асили поговорить с глазу на  глаз.  Казалось  бы,
радуйся, ан нет. После суда в Поднебесной все казалось донельзя простым.
Теперь, похоже, предстояли новые осложнения.
   Обмен любезностями подошел к концу
   - Мистер Хакворт, - произнес Финкель-Макгроу совсем другим тоном, тем
самым, каким призывают собрание к порядку. -  Пожалуйста,  скажите  мне,
что вы думаете о лицемерии.
   - Пардон? О лицемерии, ваша светлость?
   - Да.
   - Полагаю, это порок.
   - Большой или маленький?  Подумайте  хорошенько  -  от  этого  многое
зависит.
   - Вероятно, смотря по обстоятельствам.
   - Что ж,  это  беспроигрышный  ответ  на  все  случаи  жизни,  мистер
Хакворт, - мягко пожурил лорд-привилегированный акционер.  Майор  Нэйпир
рассмеялся чуть деланно, не понимая, куда клонится разговор.
   -  Последние  жизненные  перипетии  лишний   раз   убедили   меня   в
предпочтительности безошибочного пути, - сказал Хакворт.
   Оба собеседника понимающе хохотнули.
   - Знаете, в моей молодости лицемерие считалось худшим из  пороков,  -
сказал Финкель-Макгроу. - И  причина  тут  в  нравственном  релятивизме.
Видите ли, в определенной атмосфере не принято критиковать других:  если
нет абсолютного добра и абсолютного зла, то нет и почвы для порицания.
   Финкель-Макгроу замолк, видя, что завладел  вниманием  слушателей,  и
принялся   вынимать   из   карманов   курительную    тыкву-горлянку    с
разнообразными причиндалами. Продолжая говорить, он набивал трубку бурым
листовым табаком, таким пахучим, что у Хакворта потекли слюнки. Его  так
и подмывало отправить щепотку в рот.
   - Это многих расстроило, ибо мы любим осуждать ближних.  И  вот,  они
ухватились за лицемерие и возвели его из  зауряднейшего  грешка  в  царя
всех пороков. Даже если нет добра и зла, всегда можно уличить человека в
расхождении между словами  и  поступками.  При  этом  вы  не  оцениваете
правильность его взглядов или  нравственность  его  поведения  -  просто
констатируете, что сказано одно, а сделано -  другое.  Во  времена  моей
юности самые яростные филиппики направлялись на искоренение двуличия. Вы
не поверите,  что  говорили  тогда  о  первых  викторианцах.  В  те  дни
"викторианец" звучало почти  так  же  оскорбительно,  как  "фашист"  или
"нацист".
   И Хакворт, и Нэйпир остолбенели.
   - Ваша светлость! - вскричал Нэйпир.  -  Я,  конечно,  знаю,  что  их
нравственные устои отличались от наших, но мне удивительно слышать,  что
они и впрямь осуждали первых викторианцев.
   - Конечно осуждали.
   - Потому что первые викторианцы были лицемерами, - догадался Хакворт.
   Финкель-Макгроу расцвел, словно учитель, довольный  ответом  любимого
ученика.
   - Как видите, майор Нэйпир, я не ошибался, говоря  об  исключительном
уме мистера Хакворта.
   - Я и на мгновение не предполагал обратного, ваша светлость, - сказал
майор Нэйпир, - но все равно рад видеть наглядное подтверждение.
   И Нэйпир отсалютовал Хакворту бокалом.
   - Потому, что  они  были  лицемерами,  -  продолжал  Финкель-Макгроу,
запалив трубку и выпустив несколько клубов густого дыма, -  викторианцев
презирали в конце двадцатого века. Многие их  критики  сами  погрязли  в
разнузданном  пороке,  но  не  видели  здесь  парадокса,  ведь  они   не
лицемерили: у них не было нравственных устоев, значит, они ничего  и  не
нарушали.
   - Значит, они морально превосходили викторианцев... - произнес  майор
Нэйпир все еще немного пришибленно.
   - ... несмотря на то, вернее,  именно  потому,  что  были  совершенно
безнравственны.
   С мгновение все молча, изумленно качали головами.
   - Мы смотрим на лицемерие немного иначе, - продолжал Финкель-Макгроу.
- В конце двадцатого столетия Weltanschauung, лицемером, звался тот, кто
провозглашал нравственные принципы в корыстных целях, но сам презирал их
и тайно нарушал. Разумеется, большинство лицемеров не такие. Скорее  это
явление из разряда "дух-бодр-плоть-же-немощна".
   -  Мы  временами  отступаем  от  декларируемого  нами   нравственного
кодекса, - проговорил Нэйпир, - но это не значит, что  мы  неискренни  в
своих убеждениях.
   - Конечно, не значит, - сказал  Финкель-Макгроу.  -  Собственно,  это
очевидно. Никто не говорит, что  легко  держаться  строгих  нравственных
правил. Именно в трудностях - наших ошибках и  срывах  -  и  есть  самая
соль. Вся наша жизнь - борьба между животными  побуждениями  и  жесткими
требованиями нашей нравственной системы. По тому, как мы  ведем  себя  в
этой борьбе, нас будет со временем судить высшая власть.
   Несколько секунд все трое молчали, потягивая пиво или дым и размышляя
о сказанном.
   - Дерзну  предположить,  -  сказал  наконец  Хакворт,  -  что  данный
поучительный экскурс в сравнительную этику был произведен не без связи с
моими нынешними обстоятельствами.
   Оба собеседника заломили брови, не очень убедительно изображая легкое
недоумение. Лорд-привилегированный акционер взглянул на майора  Нэйпира,
который начал весело и бодро.
   - Мы не знаем всех подробностей ваших нынешних обстоятельств. Как вам
известно, Ея Величества сводные войска избегают  вмешиваться  в  частную
жизнь подданных, пока те не нарушают общинных  норм.  В  частности,  это
означает, что мы не устанавливаем  за  людьми  тотальную  слежку  просто
потому, что нам любопытны их э... похождения.  В  эпоху,  когда  каждого
можно держать под колпаком, нам  остается  только  деликатно  прикрывать
глаза. Однако, естественно, мы отслеживаем все переходы  через  границу.
Не так давно наше любопытство возбудил некий лейтенант  Чан  из  конторы
окружного магистрата. Он нес  при  себе  пакет  с  довольно  потрепанным
цилиндром. Лейтенант Чан направился прямиком в вашу квартиру, провел там
более получаса и ушел без пакета.
   В начале этой речи прибыли  тарелки.  Хакворт  начал  сооружать  себе
сандвич, словно надеялся  снизить  накал  разговора,  разделив  внимание
между словами Нэйпира и местными кулинарными изысками.  Некоторое  время
он  возился  с  маринованным  огурчиком,  затем  принялся   взыскательно
оглядывать бутылки с соусом, выставленные в шеренгу посреди стола.
   - Меня ограбили на  Арендованных  Территориях,  -  рассеянно  отвечал
Хакворт, - а лейтенант Чан, чуть позже, изъял шляпу у негодяя.
   Взгляд его, без всякой причины, остановился на  высокой  бутылочке  с
бумажной этикеткой. "ОСОБАЯ ПРИПРАВА МАКХОРТЕРА" было  написано  крупно,
дальше  шел  мелкий  неразборчивый  шрифт.  По  горлышку  фестонами  шли
черно-белые  репродукции   древних   медалей,   присужденных   дремучими
европейскими монархами на выставках в  каких-то  фантастических  городах
вроде Риги. После энергичной встряски из облепленного  коркой  отверстия
вылетело несколько желтоватых плевков. Большая часть попала на  тарелку,
но немного досталось и сандвичу.
   - Да, - сказал майор  Нэйпир,  вынимая  из  кармана  сложенную  умную
форматку.  Он  велел  бумаге  развернуться  и,  тыча  в  нее  серебряной
авторучкой размером с артиллерийский снаряд, продолжал:
   -  Записи  привратников  показывают,  что  вы   нечасто   ходите   на
Арендованные Территории,  что  вполне  понятно  и  делает  честь  вашему
благоразумию. За последние месяцы вы посетили их дважды. В первый раз вы
вошли на Арендованные Территории после полудня и вернулись поздно ночью,
истекая кровью из свежих ран, весьма, -  тут  майор  Нэйпир  не  сдержал
легкую улыбку, - красочно описанных дежуривших в ту  ночь  офицером.  Во
второй раз вы ушли во второй половине дня и  вернулись  поздно  с  одной
глубокой   раной   на   ягодицах    -    невидимой,    разумеется,    но
зарегистрированной аппаратурой.
   Хакворт откусил сандвич, справедливо рассудив, что мясо жилистое и  у
него будет время подумать, работая челюстями. Какое там -  не  в  первый
раз в критической ситуации его начисто заклинило. Единственное, о чем он
мог думать - это о вкусе соуса.  Если  бы  отсюда  можно  было  прочесть
состав, то получилось бы нечто вроде:
   Вода, черная тростниковая меласса,  паприка,  соль,  чеснок,  имбирь,
машинное масло, нюхательный табак, бычки в томате, осадок пивного сусла,
хлопок-сырец, хвосты уранового  обогащения,  глютамат  натрия,  нитраты,
нитриты, нитроты и нитруты, нутриты,  натроты,  измельченная  щетина  из
свиных ноздрей,  динамит,  древесный  уголь,  кокс,  спичечные  головки,
использованные посудные ершики, смола, никотин, солод,  сивушные  масла,
копченые  говяжьи  лимфоузлы,  прелые  листья,  царская  водка,   битум,
радиоактивные осадки,  типографская  краска,  синька,  крахмал,  голубой
хризотиловый асбест, сфагнум, ПАВ, ПВА и натуральные пищевые добавки.
   Он не мог не улыбнуться своей полной беспомощности, и  теперешней,  и
тогдашней.
   - Должен сказать, что  недавние  походы  на  Арендованные  Территории
отбили у меня всякую охоту к дальнейшим экскурсиям.
   Собеседники понимающе заулыбались. Хакворт продолжал:
   - У меня не было причин сообщать властям Атлантиды об ограблении...
   - Разумеется, - сказал майор Нэйпир, - хотя шанхайская полиция  могла
бы заинтересоваться.
   - Да, но туда я тоже сообщать не стал, зная об их репутации.
   В другой компании грубоватый ксенофобский  выпад  вызвал  бы  громкий
смех, однако ни Финкель-Макгроу, ни Нэйпир не клюнули на наживку.
   - И все же, - сказал Нэйпир, - лейтенант Чан опроверг эту  репутацию,
когда не поленился принести вам шляпу,  совершенно  негодную,  лично,  в
свое свободное время, хотя мог бы послать по почте или просто выкинуть.
   - Да, - сказал Хакворт. - Наверное, да.
   - Нас это очень удивило. Мы, разумеется, не помышляем  спрашивать,  о
чем говорили вы с лейтенантом Чаном или как-то иначе лезть в ваши личные
дела, но особо подозрительным из нас, тем, кто, возможно, слишком  долго
варился в восточной каше, пришло в голову, что намерения лейтенанта Чана
не столь безобидны, как  представляется  на  первый  взгляд,  и  за  ним
следует проследить. Одновременно, в целях вашей безопасности, мы  решили
по-отечески приглядывать за вашими выходами на Арендованные  Территории,
буде таковые еще случатся.
   Нэйпир снова зачирикал ручкой по бумаге.  Его  голубые  глаза  бегали
взад-вперед, следя за возникающими строчками.
   - Вы еще раз ходили на Арендованные  Территории,  вернее,  за  дамбу,
через Пудун и в  старый  Шанхай,  -  сказал  он,  -  где  наша  следящая
аппаратура вышла из  строя  или  была  уничтожена.  Вы  вернулись  через
несколько часов с поротой ж...ой. - Нэйпир внезапно хлопнул  ладонью  по
листку и впервые с начала разговора поглядел  Хакворту  прямо  в  глаза,
мигнул и снова откинулся на садистскую резную спинку деревянного  стула.
-  Это  далеко  не  первый  случай,  когда   подданный   Ея   Величества
возвращается из ночного загула со следами побоев, но, как правило,  куда
более легких и оплаченных самим пострадавшим. Мое мнение о  вас,  мистер
Хакворт, говорит, что вы - не приверженец этого конкретного извращения.
   - Ваше мнение совершенно верно, сэр, - отвечал  Хакворт  с  некоторой
горячностью. После такого самообвинения надо было как-то иначе объяснять
появление раны на мягком месте.  Собственно,  он  не  обязан  ни  в  чем
отчитываться - это дружеский обед, а не полицейский допрос  -  но  и  не
ответить ничего плохо, и  так  уже  доверие  к  нему  подорвано,  дальше
некуда. Словно подчеркивая это, оба собеседника замолчали.
   - Есть ли у вас новые оперативные данные о человеке по имени  Чан?  -
спросил Хакворт.
   - Занятно, что вы спросили. Упомянутый лейтенант, женщина по  фамилии
Бао и начальник обоих, магистрат Ван, уволились в  один  день,  примерно
месяц назад. Они снова всплыли в Срединном государстве.
   - Вас  не  удивляет  такое  совпадение:  судья,  имевший  обыкновение
наказывать палками, поступает  на  службу  в  Срединное  государство,  а
вскоре после того новоатлантический инженер возвращается  из  указанного
анклава с явным следом от палочного удара.
   - Теперь, после ваших слов, я и впрямь вижу, что это  удивительно,  -
сказал майор Нэйпир.
   Лорд-привилегированный акционер сказал:
   - Это  может  навести  на  мысль,  что  упомянутый  инженер  задолжал
влиятельной фигуре внутри анклава, и что к судебной  власти  прибегли  в
качестве напоминания.
   Нэйпир мгновенно подхватил:
   - Такой инженер, если  бы  он  существовал,  вероятно,  удивился  бы,
узнав,  что   Джон-дзайбацу   очень   интересуется   данным   шанхайским
джентльменом - тишайшим мандарином Поднебесной, если он тот, за кого  мы
его считаем - и что мы давно, но безнадежно пытаемся добыть  сведения  о
его деятельности. Итак, если  бы  шанхайский  джентльмен  подбил  нашего
инженера на действия, которые мы нормально сочли бы  неэтичными  и  даже
изменническими, мы могли бы проявить  небывалую  снисходительность.  При
условии, разумеется, что инженер будет держать нас в курсе.
   - Ясно. Что-то вроде двойного агента, - сказал Хакворт.
   Нэйпир сморгнул, словно его самого ударили палкой.
   - Зачем же так грубо! Впрочем, в  данном  контексте  такое  выражение
вполне извинительно.
   - Заключает ли Джон-дзайбацу письменную договоренность?
   - Так не принято, - сказал майор Нэйпир.
   - Боюсь, что да, - согласился Хакворт.
   - Обычно договор не требуется,  поскольку  в  большинстве  случаев  у
второй стороны практически нет выбора.
   - Да, - сказал Хакворт. - Понимаю.
   - Договоренность  носит  моральный  характер,  это  вопрос  чести,  -
вмешался  Финкель-Макгроу.   -   То,   что   инженер   попал   в   беду,
свидетельствует лишь о его лицемерии. Мы готовы  закрыть  глаза  на  эту
человеческую слабость. Иное дело, если он и дальше будет предавать  свою
общину, но, если он хорошо сыграет свою роль и добудет ценные  сведения,
его ошибка обернется героическим поступком. Вам, наверное, известно, что
героев нередко венчает  рыцарское  достоинство,  как  и  более  ощутимые
награды.
   На какое-то мгновение Хакворт потерял дар речи. Он ждал и,  вероятно,
заслуживал изгнания. Его мечты не шли дальше простого  прощения.  Однако
Финкель-Макгроу давал ему шанс на большее: приставку "сэр" перед  именем
и акции в общинном предприятии. Ответ мог быть только  один,  и  Хакворт
выпалил его, пока не прошла решимость.
   - Благодарю вас за снисхождение, - сказал он, - и  принимаю  на  себя
ваше поручение. Прошу с  этого  мгновения  считать  меня  на  службе  Ея
Величества.
   - Официант! Шампанского, пожалуйста! - крикнул майор Нэйпир. -  Такое
дело надо отметить!
 
Из Букваря: появление зловещего барона; дисциплинарные методы Берта; заговор против барона; практическое применения почерпнутых из Букваря идей; бегство 
 
/ За воротами Темного замка злая мачеха по-прежнему жила в свое удовольствие и принимала гостей. Раз в неделю из-за горизонта приплывал корабль и бросал якорь в бухточке, где отец Нелл держал прежде рыбацкую ладью. Важного гостя доставляла на берег лодка, и он на несколько дней, недель или месяцев останавливался у мачехи Нелл. Под конец они всегда начинали лаяться, так что крики долетали до Гарва и Нелл даже сквозь толстые стены замка. Когда гостю это надоедало, он садился на корабль и уплывал, а злая мачеха бегала по берегу в слезах и заламывала руки. Принцесса Нелл сперва ненавидела мачеху, но теперь стала ее жалеть, ведь та сама заточила себя в темницу, еще более жуткую и ледяную, чем даже Темный замок. 
   Однажды в бухте появилась баркентина под  алыми  парусами,  и  с  нее
сошел  рыжеволосый,  рыжебородый  человек.  Как  и  прежние  гости,   он
поселился с королевой, однако, в отличие от них, заинтересовался  Темным
замком. Каждые день-два он подъезжал на коне к  воротам,  дергал  ручки,
ходил под стенами и поглядывал на высокие башни.
   На третью неделю принцесса Нелл и  Гарв  в  изумлении  услышали,  что
двенадцать запоров открываются  один  за  другим.  Рыжебородый  вошел  в
ворота и при виде детей изумился не меньше их.
   - Кто вы такие? - спросил он низким, грубым голосом.
   Нелл хотела ответить, но Гарв ее остановил.
   - Ты - гость, - сказал он, - назови прежде свое имя.
   Пришелец стал темнее своей бороды; он шагнул вперед и ударил Гарва по
лицу закованным в броню кулаком.
   - Я - барон Джек, - сказал он, - а это - моя визитная карточка.
   Потом, просто для смеху,  нацелился  стальным  башмаком  в  принцессу
Нелл, но тяжелые латы мешали ему двигаться  быстро,  и  принцесса  Нелл,
помня уроки Динозавра, легко увернулась.
   - Значит, вы - отродье, о котором говорила королева. Вас давно должны
были съесть тролли. Не беда, съедят сегодня, и замок станет моим!
   Он схватил Гарва  и  начал  скручивать  ему  руки  толстой  веревкой.
Принцесса Нелл, помня свои уроки,  попыталась  отбить  брата,  но  барон
ухватил ее за волосы и тоже связал. Вскоре оба они, беспомощные,  лежали
на земле.
   - Посмотрим, как вы сегодня сразитесь  с  троллями!  -  сказал  барон
Джек, и, немного попинав их для забавы, вышел в  ворота  и  замкнул  все
двенадцать запоров.
   Принцессе Нелл и Гарву пришлось долго ждать,  пока  зайдет  солнце  и
оживут Ночные друзья. Когда наконец это случилось, и детей освободили от
пут, Нелл объяснила, что у злой  мачехи  -  новый  друг,  который  решил
завладеть замком.
   - С ним надо сразиться, - сказала Мальвина.
   Принцесса  Нелл  и  остальные  друзья  очень  удивились,  потому  что
Мальвина всегда была спокойная, мудрая и отговаривала от драк.
   - В мире много оттенков серого, - объяснила она, - и многажды  больше
тайных путей ко благу; но есть чистое зло, и  с  ним  надо  бороться  на
смерть.
   - Будь он всего лишь человек, я  бы  раздавил  его  одной  пяткой,  -
сказал Динозавр, - но не при свете  дня.  Даже  ночью  это  не  удастся:
королева - злая колдунья, и друзья ее дюже сильны. Нам нужен план.
 
   В тот вечер пришла расплата. Кевин, мальчишка, которого Нелл обыграла
в мяч, научился своим подлым штучкам ни у кого иного, как у самого Берта
- тот долго жил с матерью Кевина и, вероятно, был даже его отцом.  Кевин
наябедничал Берту, будто Нелл с Гарвом побили его вместе.  В  тот  вечер
Гарва и Нелл отлупили, как никогда в жизни. Это продолжалось так  долго,
что мама вмешалась и хотела угомонить Берта. Однако Берт съездил маме по
лицу и швырнул ее на пол. Наконец он затолкал Нелл и  Гарва  в  комнату,
выпил несколько банок пива и включил рактюшник про Громилу Стадда.  Мама
выбежала из квартиры, куда - неизвестно.
   Один глаз у Гарва совершенно заплыл, рука не сгибалась.  Нелл  ужасно
хотела пить, а когда сходила  по-маленькому,  струйка  потекла  красной.
Руки, там, где Берт прижигал их сигаретами, болели все сильнее.
   Они слышали Берта за стеной, откуда доносилась рактивка  про  Громилу
Стадда. Гарв определил,  когда  Берт  уснул:  одиночная  рактивка,  если
перестаешь играть, встает на паузу. Когда они уверились, что Берт  спит,
они пробрались на кухню к МС.
   Гарв сделал повязку для руки и примочку на глаз, потом попросил у  МС
что-нибудь от ссадин и ожогов, чтобы не воспалились. МС выдал целое меню
медиаглифов. Большинство лекарств были  платные,  несколько  -  даровые.
Одно даровое лекарство оказалось вроде крема, оно  давилось  из  тюбика,
как зубная паста. Нелл с Гарвом унесли его в  комнату  и  намазали  друг
дружку.
   Нелл тихо лежала в постели, дожидаясь, когда Гарв  уснет.  Потом  она
вынула "Иллюстрированный букварь для благородных девиц".
 
/ Когда на следующий день барон Джек пришел в замок, он разозлился, увидев вместо обглоданных костей только кучу веревок. Он выхватил меч и бросился в замок, крича, что сам убьет Гарва и принцессу Нелл, но, вбежав в трапезную, изумленно замер: большой стол ломился от яств. Здесь были буханки черного хлеба, горшки со свежайшим маслом, жареные гуси, молочный поросенок, виноград, яблоки, сыр и вино. У стола стояли Гарв и принцесса Нелл в одежде прислужников. 
   - Добро пожаловать в ваш замок, барон Джек, - сказала принцесса Нелл.
- Ваши слуги приготовили скромное уг