нок.  Кстати,   как
называется городок?
   - Джерром.
   - Да, Джерром. Они наверняка знают эту деревню, наверняка торгуют с  ней.
Расспросите, узнайте, какая из рыбацких семей  состоит  из  отца  и  дочери.
Выясните их имена и получите их описание. Если что, используйте силу.
   - Этого не понадобится, - ответил Паран. - Люди здесь общительны.
   Они остановились. На дороге среди тел  стояли  повозки,  волы  перебирали
копытами, заляпанными кровью. Солдаты грузили трупы, над их головами  вились
тысячи птиц. Вся сцена вселяла  панический  страх.  Вдалеке  стоял  капитан,
держа свой шлем за ремешки.
   Адъюнкт смотрела на все жестким взглядом.
   - Ради них, лейтенант, я надеюсь, вы не ошибетесь.
   Когда капитан смотрел на приближающихся всадников, что-то подсказало ему,
что его спокойные дни в Итко Кане  сочтены.  Шлем  оттягивал  его  руку.  Он
глядел на Парана. Это все этот негодяй с его голубой кровью.
   Он увидел, что Лорн смотрит на него.
   - Капитан, у меня к вам просьба.
   Капитан вздохнул.
   "Просьба. Как же. Императрица каждое  утро  заглядывает  в  свои  тапочки
посмотреть, не лежит ли там просьба".
   - Да, адъюнкт.
   Женщина спешилась,  за  ней  и  Паран.  Выражение  лица  лейтенанта  было
непроницаемо. Это высокомерие, или адъюнкт дала ему над чем поразмыслить?
   - Капитан, - начала Лорн, - я знаю, что в Кане идет призыв. Вы  не  могли
бы придумать повод, чтобы деревенские захотели приехать в город?
   - Приехать? Это проще, чем что-либо еще. В городе много чего есть.  Кроме
того, можно узнать все последние новости. Большинство  крестьян  понятия  не
имеют, что происходит в Генабакисе. Правда, они считают,  что  городские  уж
очень задирают нос. А могу я узнать, зачем?
   - Можете, - Лорн смотрела, как солдаты  расчищают  дорогу.  -  Мне  нужен
список призывников, особенно за последние два дня. Те, что из  города,  меня
не интересуют. Только из окрестных деревень.  И  только  женщины  и  пожилые
мужчины.
   - Тогда список будет невелик, адъюнкт.
   - Я надеюсь, капитан.
   - Вы уже знаете, что скрывается за всем этим?
   Не отрывая взгляда от работающих на дороге, Лорн ответила:
   - Понятия не имею.
   "Если так, - решил капитан, - то я покойный император".
   - Очень скверно, - пробормотал он.
   - Ах, да, - повернулась к нему Лорн. -  Лейтенант  Паран  теперь  в  моем
распоряжении. Я полагаю, вы внесете необходимые изменения.
   - Как прикажете, адъюнкт. С бумагами я вожусь охотно.
   Он чуть улыбнулся. Потом улыбка пропала.
   - Лейтенант Паран сейчас уедет.
   Капитан посмотрел на молодого офицера и улыбнулся. Работать с адъюнктом -
все равно что быть червяком на крючке. Адъюнкт -  крючок,  на  другом  конце
удилища - императрица. Пусть поиздевается.
   Выражение лица Парана было кислым.
   - Да, адъюнкт, - он сел на лошадь, отдал честь и поскакал по дороге.
   Капитан посмотрел ему вслед, потом спросил:
   - Что-нибудь еще, адъюнкт?
   - Да.
   Ее тон заставил его вздрогнуть.
   - Я хочу узнать, что думает солдат о присутствии  дворянина  в  структуре
имперского командного состава. Капитан посмотрел сурово.
   - Ничего хорошего.
   - Продолжайте.
   И капитан продолжил.

***

   Шел восьмой день набора рекрутов. Штабной  сержант  Араган  тупо  смотрел
перед собой, когда капрал втолкнул в комнату очередного молокососа. С  Каном
им просто повезло. Лучше всего ловить в мутной воде. Так сказал кулак  Кана.
Все, что слышали эти юнцы, были россказни.  А  от  россказней  не  прольется
кровь. От россказней вы не  проголодаетесь,  не  промочите  ноги.  Когда  вы
совсем молоды и только-только перестали ходить пешком под стол, нет  в  мире
оружия, которое было бы вам страшно, а россказни делают свое дело.
   Старуха  была  права.  Как  обычно.  Эти  люди  так  долго  находились  в
зависимости, что им начало  это  нравиться.  Да,  подумал  Араган,  с  этого
начинается обучение.
   Это был неудачный день,  местный  капитан  пришел,  наорал  и  исчез,  не
рассказав, что, собственно, происходит. Мало того, минут через десять  после
данного   инцидента   из   Унты   прибыла   адъюнкт   императрицы    Лейсин,
воспользовавшись одним из этих проклятых Путей. Хотя капитан никогда  ее  не
видел, от одного ее имени его бросало в жар. Истребительница магов, скорпион
в арсенале империи.
   Араган сидел, уставясь в стол, и  ждал,  когда  капрал  начнет  говорить.
Потом он поднял глаза.
   Призывник, которого он увидел перед собой, озадачил  его.  Капрал  открыл
рот, собираясь произнести гневную тираду и выставить призывника за дверь. Но
он закрыл рот, так ничего и не сказав. Инструкции кулака Кана были предельно
ясны: если есть две руки, две ноги и голова -  брать.  Генабакская  кампания
была сущим адом. Все время требовалось пушечное мясо.
   Он улыбнулся девушке, стоящей перед ним.  Она  полностью  соответствовала
описанию кулака. Пока еще.
   - Ладненько, ты ведь понимаешь, что ты хочешь вступить в ряды малазанских
военных моряков?
   Девушка кивнула, холодно глядя на Арагана.
   Лицо вербовщика застыло.
   "Проклятье, ей ведь лет тринадцать, будь она моей дочерью... Но почему  у
нее такой  взрослый  взгляд?"  В  последний  раз  он  видел  такие  глаза  в
Генабакисе, когда проходил с ротой  по  земле,  которая  пережила  пять  лет
засухи и два года войны. Такие старые глаза бывают от голода и вида смерти.
   - Как твое имя, дитя?
   - Значит, меня возьмут?
   Араган кивнул, у него внезапно разболелась голова.
   - Ты получишь приписку через неделю, если у тебя нет особых пожеланий.
   - Генабакская кампания, - тут же ответила девушка.  -  Под  командованием
верховного кулака Дуджска Однорукого.
   Араган заморгал.
   - Я сделаю заметку, - мягко сказал он. - Имя?
   - Горечь. Меня зовут Горечь. Араган записал имя в книгу.
   - Свободен, рядовой. Капрал расскажет тебе, куда идти.  И  смой  грязь  с
ног, - добавил он, когда Араган какое-то  время  писал,  потом  остановился.
Дождя нет уже несколько недель. А грязь у нее на ногах серо-зеленая, а вовсе
не красная. Он отбросил перо и  помассировал  виски.  "Ну,  хотя  бы  голова
проходит".

***

   Джерром лежал в полутора  лигах  в  глубь  континента  у  старой  канской
дороги. Эта дорога до императорских времен редко использовалась с  тех  пор,
как была построена новая  вдоль  побережья.  Теперь  путники,  встречавшиеся
здесь, были в основном пешими: местные фермеры и рыбаки  со  своим  товаром.
Повсюду валялись обрывки материи, поломанные корзины  и  рассыпанные  овощи.
Последним свидетелем исхода был мул, стоящий у обочины, утопающий  ногами  в
горе риса. Он посмотрел на Парана, когда тот проехал мимо, своими огромными,
влажными глазами.
   Рассыпанные овощи были свежими, не более  одного  дня,  фрукты  и  зелень
начали портиться только теперь, под палящим солнцем.
   Его лошадь шла медленным аллюром. Паран увидел в  песчаной  дымке  первое
строение торгового города. Никто не сновал  между  кирпичными  домиками,  ни
одна собака не выскочила навстречу приезжему, видна была только  телега  без
одного колеса. Дополнял картину неподвижный воздух и тишина. Птицы не  пели.
Паран вынул из ножен меч.
   Подъехав к околице, Паран остановил лошадь. Исход был паническим. Тел  не
было, не было и признаков нападения или  разорения.  Он  медленно  выдохнул,
затем пустил лошадь вперед. Главная улица была по сути единственной, ведущей
через  весь  Т-образно  выстроенный  город.  По  обеим  ее  сторонам  стояли
двухэтажные дома: так принято  в  империи.  Ставни  закрыты,  тяжелые  двери
заперты. Паран подъезжал к ближайшему дому.
   У дома он спешился, привязал лошадь, потом  оглянулся  назад,  на  улицу.
Нигде никакого движения. Вынув меч из ножен, он подошел к  двери.  Это  было
административное здание.
   Парана остановил  негромкий  непрерывный  звук,  он  был  слишком  тихим,
поэтому лейтенант не услышал его  раньше,  но  теперь,  стоя  перед  тяжелой
дверью, Ганоез прекрасно слышал неясное бормотанье,  от  которого  волосы  у
него встали дыбом. Паран покрепче ухватил меч и выставил  его  перед  собой.
Затем он распахнул дверь.
   В неясном свете лейтенант увидел какое-то шевеление; потревоженный воздух
был наполнен  запахом  разлагающейся  плоти.  Паран  тяжело  дышал,  во  рту
пересохло. Он стоял и ждал, когда глаза привыкнут к темноте.
   Паран заглянул в большую  комнату.  Послышалось  шевеление  и  непонятные
горловые  звуки.  Комната  была  полна  черных  голубей,  ворковавших   свою
бесконечную песню. Под шевелящимся птичьим  покровом  лежало  то,  что  было
когда-то человеком. Тело распростерлось на  полу  среди  помета.  В  воздухе
висел тяжелый запах пота и смерти.
   Он шагнул внутрь. Голуби зашевелились, но не  обратили  на  него  особого
внимания.
   Сквозь полумрак Паран смог различить человеческие лица с пустыми глазами.
Лица были синего цвета, будто бы люди задохнулись. Паран задержал взгляд  на
одном из солдат.
   - Ох, вредно для здоровья, - пробормотал он, - носить форму в наши дни.
   "Только птицы и услышат эту шутку. Кажется,  я  больше  не  люблю  черный
юмор". Паран  встряхнулся  и  прошелся  по  комнате.  Голуби  с  воркованьем
уворачивались от его тяжелых башмаков. Дверь в кабинет старшего офицера была
приоткрыта. Через небольшие отверстия в ставнях в комнату  проникал  тусклый
голубоватый свет. Убрав меч в ножны, Паран  вошел  в  помещение.  За  столом
сидел капитан с лицом в пятнах синего, серого и зеленого цвета.
   Паран смел со стола перья и посмотрел в бумаги, лежавшие перед капитаном.
От его прикосновения пергамент раскрошился.
   "Тщательно убрать все следы".
   Он повернулся, медленно прошел  обратно,  вышел  на  свет.  Потом  закрыл
дверь, как, без всякого сомнения, поступили и жители.
   Вряд ли стоило участвовать в  данном  мрачном  преступлении,  совершенном
магией. Оно явно имело продолжение.
   Паран отвязал лошадь, сел в седло и выехал из покинутого  города.  Он  не
оглядывался назад.
   Солнце тонуло в  багровых  облаках  на  горизонте,  Паран  изо  всех  сил
старался держать глаза открытыми. Очень длинным был этот  день.  "Чудовищный
день". Местность вокруг, когда-то знакомая  и  безопасная,  превратилась  во
что-то совсем иное, - место было охвачено темными клубами магии. Ему  совсем
не хотелось провести эту ночь под открытым небом.
   Лошадь  шла  вперед,  опустив  голову.   Медленно   опускались   сумерки.
Подстегиваемый собственными мрачными мыслями, Паран пытался осознать, что же
произошло с утра.
   Он подумал о тех синих лицах в тенях и о капитане в гарнизоне Кана. Потом
мысли его обратились в будущее. Служба у адъюнкта будет поворотным пунктом в
его карьере; неделю назад он и помыслить о таком не смел. Его отец и  сестра
были в ужасе от избранной им профессии. Как и многие другие юноши и  девушки
знатного происхождения, он сразу решил  пойти  на  военную  службу,  пытаясь
снискать почет и уважение, в котором было отказано целому классу.  Но  Паран
хотел чего-то  более  волнующего,  чем  офицерские  попойки  или  разведение
лошадей.
   Не принадлежал он и к числу тех, кто выслуживался, стремясь ко все  новым
чинам. Парану не повезло - его отправили в  Кан,  где  залечивал  свои  раны
гарнизон ветеранов. Там к молодому  лейтенанту,  а  тем  более  аристократу,
никто не испытывал ни малейшего почтения.
   Паран считал, что все изменилось после резни на дороге.  Он  был  гораздо
полезнее, чем многие из ветеранов, чьи знания и умения ограничивались конным
заводом. Более того, он, чтобы выказать свое хладнокровие и профессионализм,
добровольно принимал участие в расследовании.
   Лейтенант все сделал, как надо, хотя знакомство с  деталями  происшествия
было... неприятно. Пока он бродил среди тел, в его ушах стоял жалобный крик.
Глаза Парана отмечали  подробности  -  странный  поворот  тела,  неожиданная
улыбка на мертвом лице, - но хуже всего было то, что случилось  с  лошадьми.
Ноздри и пасти животных были в пене - верный признак панического ужаса, раны
- рваные и огромные, -  чудовищны.  Пятна  навоза  и  желчи  покрывали  бока
когда-то гордых скакунов, вес было в крови  и  ошметках  мяса.  Он  едва  не
зарыдал над этими животными.
   Паран заерзал в седле, чувствуя, как судорога проходит по сжатым в кулаки
рукам. Лейтенант держался все это время достойно,  но,  когда  воспоминал  о
чудовищном  зрелище,  казалось,  что  вся  его  уверенность  и  сдержанность
растаяли. Теперь все презрение, которое  он  выказал  ветеранам,  беспомощно
опускавшим руки и падавшим на дорогу, было впору выказать самому  себе.  То,
что он увидел в Джерроме (всего лишь отдаленное эхо событий на дороге), было
тяжким ударом по его и  без  того  кровоточащей  душе,  еще  одной  попыткой
разрушить его умение держать себя в руках.
   Паран с трудом выпрямился в седле. Он сказал адъюнкту, что его  молодость
окончилась.  Он  сказал  ей  кое-что  еще,  бесстрашно,  не  задумываясь   о
последствиях, отбросив все те предостережения, которые пытался  внушить  ему
отец.
   Откуда-то издалека пришло  к  нему  старое-старое:  спокойная  жизнь.  Он
отвергал это тогда, отвергал и теперь. Адъюнкт почему-то  заметила  его.  Он
спросил себя сейчас в первый раз, имел  ли  он  право  гордиться  этим.  Тот
командир прежних времен, у стен Мотта, он плюнул бы на Парана с  презрением,
если бы он оказался теперь перед  ним.  "Лучше  бы  ты  прислушался  к  моим
словам, сынок. Ну, посмотрим теперь на тебя".
   Его лошадь вдруг рванулась вперед, стуча  копытами.  Паран  схватился  за
меч,  тревожно  вглядываясь  в  сумрак.  Дорога  шла  между  рисовых  полей,
ближайшее жилье находилось далеко. А на дороге откуда-то возник силуэт.
   Подул холодный ветер, заставивший лошадь прижать  уши;  ноздри  животного
тревожно раздувались.
   Человек стоял в тени, он был высок, одет в плащ с капюшоном, узкие  брюки
и кожаные ботинки. К узкому ремню был прикреплен длинный  кинжал  -  обычное
оружие для  воинов  Семи  Городов.  На  руках  человека,  на  которые  падал
зеленоватый отсвет, блестели кольца. Кольца на всех  пальцах,  по  несколько
колец на каждом пальце. Он поднял одну руку, держа глиняную бутыль.
   - Хочешь пить, лейтенант? -  спросил  он  негромко,  неожиданно  приятным
голосом.
   - Откуда ты знаешь меня? - спросил лейтенант, не убирая руку от меча.
   Человек улыбнулся, откидывая капюшон. У него было вытянутое лицо,  слегка
зеленоватая кожа, глаза  темные,  странной  формы.  Он  выглядел  не  старше
тридцати, хотя волосы его были белыми.
   - Меня попросила адъюнкт, - пояснил незнакомец. - Она с нетерпением  ждет
твоего отчета. Я  должен  сопровождать  тебя,  мы  должны  поспешить,  -  он
встряхнул бутылью. - Но сперва отдых. У меня  в  карманах  хватит  всего  на
целый  пир,  гораздо  больше,  чем  смогут  предложить  в  этих   несчастных
деревеньках. Пойдем со мной вон  туда,  на  обочину.  Мы  сможем  развлечься
беседой и созерцанием крестьян. Меня зовут Весельчак.
   - Я знаю это имя, - сказал Паран.
   - Ну да, знаешь, - ответил Весельчак. - Это я и есть, увы. В  моих  жилах
течет кровь Тисте Анди, она, без  сомнения,  ищет  исхода  из  человеческого
тела. Я был тем, кто убил королевское семейство в  Унте:  короля,  королеву,
сыновей и дочерей.
   - А также двоюродных, троюродных, четверою...
   - Не оставив никакой надежды. Таков был мой долг Когтя. Но ты  так  и  не
ответил на мой вопрос.
   - Какой?
   - Хочешь пить?
   Паран, усмехаясь, спешился.
   - Мне казалось, что ты говорил что-то о спешке.
   - Мы и поспешим, как только утолим  голод  и  побеседуем,  как  приличные
люди.
   - Приличия, кажется, не входят в список твоих умений, Коготь.
   - Это самое любимое мое  умение,  которое  в  последнее  время  почти  не
практикуется. Ты ведь уделишь мне немного твоего  драгоценного  времени,  уж
коль скоро я буду сопровождать тебя.
   - О чем вы там беседовали с адъюнктом - это ваши дела,  -  сказал  Паран,
приближаясь. - Я ничего тебе не должен, Весельчак. Кроме вражды.
   Коготь вынимал из карманов бесконечные свертки, за  которыми  последовали
два хрустальных бокала. Он вынул пробку из бутылки.
   - Старые раны. Я понимаю, что ты чувствуешь по поводу всего  этого,  хоть
ты и сторонишься знати, - он наполнил бокалы янтарным вином. - Но теперь  ты
-  часть  империи,  лейтенант.  Она  будет  руководить   тобой.   А   ты   -
беспрекословно  подчиняться  ее  воле.  Ты  всего  лишь  винтик  в   большом
механизме. И только. Не больше, не меньше. Время старых обид прошло. Итак, -
он передал Парану  бокал,  -  да  здравствует  новая  жизнь,  Ганоез  Паран,
лейтенант и помощник адъюнкта.
   Усмехнувшись, Паран принял кубок.
   Они выпили.
   Весельчак улыбнулся, потом достал шелковый платок утереть губы.
   - Теперь проще? Как мне тебя называть?
   - Просто Параном. А тебя? В каком ныне чине Коготь империи?
   Весельчак снова улыбнулся.
   - Когтем по-прежнему руководит Лейсин. Я ей помогаю. Я  помощник  на  все
руки. Ты тоже можешь называть меня  просто  по  имени.  Я  не  из  тех,  кто
придерживается формальностей, когда это выходит за рамки здравого смысла.
   Паран уселся на грязную дорогу.
   - А мы зашли за эти грани?
   - Без сомнения.
   - Откуда ты знаешь?
   - А я... - Весельчак начал  разворачивать  свои  свертки,  доставая  сыр,
хлеб, фрукты и ягоды, - знакомлюсь только двумя способами. Второй ты видел.
   - А первый?
   - Увы, при нем не хватает времени на обычные церемонии представления.
   Паран медленно развязал шлем и снял его.
   - Хочешь знать, что я видел в Джерроме? - сказал  он,  проводя  рукой  по
черным волосам. Весельчак пожал плечами.
   - Расскажи, если хочешь.
   - Тогда я лучше подожду встречи с адъюнктом. Коготь улыбнулся.
   - Ты учишься. Не стоит легкомысленно относиться к тому, что знаешь. Слова
как деньги, их надо копить.
   - Чтобы потом умереть на золоте, - заключил Паран.
   - Ты голоден? Терпеть не могу есть в одиночестве. Паран взял предложенный
ему хлеб.
   - А что, адъюнкт и правда ждет с нетерпением,  или  ты  здесь  по  другим
причинам? Коготь с улыбкой поднялся.
   - Увы, разговор завершен. Наш путь открыт, - он повернулся к дороге.
   Паран увидел, как завеса воздуха рассеялась, полился мутный желтый  свет.
"Путь, тайная Тропа магов".
   - Дыхание Худа, - выдохнул он, пытаясь унять внезапную дрожь.  Внутри  он
видел сероватую дорогу, по  обеим  сторонам  которой  возвышались  невысокие
стены, завершавшиеся арками из  плотного  коричневатого  тумана.  Воздух  со
свистом втягивался в Путь, создавая пылевые завихрения и заставляя танцевать
пылевые призраки.
   - Тебе придется привыкнуть к этому, - произнес Весельчак.
   Паран взял лошадь под уздцы и привязал шлем к седлу.
   - Веди, - сказал он.
   Коготь с уважением посмотрел на него и шагнул в Путь.
   Паран пошел следом. Вход закрылся за ним. Дорога вела  вперед.  Итко  Кан
пропал, как  и  все  остальные  признаки  реальности.  Мир,  в  котором  они
очутились, был  пуст  и  безжизнен.  Вдоль  пути  виднелись  лишь  небольшие
холмики, похожие на кучки золы. В воздухе висел песок, пахло металлом.
   -  Добро  пожаловать  в  имперский  Путь,  -  чуть  насмешливо   произнес
Весельчак.
   - Польщен.
   - Создано силой того... что здесь было раньше. Требовались  ли  и  раньше
такие же усилия? Только боги это знают.
   Они двинулись вперед.
   - Полагаю, - заявил Паран, - что боги не претендуют на этот Путь. Поэтому
можно не платить входную пошлину привратникам, невидимым охранникам мостов и
всем остальным, обитающим в Пути, чтобы служить своим бессмертным хозяевам.
   Весельчак засмеялся.
   - Ты полагаешь, что Путь так густо населен? Да. Идеи непосвященных  очень
забавны. Полагаю, с тобой будет интересно идти, хотя продлится это недолго.
   Паран замолчал. Потолок довольно низко нависал  над  кучками  золы,  верх
Пути был коричневого цвета, низ - темно-серого. П