора.
   - Ладно, это вроде как понятно.
   - Сегодняшняя телекоммуникационная система  -  которая  нас  с  тобой
кормит - восходит к телефонной связи лишь в той мере,  что  используется
для сходных целей, плюс еще для многих других. Но суть в том, что она  в
корне отлична от старой телефонной системы. Старая телефонная система  -
и  ее  технологическая  сестра,  кабельное   телевидение   -   крахнули.
Обвалились десятилетия назад, и  нам  пришлось  начинать  практически  с
руин.
   - Почему? Ведь она же работала, разве нет?
   - Во-первых, появилась потребность устанавливать  связь  между  более
чем двумя единицами. Кто эти  единицы?  Вспомни  рактивки.  Пусть  будет
"Спальный вагон в Женеву". Ты в поезде, рядом с тобой два десятка других
людей. Часть из них рактируется, в данном случае единицы -  живые  люди.
Остальные - проводники, носильщики - программные роботы. Более  того,  в
поезде  куча  реквизита  -  драгоценностей,  денег,  пистолетов,  винных
бутылок. Каждая из этих вещей - отдельная программа, отдельная  единица.
По-нашему, объект. Сам поезд - тоже объект, и местность, по  которой  он
едет - тоже.
   Местность - хороший пример. Это - цифровая карта Франции. Откуда  она
взялась? Создатели рактивки посылали свою команду снимать  новую  карту?
Нет, конечно. Они взяли готовые данные - цифровую карту мира,  доступную
всем создателям рактивок -  за  деньги,  разумеется.  Цифровая  карта  -
отдельный объект. Она хранится в памяти компьютера. Где именно? Не знаю.
Может, в Калифорнии. Может, в Париже. Может,  за  углом.  Может,  частью
там, частью здесь, частью  еще  где-то.  Неважно.  Потому  что  у  нашей
телекоммуникационной системы нет больше проводов, идущих к  центральному
коммутатору. Она работает вот так.
   Он снова указал на улицу.
   - Значит, каждый человек на улице - как объект?
   - Возможно. Но лучше сказать так: объекты, люди вроде нас, сидящие  в
разных домах вдоль улицы. Положим, мы хотим послать сообщение кому-то  в
Пудун. Мы пишем записку, выходим на улицу  и  суем  ее  в  руку  первому
встречному со словами: "Передай мистеру Гую в Пудун". Этот человек катит
себе  по  улице  на  роликах,  видит  велосипедиста,  который,   похоже,
направляется в Пудун, и говорит: "Передайте мистеру Гую".  Через  минуту
велосипедист  застревает  в  пробке  и  сует  записку  обгоняющему   его
пешеходу, и т.д., и т.п., пока записка не попадает к мистеру Гую.  Когда
мистер Гуй хочет ответить, он поступает так же.
   - Значит, дорогу записки проследить невозможно.
   - Верно. А в жизни все еще сложнее.  Телекоммуникационная  система  с
самого начала задумывалась как недоступная для слежки - чтобы без опаски
пересылать деньги. Это одна из причин, по которой  рухнули  национальные
государства.  Как  только  появилась  новая  телекоммуникационная  сеть,
правительства утратили контроль над движением  денег,  и  вся  налоговая
система полетела к чертям собачьим. Так что, если  Налоговое  Управление
США не сумело отловить денежные переводы, то тебе и подавно не вычислить
принцессу Нелл.
   - Ладно, кажется, ты мне ответил, - сказала Миранда.
   - Вот и хорошо! - весело воскликнул  Карл.  Он  явно  радовался,  что
сумел помочь Миранде, поэтому она не стала говорить,  каково  у  ней  на
душе. Задачка: сможет  ли  она  уверить  Карла  Голливуда,  знающего  об
актерской игре практически все, будто ничуть не расстроена?
   Похоже, ей это удалось. Он проводил ее до  квартиры  на  сотом  этаже
сразу  за  рекой  в  Пудуне.  Миранда  крепилась  ровно  столько,  чтобы
попрощаться с ним, раздеться и налить ванну. Потом она залезла в  теплую
воду и ревмя заревела от жгучей жалости к себе.
   Постепенно боль отошла. Надо взглянуть иначе. Она  по-прежнему  может
ежедневно общаться с Нелл. А, если быть  внимательной,  что-нибудь  рано
или поздно наклюнется. И потом,  Миранда  начинала  понимать,  что  Нелл
каким-то образом отмечена  и  со  временем  обязательно  прогремит.  Еще
несколько лет, и о ней можно будет прочесть в газетах. Немного  ожившая,
Миранда вылезла из ванны  и  забралась  в  постель,  чтобы  как  следует
выспаться к следующему дню заботы о Нелл.
 
Жизнь с констеблем; его увеселения и прочие странности; тяжелое потрясение; Нелл узнает о прошлом констебля; разговор за обедом 
 
   В садовом домике было две комнаты, одна для сна, другая для игры.  Из
игровой в сад вела двустворчатая дверь со множеством окошечек. Констебль
Мур сказал, что с ними надо осторожнее, они из настоящего стекла. Стекло
было бугристое, как вода, когда вот-вот закипит, и Нелл нравилось в него
смотреть. Она знала, что алмазные окна куда прочнее, но  за  этими  было
как-то спокойнее, словно ты спряталась.
   Сад вечно норовил поглотить домик;  быстрорастущие  стебли  глициний,
плюща, шиповника поставили себе целью взобраться по стене,  цепляясь  за
зеленовато-бурые медные водосточные трубы и неровности кирпичной кладки.
Черепичная крыша фосфоресцировала от мха.  Время  от  времени  констебль
вооружался секатором, бросался  в  брешь  и  срезал  часть  плетей,  так
красиво обвивших окошко Нелл, чтобы его не заглушило совсем.
   На второй год жизни в домике Нелл спросила констебля Мура, нельзя  ли
ей завести  собственную  грядочку.  Отойдя  от  первого  потрясения,  он
выворотил несколько  плит  и  заказал  соседу-кустарю  медные  ящики  на
подоконник.  На  грядочке  Нелл  посадила  морковку  в  память  о  давно
исчезнувшем друге Питере, а в ящиках - герани. Букварь научил ее, как за
ними  ухаживать,  и  напоминал  каждые  несколько  дней  выкапывать   по
морковке, чтобы смотреть, как  они  растут.  Оказалось,  если  подержать
букварь  над  морковкой  и  посмотреть  на  определенную  страницу,  она
превращается  в  волшебную   картинку,   где   морковка   увеличивается,
увеличивается, так что  становятся  видны  крохотные  белые  волоски,  и
одноклеточные организмы на волосках, и митохондрии в них.  То  же  самое
получалось со всем остальным, и Нелл по целым дням разглядывала  мушиные
глазки, хлебную плесень и кровяные тельца, которые выдавливала  из  себя
самой, уколов палец булавкой. В холодные ясные ночи она  поднималась  на
холм и смотрела в букварь на кольца Сатурна и луны Юпитера.
   Констебль Мур по-прежнему ежедневно дежурил в караулке.  Вечерами  он
возвращался, и они с Нелл обычно обедали в его доме.  Сперва  они  брали
еду прямо из МС, или констебль готовил что-нибудь простое, вроде яичницы
с колбасой. В те дни принцесса Нелл и прочие персонажи Букваря  питались
в основном яичницей с колбасой, пока Уточка не возроптала и  не  научила
Нелл готовить более здоровую пищу.  Теперь  у  Нелл  появилась  привычка
несколько раз в неделю, приходя из школы, готовить полезную овощную  еду
и резать салаты. Констебль ворчал, но всегда очищал  тарелку,  а  иногда
даже мыл посуду.
   Констебль много читал. В это время Нелл разрешалось быть в доме, лишь
бы она не шумела. Часто он выставлял ее за дверь и связывался с друзьями
по большому медиатрону в стене библиотеки. Обычно Нелл уходила в  домик,
но иногда, особенно в полнолуние, оставалась в саду. Он казался  гораздо
больше, чем на самом деле, потому что  состоял  из  множества  отдельных
садиков. В такие лунные ночи Нелл любила сидеть среди зеленых  бамбуков.
Здесь была красивая каменная горка. Нелл прислонялась спиной к  камню  и
читала Букварь.  Иногда  из  дома,  где  констебль  Мур  разговаривал  с
медиатроном, доносился басовитый гогот и  поток  добродушной  матершины.
Довольно долго Нелл полагала, что это не сам констебль, а кто-то из  его
друзей; в ее присутствии он всегда был очень корректен и  сдержан,  хотя
чуточку эксцентричен, но как-то ночью она услышала несущиеся со  стороны
дома  рыдания  и  вылезла  из  бамбуковой  рощицы  взглянуть,  что   там
происходит.
   Через стеклянную дверь она не могла видеть медиатрон, расположенный в
этой же стене. Его свет озарял комнату, превращая обычно теплое и уютное
пространство  в  пляску  ядовитых  вспышек  и  длинных  зубчатых  теней.
Констебль Мур придвинул мебель  к  стенкам  и  скатал  китайский  ковер,
обнажив пол. Нелл всегда думала, что пол - дубовый, как в ее домике,  но
оказалось, что это - тоже медиатрон, светящий более тускло,  чем  стена:
на  нем  были  текстовые  документы,  графики,  редкие   видеофрагменты.
Констебль стоял посреди всего этого на карачках и выл, как  дитя;  слезы
скапливались в плоских блюдцах его очков и капали на медиатрон,  зловеще
подсвечивающий их снизу.
   Нелл хотелось вбежать и утешить его, но  было  слишком  страшно.  Она
стояла в нерешительности, и внезапно поняла, что напоминают ей  вспышки.
Конечно  взрывы...  вернее,  видеозапись  взрывов.  Она   попятилась   и
вернулась в домик.
   Через час из бамбуковой рощицы  донеслись  нездешние  звуки  волынки.
Констебль и раньше порой выдувал несколько пронзительных нот, но впервые
Нелл слышала полное исполнение. Она не особо разбиралась в волынках,  но
решила, что выходит совсем неплохо. Констебль играл похоронный  мотив  -
коронах, такой грустный, что у Нелл  едва  не  разорвалось  сердце;  вид
констебля, рыдающего на карачках, не так  переворачивал  душу,  как  его
музыка.
   Он закончил и перешел к  более  веселому  и  быстрому  пиброху.  Нелл
вылезла из домика в сад. Стебли бамбука рассекали  силуэт  констебля  на
сотни вертикальных полос, но она потопталась на  месте,  и  глаз  собрал
изображение в одно. Констебль стоял в озере  лунного  света.  Он  сменил
пиджак и брюки на клетчатую  юбочку,  рубашку  и  берет,  как  будто  бы
форменные. Когда дыхание иссякало,  он  с  силой  вбирал  воздух,  грудь
надувалась, серебряные эмблемы и значки поблескивали в лунном свете.
   Он оставил двери открытыми.  Нелл  вошла  в  дом,  даже  не  стараясь
ступать тихо - звук волынки заглушал ее шаги.
   Огромные медиатроны на стене  и  полу  были  заполнены  бесчисленными
окнами, сотнями и сотнями отдельных  панелей,  как  стена  на  городской
улице объявлениями и плакатами, от маленьких, с ее ладошку, до больших -
с настенный календарь. Панели на полу показывали в  основном  документы,
таблицы, диаграммы (много деревьев) или замечательно вычерченные карты с
подписанными по-китайски реками, горами  и  деревнями.  Разглядывая  их,
Нелл несколько раз вздрагивала - ей казалось, что по полу ползет  что-то
маленькое, черное, но это были не  тараканы,  просто  оптический  обман,
возникающий из-за движения карт и цифр. Они  были  очень  рактивны,  как
слова в Букваре, но, в отличие от Букваря, откликались  не  на  действия
Нелл, а, как решила она, на какие-то далекие события.
   Когда она наконец подняла глаза на медиатронную стену,  то  заметила,
что панели там гораздо крупнее, и в них идут либо стоят  видеофрагменты.
Изображение было  на  редкость  четкое.  Она  видела  пейзажи:  сельскую
дорогу, мост через высохшую реку, пыльную  деревеньку  -  из  нескольких
домов вырывалось пламя. Были и люди: говорящие головы китайцев в грязной
военной форме на фоне темных гор, облаков пыли и темно-зеленых машин.
   В одном видеофрагменте человек лежал на земле, его пропыленная  форма
сливалась с бурою почвой. Внезапно изображение двинулось: оно не стояло,
как соседние. Кто-то шел мимо камеры: китаец в широких синих штанах и  с
повязками на лбу и груди - некогда алыми, а теперь совершенно бурыми  от
пыли. Когда он вышел из кадра, Нелл  всмотрелась  в  лежащего  и  только
сейчас поняла, что у него нет головы.
   Видимо, констебль Мур все-таки  расслышал  ее  рыдания  сквозь  звуки
волынки, потому что через несколько  секунд  он  уже  был  в  комнате  и
командовал медиатронам, которые тут  же  погасли,  стали  просто  черной
стеной и полом. Осталась только картина с Гуань-ди, богом войны, который
по-прежнему сердито супил на них брови. Констебль  Мур  всегда  терялся,
когда на Нелл находило, но, похоже, гораздо легче принял истерику,  чем,
скажем, предложение сыграть в дочки-матери  или  приступ  хихиканья.  Он
подхватил Нелл, пронес по комнате на вытянутых руках, опустил в глубокое
кожаное кресло, вышел, вернулся с большим стаканом воды и осторожно свел
на нем пальцы Нелл. "Дыши глубже и пей", -  раз  за  разом  повторял  он
почти шепотом.
   Нелл немножко  удивилась,  когда  все-таки  перестала  плакать,  хотя
рыдания накатывали еще несколько раз и их приходилось побеждать  тем  же
способом.  Она  все  силилась  сказать  "не  могу  перестать   плакать",
выговаривая по одному слогу за прием.
   На десятый или одиннадцатый раз констебль Мур произнес:  "Не  можешь,
потому что тебя хорошо трахнуло по  башке".  Это  было  сказано  усталым
профессиональным тоном, который мог бы  показаться  жестоким,  но  Нелл,
наоборот, почему-то сразу успокоилась.
   - Что это значит? - спросила она, когда перестало щекотать в горле.
   - Это значит, что ты - ветеран, как  и  я,  и  у  тебя  шрамы.  -  Он
внезапно рванул рубаху, так что пуговицы полетели и  заплясали  по  всей
комнате, и Нелл увидела его разноцветный торс. - Разница одна.  Я  знаю,
что я - ветеран, а ты упорно считаешь себя маленькой девочкой,  как  эти
сранные вички в твоей школе.
   Время от времени, может быть, раз в год,  он  отказывался  от  обеда,
надевал   форму,   садился   на   лошадь   и   уезжал   в    направлении
Новоатлантического  анклава.  Лошадь  привозила  его  под  утро,  такого
пьяного, что он едва не выпадал  из  седла.  Иногда  Нелл  помогала  ему
улечься в постель, и,  когда  он  отключался,  разглядывала  при  свечах
значки, медали и ленты. У всех у них, особенно у лент, цвета  что-нибудь
да значили, и разобрать эту символику было нелегко