ардинала  Мазарини,  готовившего их  автору  ни  с  чем  не  сравнимую по
жестокости месть.
     Памфлет  "У  спальни  королевы",  болезненно уязвивший королеву Анну,
произвел в  гостиной графини подлинный фурор.  Дамы повскакивали с кресел,
рукоплеща поэту.  Сопровождающие их  кавалеры  молча  ухмылялись в  усы  и
переговаривались между собой.
     - Какая прелесть!  - восклицали дамы. - Как изысканно, тонко и вместе
с тем зло! Но это святая злость, равная доброте!
     - Лучше об  этом адюльтере не сказать и  в  самом язвительном дамском
обществе, - заметила герцогиня де Шеврез.
     - Даже  в  таком,  где  не  умеют краснеть!  -  подтвердила принцесса
Монпансье.
     - Вас  поблагодарят  за  эти  памфлеты  не  только  крестьяне,   -  с
обворожительной улыбкой произнесла госпожа де Лонгвиль.
     - Прелестные дамы!  - возвестил,  вмешавшись в дамские голоса, маркиз
де  Шампань.  -  В  нашем  кругу появилось еще одно светило,  баронесса де
Тассили,  неся с собой знойное дуновение юга  Испании.  Об  этом  светиле,
уверен,  скоро заговорит весь Париж! Баронесса Лаура обращается с просьбой
к нашему поэту прочесть вслед за памфлетами и свои  сонеты  о  любви,  ибо
любовь - непобедимое оружие наших дам. Надеюсь, эту просьбу поддержат все.
     - Конечно!   -  воскликнула  хозяйка  дома,  предвкушая  впечатление,
которое произведет на  гостей  приготовленный ею  для  сегодняшнего вечера
сюрприз.
     Сирано оглянулся и  почувствовал,  что теряет сознание,  как во время
встречи с индейцами в канадских горах.
     Ослепленный,  ошеломленный,  смотрел он перед собой на чудо или новую
игру его  воображения.  Что  это?  Награда за  его терзания или воплощение
несбыточной мечты о женщине-совершенстве, воплотившейся не в небесную, а в
земную плоть?
     Он  не  мог отвести глаз от  волшебного облика его Эльды со  звездной
Солярии,  неведомо как оказавшейся здесь,  черноволосой,  смуглой и яркой,
воздушно легкой, грациозной и в то же время стремительной в движениях.
     Смотря на  него так  знакомым ему бездонным в  черноте глаз взглядом,
она сказала по-французски с едва заметным и милым чужеземным акцентом:
     - Я была бы счастлива услышать слова, которыми вы воспеваете любовь и
женщину.
     Соляресса Эльда,  его звездная наставница и  ученица,  говорила почти
так же,  быть может,  чуть более чисто.  Но  она могла сказать эту фразу и
так.
     И   тогда  Сирано,   повинуясь  непосредственному  чувству,   пожелал
проверить, не соляресса ли Эльда догнала его на Земле, чтобы участвовать в
"Миссии Ума и Сердца" вместе с ним, но не дает пока повода открыться перед
людьми.  Если это так,  то она должна понять, что он читает посвященный ей
на  Солярии  сонет,  правда,  из  внушенной Тристаном предосторожности,  в
несколько измененном, "земном" виде:

                     На злой, измученной планете
                     Ты для меня живой огонь!
                     Луч ослепительного света!
                     Нежна, но жжет твоя ладонь.

                     Твоей звезды всего лишь тень я,
                     Повелевать ты мной вольна,
                     Весны пьянящее цветенье,
                     Прибоя звонкая волна!

                     Веселье, смех, влекущий танец.
                     В движеньях острых - ураган.
                     Я жду, я знаю: миг настанет -
                     Вскипит страстей твоих вулкан!

                     И в лаву обратит тот пламень
                     Мой лед надежд и сердца камень.

     Затаив дыхание,  Сирано ждал. Среди восторженных слов в свой адрес он
страстно хотел услышать знакомый вопрос: "А что такое вулкан?" Это было бы
паролем, с помощью которого он узнал бы здесь, на Земле, свою Эльду.
     Он не дождался этого вопроса,  впрочем,  может быть,  и не вправе был
его ждать. Ну хотя бы любой другой намек!
     Баронесса Лаура де  Тассили обожгла его  взглядом,  быть может,  чуть
неестественно блестевших глаз  и,  поражая  удивительно ярким,  отнюдь  не
застенчивым румянцем щек, сказала:
     - Дома в  Испании я  любила танцевать.  У нас танцуют даже при дворе.
Пусть мой танец здесь, у вас, с дозволения графини де Ла Морлиер, послужит
моим ответом вам, поэт, поскольку о танце сказано у вас в сонете.
     Для   гостиной  графини   де   Ла   Морлиер  это   было   совершенной
неожиданностью.  Если дамы здесь и  танцевали,  то  лишь жеманные светские
танцы с изысканно-учтивыми кавалерами и под слащавую музыку.
     А здесь музыки не было совсем. Ее заменяли оказавшиеся в руках гостьи
из Испании кастаньеты.
     Поистине,  преобразившись в огненном танце, она подтвердила данное ей
в Париже имя Лауры-пламя.
     Нет!  Это  не  был  танец солярессы Эльды!  Это было нечто совершенно
иное, действительно пламенное и чувственное.
     Но  что же это значит?  Может ли быть такое совпадение?  Или в  самом
деле все путешествие на Солярию лишь горячечный бред больного воображения,
ищущей мечты о совершенстве в людях, в обществе, в жизни? Как же это могло
вдруг  воплотиться в  светском салоне  знатных  дам?  В  мире,  который он
называл клокочущей пустотой!
     Сирано не мог прийти в себя.  Ноде, ничего, конечно, не поняв, все же
почувствовал неладное и  пристроился рядом с  Сирано,  но  тот  сделал ему
знак, что хотел бы остаться среди гостей в одиночестве.
     Когда пламенный танец испанки закончился,  Лаура подсела к  Сирано и,
задыхаясь от приступа кашля, прошептала:
     - Вы довольны моей благодарностью?
     - О  да,  баронесса!  Но я  не знаю,  как,  в свою очередь,  выразить
благодарность вам!
     - О,  очень просто!  Признаться,  что прочитанный вами сонет посвящен
мне.
     - Вам? Вы знали его? - с надеждой спросил Сирано.
     - Что вы,  Бержерак! Конечно, нет! Но мне достаточно впервые услышать
его, чтобы понять, что и сонет, и его автор принадлежат мне.
     Сирано вглядывался в  прекрасную молодую женщину,  так  волнующую его
своей внешностью и словами.
     - Я  люблю  поэзию,   мой  Бержерак,   -  продолжала  все  с  тем  же
очаровательным акцентом  Лаура.  -  Я  в  девичестве зачитывалась сонетами
Петрарки,  посвященными Лауре, мечтая, что и мне, тоже Лауре, когда-нибудь
другой  великий  поэт  будет  посвящать  подобные  сонеты.  И  кажется,  я
дождалась этого. Не правда ли?
     Нет  лучшего способа найти  путь  к  сердцу поэта,  как  признать его
поэзию,  сравнить его с великими предшественниками.  А тут еще невероятное
сходство! Сходство с сокровенной мечтой поэта!
     Впрочем,  вглядываясь в свою пленительную собеседницу, Сирано находил
не только сходство,  но и отличия от воображаемой Эльды.  Да,  он мысленно
произнес "воображаемой",  готовый уже счесть свое путешествие с  Тристаном
на Солярию грезой, рожденной беседами с учителем и последующей горячкой.
     Лицо  Лауры было  прекрасно,  почти такое же,  каким представлял себе
Сирано свою  Эльду.  Вот  только неестественный блеск  глаз  и  нездоровый
румянец лица. Впрочем, это можно объяснить возбуждением огненного танца.
     - "Твоей звезды всего лишь  тень  я,  повелевать ты  мной вольна!"  -
продекламировала тихим голосом Лаура. - Это ведь про нас с вами, сеньор де
Бержерак! Я хочу слушать это еще и еще раз...
     Сирано похолодел, потом его бросило в жар.
     Все-таки она сказала заветное слово! Впрочем, соляресса повторила то,
что  произнесла перед тем  на  Земле юная  трактирщица,  а  сейчас так  же
случайно их повторила Лаура-пламя. Знак это ему или совпадение?
     - У меня особняк в Сен-Жерменском предместье. Я буду счастлива видеть
вас у себя... даже без сопровождающего, - вкрадчиво добавила она.
     Сирано был окончательно повергнут.
     Он внутренне убеждал себя,  что должен пойти ей навстречу, в надежде,
что наедине она признается ему в  своем участии в  "Миссии Ума и Сердца" с
Солярии, в своем служении Земле.
     И он согласился, радостно согласился!
     Справедливости  ради  надо  сказать,   что,   не   будь  даже  такого
внутреннего оправдания принятию приглашения,  он  все равно бы согласился,
всю жизнь так жаждавший женской любви,  ослепленный сейчас красотой Лауры,
польщенный ее  похвалой,  увлеченный этой  женщиной своей  мечты,  которая
невольно  заслонила  волнующей  реальностью,  ощутимой  близостью неясный,
призрачный облик Эльды.
     Если  сама  судьба возвращает ему  Эльду,  хотя бы  и  так,  как  это
произошло, то как он может пройти мимо нее?
     Но  мимо  Сирано  с  лукавой понимающей улыбкой прошла графиня де  Ла
Морлиер и, наклонясь к нему, прикрывшись веером, заговорщически шепнула:
     - Не  я  ли  говорила,  что  вы  будете  пользоваться успехом у  дам?
Поздравляю вас!  Кстати,  муж  нашей  гостьи,  отважный барон де  Тассили,
недавно погиб в бою.  Какая жалость!  Бедная Лаура!  - притворно вздохнула
графиня и протянула руку подоспевшему маркизу де Шампань.
     Лаура-пламя еще некоторое время побыла в  салоне,  а  потом маркиз де
Шампань,  очевидно,  как  было  условлено,  проводил  ее  из  гостиной  и,
вероятно,  увез в  своей карете,  потому что  появился у  графини только к
концу вечера.
     Дамы еще долго занимались Сирано де Бержераком,  говоря ему множество
лестных слов,  но...  произошло чудо.  Все светские звезды поблекли в  его
глазах, утратив недавний блеск и красоту.
     Он не мог ни о ком думать, кроме Лауры, которая перед уходом шепнула,
что ждет его с новым, посвященным ей сонетом.
     И этот рвущийся из сердца сонет уже зрел в его поэтической мечте.


     Глава четвертая

     КИНЖАЛ ЛЮБВИ

                                      Любовь и  страдание,  как  рукоять и
                                      лезвие кинжала в драгоценных ножнах.

                                        Вїоїсїтїоїчїнїаїяї мїуїдїрїоїсїтїь


     Герцог  д'Ашперон посетил  утром  отведенную поэту  комнату в  замке,
застав Сирано уже одетым, готовым к отъезду.
     Расчесывая перед зеркалом свои густые,  ниспадающие на  плечи волосы,
он  обрадовался приходу герцога,  вскочил со стула,  приветствуя хозяина и
предлагая ему сесть.
     - Я  уже  знаю со  слов нашего друга Ноде о  вашем успехе,  -  сказал
герцог,  опираясь о спинку стула.  -  А вы, я вижу, уже куда-то спешите? И
без него?
     - О да, ваша светлость! Одна из вчерашних прекрасных дам почтила меня
приглашением посетить ее особняк. У меня есть надежда на ее помощь в нашем
деле.
     - Противостоять кардиналу Мазарини стало,  мой друг,  модным у  наших
дам.
     - Я рассчитываю не только на моду, - заверил Сирано.
     Он говорил совершенно искренне, надеясь, что еще сегодня, оставшись с
Лаурой-Эльдой  наедине,  позволит  ей  открыться ему  и  как  возлюбленной
подруге,  и как тайной участнице "Миссии Ума и Сердца",  и,  наконец,  как
матери их  ребенка,  которому предстоит положить начало "племени гигантов"
на  Солярии!  Очевидно,  он  оставлен там на воспитание "ваятелям сердец",
подобным самой Эльде.
     Герцог  распорядился подать Сирано его  коня,  купленного при  помощи
Ноде еще в  Гавре.  От  смотрителя Дома добра не  ускользнуло прикрываемое
долгом доброносца неистовое чувство Сирано,  влекущее его к женщине, вчера
еще ему неизвестной.  И  герцог с  тревогой провожал его взглядом,  стоя в
рыцарском зале, когда Сирано выезжал из ворот.


     Новый особняк,  названный Лаурой в  Сен-Жерменском предместье Парижа,
Сирано нашел без труда, подъехав к нему одновременно с подводой, груженной
роскошной мебелью.  На ней виднелись упакованные атласные кресла с гнутыми
ножками и закругленными спинками и зеркала в золоченых рамах, переложенные
соломой.  Все  это  начали  сгружать с  криками  и  руганью,  пока  Сирано
привязывал коня к решетке.
     Обгоняя  слуг,   тащивших  поклажу,   Сирано   вошел   в   вестибюль,
показавшийся ему  совершенно нежилым  из-за  сваленных  там  вещей,  часть
которых только что привезли.
     К  гостю вышел угрюмый монах,  судя по капюшону за его спиной,  не из
числа мавристов (конгрегации св.  Мавра, ордена бенедиктинцев, с центром в
этом предместье Парижа), а капуцин.
     Смерив Сирано недружелюбным взглядом,  он молчаливым жестом пригласил
его следовать за собой.
     Они прошли анфиладой еще не обставленных комнат.
     На  пороге  одной  из  них  им  встретилась отвратительная старуха  с
провалившимся носом.
     Гнусавым голосом она спросила:
     - Чего сказать-то Лауре?
     Она не назвала Лауру даже баронессой, удивив этим и раздражив Сирано.
Он подчеркнуто произнес:
     - Доложи, любезная, баронессе Лауре де Тассили, что по ее приглашению
приехал засвидетельствовать ей свое почтение Савиньон Сирано де Бержерак.
     Ведьма,  видимо  вкусившая когда-то  и  сладость и  горечь  разврата,
забормотала, глупо играя словами:
     - Почтение...  почтение... под чтение... пот чтения... Врешь не врешь
- платья не сошьешь... - И ушла.
     Сирано остался в  гостиной,  где  ковер еще  не  постлан был на  пол,
скатанный валиком у дивана,  рассчитанного на интимную беседу, представляя
собой два повернутых друг к другу кресла с одной общей ручкой.
     Сирано взволнованно ждал появления хозяйки, заранее предвкушая теплый
прием, который она окажет ему.
     Но  все  получилось  наоборот  (словно  на  Солярии!).  Кто-то  глухо
закашлял за дверью, потом все замолкло.
     Лаура  показалась в  дверях,  сделав  к  Сирано несколько замедленных
шагов.  Ее удивительно бледное теперь лицо казалось не то холодным,  не то
усталым,  не то надменным. Сирано невольно вспомнил о грандецце, о которой
столько слышал, напыщенном величии, свойственном испанским грандам.
     - Ах,  это вы,  поэт,  застали мой особняк неодетым?  - разочарованно
произнесла Лаура.  -  Что же  вы не поторопились захватить с  собой своего
старичка в кружевах? Как же вы рискнули приехать без него?
     Сирано не верил ушам.
     Не она ли просила приехать его одного с посвященным ей сонетом?
     Или это игра скрывающейся солярессы?
     Лаура пожала плечами, указав гостю на замеченный им диван.
     Сидя  на  серебристом атласе,  Сирано всматривался в  так  знакомое и
вместе с тем совершенно чужое лицо Лауры, стараясь узнать свою Эльду.
     Конечно,  сходство с  ней ощущалось,  поскольку Сирано страстно этого
желал.  Если бы не болезненная бледность и блеск глаз,  лицо Лауры было бы
вполне  неземным,  но...  быть  может,  соляресса  намеренно  сделала  эти
признаки,  чтобы  не  отличаться от  людей,  будучи слишком прекрасной для
них?!
     Сирано не  знал,  с  чего начать.  Лаура молчала и  никак не  шла ему
навстречу, смотря на него изучающим взглядом.
     "Нет!  Она не только не Эльда,  она и не Лаура,  какой была вчера!" -
подумал Сирано и решился выяснить все сразу:
     - "Долго так длилося утро..."  -  начал он  на  древнегреческом языке
строчку из  "Илиады" Гомера,  которую прочитала ему  Эльда при  их  первой
встрече на Солярии.
     - "...и  день возрастал светоносный!" -  к величайшей радости Сирано,
закончила за него Лаура.
     Сирано  уже  готов  был  броситься  к  ней,  овладеть  ее  маленькими
ладонями,  как всегда делал на Солярии,  но она уже по-французски и совсем
другим тоном добавила:
     - Вот не гадала,  что вы можете по-эллински. Меня обучал так капеллан
в  Новой Испании,  когда мой  покойный отец  дон  Альварес де  Гарсиа дель
Пополо Валенсе был там вице-королем.
     Надменный тон,  каким это  было  сказано,  и  упоминание имени Гарсиа
неприятно напомнили Бержераку не вице-короля, а разгромленного под Аррасом
испанского генерала и тяжелое свое ранение в лицо.
     Ах,  если бы  услышать теперь так  ожидаемые "гекзаметром размеренные
строки",  какими любила говорить Эльда!  Но...  вместо них  Лаура  холодно
заметила:
     - Какие пышно возвышенные стихи у этих греков. Уж лучше Вергилий. - И
она,  к  величайшему удивлению Сирано,  прочитала стихи  великого поэта на
великолепной латыни, и это совершенно убило Сирано.
     Эльда не могла знать латинского языка!
     К ужасу своему, Сирано понял, что, не найдя Эльду на Земле, он все же
не потерял влечения к непонятной, загадочной Лауре.
     Но ему хотелось теперь увидеть ее такой,  какой она была вчера,  и он
сказал:
     - Ваш танец с кастаньетами поистине достоин королей.
     Лаура загадочно усмехнулась.
     Через гостиную прошла омерзительная старуха, поджавши запавшие губы.
     - Как вы терпите, баронесса, подле себя такое уродство? - не выдержал
Сирано.
     - Ах,  это Марта из Пфальца!  Я ей речью обязана, - непонятно сказала
Лаура и  приложила палец к губам.  Потом ответила гостю:  -  Танец?  Вчера
имелось другое настроение.
     Она говорила не только с акцентом, но и не совсем правильно.
     Они помолчали.
     В гостиную вошел мрачный капуцин и остановился у двери.
     - Это мой духовник,  отец Витторио. Пора идти молиться за упокой души
мужа.
     - Когда же, баронесса, будет у вас другое настроение?
     Лаура пожала плечами:
     - Не знаю, может быть, всегда не будет. Или никогда.
     Сирано, покраснев от стыда перед самим собой, встал:
     - Сожалею,  сударыня,  что,  неверно поняв вас  вчера,  так  некстати
явился сюда явно не вовремя.
     - Нет,  отчего же, - вдруг переменилась Лаура. - Вы нужны так же, как
и ваш толстячок,  и особенно его светлость герцог д'Ашперон. Надо помогать
сделать мой салон модным в Париже.
     Теперь Сирано побледнел.  Так вот зачем он нужен капризной красавице,
к несчастью, так похожей на его мечту!
     - Я  позову  вас,  господин поэт,  как  только  закончу туалет своего
особняка. Позову вас, и непременно не одного, - утешила она его, словно он
только и мечтал видеть ее при посторонних!
     Или все это тонко рассчитанное кокетство?
     Как  бы  то  ни  было,  но  Сирано  возвращался  в  замок  д'Ашперона
совершенно расстроенный.  Он готов был рвать на себе камзол,  где на груди
хранился ненужный сонет, а в него была вложена частичка его самого!
     Зачем не  Эльду,  не Лауру-пламя,  а  Лауру-холод встретил он сегодня
себе на беду! Уезжая, он ничего не видел вокруг.
     Упав в отведенной ему комнате на кровать,  зарывшись лицом в подушку,
разметав по ней волосы,  бедный Сирано скрежетал зубами,  стараясь найти в
себе силы побороть гложущее его чувство,  на которое он не имел права, дав
клятву доброносцам, и которое никому не было нужно!
     Искрометный испанский танец с  кастаньетами едва ли  мог  исполняться
светской  дамой   при   дворе  католического  короля.   Недаром  она   так
усмехнулась. Разве что в дикой Новой Испании?
     И Сирано снова и снова вспоминал танцовщицу,  обжигавшую зрителей как
румянцем,  так и движением,  грациозную,  вкрадчивую и неистовую. Лучше бы
никогда не видеть ее, не искать в ней благородную Эльду с ее ласковостью и
мудростью. Но Лаура, заслоняя собой образ Эльды, стояла перед его глазами.
     Если он  мог  видеть в  горячечном бреду во  всех деталях межзвездное
путешествие,  зримо  ощущать  инопланетную  обстановку,  полюбить  чутких,
справедливых соляриев,  то как ему теперь избавиться от нового наваждения,
уже не в бреду, не во сне, а наяву?
     Видно,  не напрасно он,  так жаждавший любви,  писал когда-то в своем
давнем сонете:

                     Хочу сраженным быть не сталью,
                     А приоткрытою вуалью.

     Она танцевала без мантильи... Он не обнажил клинка...
     И поэтическая мысль ожгла Сирано.
     Вскочив с  кровати,  он бросился к  столу,  сломал одно гусиное перо,
схватил другое и стал писать сам собой родившийся сонет.

                               КИНЖАЛ ЛЮБВИ

                     Брильянтами сверкают ножны,
                     Сияют звезды и кресты.
                     Казалось бы, ослепнуть можно
                     От переливной красоты.

                     Объятьем жарким с лаской нежной
                     Ладонь сжимает рукоять.
                     В резьбе на кости белоснежной