лось, не теряй бодрости.

                                                       Л. Н. Тїоїлїсїтїоїй


     К  вечеру,  когда жара стала спадать и  с  полей от  прикрытой купами
деревьев  Сены  потянуло свежестью,  стражники парижской заставы  оставили
свои алебарды и мушкеты,  позволив себе прилечь на жухлую траву. По дороге
никто уже не вздымал клубы пыли, скоро предстояло загородить въезд в город
на ночь.
     Но  не  успели  стражники поведать  друг  другу  очередные страсти  о
призраках и проделках врага человеческого, как барабанно-копытная дробь по
булыжной мостовой заставила их  вскочить.  Мимо  пронеслись два  всадника,
очевидно спеша засветло покинуть Париж.
     Все  же  их  приметная внешность не  осталась  незамеченной.  Странно
испачканные в  такую  сушь  свежей  грязью плащи  развевались за  спинами,
подобно  недобрым птичьим  крыльям.  Края  шляп  с  перьями  у  одного  на
английский манер,  а  у  другого по-гасконски все  же  не  скрывала черную
полумаску и черную повязку, выглядевших на всадниках сходными знаками.
     Никем не предупрежденные стражи заставы не могли, конечно, знать, что
промчавшиеся мимо них господа незадолго перед тем разгромили (вернее,  это
сделал лишь один из них!)  отряд гвардейцев кардинала,  засевших на берегу
Сены  у  решетки  одной  из  сточных  канав,   откуда  внезапно  появились
замаскированные люди  со  своими почти ползущими на  брюхе конями.  И  что
потом,  при  скрещении шпаг,  полдюжина гвардейцев неизвестно как осталась
без оружия, а другая полдюжина получила более или менее серьезные ранения.
Невольно  припоминалась невероятная победа,  одержанная здесь,  в  Париже,
неким  забиякой Сирано  де  Бержераком над  ста  противниками,  правда,  в
большинстве своем пьяным сбродом и трусливыми монахами,  пытавшимися сжечь
книги философа Декарта.  Но  у  повергнутых на берегу Сены слуг кардинала,
надо думать, память отшибло.
     Хотя,   справедливости  ради,  надо  признать,  что,  потерпев  такое
поражение от по меньшей мере самого дьявола,  воплотившегося в  человека в
испачканном камзоле с черной повязкой на лбу,  они все же не отказались от
погони,   правда,   побуждаемые  к   этому   своим  усердным  лейтенантом,
уберегшимся от ран,  господином де Морье,  который, может быть, не столько
стремился догнать неугодных его высокопреосвященству,  несомненно, опасных
господ,  сколько самому ускакать подальше от  куда более опасного в  гневе
кардинала Ришелье.
     Для  того  чтобы расспросить стражников на  всех парижских заставах у
дорог, ведущих в разные стороны из столицы, гвардейцам понадобилось немало
времени,  и  когда они  допытались наконец,  в  каком направлении умчались
беглецы, те были уже далеко.
     Сирано  де   Бержерак  и   Тристан  Лоремет,   не   имея  возможности
переговариваться на  всем скаку,  каждый в  отдельности мог подумать,  что
опасность миновала.
     Во  всяком  случае,  с  наступлением ночи,  добравшись  до  одинокого
постоялого двора с  заманчивым названием "Не  откажись от  угощения",  они
решили дать коням отдых.
     Сирано не  знал планов Тристана и  был  удивлен,  что  они  скачут на
восток,  вместо того чтобы добраться до пролива Ла-Манш и  переправиться в
Англию,  где Лоремет окажется в  безопасности.  Сам же  Сирано не  знал за
собой вины и мог бы вернуться в Париж.
     Но пока они оставались во Франции и его старшему другу (а может быть,
действительно "звездному брату"!) грозила опасность, мысль покинуть его не
могла даже прийти Сирано в голову.
     Хмурый  пожилой  трактирщик с  торчащими седыми  космами  молча  взял
взмыленных лошадей,  подозрительно оглядев всадников, прибывших без слуг и
багажа.
     В   проеме  освещенной  изнутри  двери   Сирано  почудилось  видение,
заставившее быстрее забиться его сердце. Фигурка женщины показалась нашему
поэту чарующе прелестной. Гибкий, охваченный корсажем стан, лебединая шея,
очаровательный силуэт  головки с  кокетливо взбитыми волосами разожгли его
фантазию.
     Когда же он вошел в  трактир и увидел пленительную женскую улыбку,  о
которой тщетно мечтал с  ранней своей  юности,  его  даже  зазнобило.  Все
необыкновенное,  до  того  приключившееся с  ним,  сразу потускнело в  его
сознании.
     Несомненно,  причина была в  том,  что  теперь его  уже  не  уродовал
безобразный нос,  всегда отвращавший представительниц прекрасного пола.  А
он так жаждал любви,  наш Сирано,  готовый увлечься кем угодно, кому он не
покажется столь безобразным, как прежде.
     Однако  появление Тристана помогло Сирано  сразу  прийти в  себя.  Он
вспомнил о  своем долге,  о данной клятве и устыдился готового овладеть им
чувства.
     Если  пара  жгучих глазок может  оказаться сильнее дюжины гвардейских
шпаг кардинала, то чего стоит готовность Сирано служить Добру?
     - Хотят ли  проезжие господа поужинать,  принести ли  им бургундского
вина?  -  спросила юная  трактирщица,  может  быть,  дочь  встретившего их
мрачного старика или - о боже мой! - угнетаемая им жена?
     Сирано вопрошающе взглянул в  глаза прелестнице и сразу получил ответ
на все заданные им мысленно вопросы.  Но каковы эти ответы, он не смог бы,
пожалуй,  сам  себе повторить.  Важно то,  что они говорили взглядами друг
другу нечто очень значительное.
     "Добрая фея  постоялого двора" принесла им  волшебных жареных цыплят,
кувшин  сказочного  вина  и  попросила  разрешения присесть  к  их  столу,
колдовски подперев подбородок ладонью.  И  столько было природной грации в
ее позе,  что Сирано пожалел,  что он не скульптор,  и дал себе слово, что
дар ваятеля заменит страстностью поэта.
     Все заметивший Тристан тихо шепнул:
     - Если бы  не  усталые наши кони,  мы  уже мчались бы дальше к  цели,
ждущей нас обоих, ни о чем другом не думая.
     Сирано вспыхнул и с горячностью заговорил:
     - Конечно,  я  знаю,  тебе пришлось отказаться от  всего личного,  от
родных и близких, от собственных чувств...
     - Ты прав, - кратко заметил Тристан.
     Сирано принял это как упрек.
     - Не  думаешь ли  ты,  что у  нас на Земле на обет безбрачия способны
лишь попы и кардиналы?
     - Во  всяком  случае,  это  потребует  железной  воли  и  несгибаемой
преданности делу. Уэлл? - И Тристан поднял на Сирано глаза.
     - У тебя нет оснований сомневаться во мне, Демоний Сократа.
     - Не только Сократа, но и твой, Сирано, - примирительным тоном сказал
Тристан, поправляя свои спадавшие на плечи полуседые волосы.
     - О  почтенные  господа!  Почему  вы  так  плохо  кушаете,  говоря  о
возвышенном? Или я не угодила вам своей стряпней?
     - Вы  не  можете не угодить смертному,  Мадонна!  -  пылко воскликнул
Сирано.
     - Я хотела бы, чтобы вы повторяли мне это... еще и еще раз, - опустив
глаза, не без кокетства произнесла деревенская красавица.
     "Вот что  может сделать один вражеский удар летящим ножом!  Благодарю
тебя,  злой враг, за устранение моего природного уродства! Прости, что моя
шпага действовала быстрее рассудка!  -  мысленно шептал Сирано.  Но тотчас
оборвал себя: - Впрочем, это уже не имеет значения!"
     Он повернулся к Тристану и встретил его предостерегающий взгляд.
     - Ах, господа! - продолжала трактирщица. - Я вижу, что вы так дружны,
и должна огорчить вас.  У меня всего две свободные кровати,  и, как назло,
они в разных комнатах.  Если вы задержитесь у нас еще на день, то я завтра
же прикажу работникам снести их вместе.
     - Вери  найс,  прелестно,  миледи!  -  вежливо  произнес  Тристан.  -
Отведите нас в эти, надеюсь, уютные комнаты. Гуд найт, спокойной ночи.
     Молодая женщина шла по  лестнице впереди со  свечой в  поднятой руке.
Когда она полуоборачивалась, Сирано любовался ее профилем.
     Хозяйка показала заботливо разобранные умелой рукой постели, пожелала
постояльцам спокойной ночи и,  как почудилось Сирано, намеренно не спешила
уйти из его комнаты.
     Ему  стоило  немалого труда  смирить  себя,  думая  о  находящемся за
перегородкой Тристане, госте с чужих звезд.
     Но  фея  так нежно взглянула на  него перед уходом!  Нет!  Он  просто
вообразил себе все  это,  еще менее вероятное,  чем судьба Демония,  друга
Сократа,  и  ему,  Сирано,  связавшему себя  с  ним,  земные  женщины  еще
недоступнее, чем далекие звезды!
     С этой мыслью он провалился в глубокий сон.
     Разбудила его Она.
     Нежная рука   ласково  коснулась  его  щеки.  Он  по-солдатски  разом
проснулся и резко сел на кровати.
     В  полутьме он увидел молодую хозяйку,  поставившую свечу позади себя
на  стул.  Просвечивающая ночная  рубашка делала ее  похожей на  призрак в
полупрозрачном одеянии.  И  эта  ночная нимфа  была  еще  прекраснее,  чем
деревенская мадонна в  платье с корсажем.  Волосы ее волнами спускались по
плечам и источали дурманящий аромат.
     Она пришла к нему! Сама пришла... А как же старый трактирщик?
     А нимфа, словно отвечая на его мысли, прошептала:
     - Он донес на вас,  гвардейцы сейчас ворвутся сюда.  Спасайтесь! Я не
знаю вас, но... - Остальное договорил ее взгляд.
     Мгновение понадобилось Сирано,  чтобы  натянуть  ботфорты,  прицепить
шпагу. Теперь он готов был пройти через любой вооруженный строй.
     Женщина с восхищением смотрела на него.
     - Вам придется прыгать в окно.  Ваш друг уже там, с лошадьми. - И она
открыла раму.
     Снизу из трактира доносились грубые мужские голоса.
     Сирано посмотрел в черноту ночи,  привлек к себе свою спасительницу и
запечатлел на ее ищущих влажных губах,  быть может,  не просто благодарный
поцелуй. Потом прыгнул в темноту.
     Ноги ушли во что-то мягкое,  вскопанную грядку или кучу навоза. Остро
запахло дегтем, конюшней и конским потом.
     Лошади были уже  оседланы,  а  совсем близко за  углом храпели другие
кони, ночью ворвавшиеся с гвардейцами на постоялый двор.
     Она свесилась из окна.
     - Туда!  -  показала она  свечой в  руке.  -  Там огороды,  кони сами
перепрыгнут через ограду!
     Сирано  и  Тристан не  заставили себя  ждать.  Последнее,  что  успел
увидеть Сирано,  это силуэт мадонны в  освещенном окне.  Кто-то оттянул ее
назад.
     Кони действительно сами,  невзирая на темноту,  с привычной легкостью
преодолев преграду, вынесли всадников в поле.
     Сирано   сначала  удивился  сметливости  "подземных  коней"   герцога
д'Ашперона,  но  потом понял,  что  это местные кони,  свежие,  которых на
всякий  случай еще  с  вечера оседлала прелестная хозяйка,  неведомо каким
чутьем угадав грозящую ее гостям опасность.
     То,   что   кони   оказались  свежими,   дало   беглецам  неоспоримое
преимущество.
     Гвардейцы, обнаружив их бегство, не смогут уже на своих утомленных за
дорогу от Парижа лошадях угнаться за ними.
     Весь день с утра до самого вечера Тристан и Сирано скакали на восток.
     Еще один придорожный трактир дал им  возможность сменить лошадей,  но
помогла им  на  этот раз  не  "добрая фея  с  постоялого двора",  а  тощий
трактирщик с  жадно  бегающими глазами,  получивший от  Тристана кошелек с
пистолями.
     Казалось,   беглецам  уже  ничто  не  угрожает.  Кардинальские  слуги
остались далеко позади.
     Однако  Сирано  и  Тристан  не  учли  безграничного влияния кардинала
Ришелье в любом уголке Франции.
     Усердный  лейтенант  де  Морье,   первоначально  спеша  сам  поскорее
ускакать подальше от Парижа,  понял,  что вернуться туда с пустыми руками,
упустив государственных преступников, это все равно что взойти на эшафот.
     Поэтому энергия его мало сказать что удесятерилась.
     Он спасал свою жизнь,  которую ценил,  впрочем,  как и многие другие,
выше всего на свете.
     Ему   пришла  благотворная  мысль  мобилизовать  для   погони  именем
всесильного кардинала Ришелье свободные от боевых действий воинские части,
которые могут встретиться на пути.
     И он так красноречиво объяснил капитану кавалерийского полка графу де
Пасси необходимость поймать врагов кардинала,  расписав ему выгоду,  славу
или  расправу в  случае удачи  или  неудачи,  что  бравый офицер решил сам
отправиться во  главе сильного отряда по направлению к  альпийской границе
Франции, к которой, по-видимому, устремились беглецы.
     Ничего  не  подозревая об  этом,  наши  герои,  сберегая силы  коней,
расположились на  мирной  лужайке,  где  паслись  коровы,  дополняя  чисто
французский пейзаж,  прикрытый почти неприметной дымкой, которую живописцы
научились с  поразительным искусством передавать.  Под  этой нежной вуалью
природа выглядела особенно привлекательной.
     - Солярия -  сестра Земли,  -  сказал Тристан. - Но нигде на ней я не
видел раньше такой отдохновенной красоты,  как здесь,  даже в  милой моему
сердцу сократовской Греции.
     - Там слишком жарко, - заметил Сирано.
     - Ты прав.
     - Ты  замечаешь  нашу  французскую дымку?  Я  обожаю  ее  с  детства,
проведенного в  местечке Мовьер близ Парижа.  Мы с  моим другом Кола Лебре
ловили рыбок в Сене, а я умолял его отпустить их обратно в воду.
     - Дымка,  говоришь ты?  -  спросил Тристан,  приподнимаясь на  локте,
чтобы посмотреть на пасущихся лошадей. - Вери бед! Скверно! Не находишь ли
ты, что дымка там, вдали на дороге, слишком густа?
     - Это,  несомненно,  пыль,  Тристан. Ее могут поднять только скачущие
кони.
     - Упорству твоих  землян  могут  позавидовать наши  солярии.  Вперед!
Граница недалеко!
     - Ты  думаешь,  Тристан,  что  граница с  Граубинденом остановит моих
соотечественников?
     - Не думаю. Я знаю, сколько крови пролито за обладание этой маленькой
швейцарской провинцией из-за ключевых ущелий, проходящих по ней.
     - Но в этих ущельях мы будем зажаты, Тристан. Не повернуть ли на юг?
     - Нет, мой друг. Именно в горах мы найдем убежище.
     Сирано не спорил.  Поймав своего коня,  он вскочил в  седло и полетел
вслед за уже скачущим Тристаном.
     Погоня была близка,  притом на  свежих армейских лошадях.  И  как это
слуги кардинала выследили их, снявших заметные черные знаки?
     Но золото кошелька,  оставшегося у  тощего трактирщика,  вместе с его
страхом перед солдатами кардинала оказалось прекрасным следом, по которому
помчались конные воины графа де Пасси.
     Тристан и  Сирано оборачивались,  видя,  как,  несмотря на  усилия их
усталых лошадок,  грозное пыльное облако неотвратимо приближается.  И  оно
представлялось им  серой  сутаной  того,  кто,  прикрыв  ее  кардинальской
мантией,  таил под  нею  злость и  ненависть,  жестокость и  коварство,  с
помощью  которых  управлял  Францией,   навязывая  свою   волю  истощенным
нескончаемой войной европейским странам,  в  числе  которых не  было  лишь
близкой путникам Швейцарии, оставшейся в стороне от сражений.
     Граубинден!  Альпийская провинция, родина отважных горцев, добившихся
независимости,  отказавшаяся от  войн и  посылавшая за золото своих солдат
для охраны европейских монархов.
     Сирано уже сталкивался с ними, охранявшими папский дворец в Ватикане.
Но тогда они были союзниками против испанцев,  а сейчас?  Как они встретят
беглецов,  если за ними гонятся французы самого Ришелье, с которым едва ли
захотят ссориться граубинденцы!
     Но всадники миновали границу без всяких затруднений.  Она попросту не
охранялась.  Война бушевала вдали отсюда, и власти кантона не хотели нести
расходов по охране ненужной пока никому границы.
     Но  если  не  было граубинденцев,  то  за  спиной беглецов,  сокращая
расстояние, скакали французы.
     Долина между горными склонами то  расширялась,  то  сужалась.  Дорога
делала изгибы,  копируя текущую здесь речку,  берущую начало в  альпийских
высотах.
     В  одном месте скалистые бастионы так  сжали дорогу,  что  она  узкой
лентой едва протискивалась между ними.
     Тристан скакал впереди, словно знал здесь любой камень.
     За  скалой,  почти  перегородившей  ущелье,  он  неожиданно  повернул
налево,  вброд перебрался через речку и  стал углубляться в  зеленую чащу,
заставляя лошадь карабкаться по круче.
     Сирано решил,  что  он,  чувствуя погоню за  спиной,  пытается уйти в
сторону,   пользуясь  тем,   что   скала   закрывала  на   время   их   от
преследователей.  Однако Сирано ошибся. У Тристана было совершенно иное на
уме.
     Но  не ошибся лейтенант де Морье.  Предвидя,  что преследование может
продолжиться и  в горной местности,  он захватил с собой из полка графа де
Пасси опытного горца-следопыта.
     Потеряв из виду преследуемых,  отряд остановился у  скалы,  и  усатый
солдат-швейцарец,  соскочив  с  седла,  стал  внимательно  всматриваться в
пыльную дорогу.
     Ему  не  составило большого труда разгадать план беглецов именно так,
как представил его себе Сирано.
     Отряд вброд перешел речку, где вода доходила лишь до брюха лошадей, и
солдаты с гиком стали погонять коней, понуждая их взбираться по склону.
     Тристан и  Сирано находились уже  много выше.  Им  хорошо было  видно
сверху,  как многочисленные преследователи, немного поплутав, нашли верный
путь и идут по их следам.
     - Оставим  лошадей,  -  предложил Тристан.  -  Надо  пожалеть  бедных
животных. Ты ведь жалел рыбок из Сены. Уэлл?
     - Вери уэлл!  -  в тон Тристану ответил Сирано, соскакивая с седла. -
Ты  хочешь сдаться?  Вряд ли  с  нами поступят так,  как  я  с  пойманными
рыбками.
     Тристан улыбнулся, бросив свое обычное:
     - Ты прав.
     Он направился к  скале и  с  завидной ловкостью для его возраста стал
взбираться по почти вертикальной каменной стене.
     Сирано не  мог надивиться на его силу и  ловкость.  Сам он никогда не
лазил по горам,  но тренировки, которые он провел под руководством индейца
племени майя в коллеже де Бове, помогли ему сейчас, и он старался ни в чем
не уступить своему старшему брату и руководителю.
     - В Солярии тоже есть горы? - крикнул он снизу.
     - В Солярии есть все,  что встречается на Земле, кроме Ненависти, Зла
и Несправедливости.
     - Как бы я хотел увидеть такой край, - отозвался Сирано.
     - Кто знает! Может быть! - загадочно ответил сверху Тристан.
     Солдаты нашли брошенных внизу коней и заметили взбирающихся по скалам
беглецов.
     Началась   беспорядочная  стрельба   из   мушкетов.   Впрочем,   пули
расплющивались о камни много ниже, чем находились два доброносца.
     Среди солдат нашлись скалолазы, которые по приказу лейтенанта полезли
по той же стене, проводник же, граубинденец, повел отряд в обход, заверив,
что они прискачут наверх чуть ли не раньше, чем там появятся беглецы.
     Но доброносцы поднялись все же прежде.  Действительно,  они оказались
снова  на  тропке,  на  которой  в  любую  минуту  могли  появиться конные
преследователи.
     И  тут  Тристан вдруг  повел  Сирано резко  вниз,  чтобы  снова,  как
подумалось тому, сбить с толку преследователей. И он опять ошибся.
     Чаща  деревьев разом  оборвалась,  открыв  вид  на  круглую  впадину,
похожую на кратер когда-то действовавшего вулкана.  Посередине поднималось
странное сооружение, напоминая одинокую крепостную башню.
     Крепость здесь,  в  непроходимых горах?  Ее  не достроил какой-нибудь
суверен?  Сирано не  успел  спросить об  этом  Тристана,  поняв,  что  тот
устремляется к  странному строению.  Но эту башню,  в  которой,  очевидно,
хотели укрыться беглецы,  увидели и преследователи. Может быть, о ней знал
и проводник.
     Она была совершенно круглой,  поднимаясь выше самых высоких деревьев,
поблескивая на  солнце  своими  боками,  словно  покрытая броней от  пуль.
Сирано отметил это,  прыгая с  камня  на  камень в  попытке не  отстать от
ловкого Тристана.  Он  слышал за  собой крики спускающихся солдат.  О  чем
думает Тристан? На что рассчитывает?
     Почти  задыхаясь,  догнал  он  Лоремета,  в  изнеможении  упавшего  у
основания загадочной башни.
     - Помоги мне, брат, - прохрипел он. - Здесь дверь, люк...


     Глава четвертая

     АУТОДАФЕ* В ГОРАХ

                                         Из тьмы