но и нижний
конус.  Что произойдет на чертеже? Конец большой оси вместе с малым овалом
эллипса вернется к нам,  но уже с другой стороны, как бы обогнув немыслимо
огромный шар вселенной, радиус которого равен бесконечности.
     - Это же будет гипербола, сударь! - снова нашелся Блез Паскаль.
     - Верно,  юноша,  гипербола,  которая станет равнобокой, если секущая
плоскость будет параллельна оси конусов.
     - И  вы считаете,  метр,  бесконечность реальной?  -  на великолепной
латыни спросил Омар Торричелли.
     - Безусловно, - не задумываясь, ответил Ферма.
     - Вот  вам  еще  одно  доказательство существования господа  бога!  -
вставил Декарт. - Не к этому ли я призывал и попов и ученых?
     - Тссс!  -  замахал руками аббат Мерсенн. - Умоляю тебя, Рене Декарт,
не  ставить под сомнение слепую веру в  господа бога,  по крайней мере,  в
стенах монастыря, где она - основа нашего прибежища.
     - Не  буду,  не  буду!  -  буркнул Декарт.  -  Ведь  не  я  доказываю
реальность неисповедимой, как учит церковь, бесконечности, а Ферма!
     - А во мне холодеет кровь при мысли о ней,  - признался Блез Паскаль.
- Как беспомощен человек, обретаясь между ничтожеством и бесконечностью!
     - Полно,  юный друг,  -  ласково обратился к нему Ферма. - Вам ли это
говорить,  который,  несмотря на  свою юность,  подарил людям "суммирующую
машину", способную выполнять некоторые обязанности нашего мозга. Предвижу,
что  когда-нибудь далекие потомки вашей машины станут состязаться с  самим
человеком в остроте мышления, не говоря уже о быстроте счета.
     - Умоляю вас, почтенные искатели истин, - воздев руки к небу, прервал
Ферма аббат Мерсенн,  - не затрагивайте богословских тем, ибо приписывание
мертвому  механизму способностей человеческой души  может  быть  превратно
истолковано святыми отцами церкви.
     - Мой учитель Галилео Галилей понял бы  господина Ферма,  но  за тех,
кто  принудил  Галилея  отречься от  своих  верных  мыслей,  я  не  рискну
поручиться, - заметил Торричелли.
     - Во всяком случае, имея в виду, - вступил Декарт, - что человеческое
тело подобно мертвому механизму и только душа делает его живым и способным
к мышлению,  надо сразу сказать, что и машина господина Блеза Паскаля, как
бы   ее   ни   усовершенствовали  потомки,   никогда  не   сможет  мыслить
самостоятельно,  а будет лишь выполнять предписанное человеком, обладающим
душой.
     - Но у нашего юного Паскаля есть и еще изобретения, которые отнюдь не
говорят о его прозябании между ничтожеством и бесконечностью,  - продолжал
Ферма.  - Достаточно вспомнить тачку, совмещающую в себе архимедов рычаг с
колесом.  Трудно  ошибиться,  представив  себе  несметное  число  подобных
приспособлений,  облегчающих труд  людей на  строительстве домов и  дорог,
храмов и крепостей не только во Франции,  но и во всем мире! А предложение
того  же  Блеза Паскаля учредить многоместный экипаж,  следующий всегда по
определенному  маршруту  и  останавливающийся  в  условленных  местах  для
высадки и  приема пассажиров,  не  имеющий ни  лошадей,  ни  карет!*  Нет,
дорогой Блез,  даже в  наш век "шпаги и знатности",  как видим,  есть умы,
которые без бряцания оружием способствуют торжеству разума и благу людей.
     _______________
          * Омнибус, предложенный Б. Паскалем. (Примеч. авт.)

     - Такая оценка нашего молодого друга,  - заметил Торричелли, - делает
вам честь,  господин Ферма,  но  ведь и  вы,  как начали нам рассказывать,
хотели с помощью математики защитить интересы простых пейзан.
     - Ах да! - подхватил Декарт. - Доскажите, что вы там намудрили, чтобы
я мог вас опровергнуть.
     Ферма вспыхнул:
     - Я  остановился на  том,  что разбил криволинейные участки на  более
мелкие,  ограниченные кривыми второго порядка,  а  для них предложил метод
отыскания точки их перегиба,  то есть максимума и минимума. Определение же
площади,  ограниченной такой  кривой,  есть  действие,  обратное отысканию
точки перегиба и проведению в ней касательной*.
     _______________
          * Примечание  автора  для особо интересующихся.  Метод Ферма,  в
     свое   время   несправедливо   оспоренный   Декартом,    предвосхищал
     дифференциальное   и   интегральное  исчисление,  хотя  задачу  решал
     алгебраически,  без  анализа  бесконечно  малых  величин.  В   задаче
     разбивки прямой с длиной "a" на две части,  так,  чтобы квадрат одной
     (x\2),  помноженный на величину другой  части  =  (a  -  x),  был  бы
     максимальным, он приравнивал 2ax - 3x\2 к нулю и получал, что x = 2 /
     3a,  то есть заменял современное дифференцирование  и  взятие  первой
     производной.

     Ферма написал на аспидной доске мелом несколько формул.
     Поднялся Декарт во  весь  свой  внушительный рост  и  взметнул гривой
волос:
     - Мысли метра Ферма совершенно непонятны.  Мне  ясно лишь то,  что он
натолкнулся на метод случайно, не зная его основания. В результате, как ни
прискорбно мне это сказать,  но метр Ферма приходит к паралогизму, то есть
к противоречиво, полностью уничтожающему его метод как некорректный.
     Как  известно,  Ферма обычно не  приводил обоснования предлагаемых им
формул и  методов.  Однако старания современников получить по  его методам
ошибочный результат были тщетными,  как и попытки доказать эти методы.  За
Ферма установилась слава математического волшебника,  который знает нечто,
людям не доступное, делясь с ними только выводами.
     Однако сейчас,  после  резкого выпада Декарта,  Ферма  изменил своему
обыкновению и  стал методично,  спокойно и  дружелюбно разъяснять Декарту,
как любимому ученику,  суть его непонимания.  Он старался ничем не унизить
его, добиваясь лишь, чтобы тот понял его.
     А понять Ферма его современникам было нелегко,  ибо он,  по существу,
предвосхитил работы Исаака Ньютона и Г. Лейбница, независимо друг от друга
открывших дифференциальное и  интегральное исчисление,  резко  споря между
собой,  кто сделал это первым, забыв о методе Ферма, высказанном еще до их
рождения.    Метод,    который    позволял    поистине   волшебным   путем
(алгебраическим!) получать первую производную! (Скажем, скорость движения,
имея кривую пройденного в  отмечаемое время пути,  то есть давая результат
современного дифференцирования,  а  получение  им  площадей,  ограниченных
кривыми,   представляло  собой   современное   интегрирование,   то   есть
суммирование бесконечно малых величин!)
     Декарт  слушал  объяснения Ферма  и  краснел.  Вспомнилась история  с
уравнением, заключенным в надгробной надписи Диофанта, которое Ферма решил
диковинным способом,  не  используя всех членов уравнения,  искать который
Декарт клятвенно отказался. Тогда Декарт нашел в себе силы побороть самого
себя, но сейчас он возражал, опровергал, почти оскорблял Ферма, ведя с ним
в присутствии многих "ученых секундантов" бескровную дуэль.
     Но даже такой прямой и  честной натуре,  как философ Декарт,  гонимый
церковью,  нужно  было  время,  чтобы осознать свою  неправоту и  признать
поражение в "дуэли".
     Но  поражение это  было признано присутствующими учеными,  принявшими
сторону  Ферма,   что  выразил  от  их  имени  Этьен  Паскаль,  математик,
исследовавший  интереснейшую  фигуру  "спираль  Паскаля",  витки  которой,
пересекаемые любым радиусом из  ее  центра,  отстояли один  от  другого на
равном расстоянии.  Это  исследование сделало его  имя известным и  спустя
столетия. Именно он тогда в монастырской трапезной сказал:
     - Ваше  преподобие,  господин аббат,  дорогие  ученые  собратья!  Мне
кажется,  что  я  выражу общее мнение,  что тот метод верен,  который дает
верные результаты.  Но  именно этой особенностью и  отличаются все  методы
метра Ферма,  включая и не понятый уважаемым господином Декартом,  критику
которого  все  же   надо  рассматривать  как  побуждающую  метра  Ферма  к
обнародованию основания своего метода,  за  что нельзя не  поблагодарить и
метра  Ферма,   и   господина  Декарта.   Как   видим,   истина,   даже  и
математическая, рождается в споре.
     Но Декарт, не желая признать себя побежденным, вскочил:
     - Никогда,    слышите   ли,   никогда   научная   истина   не   будет
устанавливаться  голосованием!  Метр  Ферма,  оперируя  здесь  с  кривыми,
предложил расплывчатую систему координат с осями, расположенными под любым
углом.  Это непродуманно и  неудобно.  И  я  предлагаю свою "Универсальную
математику",  где  использованы  лишь  прямоугольные  координаты  и  общий
алгебраический метод для решения любых задач.
     - В  предложенных мною  координатах  допускались и  прямоугольные,  -
робко  заметил  Пьер  Ферма.   -   Но  господин  Декарт,  конечно,  вправе
воспользоваться ими, поскольку они принадлежат всем.
     Справедливости ради  надо  заметить,  что  спустя века в  современной
математике,    немыслимой   без    прямоугольных   координат,    имя    их
первооткрывателя Ферма предано забвению, они именуются лишь "кератовыми".
     Меж тем научная дискуссия в монастыре продолжалась. Ученые сообщили о
своих  планах  и  исканиях;  в  частности,  Торричелли рассказал  о  своем
намерении доказать,  что  две  пары самых сильных лошадей не  разорвут два
ничем не  скрепленных полушария,  если из них будет выкачан воздух.  И  он
пригласил научных коллег посетить Италию,  чтобы  присутствовать при  этом
опыте*.
     _______________
          * Правота Торричелли была подтверждена знаменитым опытом Герике,
     получившим   название   "Магдебургские   полушария",   проведенным  в
     Магдебурге лишь в 1654 году и доказавшим  существование  атмосферного
     давления.  Торричелли  принадлежит  изобретение  ртутного барометра и
     создание над ртутным столбом "торричеллиевой пустоты". (Примеч. авт.)

     Юный Блез Паскаль признался в  своем увлечении гидростатикой и  мечте
исследовать,  как  жидкость передает усилия.  Спустя годы  "закон Паскаля"
станет  общепринятым,   ныне  -  основой  многих  гидравлических  машин  и
аппаратов.
     Рассказывали о  своих исканиях и связанных с ними трудностях и другие
ученые,  сетуя  на  отсутствие научного  журнала,  который  подменял  пока
неутомимый аббат Мерсенн,  ведя научную переписку,  которая стала для него
смыслом жизни.
     Незаметно день склонился к вечеру.
     Заботами  аббата  Мерсенна и  благодеяниями отца-настоятеля трапезная
была использована учеными гостями по своему назначению. Послушники вносили
блюда.
     Рене Декарт ел с солдатским,  как он признался, аппетитом, жалуясь на
отсутствие у братьев-монахов хорошего вина.
     С  наступлением темноты гости  решили расходиться.  Первым привратник
хотел  выпустить Декарта  в  черном  плаще  и  на  коне,  но,  заглянув  в
щелевидное оконце, подозвал аббата Мерсенна.
     Против  монастырских ворот  гвардейцы  кардинала развели  костер,  не
собираясь уходить отсюда без добычи.
     Аббат Мерсенн предупредил Декарта. Тогда Ферма произнес:
     - Рене,  одолжите мне ваш плащ и шляпу,  а также временно и коня. Вас
там ждет Огюст? Я окликну его.
     Декарт колебался:
     - Они охотятся за мной, а схватят вас, Пьер. Хотите так?
     - Конечно!  -  улыбнулся Ферма.  - Когда выяснится, что они задержали
советника Тулузского парламента,  вы будете далеко, воспользовавшись мулом
Огюста, за что он простит нас. Я шепну ему.
     - Соглашайтесь,  господин Декарт.  Боюсь,  у вас нет иного выхода,  -
убеждал аббат Мерсенн, потирая мокрую от волнения лысину.
     - Но ведь я  же,  споря,  дрался с вами как на дуэли,  -  протестовал
Декарт. - Как же вы можете так поступать, Пьер?
     - А разве вы не поступили бы так же, будь я на вашем месте?
     Декарт помолчал и ответил:
     - Благодарю,  что  вы  так думаете обо мне.  Но  надеюсь,  что нам не
представится случая проверить меня.
     И они обнялись - противники в недавнем споре.
     Из монастырских ворот выехал всадник в черном плаще и в надвинутой на
глаза шляпе.
     - Эй,  сударь! - грубо окликнул гвардеец, хватая под уздцы коня. - Мы
не  рассчитались еще  с  вами за  утреннюю встречу.  Проклятые,  очевидно,
нанятые вами  мушкетеры ранили двух моих парней.  Но  теперь вам  придется
последовать за нами.
     - Трое против одного?  Я подчиняюсь,  - ответил Пьер Ферма. - Но куда
вы хотите отвести меня?
     - К его высокопреосвященству господину кардиналу, а потом в Бастилию.
Но до этого он примет вас с подобающей вежливостью.
     - Огюст! - крикнул Ферма. - Дождешься хозяина здесь!
     Окруженный гвардейцами всадник в черном плаще скрылся в темноте.


     Глава шестая

     ГОСТЬ БАСТИЛИИ

                                  Истинные политики лучше знают людей, чем
                                  присяжные философы.

                                  Лїюїкї дїеї Кїлїаїпїсїеї Вїеївїеїрїаїнїг


     Пьер Ферма неважно знал Париж,  лошадь его  вел  под уздцы старший из
гвардейцев,  предварительно  взяв  с  Ферма  честное  слово,  что  тот  не
использует для бегства преимущество верхового, и, получив такое заверение,
оставил задержанного на  коне.  Они  долго двигались по  темным незнакомым
улицам.
     - Ну вот,  сударь, и улица Сен-Оноре, с облегчением заметил гвардеец.
Здесь на площади и стоит кардинальский дворец.
     Ферма не мог рассмотреть фасада огромного здания, но хорошо разглядел
промчавшуюся мимо карету, запряженную шестеркой вороных коней.
     - Кажется,  вам не повезло, сударь, сказал гвардеец, должно быть, его
высокопреосвященство господин кардинал проехал в Лувр к королю.
     Перед  широкой,  ведшей  во  дворец лестницей гвардейцы остановились,
коня  под  уздцы  взял  другой  гвардеец,  а  старший стал  подниматься по
мраморным ступеням, громыхая длинной шпагой.
     Ему  навстречу  появилась плохо  освещенная серая  фигура  в  сутане.
Гвардеец, о чем-то переговорив с вышедшим, начал спускаться.
     Он молча взял коня под уздцы и повел его назад по улице Сен-Оноре.
     - Куда мы отправляемся? - поинтересовался Ферма.
     - Его высокопреосвященство поехал на вечернюю шахматную партию с  его
величеством  королем  и  почтительно просил  подождать  его  возвращения в
Бастилии.
     Гвардеец простодушно передал сказанные ему слова серым в  сутане,  но
Ферма передернуло.  Как юрист он знал, что его не могут бросить в Бастилию
без  прямого  указания  кардинала,   однако  он   не  стал  противиться  и
препираться со  своим конвоем,  заинтересованный в  том,  чтобы дать  уйти
Декарту возможно дальше, позволить ему беспрепятственно пересечь границу с
Нидерландами, прежде чем обнаружится, что схвачен не он.
     Площадь Бастилии была так же незнакома Ферма,  как и улица Сен-Оноре.
В  прошлые приезды в  Париж  он  проходил близ  Лувра,  но  теперь ему  не
встречалось знакомых мест.
     У  ворот  Бастилии,  мрачного  замка,  окруженного  высокими  стенами
посреди города, гвардейцы остановились и вступили в переговоры со стражей,
вызывая коменданта крепости.
     Наконец  из  ворот  показался  тучный  человек  с  оплывшим  лицом  и
маленькими хитрыми глазками,  которые поблескивали в свете тусклого фонаря
стражника.
     - Я протестую,  господин комендант!  - заявил Ферма. - Я отлично знаю
французские законы.  Никто не может быть брошен в Бастилию без приказа его
высокопреосвященства господина кардинала. Покажите его приказ!
     - Не  извольте беспокоиться,  сударь,  -  елейно отозвался комендант,
тяжело дыша после каждой фразы.  - Вы проведете ночь как гость Бастилии, и
я клянусь вам, что не переступите порога ни одной из камер, где содержатся
важные государственные преступники,  о  вашем  же  коне  позаботятся не  в
меньшей степени, чем о вас, сударь. - И он церемонно раскланялся.
     Ферма спокойно вздохнул, подумав, что выиграет для Декарта целую ночь
и ошибка выяснится лишь завтра.  Он сошел с коня,  которого принял один из
стражников. Двое других повели Ферма в открытые ворота крепости.
     Бастилия!  Одно лишь это  название вселяло ужас в  людей,  но  Ферма,
успокоенный учтивостью коменданта, не проявил никаких признаков волнения.
     Стража  предложила  Ферма  спуститься по  стертым  ступеням  каменной
лестницы.  Пахнуло сыростью, они вошли в полутемный коридор с двумя рядами
однообразных дверей в камеры.
     - Куда вы ведете меня? Вы слышали слова коменданта? - обратился Ферма
к стражникам.
     Но те молчали, громыхая оружием по каменному полу.
     Вдали открылась одна из дверей,  и оттуда вышли двое тюремщиков, ведя
под руки потерявшего силы заключенного.
     С каждым шагом обе группы сближались. Они сошлись под светильником, и
Ферма  содрогнулся,  встретясь взглядом со  старым графом де  Лейе,  глаза
которого  сверкнули былой  радостью  при  виде  Ферма,  но,  заметив,  что
советник парламента идет не на свидание с заключенным, а сам находится под
стражей, сразу потухли.
     Старый граф  Эдмон  де  Лейе,  соратник и  любимец короля Генриха IV,
служил ему,  еще  когда  тот,  защищая права  гугенотов,  был  всего  лишь
Генрихом Наваррским,  который,  чтобы утвердиться на  троне,  вынужден был
принять католичество,  оговорив привилегии бывших единоверцев, но погиб от
руки фанатика. Кардинал же Ришелье всячески укреплял абсолютную власть его
наследника и  объявил поход  против не  в  меру  самостоятельных вассалов,
продолжающих претендовать на старые привилегии.
     Но  как постарел бедный старый граф!  Ферма давно не  видел его и  не
знал о  немилости к  нему кардинала.  Теперь ничто не могло спасти старого
вельможу.  Ферма  слишком  хорошо  знал  беспощадность кардинала  Ришелье,
который с  равной жестокостью расправлялся и  с неугодными вассалами,  и с
взбунтовавшимися крестьянами,  и с непокорной чернью.  В Бастилии, куда не
попадали  вожаки  бушевавших  во  всей  Франции  восстаний,   двери  камер
открывались для  опальных вельмож,  так  же  обреченных,  как и  безродные
бунтовщики. Знатность рода не помогала.
     Ферма подвели к оставшейся открытой двери,  откуда выволокли графа де
Лейе, этого несчастного старика.
     Ферма запротестовал:
     - Господин комендант дал слово,  что я  не переступлю порога ни одной
камеры. Я не войду сюда и обжалую ваши действия!
     Один из стражников усмехнулся:
     - Господин комендант всегда знает,  что говорит.  - И с этими словами
он прошел вперед,  но тотчас вернулся,  после чего Пьера грубо втолкнули в
открытую тяжелую дверь,  она тотчас захлопнулась за  ним.  Ферма остался в
полной темноте,  слыша,  как  щелкает позади него  замок.  Протянув вперед
руки, он уперся ими еще в одну дверь, которая, очевидно, вела в камеру. Но
она оказалась запертой, недаром тюремщик вошел сюда на мгновение раньше!
     Ферма попробовал повернуться, но касался плечом преграды то с той, то
с  другой стороны и мог протиснуться только вбок,  до притолоки и обратно.
Он  понял,  что  находится в  тесном тамбуре,  почему-то  устроенном перед
камерой.  Ферма,  как советник парламента,  немало бывал в тюрьмах,  но не
встречал камер с таким входом.
     Только сейчас понял Ферма зловещий смысл обещаний толстого коменданта
- "гость Бастилии" не  переступит порога камеры.  Он и  не переступил его,
находясь между двух дверей в нее,  с обеих сторон сжимавших так, что он не
в силах был ни сесть,  ни лечь,  ни повернуться. И еще одну их особенность
установил он,  не  обнаружив на ощупь обычного смотрового окошечка,  через
которое тюремщик наблюдает за  узником.  Что  бы  это  могло быть?  Что за
странная камера?
     От догадки у Ферма зашевелились волосы.
     Очевидно,  двойные двери тамбура нужны,  чтоб ни  один звук,  ни один
стон,  ни  один крик не донесся из камеры!  Так вот откуда вынесли бедного
старого  графа  де  Лейе,  соратника покойного короля.  Недаром  вспоминал
старый граф о своем повелителе, который мог бы спасти его сына, а теперь и
его самого от унижений и пыток!  Да, пыток! Ибо не оставляло сомнений, что
"гостя Басти