стьянина единственную его козу, а она была главной кормилицей
многодетной семьи.
     Мать семейства рыдала и голосила,  хватаясь за козу,  которую уводили
солдаты.
     Кюре  вышел из  своего дома,  Савиньон и  Кола  вертелись около него,
наблюдая душераздирающую сцену.
     Кюре сказал своим воспитанникам:
     - Если хотите быть настоящими людьми,  то исповедуйте главный принцип
доброты: "Мне - ничего, а все, что есть, - другим". Приведите мою козу.
     - Как, зачем? - запротестовал Кола. - Вы же, отец наш, освобождены от
всех поборов!
     - От всех,  дитя мое,  кроме веления сердца.  Приведи козу, соседским
детям надо чем-то питаться, она у нас дает достаточно молока.
     Ребята бросились во  двор кюре,  где соорудили когда-то  сарайчик для
козы, и отвели ее к соседке.
     Удивленная крестьянка не верила глазам.  У нее снова будет коза!  Она
опустилась на колени перед кюре,  уверяя, что это сам господь бог сжалился
над ее горем.
     А  кюре,  отведя  мальчиков  в  сторону,  чтобы  избежать  дальнейших
изъявлений благодарности, сказал им:
     - Я научил вас латыни,  сколько знал сам, научил писать и считать, но
все  это  пустяк,  ибо  храм  знания  надо  строить  на  фундаменте слова,
воспринимаемого  сердцем.  Вы  думаете,  что  я  вам  дал  пример  доброго
поступка? Я лишь выполнил завет, данный нам господом, и признаюсь вам, что
вразумил меня  на  это  один  мудрый  монах,  вот  уж  скоро  тридцать лет
томящийся  в  темнице.   Его  светлый  ум,  не  затемненный  перенесенными
страданиями,  позволил ему написать в  заключении трактат о стране Солнца,
где нет у людей собственности,  где все общее, где каждый трудится наравне
с  другими и  где  нет  знати  и  священнослужители вроде меня  занимаются
науками для общей пользы.
     Дети слушали, удивленные странной притчей их кюре.
     Солдаты закончили свое  жестокое дело,  угнали  отнятый скот,  увезли
отобранное зерно и  другую крестьянскую снедь,  чтобы отослать это сильным
мира  сего,  не  приложившим ни  малейших усилий для  получения этих даров
земли.
     Сборщик податей и  офицер спешили в  замок Мовьер,  где их ждал обед,
устроенный  "владетельным  сеньором",   на   землях   которого   трудились
практически без вознаграждения нищие крестьяне.
     По  этому случаю даже  Савиньону позволили сопровождать кюре  в  шато
отца, и он стал свидетелем ведшейся за столом беседы.
     - Не могу не восхищаться, - поднимал бокал вина его отец, - доблестью
королевского отряда, проявленной при сборе податей с этих грязных лентяев.
Прикидываясь бедняками,  они  стараются подальше запрятать и  прикарманить
выращенное на моих землях добро.
     Офицер залпом выпил кубок вина и разгладил мокрые усы:
     - Попробовали бы они у меня уклониться от своего долга! - И он грозно
ударил кулаком по столу.
     - Мы  вынуждены,  господин Абель де  Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак,  -
отрывисто начал сборщик податей,  -  взымать подати с помощью солдат.  Это
святое дело вызывает бунты,  восстания невежественных людей.  Не понимают,
что такое священное право собственности на землю!  Что такое право короля,
властвующего не только над ними, но и над их господами.
     Савиньон взглянул на кюре при слове "священное право собственности" и
невольно подумал о  сказочном крае Солнца,  где почему-то нет такого права
собственности и где люди счастливы.
     Вскоре Мадлен увела детей, включая Савиньона, мужчины остались одни и
продолжали бражничать,  кроме кюре,  конечно, который стойко воздерживался
от назойливых угощений хозяина.
     Когда винные пары дали себя достаточно знать и у сборщика податей,  и
у офицера,  господин Абель де Сирано приступил к тому щекотливому вопросу,
ради которого при своих денежных затруднениях он  не  пожалел устроить для
гостей обед с вином.
     - Почтенные служители короны, - начал господин Сирано, - я восхищаюсь
слаженностью   вашей   работы,   которую   ведете   с   благословения  его
высокопреосвященства господина кардинала,  и  крайне опечален,  что вы уже
завтра  перед  воскресным днем  покидаете наши  места.  Однако  я  все  же
надеюсь, что просьба верного слуги короля будет услышана такими же верными
слугами его величества и его высокопреосвященства господина кардинала.
     - Что бы вы хотели,  господин Абель де Мовьер-де-Бержерак?  -  как бы
пролаял сборщик податей.
     - Задержаться вам  назавтра и  взыскать с  помощью  ваших  доблестных
солдат арендную плату с бессовестных крестьян, которые обогащаются на моих
землях,  не  выплачивая мне  уже который год установленной за  пользование
землей платы.
     Сборщик  податей и  офицер  переглянулись.  Господин Абель  понял  их
взгляды.
     - Разумеется,  что,  получив с  крестьян долг,  я не останусь в долгу
перед теми, кто столь плодотворно поможет правому делу.
     - В какой доле? - отрывисто спросил сборщик податей.
     - В десятой! - с трудом выговорил землевладелец.
     - В пятой!  -  выпалил сборщик податей и с присущей ему порывистостью
вскочил из-за стола.
     - Помилуйте, сударь... - начал было Абель де Сирано.
     - Собираем с  пятой доли,  -  тонко пролаял служитель короля и  снова
переглянулся с офицером, который молча кивнул.
     Пришлось кивнуть и владетельному сеньору.


     На  следующий день солдаты снова прошли деревню от  хижины к  хижине,
забирая то, что осталось от вчерашнего обхода.
     У последней хижины,  соседней с домом кюре, они задержались. Во дворе
и в доме не было ничего, кроме козы, которую вчера отдал беднякам кюре.
     Солдатам   и   сборщику  податей,   представлявшим  сейчас   интересы
землевладельца, до этого не было никакого дела.
     Так  коза  кюре  была  забрана в  счет  арендной платы крестьянина за
землю, на которой он выращивал урожай, не принадлежащий ему.
     Крестьяне мрачными взглядами провожали солдат с  награбленными дарами
земли. Многие думали, как будут они теперь жить и кормить детей.
     Солдаты ушли вслед за вымытой каретой с парой запряженных в нее цугом
лошадей и всадником на хромающем, потерявшем подкову коне.
     А ночью в замке Мовьер-Бержерак случился пожар.


     На  рассвете,   глядя  на  дымящееся  пожарище,   господин  Абель  де
Сирано-де-Мовьер-де-Бержерак,   проклиная  крамольных  крестьян,  которые,
несомненно,  подожгли его  замок в  отместку за  взимание с  них  арендной
платы,  поклялся, что продаст все эти зараженные бунтом земли и переедет с
семьей жить в Париж.
     - А как же Савиньон?  -  поинтересовался кюре.  - Позволите ли вы ему
продолжать учение у меня?
     - Нет!  - отрезал господин Абель. - Кроме ваших разумных наставлений,
отец  мой,  он  наслышится  здесь  бунтарских мыслей  у  сверстников и  их
отцов-поджигателей.
     - Хочу  заметить вам,  господин Абель,  что,  сочувствуя всем сердцем
вашему горю,  я бы горевал еще больше,  если б такой способный ученик, как
ваш Савиньон,  не продолжил бы образование,  скажем, в коллеже де Бове при
университете в Париже.
     - Пусть готовится или в монастырь,  или в армию какого-нибудь герцога
или короля. Жозеф решил стать духовным лицом, это пример и Савиньону. А на
коллеж,  преподобный кюре,  у меня,  увы,  потерпевшего такие убытки, - он
показал на пепелище, - денег нет.
     - Тогда    дозвольте   мне,    владетельный   сеньор,    использовать
благодетельное отношение  ко  мне  его  преосвященства господина епископа,
который изволил похвалить мою  роспись церкви,  чтобы обратиться к  нему с
нижайшей просьбой выхлопотать стипендию для вашего Савиньона в  коллеже де
Бове.
     - Это ваше дело,  преподобный отец. Я с епископом дел не имел, хотя с
радостью приму от него любое благодеяние,  а вы, надеюсь, доведете до него
сведения о моем несчастье.
     Кюре обещал.


     Глава четвертая

     РАНА ПЕДАНТА

                                     Те, у  которых  мы учимся,  правильно
                                     называются нашими  учителями,  но  не
                                     всякий, кто учит нас, заслуживает это
                                     имя.

                                                                   Гї„їтїе


     Аббат Гранже,  заведующий коллежем де Бове при университете в Париже,
мог быть образцом человека железной воли в слабом теле.  Всю свою жизнь он
боролся с собой,  усердием и воздержанием приобретая те качества,  которые
стремился передать ученикам,  будучи к  ним так же требователен,  как и  к
себе.
     Худой,   с   провалившимися  щеками   и   желтым  цветом  горбоносого
аскетического лица,  с тонкими губами и горящими глазами фанатика,  всегда
прямо  держащий облаченный в  сутану стан,  аббат Гранже ястребиным взором
следил за образцовым порядком в доверенном ему коллеже, где основой учения
ввел  зубрежки,  перемежающиеся с  молитвами и  неизбежными наказаниями за
малейшие нарушения монастырского устава.
     Аббат  Гранже  считался  признанным  ученым,   уважаемым  как   среди
богословов,  так и светских людей. Покровительство его высокопреосвящества
господина  кардинала  Ришелье  создало  его   коллежу  де   Бове  солидную
репутацию,  и  знатные  люди  наперебой стремились устроить именно  в  это
заведение  своих   отпрысков,   которым   сразу   же   приходилось  забыть
мальчишеские повадки,  баловство и  прочие  шалости,  зная  отныне  только
молитвы и учение. Наказания здесь были просты и строги - карцер и порка.
     Надо   заметить,   что   к   порке  аббат  Гранже  прибегал  лишь   в
исключительных случаях,  не  потому,  что  считал такой  способ воспитания
несоответственным богобоязненному духу заведения,  а из-за своей слабости,
терзающей его, как незаживающая рана, ибо он не выносил любых страданий, а
при  виде  крови  даже  лишался чувств,  что  считал для  себя  позорным и
недостойным  пастыря,   долженствующего  воспитать   образованных  дворян,
исполненных  как  религиозного рвения,  так  и  учености  и  благородства.
Скрывать эту свою рану и оставаться строгим было аббату нелегко.
     Аббат Гранже продолжал отечески следить за своими воспитанниками даже
после окончания ими коллежа,  попадали ли они в университет,  посвящали ли
себя  духовной карьере  или  военной славе.  С  ними  он  держался так  же
приветливо и строго при встречах,  как если бы они по-прежнему подчинялись
уставу коллежа.
     Ученики  коллежа,  однако,  пользовались и  некоторыми  привилегиями,
необходимыми,  по  мнению  аббата Гранже,  для  усвоения норм  дворянского
поведения в жизни,  а потому они могли общаться со студентами университета
и  с  избранными из них даже посещать Латинский квартал для ознакомления с
нравами парижской молодежи и  в  особенности с  законами дворянской чести.
Желающие же могли еще и брать книги из университетской библиотеки.
     Если  первые  поблажки  привлекали  немало  учеников,  то  библиотека
представляла для  них  значительно  меньший  интерес,  поскольку  излишнее
прилежание и  любовь к  знаниям в  коллеже отнюдь не  были распространены.
Учителя, да и сам аббат Гранже пристально следили за тем, с кем общаются и
что  читают  воспитанники,  помимо обязательных текстов,  какие  надлежало
зазубривать, произнося их в случае надобности слово в слово.
     Цитаты  аббат  Гранже  считал  основой образованности,  но,  конечно,
цитаты из книг, одобренных им самим, отцами церкви или папой римским.
     Савиньон Сирано де Бержерак,  отличаясь феноменальными способностями,
за годы,  проведенные в коллеже де Бове, сумел овладеть не только латынью,
но и греческим языком, свободно читая античных авторов.
     И  он  был  в  числе немногих,  кто получал книги древних философов в
библиотеке  университета,   чтобы   изучать   их,   вместо   изнурительных
молитвенных бдений,  которыми многие  его  сотоварищи старались снискать к
себе благосклонность учителей и самого аббата Гранже.
     В  час,  когда  большинство учеников  находилось на  одном  из  таких
бдений,  аббат  Гранже лично  обходил коридоры и  дортуары коллежа,  чтобы
убедиться,  кто  из  учеников  не  проявляет  долженствующего религиозного
рвения.
     И  в  своей пастырской заботе он,  слабый на  ноги,  с  трудом все же
забирался на  чердак,  где среди старой,  покрытой пылью школьной рухляди,
поломанных столов, кроватей и стульев обнаружил молодого Сирано.
     Юноша так  углубился у  слухового окна в  чтение старинного фолианта,
что не  заметил,  как из-за полуразрушенного шкафа карающей тенью появился
аббат Гранже.
     Некоторое время слышался лишь шелест перелистываемых страниц. Наконец
аббат Гранже,  которому из-за  слабеющего зрения трудно было  рассмотреть,
что за книгу с таким увлечением читает его ученик, нарушил тишину:
     - Что  постигает в  таком  неподобающем месте  воспитанник коллежа де
Бове, когда другие возносят в храме молитвы господу богу?
     Савиньон вздрогнул, обернулся и увидел высокую фигуру в сутане, узнав
самого аббата,  Сушеного Педанта,  как  с  его острого языка называли того
ученики в коллеже.
     Савиньон почтительно вскочил и с готовностью ответил:
     - Изучаю философию древних, отец мой.
     - Каково имя автора этой книги?
     - Демокрит,  ваше преподобие,  -  отвечал Сирано,  отнюдь не поникнув
головой, а словно бы вскинув свой тяжелый нос.
     - Демокрит?  Разве  кто-либо  из  воспитателей коллежа принуждал свою
паству к подобному чтению?
     - Нет, ваше преподобие. Я заинтересовался этим философом сам.
     Надо сказать,  что  при  всей учености аббата Гранже он  Демокрита не
читал, ибо заведомо знал, что взгляды этого грека из Абдеры не совпадали с
жившим после  него  Аристотелем,  учение которого для  католической церкви
использовалось схоластами как  каноническое.  Аббат Гранже спросил елейным
голосом:
     - Что же усвоил ты, сын мой, из этого лжеучения язычника?
     - Аристотель  тоже   был   язычником,   отец  мой,   но   учение  его
благословляют отцы нашей святой церкви.
     - Так почему же  ты,  сын мой,  читаешь не  Аристотеля,  а  какого-то
Демокрита?
     - Потому что  он  очень убедительно показывает,  как устроен мир,  из
чего состоят все сущие в нем тела.
     - Из чего же, сын мой, создал их господь бог?
     - Из атомов, неделимых частиц, находящихся в движении в пространстве,
которые  при   соединении  создают  тела,   а   при  распаде  вызывают  их
уничтожение.
     - Не хочешь ли ты сказать,  сын мой,  что господь бог создал в шестой
день творения не землю,  звезды, тварей живых и человека, а лишь неделимые
частицы - атомы, а тела и все сущее получалось потом само собой?
     - Именно так,  ваше преподобие,  утверждал греческий философ еще  две
тысячи лет тому назад.
     - Зачем  знакомиться с  подобной ересью?  Разве  воспитатели твои  не
учили тебя находить ответ на любой вопрос в  энциклопедическом своде таких
ответов,  не две тысячи, а двести лет назад составленном Альбертом Великим
и учеником и продолжателем его Фомой Аквинским?
     - Ответы упомянутого вами,  ваше преподобие, энциклопедического свода
вызывают сомнения в отношении строения тел.
     - Дерзостны твои  слова,  юноша!  Сомнение -  первая язва еретической
проказы,  которой не должен заразиться ни один из воспитанников коллежа де
Бове.
     - Коллеж учит  познанию,  и  я  по  мере  своих сил,  ваше преподобие
господин аббат, стараюсь это познание умножить.
     - Движение неделимых частиц в пространстве!  -  возмущенно воскликнул
аббат.  - Что же разумеет читающий Демокрита воспитанник моего коллежа под
пространством? - ехидно спросил он.
     - Я  понимаю  это  пространство как  пустоту,  окружающую все  сущее,
которая сама по себе тоже суща.
     Аббат Гранже схватился за голову:
     - О какой пустоте!  О какой пустоте глаголешь ты,  младенец от ереси?
Всем известно, что мир состоит из земли, воды, воздуха и огня!
     - Я  разумею  так,  отец  мой,  что  ежели  каждое  тело  состоит  из
Демокритовых атомов,  а не из упомянутых вами элементов, названных, кстати
сказать,  тоже греками в  древности,  то  и  пространство или пустота тоже
должны состоять из своих атомов,  однако для вещественных тел, проникающих
сквозь них,  ПРОЗРАЧНЫХ,  каковыми они становятся, когда обычные неделимые
частицы  сочетаются брачными узами,  образуя пары,  которые и  суть  атомы
пустоты.
     - Безумец!  О  каких  браках  между  неодушевленными телами мелешь ты
вслед за язычником своим беспутным языком!
     - Но  ведь обет безбрачия дается лишь святыми отцами вроде вас,  ваше
преподобие,  и  монахами,  если они не беглые.  Материальных частиц это не
касается,  они могут свободно соединяться друг с другом, не только образуя
тела, но и пустоту, которая тоже есть тело*.
     _______________
          * Примечание автора для особо интересующихся.  Размышления юного
     Сирано  де  Бержерака,  отраженные  впоследствии  в  его  философских
     трактатах,  перекликаются  с  современными  взглядами  на космический
     вакуум. В теории фундаментального поля И. Л. Герловина он представлен
     состоящим  из  квантов  соединившихся частиц вещества и антивещества.
     При этом все физические свойства их  взаимно  компенсируются  (масса,
     электрический   заряд,   спинмеханический   момент).   К   таким   же
     представлениям  приходят  ныне  и  западные  физики.  Эти  "слипшиеся
     частички",   не   проявляя   себя  никакими  физическими  свойствами,
     обнаруживаются лишь своей способностью передавать со скоростью  света
     возбуждения,  воспринимаемые  нами  как  электромагнитные излучения -
     радиоволны и свет.  Сирано мог угадать материальность  вакуума,  лишь
     обладая  острым  критическим  умом,  способным  видеть все окружающее
     "наоборот"  (как  в  трактате  о  государствах  Луны).   И   пустота,
     представленная  им  в юности КЛОКОЧУЩЕЙ,  находила у поэта и философа
     образ для окружающего его общества,  пустого  в  своей  сущности,  но
     "клокочущего" внешне,  в особенности он относил это к церкви,  всегда
     бесстрашно выступая против ее догм и не примирившись с  нею  даже  на
     смертном одре.

     - Где   ты   мог  прочитать  у   Фомы  Аквинского  столь  богохульное
представление о мире, созданном всемогущим творцом?
     - Нигде,   мой  отец,   только  у   Демокрита,   толкнувшего  меня  к
размышлениям, у Демокрита, который во многом не согласуется с Аристотелем,
даже в упомянутом вами язычестве.
     - Что же, твой Демокрит не был язычником?
     - Какой же  он  язычник,  отец  мой,  если  он  смотрел на  греческие
божества  как  на  порождение фантазии  и  возникновение религии  объяснял
суеверными впечатлениями,  которые  должны  были  производить на  человека
некоторые явления природы.
     - Умолкни,  вольнодумец!  Ты  и  о  нашей  святой  религии осмелишься
вымолвить подобное?
     - Это не мои слова, ваше преподобие, а только ЦИТАТА. Вы всегда учили
нас верно цитировать.
     - Дело не в  цитировании,  а  в  смысле безбожной,  зазубренной тобой
фразе, которую осмелились произнести твои уста.
     - Я лишь показал,  отец мой, что Демокрит не язычник. Что же касается
учения Аристотеля,  вошедшего в  догмы святой нашей церкви,  то  тот,  кто
ограничится этим учением,  обречен оставаться в  мрачном неведении о  сути
мира и вещей.
     - Терпение мое  иссякло,  блудный  сын  мрака,  забредший,  к  нашему
несчастью,  в стены коллежа де Бове!  - воскликнул в гневе аббат Гранже. -
Следуй за  мной,  отрок Сирано,  дабы  принять заслуженное твоей дерзостью
наказание.
     Аббат Гранже и Савиньон Сирано де Бержерак, который держал под мышкой
старинный фолиант в кожаном переплете,  спустились по скрипучей лестнице с
чердака  под  сводчатый потолок  коридора  с  выходившими в  него  дверями
дортуаров и классов.
     Савиньон в ожидании предстоящего грома с молниями, которые низринутся
сейчас на него,  по-особенному воспринял это знакомое место, где протекали
его  последние  год