акрыт - по настоянию Коэна. Точнее, закрыли только русскую его часть, но в любом случае лет через пять идея полета к Марсу тихо скончалась сама собой - на горизонте замаячили задачи посерьезнее. Мохов сначала ничего не мог понять. Он метался от инстанции к инстанции, пытался выбить какое-то финансирование на продолжение своих работ - тщетно. Перед ним закрывались все двери. Тогда он отреагировал так, как и положено загадочной славянской душе, - впал в глубочайшую депрессию, стал с утра до ночи пить водку и играть на своей гитаре. Хороший он был человек, но удар держать совершенно не умел.
     Мондрагон почему-то вспомнил Антона Сомова и непроизвольно усмехнулся.
     - Я видел его в этот период, - продолжал консул. - Он выглядел раздавленным, ошеломленным, потерявшим смысл и цель жизни. Еще бы - получить от судьбы такую оплеуху, находясь на пороге одного из величайших открытий в науке, - это выдержит не каждый... Через какое-то время, когда он уже потерял всякую надежду продолжить свои исследования, с ним связался один из его коллег по работе в Массачусетском технологическом и предложил завершить начатую в Москве работу в одном закрытом институте на территории Североамериканской Федерации. Ему пообещали почти неограниченное финансирование, грамотных ассистентов, более чем щедрое жалованье, а главное - возможность проверить созданную им теорию "танцев Мохова" на практике, используя мощности Ливермор-ского ядерного центра.
     - А просто так он бы не согласился? - поинтересовался Мондрагон. - Любой нормальный ученый принял бы такие условия не задумываясь.
     - Любой нормальный - возможно, - не стал спорить де Тарди. - Но Мохов был гением. А требовать от гения, чтобы он вел себя, как нормальный ученый, довольно глупо.
     Во-первых, он оставался фанатиком марсианского проекта. Если бы ему предложили продолжить работу над "танцами Мохова" в тот период, когда проект еще влачил свое существование, он бы отказался, несмотря на все выгоды, которые мог получить от переезда в Америку. Ведь его новых спонсоров интересовали вовсе не перспективы применения гравитора в космическом пространстве, а иные, более приземленные сюжеты. Во-вторых, несмотря на приобретенную в Кембридже и Массачусетсе привычку к западной жизни, Владимир хранил наивную верность своей стране. Он не раз говорил мне, что наука - это единственное, что осталось у проданной и преданной России, что, только развивая науку, можно преодолеть роковое отставание между его страной и государствами Запада, что те прорывы, которые обязательно совершат оставшиеся в России ученые, обеспечат ей достойное место среди ведущих держав планеты... Все его простодушные надежды разбивались одна за другой на моих глазах, и с каждым днем он все меньше верил в то, что его открытие действительно кому-нибудь нужно. Нет, чисто психологически момент был выбран идеально. Владимир еще мог продолжать работу, но его уже не интересовало, зачем и кому понадобятся результаты его исследований. О космическом гравитационном двигателе речь уже не шла, но когда ему предложили построить действующую модель светового кольца, он согласился. К концу двадцатых годов в обстановке строжайшей секретности состоялся первый пробный запуск установки, отдаленным потомком которой является главная героиня вашей книги...
     - Какая героиня? - не понял Сантьяго.
     - Стена. Результат превзошел все ожидания. Оказалось, что массу (в первый раз в эксперименте использовали килограммовый кусок горного хрусталя - из-за подходящей кристаллической структуры) можно не только перемещать из настоящего в прошлое, но и оставлять там на неопределенно долгое время. "Танцы Мохова" поддавались внешнему управлению! С этого момента началась история проекта "Толлан".
     Сантьяго, который на протяжении всего рассказа изрисовал с десяток больших белых салфеток разнообразными уродливыми рожицами, отложил "Паркер" и налил себе еще водки.
     - Когда стало ясно, что первая экспериментальная установка в Ливерморе может послужить моделью для куда больших, невообразимо превосходящих ее по мощности, впервые возникла мысль использовать ее для создания барьера времени. А оттуда до идеи Стены было уже рукой подать. В двадцать девятом году о проекте, носившем тогда название "Вавилон", доложили Иеремии Смиту. Пророк, как всегда, среагировал стремительно - уже через год в евразийских степях высадились первые бригады строителей...
     - Какая жалость, что я не захватил с собой Эстер, - сказал Сантьяго. - Половину всего, что вы мне рассказываете, я как пить дать завтра к утру уже и не вспомню.
     - Вы считаете это необходимым ? - прищурился де Тарди. - Все равно ведь в книгу вам такие материалы вставить не позволят.
     - Ну, это мы еще посмотрим... Заказчик гарантировал мне доступ к любой информации, касающейся Стены, и пока что никто не запрещал мне упоминать о тех или иных вещах.
     - Sancta simplicia! (Святая простота! (лат.) Дорогой племянничек, позвольте поинтересоваться, знакомы ли вам азы такой дисциплины, как криптоматика? Если вы владеете ею на том же уровне, что и квантовой физикой, вам могли спокойно выдать пожизненное разрешение на посещение любых баз данных Империума...
     - Криптоматика? - переспросил Сантьяго. - Это что, синтез криптографии и математики?
     Де Тарди взглянул на него с плохо скрываемым сожалением.
     - Ничего общего. Это наука - или, если угодно, искусство - скрывать информацию. Главное достижение нашего века. Девятнадцатый век был веком пара, двадцатый - электричества и атомной энергии, а наше время - время торжества глобальной криптоматики.
     - Ерунда какая, - сказал Мондрагон. - В жизни не слышал ни о какой криптоматике, а вы, дядюшка, пытаетесь меня верить, что мы живем в ее эпоху...
     - Потому и не слышали, дорогой мой. Много бы стоила наука о сокрытии тайн, если бы о ней трезвонили на каждом шагу. Основной ее принцип - никто ничего не должен знать наверняка. Доказывается элементарно. Сколько народу живет сейчас на Земле?
     - Около восьми миллиардов, - немедленно ответил Сантьяго, совсем недавно использовавший эти цифры в одном из своих эссе. - Надеюсь, вы не ждете от меня точных цифр ?
     - Не жду. Но откуда вам известно, что миллиардов именно восемь?
     - Ну, извините, дядюшка. Достаточно запросить своего ВС, и он тут же вам выдаст всю необходимую информацию.
     - А откуда возьмет информацию ваш виртуальный секретарь?
     - Из Сети, разумеется. Если вы так недоверчивы, проверьте сами, используя разные поисковые машины.
     - Вот-вот. К этому-то я и клоню. Эти машины непременно выдадут вам разные результаты. Где-то вы действительно найдете цифру в восемь миллиардов, где-то - в восемь с половиной, в другом месте вам выдадут формулировку "около девяти", а некоторые ренегаты станут утверждать, что в настоящий момент население планеты не превышает семи биллионов человек. Представляете себе разброс - от семи до девяти? В эту информационную дыру проваливаются два миллиарда человек! А что, если кто-то скажет вам, что все эти данные по-своему соответствуют действительности ?
     - Софистика, - уверенно ответил Мондрагон. - Вы просто стараетесь запудрить мне мозги. При чем здесь Стена, ваш знакомый физик и машина времени?
     Неслышно подошедший бармен забрал со стола вазочку с растаявшим льдом и поставил на ее место новую, с крепкими поблескивающими кубиками.
     - Дорогой мой, - покачал головой консул, - вы не знаете точно, сколько народу живет на Земле. Вы не знаете точно, существовал ли русский физик, открывший принцип, на котором основана Стена. Вы, пишущий книгу о Стене, почти ничего не знаете о том, как она создавалась... И ведь в таком положении находитесь не только вы один. Вот что такое триумф криптоматики.
     - Эй-эй-эй, - сказал Сантьяго, - только не надо передергивать!
     - Где же я передергиваю? Вы несколько месяцев собираете материалы, рыщете по закрытым базам данных, роетесь в навозных кучах ради мелкого жемчуга истины. А потом выясняется, что вы не знаете о предыстории проекта "Толлан" ровным счетом ничего. Или, точнее, знаете столько же, сколько знают о ней все остальные. Так что же нового вы собираетесь сказать urbi et orbi1 (Городу и миру (лат.) вашим опусом?
     - А, - сказал с облегчением Мондрагон, - вот вы к чему клоните. Обычная, знаете ли, история в разговоре с читателями - рано или поздно всегда найдется такой, который станет выпытывать, что же нового хотел сказать автор той или иной книги...
     - По-моему, вполне резонное любопытство. Разве нет?
     - Нет! Писатель не обязан сообщать читателю ничего нового, он должен просто уметь рассказывать истории и убеждать. Все остальное - от лукавого. Поймите, дядя, от моей книги никто не ждет, что в ней будут раскрыты какие-то мрачные и, по большому счету, никому не нужные тайны. Да, черт возьми, от нее вообще никто ничего не ждет! Господин Фробифишер со своими друзьями-иерархами заказал мне ее с одной только целью - чтобы выиграть пару лишних очков в глазах общественного мнения. Санти Мондрагон - это имя, меня читают пятьдесят миллионов человек, и они мне верят. Если я напишу, что проект "Толлан" - это великое благо для всего человечества, они подумают: да, черт побери, если уж такой парень, как наш Сантьяго, считает, что это неплохо, видно, так оно и есть...
     - Простите мне мое любопытство, - перебил его де Тарди, - но для чего, по-вашему, Белому Возрождению понадобилось убеждать кого бы то ни было, пусть даже это пятьдесят миллионов ваших читателей, в том, что Стена - благо? Через два дня от Стены останутся одни воспоминания - причем вне зависимости от того, согласятся ваши читатели с правомерностью этого шага или нет. Больше того, книжка-то, полагаю, выйдет не завтра?
     - На что это вы намекаете? - прищурился Мондрагон. - Хотите сказать, что я получаю деньги за никому не нужную работу?
     - Ни в коем случае. Боюсь, что все обстоит совсем наоборот: как и мой бедный друг Владимир, вы получаете деньги за работу, истинный смысл которой вам неизвестен.
     Сантьяго недоуменно посмотрел на де Тарди, потом перевел взгляд на бутылку. Водки в ней оставалось совсем немного.
     - Кстати, а что произошло потом с русским физиком? Он действительно застрелился?
     Консул печально улыбнулся.
     - Нет, это как раз легенда. Когда Владимир узнал, для каких целей будет использован открытый им эффект, он испытал потрясение... но довольно быстро оправился. Еще два или три года он продолжал осуществлять научное руководство проектом "Вавилон", а потом отошел от дел. Мне казалось, что у него что-то оборвалось в душе, в той самой загадочной славянской душе, и он потерял интерес - и к работе, и к жизни. Владимир поселился где-то в глуши, то ли в Орегоне, то ли в Висконсине, и углубился в разработку теории темпорального поля. Теория, правда, так и осталась незаконченной - он умер в тридцать пятом году от цирроза печени.
     - Грустная история, - сказал Сантьяго. - Интересно все же, почему в России о нем ничего не знают?
     - А вот это уже заслуга криптоматики. Все данные о Владимире Мохове были стерты, почти все знавшие его люди умерли или оказались за Стеной, немногие оставшиеся предпочитали не вспоминать о нем. Официальная версия, которой вы наверняка придерживаетесь в своей книге, гласит, что два швейцарских физика, работавших в ЦЕРНе, Терье и Лесаж, основываясь на теории американца Джонатана Хэкмена, сумели проколоть пространство и выйти в параллельный мир, отделенный от нашего границей, получившей условное название "сумеречной зоны"...
     - А что, это разве неправда?
     - Нет, почему же. С тем немаловажным уточнением, что сумеречная зона - это фикция, фантом. Красивое определение, позаимствованное Терье из какого-то древнего фантастического фильма. В действительности никакой границы не существует, есть только колебания, открытые моим несчастным другом Моховым, - вперед-назад, прошлое-будущее, шаг вперед, два шага назад. Разумеется, в такой системе не существует четкой системы координат - отсюда, собственно, и пресловутая "сумрачность"...
     - Минутку! - воскликнул Сантьяго. - Если сумеречная зона - миф, то где же тогда находится Земля Спасения?
     Консул удивленно посмотрел на него.
     - Как - где? В прошлом, разумеется.
     - Ага, - сказал Мондрагон. - И что же это за прошлое? Или, лучше сказать, где оно, это прошлое? Что за эпоха? Мезозой, кайнозой? Что-то я не припомню, чтобы кто-то из побывавших там рассказывал о динозаврах...
     - За точность я не ручаюсь, - ответил де Тарди. - Но, как мне кажется, речь шла о нескольких сотых долях секунды.
     - За это имеет смысл выпить, - сказал Мондрагон. - Боюсь, трезвому сознанию такого просто не вынести.
     Де Тарди наполнил свой бокал и отсалютовал им Мондра-гону.
     - Дорогой племянник, если вы пишете книгу о Стене, вам как никому другому должно быть известно - в этой области никто ничего не знает наверняка. Да, теоретически существование другого мира за барьером сумеречной зоны было установлено Терье еще в тридцатом году. И Терье, и Лесажу удалось провести целый ряд успешных экспериментов по отправке в тот мир живых людей - и предъявить этих счастливчиков средствам массовой информации после их возвращения. Да, все вернувшиеся рассказывали приблизительно одно и то же - за пределами сумеречной зоны лежит огромное пригодное для жизни и абсолютно незаселенное пространство. Вот, собственно, и все факты, на которых выросла легенда о Земле Спасения.
     - Почему же легенда? - озадаченно спросил Сантьяго. - Ведь где-то же они побывали...
     - Ну разумеется, побывали. Установка, использующая эффект "танцев Мохова", перенесла их на несколько шагов в прошлое и ровно на столько же - в будущее. Если подходить к перемещениям во времени с точки зрения писателей-фантастов, то и в прошлом, и в будущем они непременно должны были встретить самих себя, однако ничего подобного не произошло. Они вообще никого не встретили. Ни в прошлом, ни в будущем нет людей. В первом случае - уже нет, во втором - еще нет. Принцип тот же, что в известном парадоксе Эпикура о смерти. Жаль, что вы уже так нагрузились спиртным, мой друг, эти сюжеты непросты для понимания.
     - Нет-нет, - заверил его Сантьяго. - Все самое важное я улавливаю.
     - В вульгарной трактовке путешествий во времени машина с пассажирами попадает в какой-то уже давно канувший в Лету год и пассажиры начинают творить там, что хотят, вплоть до убийства своего дедушки. Те, кто верит в такие сказки, воспринимают время как бесконечный театр с миллиардом дверей, за каждой из которых одни и те же актеры постоянно разыгрывают свою мизансцену. На самом деле, конечно же, все обстоит по-другому. Если взять классическое определение Гераклита, согласно которому время - это вода в реке, то, двигаясь против течения, мы никогда не вернемся в ту воду, с которой начали свое движение. Но берега реки никуда не текут, они пребывают в ином, неподвижном состоянии, поэтому, бредя навстречу потоку, вы можете в конечном итоге выйти к той оливе, у корней которой на заре своей юности обнимались с прелестной пастушкой...
     - Очень впечатляет. - Мондрагон посмотрел на часы и вдруг икнул. - То есть, если я правильно понимаю, позади у нас - пустыня и впереди тоже ничего хорошего?
     - Грубо говоря, да. Поэтому не имеет значения, как далеко в прошлое вы отправляетесь - сдвинувшись даже на тысячную долю секунды назад, вы полностью теряете контакт с нашим миром, наступает десинхронизация. Сотая доля секунды дает устойчивый эффект темпорального барьера - между вами и временем, которое вы покинули, возникает непроницаемая, невидимая и неосязаемая стена - куда крепче любых стен из камня и металла. Именно несокрушимость этого барьера и предопределила судьбу вашего Каина. Запереть буйного братца в невидимую клетку, сплетенную из струн времени, - изящное и достаточно гуманное решение...
     Де Тарди остановился на полуслове, Сантьяго, сидевший спиной к двери, увидел, как из-за его плеча на столик упала чья-то тень.
     - Добрый вечер, джентльмены, - произнес незнакомый голос с мягким восточным акцентом. - Простите, что помешал вашей беседе...
     - Нисколько не помешали, Ваше Величество. - Де Тарди с неожиданным проворством поднялся со своего стула и склонился в полупоклоне. - Это большая честь для нас...
     Мондрагон обернулся и увидел у себя за спиной высокого худощавого мужчину в военной форме. Узкое смуглое лицо с небольшой холеной бородкой показалось ему очень знакомым - он определенно знал этого человека, хотя и не мог вспомнить, откуда. Может быть, на вчерашнем приеме ?.. Тут наконец слова консула достигли его затуманенного водкой сознания, и он с грохотом вскочил, задев животом столик и опрокинув пустую бутылку.
     - Ваше Величество, - пробормотал он, изумленно глядя на бутылку, перехваченную в нескольких сантиметрах от пола телохранителем короля Аравийского, который только что спокойно стоял в дверях бара. - Кто бы мог подумать...
     - Разрешите представить вам моего друга и родственника, известного писателя Сантьяго де Мондрагона, - церемонно произнес де Тарди. - Сантьяго, познакомься с Его Величеством королем Аравии Хасаном ибн-Саудом Четвертым.
     - Я невероятно польщен, Ваше Величество, - с трудом выговорил Мондрагон, пытаясь понять, стоит ли протягивать королю руку или это будет воспринято как нарушение этикета. - Всегда хотел побывать в вашем прекрасном королевстве, Ваше Величество...
     - Ну так приезжайте, - пожал плечами Хасан ибн-Сауд. - Мы всегда рады гостям, тем более столь именитым, как вы, господин Мондрагон. Надеюсь, вам понравится моя страна .. - Тут он покосился на пустую бутылку, которую телохранитель вернул обратно на столик, и с сомнением покачал головой.
     - Не изволите ли почтить наше скромное застолье своим обществом? - спросил консул. - Мы говорим о всяких приятных пустяках: о физике, о литературе...
     - Благодарю вас, мой друг, - сказал король и слегка поднял бровь. Телохранитель мгновенно придвинул ему стул, а сам встал чуть в отдалении, сложив на груди мускулистые руки и оглядывая зал обманчиво полусонным взглядом. - Я искал вас, чтобы кое о чем посоветоваться.
     - Вам достаточно было прислать мне вызов, - склонил голову де Тарди. - Уверяю, Ваше Величество, я не заставил бы себя долго ждать.
     Король слабо улыбнулся. Мондрагон наблюдал за ним, от всей души надеясь, что делает это незаметно. Что-то настораживало его в облике Хасана ибн-Сауда, казалось неправильным, не соответствующим мягкой манере речи, плавным жестам, словно бы устремленному внутрь взгляду больших карих глаз. Сантьяго подумал, что человек с таким сильным и волевым лицом должен вести себя по-другому - надменно и властно, как и подобает абсолютному монарху баснословно богатого восточного королевства. Король, напротив, производил впечатление человека нерешительного и задумчивого - телохранитель, поймавший опрокинутую Мондрагоном бутылку, выглядел куда более внушительно. Красивая военная форма с лазоревыми лампасами и золотыми, украшенными бриллиантами погонами сидела на короле как влитая, но это лишь добавляло неестественности его облику. Человек, носящий такую форму, должен говорить краткими рублеными фразами, так, чтобы даже разговоры о погоде в его устах звучали докладом о положении дел на фронтах.
     - Принесите, пожалуй, соку, - сказал Хасан ибн-Сауд подскочившему бармену. - У вас есть нектар дурьяна? Вот его и принесите.
     - Ваше Величество, - де Тарди кольнул льдистым взглядом Сантьяго, - если вы предпочитаете поговорить наедине...
     - Я, пожалуй, пойду, - с обидой проговорил Мондрагон, привстав со стула. - Не стану вам мешать... - Тут его качнуло, и он плюхнулся обратно на сиденье.
     - Что вы... - Король укоризненно посмотрел на консула. - Никаких секретов от господина Мондрагона. В конце концов мы все в одной лодке, не так ли ?
     - На одном "Титанике", - пробормотал Сантьяго. Ему все еще хотелось встать и уйти, но он опасался, что с такой координацией движений вряд ли доберется до салона без посторонней помощи. - Благо