ть собой,  Сирано примкнул к группе гостей, окруживших
герцогиню де Шеврез, которая обращалась к кардиналу Рецу:
     - Измена  Тюрена,  перешедшего на  сторону Мазарини,  ставит его  вне
святой католической церкви рядом с вероотступниками, гугенотами.
     - Да будет низложен, ваша светлость, такой католический кардинал, как
Мазарини,  когда нас,  кардиналов, призовут в Рим к святейшему престолу, -
запальчиво отозвался кардинал Рец.
     - Такие слова вашего преосвященства убеждают меня,  что  не  напрасно
папа в  Риме возвел вас  в  высший священный сан.  Этот Мазарини,  подобно
ушедшему   Ришелье,    не    брезгует   привлечением   на   свою   сторону
вероотступников, лишь бы усилить свою власть.
     - Такая власть противна богу,  ваша  светлость,  и  собранное Фрондой
ополчение в  десять  тысяч  человек под  командованием непобедимого принца
Конде сумеет доказать это с освященным церковью оружием в руках.
     Принц  Конде тем  временем изощрялся в  комплиментах Лауре,  стремясь
выйти и  здесь,  как на поле боя,  победителем в  соперничестве с герцогом
Бюфоном.
     - Нет  жемчужин испанской короны,  которая  сравнилась бы  с  сиянием
Сен-Жерменского алмаза,  обнаруженного нами сегодня здесь,  баронесса! - И
принц Конде церемонно раскланялся перед Лаурой.
     Герцог Бюфон не желал ему уступить:
     - Сам  вице-король Новой Испании,  прославленный генерал дон Альварес
де Гарсиа дель Пополо Валенсе, смертью храбрых погибший в бою под Аррасом,
воплотил весь блеск своей славы в  красоте любимой дочери!  -  по-испански
расшаркался перед испанкой Бюфон.
     Та  ослепительно улыбнулась в  ответ,  а  Сирано похолодел,  страшась
верить ушам.  Неужели отец  Лауры  и  тот  чванливый испанский генерал,  с
которым ему  пришлось свести счеты  под  Аррасом,  припомнив преследование
Кампанеллы в Риме, одно лицо! Знает ли Лаура, от чьего удара пал ее отец?
     Но  Лаура,  видимо,  ничего не  знала.  Она мило улыбалась кавалерам,
осыпавшим ее комплиментами, и смотрела в сторону Сирано.
     - Сколь ни поэтичны ваши слова,  доблестные рыцари,  но я намереваюсь
надеяться, что приглашенный нами поэт не останется у вас в долгу.
     И она подошла к Сирано.
     - Написан ли  вами,  мой  поэт,  заказанный вам  моим  сердцем сонет,
который отразил бы ваше отношение к нему?
     - О да, баронесса! - прошептал Сирано.
     - Тогда прочтите его  всем.  У  меня на  родине не  делают секрета из
сонетов и серенад.  Надеюсь,  что дамы Фронды,  борясь за свободу,  станут
понимать меня.
     - Читайте,  мой  друг,  читайте,  знаю,  ведь  сонет вами написан,  -
поддержал Сирано стоявший рядом Ноде, улыбаясь Лауре из своих кружев.
     Сирано, тряхнув гривой волос, вышел на середину гостиной.
     - "Богине буйных грез", - возвестил он.
     Гости зашептались, находя название сонета смелым и интригующим.
     Сирано продолжал, как от искр загораясь с каждой строчкой:

                  Когда ты входишь, солнце меркнет.
                  Дохнешь - благоуханье роз!
                  Тебе молюсь в любовной церкви,
                  Моя богиня буйных грез!

                  Твой взгляд слепит сверканьем молний,
                  Твой ум - ключи Добра и Зла!
                  С тобой я - парус, ветром полный!
                  Один я - лодка без весла!

                  Хочу в безумье быть счастливым!
                  И не гасить страстей своих!
                  Весенним яростным разливом
                  Кипеть, бурлить у ног твоих!

                  Твое лишь имя повторю
                  И весь дрожу, огнем горю!

     Лаура расцвела.
     - О,  мой поэт заслуживает награды, и пусть его место за нашим столом
оказывается рядом с моим.
     Принц Конде и герцог Бюфон смотрели на счастливца, готовые растерзать
его,  но зная, что тот уже не принимает вызовов на поединки, спрятали свои
кривые улыбки в усы.
     Ноде шепнул Сирано:
     - Друг мой,  вы превзошли в этом сонете самого себя,  но, умоляю вас,
будьте осторожны. Мне не нравятся некоторые косые взгляды в вашу сторону.
     - Вы испытанный друг, Ноде, благодарю вас, - ответил Сирано.
     За ужином вино лилось рекой.  Не только спутники прелестных дам, но и
сами дамы не уступали им в этом.
     Подвыпившая принцесса Монпансье,  желая отомстить принцу Конде за его
комплименты в адрес Лауры, звонко выкрикнула:

                  В сражении я к пушке встать готова,
                  Но если бы сонет был мой,
                  Я без гостей его прослушала бы снова!

     - Сама  истина  глаголет  устами  младенца  или  женщины,   вкусившей
опьянение,  -  шепнула Лаура Сирано.  - А истине надо отплачивать дань. Не
так ли? - И она подлила в бокал Сирано вина.
     - Вино,  клянусь вам, баронесса, подобно мышьяку, которым люди травят
сами себя.
     - О-о!  Но  это  же  испанское вино  из  погребов отца!  Оно  придает
смелости в бою и дерзость при свидании с дамой! - И она звонко засмеялась,
потом  не  без  лукавства  спросила:  -  И  вы  не  хотите,  чтобы  я  вас
отравливала? Нет, не мышьяком, конечно!
     Сирано сам не знал, что отвечал.
     В особняке в Сен-Жерменском предместье в этот вечер не осталось места
для салонной чопорности,  баронесса собственным примером общения с  Сирано
освободила гостей от  всех светских условностей.  Ведь это было во времена
Фронды,  когда  слово  "свобода"  использовалось  каждым  по  собственному
усмотрению. И после ужина гости веселились напропалую.
     Герцог д'Ашперон,  явно недовольный атмосферой,  в  которой оказался,
сделал знак Сирано и Ноде о своем намерении уехать.
     Баронесса  Лаура,   перехватив  сигнал,  превратилась  в  разъяренную
тигрицу, у которой хотят отнять добычу.
     - Ваша светлость,  -  обратилась она к д'Ашперону,  - боюсь оказаться
застенчиво-дерзкой,  но  в  моем доме,  как  и  в  вашем замке,  дверь для
уезжающих открывается только после моего пожелания.
     Герцог церемонно поклонился.
     - Может  быть,   вы   сделаете  исключение,   баронесса,   для  людей
преклонного возраста и прикажете все-таки "поднять мост через ров"?
     - Конечно,  ваша светлость,  если вы признаете,  что не все,  с  вами
приехавшие, успели состариться.
     - Пусть  паролем  на  выход  будет  наша  седина,  - заключил герцог,
откланиваясь, беря под руку Ноде и оглядываясь на Сирано.
     Сирано застыл,  колеблясь. Сомнения снова охватили его, но колдовская
близость Лауры лишила его воли и ясности ума.
     Он знал, что не должен, не может остаться... и все-таки остался!
     Они  вместе с  баронессой провожали в  конце вечера гостей,  а  те  с
понимающими улыбками прощались с ними.
     Под  утро  уже  пешком,  без  кареты,  возвращался  Сирано  в  Париж,
переживая  минуты  познанного  счастья.  Ему  хотелось  петь,  кричать  от
радости,  временами переходить на  бег,  словно спасаясь от  кого-то.  Ему
казалось,  что бочка водовоза,  выехавшего поутру развозить воду по  домам
парижан,  катится впереди сама собой (лошади из-за бочки не было видно), и
он готов был вообразить,  что бочка и есть лошадь,  едущая в самокатящейся
карете.
     Все  встречные  улыбались  ему,  как  вчера  итальянские комедианты и
цыганки, как сама Лаура.
     Он  был  бы  беспечно счастлив,  если бы  не  вспоминал сказанные ему
Лаурой загадочные слова:
     - Вы -  мое божество,  Бержерак!  Если у нас будет ребенок,  он будет
сыном неба и от него пойдут гиганты. Я правильно вспомнила Библию?
     Что это? Опять совпадение, наваждение, предупреждение?
     "Нет! Это просто вершина счастья! - бездумно обрывал сам себя Сирано.
- Как бы то ни было,  но познанное счастье выше всего на свете!"  -  И  он
переходил на шаг вприпрыжку.
     Ранние прохожие оглядывались на него.


     Глава шестая

     ХУЖЕ СМЕРТИ

                                         И хоть мой ужас будет скрыт
                                         От осуждающего взора,
                                         Но сердце гложет жгучий стыд
                                         И боль несмытого позора!

                                         Сїиїрїаїнїої дїеї Бїеїрїжїеїрїаїк


     Предвкушая  каждую   вечернюю  встречу  с   Лаурой,   Сирано  подолгу
просиживал перед зеркалом, стараясь своей внешностью порадовать подругу.
     Последнее время  его  раздражал досадный кашель,  мешавший встречам с
Лаурой. Непонятно почему, он тревожился. И когда, как обычно, к нему зашел
добродушный Ноде,  он  не постеснялся,  правда с  шуточкой,  показать свой
платок со следами крови, сказав:
     - Открываются старые раны. Это от избытка счастья.
     Ноде  отнесся к  этому  "пустячку" с  неоправданной,  как  показалось
Сирано, серьезностью.
     - Друг мой,  я  старше вас  и  многое успел повидать.  Мне  бы  очень
хотелось познакомить вас с чудесным человеком, доктором Пигу, стремящимся,
кстати сказать,  вступить в наше тайное общество, ибо вся его деятельность
посвящена Добру.
     Сирано не имел ничего против,  удивясь лишь поспешности, с какой Ноде
сразу же отправился в карете за Пигу.
     Доктор  оказался  высоким  и   худым  человеком  с  длинным  лицом  и
крючковатым носом,  словом, ничуть не напоминающим воплощение Добра, каким
готов был представить его себе Сирано.
     Когда они  втроем сидели в  одной из  комнат замка в  ожидании еще не
вышедшего  из   своих  покоев  герцога,   Сирано  был   неприятно  поражен
внимательным и сверлящим взглядом долговязого доктора, смотревшего на него
во время приступа несносного кашля.
     - Господин де Бержерак, - обратился к Сирано доктор Пигу, - я столько
слышал о  вас,  что  мне хотелось бы  поддерживать с  вами самые дружеские
отношения.
     - Я не вижу препятствий этому, - отозвался Сирано.
     - Тогда  в  качестве первой  дружеской услуги позвольте мне  серьезно
огорчить вас.
     - Огорчить? - удивился Сирано.
     - Ваш платок испачкан кровью.
     - Какой пустяк!  Я  просто чуть простыл.  Если бы вы видели,  сколько
потерял я  крови из-за  пронзившей меня насквозь пули,  вы бы поняли,  что
старая рана может открыться.
     - Уверяю вас,  такой  опасности,  как  сейчас,  вы  в  жизни  еще  не
подвергались.
     Сирано насторожился.
     - У  вас несомненный признак страшной болезни,  которой вы заразились
от   человека  столь  же  несчастного,   как  и   вы,   старая  рана  лишь
способствовала этому.  Боюсь,  вы  неосторожно выбирали себе  для  общения
друзей или подруг.
     Сирано побледнел.
     - Доктор  Пигу!   Я  готов  был  к  дружбе  с  вами,  но...  лишь  то
обстоятельство,  что  я  не  вынимаю больше шпаги из  ножен,  спасает вашу
жизнь.
     - Спасать надо не мою, а вашу жизнь, дорогой де Бержерак.
     Сирано похолодел.
     Он  столько  слышал  ужасов  о  чахотке,   которая  поражала,   делая
беспомощными  вчера  еще  могучих  людей.  В  солдатской  среде  гасконцев
презирали этих  несчастных "кашлюг",  неспособных по-мужски  противостоять
болезни слабых.  Но  сейчас он подумал не о  себе,  а  о  Лауре.  По-иному
выглядел ее кашель после танца,  то румяное,  то бледное лицо и блестевшие
глаза.
     - Я  предлагаю вам,  дорогой Бержерак,  незамедлительно лечь ко мне в
больницу.   К  сожалению,   мы,   лекари,   пока  бессильны  против  этого
злокозненного недуга. Увы, он неизлечим. Однако мы в состоянии, я надеюсь,
избежать его скоротечности.
     - Скоротечная чахотка?  -  машинально произнес Сирано.  - Я слышал об
этом заболевании. Но мне, надеюсь, это не грозит?
     - От вашей болезни былые богатыри чахнут,  теряют силы,  волю, вянут,
как сорванные цветы без воды.  Я  рассказал вам о недугах своих несчастных
пациентов потому, что изобрел для их спасения ртутные препараты, способные
если  не  победить горькие недуги  совсем,  то  замедлить их  развитие.  К
сожалению,   препараты  не  всеми  воспринимаются  безболезненно.  Поражая
источник болезни, который нам неизвестен, мы вместе с тем вынуждены задеть
и  сам организм.  Но  тем не  менее лечение необходимо,  и  уже сейчас,  -
закончил Пигу, остро смотря на Сирано.
     - Да,  да, доктор! Я признателен вам и скорее всего обращусь к вам за
помощью.  -  Говоря это,  Сирано снова думал не столько о себе,  сколько о
Лауре.  -  Надеюсь,  вы  простите,  что  я  оставлю вас с  почтенным Ноде,
поскольку сам должен спешить.
     Доктор понимающе улыбнулся.
     - Вы,   несомненно,   намерены  поступить  достойно,  -  заметил  он,
обмениваясь с Ноде многозначительным взглядом.
     Сирано помчался на конюшню, где попросил оседлать своего коня.
     Когда  он  приближался  в   Сен-Жерменском  предместье  к   заветному
особняку, сердце его отчаянно стучало.
     Как  он  скажет своей возлюбленной Лауре,  что  они оба несчастнейшие
люди  на  Земле?  И  в  своей  беде  он  должен винить ее,  ни  о  чем  не
подозревающую?
     А если она возмутится и обвинит, в свою очередь, его?
     Полно!  Кашель и болезненный румянец на ее лице были еще до встречи с
ним на  вечере у  графини де Ла Морлиер,  до зажигательного танца там,  до
памятного первого раута вот в этом особняке!
     При виде особняка его неприятно поразили стоящие у  решетки,  как и в
первый его приезд, подводы. Их загружали знакомой Сирано мебелью: атласные
кресла с  гнутыми ножками и  закругленными спинками,  зеркала в  золоченой
оправе.
     Что случилось?
     Сирано боялся подумать о том, что причина происходящего кроется в той
же самой болезни, которой пугал его доктор Пигу.
     В  довершение всего он заметил на одной из подвод безобразную старуху
Марту с  провалившимся носом,  которой Лаура якобы обязана почему-то своей
речью.
     Она увидела его и затряслась в отвратительном смехе.
     Сирано не стал заговаривать с ней и бросился к особняку.
     Странная перемена произошла там  за  несколько дней  его  отсутствия.
Вьющиеся растения завяли и свисали мертвыми плетьми, как веревки.
     Вестибюль был  завален принесенной сюда  мебелью.  Очевидно,  хозяйка
уезжала.
     Спросить было некого.  Слуги, таская мебель, недружелюбно поглядывали
на Сирано и на вопросы не отвечали.
     Он вошел в знакомые комнаты.
     Они встретили его пустотой и холодом. Лауры не было!
     Тогда он  выбежал из  особняка,  вскочил на коня и  пустился догонять
подводу с безобразной старухой. Она-то знает!
     При виде всадника старуха усмехнулась.
     - Где баронесса де Тассили, что с ней? - спросил Сирано, наклоняясь в
седле.
     Старуха замотала головой и что-то прогнусавила.
     Тогда Сирано достал кошелек и бросил в жадно подхватившие его руки.
     - Не больна ли баронесса Лаура?
     - Лаура-то?  А как же...  больна...  больна! Боль-на! Бери кто хочет,
что бык, что кочет. - И она противно хихикнула.
     - Марта!  Если ты не скажешь,  что случилось,  я тебя проткну шпагой,
как индюшку на вертеле.
     - Что вы,  что вы,  ваша светлость! Погостили, только и всего! Надо и
честь знать! Знать надо знать, ваша светлость, - гнусаво болтала старуха.
     Сирано старался объяснить произошедшее по-своему.
     Очевидно,  Лаура,  как и он сегодня,  обнаружила беспощадность своего
страшного недуга и  в  ужасе бежала из  Парижа,  быть может,  чтобы начать
лечение.  Но  почему она даже не  предупредила его,  своего возлюбленного?
Конечно, растерялась!
     Спрашивать было не у кого.
     В  полном отчаянии Сирано помчался в  Париж,  сам  не  зная  куда,  и
опомнился только у  знакомого трактира в  Латинском квартале.  Сам Великий
Случай привел его сюда, чтобы залить горе вином!
     Запах плохой кухни,  разлитого вина и  неопрятных посетителей охватил
Сирано, едва он вошел в таверну, где не бывал несколько лет.
     Но тем не менее кто-то из давних знакомых позвал его к столу.  Сирано
не без труда узнал старого капитана, с которым когда-то дрался на дуэли, а
потом подружился в трактире и даже обучал своим приемам вышибания шпаги из
рук противника.
     - Учитель!  Мой благородный и несравненный учитель!  -  кричал старый
вояка,  вскочив  со  своего  места  и  кинувшись  к  Сирано  с  раскрытыми
объятиями.
     Сирано осторожно отстранился,  но  все-таки  сел  на  предложенное за
столиком место.
     - Как  я  рад  тебя  снова  увидеть!  -  продолжал капитан.  -  А  я,
признаться,  думал,  что тебя укокошили-таки в  одной из ста твоих дуэлей,
хотя слава о тебе густая,  как это вино,  которое непременно тебе придется
отведать в знак давней дружбы!
     Сирано молча принялся пить  кружку за  кружкой.  Капитан едва успевал
ему подливать,  правда,  и сам от него не отставая.  Однако,  начав еще до
приезда Сирано, он быстро захмелел.
     - Когда я дрался на дуэли с маршалом...  да я, наверное, тебе об этом
рассказывал... я всем рассказываю...
     - С генералиссимусом, господин барон, - мрачно поправил Сирано.
     - Э,  нет!  Чего  нет,  того  нет!  Капитан  де  Ловелет  никогда  не
привирает, ему и без этого есть о чем рассказать!
     И  он  принялся пьяным  голосом  расписывать свои  подвиги  во  время
последней нескончаемой войны.  Когда  он  заговорил о  том,  что  принимал
участие  в  операции под  Аррасом,  Сирано  насторожился,  решив  одернуть
болтуна, если тот заврется.
     - Ты знаешь, дружище Сирано, наши французские войска осадили Аррас, а
испанцы под командованием инфанта, в свою очередь, окружили осаждающих.
     - Еще бы не знать! - хмуро подтвердил Сирано.
     - Какие-то смельчаки,  кажется,  гасконцы, отчаянные головы, прорвали
окружение,  разгромив отряд генерала Гарсиа, да и его самого прикончили, -
продолжал, выкатив глаза, барон де Ловелет. - Ну а мы вместе с подоспевшим
войском союзного нам курфюрста ударили по испанцам с тылу!  Вот была каша,
похлебка,  бульон! Поверишь ли, мне, бывалому солдату, такой потехи видеть
не приходилось!
     - Да,  жаркое было дело, - неохотно подтвердил Сирано, вспоминая, что
тогда погиб отец Лауры, которая, к счастью, не знает, от чьей руки.
     - У  этих испанцев оказался богатый обоз и  даже с  девочками!  Мы  с
немцами и  захватили его как общую добычу.  Но,  знаешь,  эти девочки куда
опаснее самих испанцев.  От тех хоть знаешь,  что получишь.  А у этих... я
всегда берегусь!  Был у меня один случай в Тулоне!  Пламень-девка! Сойти с
ума можно! Я уже заплатил за ее любовь...
     - Знаю, знаю, барон, - прервал Сирано. - Имел честь слышать.
     - Как?  Я рассказывал еще при первой встрече?  А какая была  встреча!
Прекрасная  встреча!  Какому ты приему меня обучил,  век не забуду!  Готов
бочку вина вместе выпить! Словом, я, который самого черта в бою не боится,
девок страшусь. И тебе советую... А как нам быть, изголодавшимся солдатам?
Как,  я тебя спрашиваю?  Я тебе скажу.  Нам отчаянно повезло  тогда!  Пей!
Такое  слушать  надо,  крепко  запивая.  Понимаешь?  Карета!  А  в ней две
цыпочки! Обе красавицы! И из благородных! Немцы первыми захватили их. Они,
признаться  тебе,  все-таки подлые собаки,  эти пфальцы и прочее...  Когда
старшая упиралась,  применили ножички у дочки на глазах.  Ну,  груди там у
старшей  порезали  или  отрезали.  Они,  немцы,  любители такой кулинарии.
Старшая потом не выдержала,  прикончила себя кинжалом.  Спрятан у нее был.
Что ни говори, испанка! А дочь припугнули. Тут, признаться, и я не оплошал
тоже.  И  про  меня  вспомнили,  как-никак  капитан!  Страху-то  нет!   Не
заразишься.  Дамы-то знатные. Зря генерал испанский свое семейство в обозе
таскал. Вот и дотаскался!
     Сирано побледнел.
     - Имя! Как звали генерала?
     - Да откуда я  знаю!  В  этих случаях я у девочек имени не спрашиваю.
Пей, а то не дослушаешь.
     Сирано вскочил.
     - И вы, барон, считаете себя благородным человеком?
     - А что?  -  удивился капитан. - Женщины всегда были военной добычей.
Мы еще две бочки превосходного испанского вина захватили.  Что ж мы,  пить
его не должны были?
     Сирано опрокинул на стол недопитую кружку,  вино растеклось, как лужа
крови,