бы штрафом, но за Типфелем обнаружилось слишком много грешков. Министерство безопасности запросило информацию у европейских коллег, и вот тут-то история с Истинной Каббалой и порезанным на куски Золтаном Лигетти вновь выплыла на свет божий.
     Ну, разумеется, он клялся, что никого не убивал. По его словам, Истинная Каббала если кого-то и приносила в жертву, то только цыганят и мусульманских детишек. Это, кстати, походило на правду, потому что за все годы существования секты случай с Лигетти был единственным, когда полиция всерьез села каббалистам на хвост. Типфель пытался убедить следователей в том, что убийство Золтана напутало его приспешников настолько, что они свернули всякую активность в Восточной Европе и залегли на дно. Это опять-таки звучало правдоподобно, потому что после тридцать шестого года об Истинной Каббале в Будапеште больше никто не слышал. Что самое интересное, Сатанаил яростно отрицал свою гомосексуальную связь с Золтаном. Нет, он не собирался делать вид, что однополая любовь ему незнакома - в конце концов, квебекские черномазые ребятишки с этим никогда бы не согласились. Но Золтан Лигетти якобы был совсем не в его вкусе - здоровенный блондин нордического типа, такие ему никогда не нравились. Другое дело - его сестра.
     Прижатый к стенке Типфель сознался, что действительно несколько раз встречался с юной черноволосой красавицей Аготой Лигетти в барах Верхнего Города и даже провожал ее до особняка на Габсбург-авеню. Накануне убийства Золтана Агота первый раз пригласила его домой, и они провели несколько часов наедине, занимаясь любовью и попивая коктейли с палинкой. Нет, самого Золтана в квартире не было - Агота сказала, что он на дежурстве. Да, на бутылке могли остаться его отпечатки, потому что коктейли готовил Андреас, но где-то на бокалах обязательно должны найтись и отпечатки нежных пальчиков Аготы. Увы, никаких иных отпечатков в особняке не нашлось, и неудивительно - ведьу Золтана Лигетти никогда не было сестры.
     Голос Карпентера доносился откуда-то издалека. Дана автоматически подняла свой бокал ко рту, отхлебнула глоток. Виски или вода - вкуса она не почувствовала. В голове стучали маленькие злые молоточки, глаза жгло, как будто туда плеснули лимонным соком. Это предел, с удивившим ее саму спокойствием подумала Дана, предел, за которым уже невозможно больше реагировать на боль. Все, что происходит, происходит не со мной. Я просто смотрю стерео, очень красочное и правдоподобное, или подключилась к мастерски сделанной фата-моргане. Потом все закончится, и я вернусь в свой мир, где не будет этого ужасного номера, этого отвратительного ощущения липнущей к мокрому телу ткани, этого страха, висящего в воздухе наподобие табачного дыма... Дана сделала еще один глоток и опять ничего не почувствовала. Тем далеким осенним вечером они пили палинку с вишневым соком и какой-то шипучкой - Анди глушил бокал за бокалом и все больше пьянел, а она лишь делала вид, что пьет. Но вкус вишни, сливовицы и щекочущих язык пузырьков навсегда остался в ее памяти. Она могла бы почувствовать его даже теперь, достаточно только вспомнить... вспомнить, как все это было... вспомнить тот ветреный и не по-сентябрьски холодный вечер 17 сентября 2036 года... Нет, подумала Дана, я не должна... Он же именно этого и добивается, опрятный, предусмотрительный гад, залепивший все стены моего номера какой-то склизкой дрянью... Он же хочет, чтобы я вспомнила тот вечер и сама призналась в том, что совершила.
     Карпентер откашлялся, прочищая горло, - даже этот вполне естественный звук получился у него каким-то ненатуральным, словно бы многократно отрепетированным.
     - На беду Типфеля, Конгресс Федерации за пару месяцев до его ареста одобрил закон о принудительном сканировании мозга подозреваемых в особо тяжких преступлениях, и Первосвященника Сатанаила отдали мнемохирургам.
     Десять лет назад мнемохирургия только из пеленок вылезала. Половина пациентов после сканирования мозга годилась разве что для психиатрической клиники строгого режима, а оставшиеся до конца своих дней страдали от различных маний и фобий. Но этот парень, Типфель, и без того уже был законченным психом, так что когда мнемохирурги закончили потрошить его память, он превратился просто в бешеное животное - голыми руками разорвал сталепластовые наручники и едва не загрыз двоих санитаров. Между тем выяснилось, что в голову ему лазили не зря, потому что Золтана Лигетти действительно убил не он. И, что самое поразительное, его рассказ о красавице-брюнетке, с которой он славно повеселился на той самой постели, где десять часов спустя обнаружили порубленного на венгерский гуляш полицейского, оказался истинной правдой. В том смысле, что сам Андреас Типфель действительно считал ее сестрой Золтана Аготой. Тогда как, повторюсь, никакой сестры у убитого офицера не было.
     Карпентер замолчал, явно довольный своим красноречием. Дана и не заметила, как он уселся на край мягко прогнувшейся под его весом кровати, оказавшись так близко, что она могла бы дотронуться до него обнаженной ступней. Или ударить пальцами ноги по сгибу локтя так, чтобы виски из бокала плеснуло ему в глаза. Тогда он на несколько секунд ослепнет, а за это время можно схватить со столика бутылку и со всей силы опустить ему на мягкий затылок... В конце концов, он незаконно проник к ней в комнату, подкупив портье и получив дубликат ключа. Хотела бы она посмотреть на присяжных, которые не признают его действия попыткой изнасилования. Дана попробовала напрячь мышцы и поняла, что из ее затеи ничего не выйдет. Не сейчас, во всяком случае. Она была слишком разбита, слишком вымотана и подавлена всеми событиями этого долгого дня. Придется, видно, выслушать его историю до конца.
     - Андреаса Типфеля признали невиновным в убийстве венгерского офицера и отправили за Стену - его свернутые набекрень мозги все равно не оставляли властям Федерации другого выхода. Кажется, он обосновался в лагере Макомба-10, населенном в основном выходцами с Африканского Рога, во всяком случае, именно там его видели в последний раз. Сумасшедший или нет, он сохранил свою привязанность к черномазым мальчикам. К юным брюнеткам, полагаю, тоже.
     Дана прикусила губу, пытаясь хотя бы таким образом вырваться из вязкой трясины полусна-полуяви, в которую погружали ее слова Карпентера. Странное дело - ей бы сейчас злиться, бросаться на него с кулаками, биться в истерике - а вместо этого она чувствует себя введенной в состояние транса сомнамбулой. Может, Фил все же добавил ей что-нибудь в виски?
     - Теперь перейдем к гипотетической части нашей истории, - продолжал между тем Карпентер. - Представим себе, что у бравого инспектора Лигетти была привычка приводить домой... э-э-э... девиц легкого поведения. Жил он одиноко, старая экономка посещала особняк на Габсбург-авеню четыре раза в неделю по утрам, так что большую часть времени он мог водить к себе хоть зебр из зоопарка - никто бы его за это не упрекнул. Представим также, что одна из таких девиц настолько понравилась инспектору, что он оставлял ее у себя в квартире, уходя на дежурство, и даже, возможно, позволил ей пользоваться ключами от дома. Глупость, конечно, тем более непростительная, что мы говорим об офицере полиции, но многие ли сыны Адама способны сохранять рассудок, если дочери Евы всерьез хотят, чтобы они его потеряли? Предположим, что речь идет о совсем юной девочке, не старше пятнадцати лет, наивной и неиспорченной, насколько это слово может вообще быть применимо к представительнице древнейшей из профессий. Разумеется, Золтан Лигетти не ожидал от нее никаких неприятностей.
     Ораторская пауза, подумала Дана, когда Фил остановился, чтобы перевести дух. Ну что ж, в проницательности ему не откажешь. Только с ее легендой Карпентер попал в молоко - она с самого начала отказалась от мысли притвориться проституткой. Золтан действительно часто пользовался услугами профессионалок, но никогда бы не оставил такую девицу у себя дома. Когда они познакомились в башне для воздушных танцев на Замковой Горе, Дана рассказала ему правду - не всю, но правду. Она - фотомодель, юная звездочка одного из крупных будапештских агентств. Приехала из провинции, родственников в столице у нее нет (о том, что провинция - это Братислава, она благоразумно умолчала). В агентстве ее знали под именем Агота Чапо - нормальное венгерское имя, никаких опасных для бизнеса славянских ассоциаций. Так она Золтану и представилась. Инспектор слыл человеком замкнутым и скрытным, не в его привычках было делиться с приятелями и сослуживцами подробностями своей интимной жизни. Встретились они в конце июня, а к 17 сентября о существовании в жизни Золтана Лигетти фотомодели Аготы Чапо догадывалась разве что экономка.
     - И это было роковой ошибкой инспектора, - выдержав паузу до предела, продолжил Карпентер, - потому что вечером 17 сентября, пока офицер нес дежурство на мосту через Дунай, его юная подруга, воспользовавшись доверенными ей ключами, привела в квартиру на Габсбург-авеню Андреаса Типфеля. Типфель, искренне веривший в то, что имеет дело с сестрой хозяина дома, несколько раз удовлетворил свою страсть на широкой постели Золтана Лигетти, оставив на простыне некую органическую субстанцию - именно она, кстати, и легла впоследствии в основу порочащей честь убитого полицейского версии о гомосексуальном конфликте. Выждав строго определенное время, девушка выгнала любовника и тщательно уничтожила все следы собственного пребывания в доме, включая пресловутые отпечатки пальцев на бокалах. Остальное, собственно, не так уж и интересно. Когда Золтан Лигетти вернулся с дежурства, эта изобретательная девица, скорее всего, поднесла ему коктейль с какой-нибудь отравой. Может быть, для верности она его еще и придушила... но это уже игра моего воображения. Патологоанатомическая экспертиза проводилась лишь поверхностно, что вряд ли может быть поставлено в вину следствию, если вспомнить, в каком состоянии находился труп. Конечно, чтобы так разделать взрослого сильного мужчину, требуется немалая сноровка... Но кто сказал, что даже хрупкая девушка, вооруженная армейским виброножом, не в состоянии аккуратно распилить тело на шестьдесят четыре куска? Особенно если она целый год посещала занятия по анатомии в Братиславском медицинском колледже.
     Он все знает, обреченно подумала Дана. Он знает даже про колледж. Похоже, он вообще серьезно подготовился к этому разговору. Но почему же он завел его именно сегодня?
     - Мрачная история, - сказала она, еле ворочая языком. - Ты мастерский рассказчик, Фил. Не понимаю только...
     Каждое слово давалось ей с огромным трудом, и Дана не успела договорить фразу до конца, когда Карпентер перебил ее:
     - ...Какое отношение она имеет к тебе? Ты это хотела сказать? Скорее всего, никакого. Разве что по странному совпадению именно в том году в Будапеште в одном из модельных агентств подвизалась некая Дана Янечкова. Правда, тогда она предпочитала зваться Аготой Чапо. Венгерский национализм, не так ли? Словаки считались людьми второго сорта, и со славянским именем нечего было и надеяться сделать себе карьеру. Что ж, это так понятно...
     - Это преступление? - Дана сделала над собой немыслимое усилие и посмотрела Карпентеру прямо в глаза. Холодная голубая эмаль - никаких эмоций. Типичные глаза англосакса. - Взять себе сценический псевдоним - это преступление?
     - Разумеется, нет. - Фил снова наполнил свой бокал, и Дана заметила, что литровая бутылка опустела почти на две трети. - Мы сейчас говорим не о преступлениях, а о совпадениях. Самым странным совпадением во всей этой истории, однако, является тот факт, что за четыре года до своей ужасной гибели инспектор дорожной полиции Золтан Лигетти предстал перед судом за непреднамеренное убийство водителя грузовика, показавшегося ему террористом. Не спрашивай меня, почему суд оправдал Золтана, - для нашей истории это неважно. Важно то, что погибшего водителя звали Бронислав Янечков, и он был отцом фотомодели Даны Янечковой, выступавшей на подиуме под сценическим псевдонимом Агота Чапо. Той самой Даны Янечковой, которую Андреас Типфель знал как Аготу Лигетти, а сам Золтан считал... кем? Каким именем он звал тебя, Дана?
     - Не знаю я никакого Золтана. - Дана ворочала языком с таким трудом, словно он превратился в свинцовую болванку. - Это все твои измышления, Фил... твои гнусные выдумки... Пусти, я хочу лечь в постель...
     - Ляжешь, дорогуша, обязательно ляжешь, - успокоил ее Карпентер. - Осталось совсем, совсем немного. Я ведь только фантазирую, ничего больше. Нет никаких доказательств того, что лжесестра Лигетти, расчленившая его тело на шестьдесят четыре куска, фотомодель Агота Чапо и блистательная Дана Янечкова - одно и то же лицо. Никаких доказательств. Если не считать...
     Он замолчал и некоторое время выжидательно смотрел на нее. Дана прикрыла глаза, чтобы не видеть устремленного на нее холодного синего взгляда.
     - Офицеру.ФБР, занимавшемуся делом Андреаса Типфе-ля, не потребовалось много времени, чтобы проверить досье Лигетти и собранные Европолом данные. Когда он наткнулся на упоминание о погибшем водителе грузовика и об оправдательном приговоре, который вынес Золтану суд, ему показалось, что он, возможно, взял верный след. Он даже предпринял длинную и опасную поездку за Стену, чтобы расспросить Типфеля получше. Собственно говоря, именно он нашел Сатанаила в лагере Макомба-10. Он привез Типфелю несколько кристаллов с фотопортретами девушек - многие из них были отобраны наугад, но некоторые работали в 36 году в модельных агентствах Будапешта. И знаешь, что интересно, Дана? Он узнал ее. После стольких лет, после бесчисленных тюрем и психушек, куда бросала его судьба, после вскрывших его память мнемохирургов Андреас Типфель узнал свою Аготу. И это совпадение поражает больше, чем все предыдущие. Потому что портрет, на который указал Андреас Типфель, искренне веривший, что видит перед собой Аготу Лигетти, был твоим портретом, милая.
     - Ты же сам говорил - он сумасшедший. - Дана чувствовала, что еще чуть-чуть и она уснет прямо в кресле. Она перегнулась через подлокотник, чтобы поставить недопитый стакан с виски на пол. Платье, в которое она заворачивалась, при этом движении сползло вниз, открыв взгляду Фила крепкие загорелые груди. Нужно было поддернуть его, но руки перестали слушаться Дану. Стакан глухо стукнул об пол, маслянистая жидкость плеснула в нем, тяжело словно смола. Все-таки он что-то подмешал туда. - Никакой суд не станет слушать... не станет всерьез относиться... к словам сумасшедшего...
     Карпентер серьезно кивнул.
     - Ты права. Конечно, никто не осудит тебя на основании показаний душевнобольного. Но учитывая тот факт, что твой отец, возможно, был террористом, а убитый Золтан Лигетти - как-никак сотрудником полиции, хотя и венгерской, даже свидетельства Типфеля может оказаться достаточно, чтобы провести еще одну мнемохирургическую операцию. На этот раз тебе.
     Дана сжала зубы - до боли, до хруста в висках. На мгновение ей показалось, что силы вернулись к ней.
     - Мой отец не был террористом. Он не был террористом, слышишь? Он был шофером, обыкновенным шофером, он ездил на "Регуле", на огромном грузовике, возил из Германии воду и пищевые концентраты, а из Будапешта - лекарства. Может быть, они думали, что он везет наркотики, может, им просто захотелось пострелять... только они убили его, а суд их оправдал. Я не знаю, как звали тех мерзавцев, которые убили моего отца, я никогда в жизни их не видела. И ты никогда ничего не сможешь доказать судьям, Фил. Если ты только попробуешь потащить меня в суд, Роберт тебя в порошок сотрет. Все, я выслушала твою историю. А теперь убирайся из моей комнаты, убирайся немедленно! Пошел вон!
     Ей даже удалось встать со своего кресла. Ее изрядно пошатывало, но теперь она на две головы возвышалась над Карпенте-ром, который по-прежнему сидел на краю ее постели. Он поднял голову и посмотрел на Дану снизу вверх. Блестящие голубые глаза обжигали, какледяные лезвия.
     - В порошок сотрет, говоришь? А я думаю, у него теперь других забот хватит. Видела сегодня эту девочку, Мэллоун? Уверяю тебя, та еще стервочка. Она Роберта из рук не выпустит, даром что совсем еще соплюшка. Так что, если дело дойдет до суда, босс вряд ли тебе поможет. Конечно, мнемохирургия сейчас совсем безопасна, никаких осложнений, никаких фобий... Два часа сладкого сна - и ты свободна и счастлива. Правда, только в том случае, если ты действительно ни в чем не виновата. Но ведь тебе бояться нечего, не правда ли, Дана?
     На этот раз улыбка у него вышла почти ласковая. Карпентер поднял руку и потянул и без того сползшее вниз платье за рукав. Шелк зашуршал о шелк, холодная гладкая материя проскользнула у Даны между пальцев, и платье оказалось в руках у Фила. Он скомкал его и небрежно бросил на постель.
     - Прекрасная Дана, - произнес он торжественно. - Прекрасная Дана Янечкова.
     Его твердые пальцы дотронулись до ее живота. Дана вздрогнула, когда они ощупали золотую корону Сигурда и коснулись мягкой складки внутри пупка, но с места не сдвинулась. Мгновение назад она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выгнать Карпентера из номера, а сейчас из нее снова словно бы выпустили всю кровь. Как манекен, подумала Дана, я стою как манекен. Это неправильно, мне нужно сопротивляться, нужно вызвать полицию... Вместо этого она замерла будто парализованная и смотрела, как движутся его руки.
     - Это было бы непростительной ошибкой, - говорил тем временем Карпентер, кладя раскрытую ладонь ей на грудь. - Подвергать столь прелестное создание ужасной процедуре мне-мохирургического вмешательства. На правах человека, испытавшего ее на себе, могу лишь посоветовать не доводить дело до крайностей.
     Его короткие волосатые пальцы обследовали ее правую грудь. От них исходило тепло - не жар, а обессиливающее, расслабляющее тепло. Движения его были почти нежными, в них не чувствовалось спешки, грубости, нетерпения. Карпентер слегка помассировал грудь у самого основания, затем несколько раз аккуратно сдавил ее и наконец взялся двумя пальцами за сосок. Дана попыталась перехватить его руку, чтобы отбросить эти наглые, жесткие, умелые пальцы, но не смогла напрячь мышцы. Голова ее немилосердно кружилась, и каждое резкое движение могло закончиться потерей равновесия и падением на пол. Этого Дана боялась больше всего. Упасть - означало полностью сдаться на милость Филу, а в его благородстве она сильно сомневалась.
     Его голос глухо гудел у нее в ушах.
     - Ты же у нас умница, Дана, ты же очень умная девочка. Задумать и осуществить такое в пятнадцать лет - для этого нужно быть очень умной. Как красиво ты подставила этого Типфеля, так красиво, что он и сам до конца не понял, что же тогда произошло. Если бы не сканирование памяти, его отправили бы на электрический стул. Не твоя вина, что ты не предусмотрела такого варианта-в тридцать шестом году о мнемохирургии вообще мало кто слышал. Во всем остальном это было просто идеальное преступление, великолепно продуманное и не менее великолепно осуществленное. Надеюсь, что твои выдающиеся способности не угасли с годами. Во всяком случае, я предпочел бы сейчас иметь дело с правильно оценивающей ситуацию женщиной, а не с заводной куклой.
     Фил поднялся на ноги - плавным, гибким, текучим движением, и Дане вдруг вспомнилось, каким твердым казалось его тело под тонким шелком рубашки. Он ведь специально спровоцировал меня сегодня, мелькнула запоздалая мысль, он все подстроил так, чтобы Роберт вышел на шум, он с самого начала собирался показать мне эту сучку Мэллоун, он хотел, чтобы я поняла - рассчитывать мне больше не на кого. Но зачем, зачем? Что ему от меня нужно?
     Карпентер стоял теперь к ней вплотную - не прижимаясь, но очень близко. Дана чувствовала, как он дышит - с каждым новым вдохом расстояние между ними едва заметно сокращалось.
     - Ты очень красива, Дана. - Фил положил левую руку ей на талию. - Я не хотел бы обрекать такую красоту на беспросветную жизнь в тюрьме. Ты заслуживаешь большего.
     Большего, механически повтор